Сожаление

Кейтилин Старк никогда не любила свою невестку, зато Робб любил. Да и почему бы ему её не любить? Мужская любовь слепа, она лишь видит, но на большее редко бывает способна. У Дейенерис Таргариен были чудесные нежные глаза цвета лепестков фиалок, бубенчики позвякивали в её волосах, а улыбка манила, ласковая, но порочная. Кейтилин нечасто встречала настолько красивых женщин; одна такая однажды породила Джона Сноу. В них таилась сладость и горе, тоска и беды за нежностью прикосновений и ласкою губ. Ни крепкой семьи, ни надёжной поддержки, ни тёплых вечеров у камина, ни вечной любви не обещали Роббу объятия Дейенерис Таргариен. Кейтилин так и сказала ему об этом. Да только Робб ей не поверил: ох уж эти дети, желающие узнать цену своих ошибок на собственном опыте и упорно выбегающие в мороз с непокрытой головой в распахнутой на груди шубе. Кейтилин оставалось лишь молчать, поджимая губы, и смотреть, как среброволосая королева очаровывает её сына. Как он заслушивается её смехом, как замирает, когда она начинает говорить, как старается быть отстранённым и вежливо-обходительным, но суровым, и в то же время не может отвести от неё взгляд и не улыбнуться ей, когда улыбается она. Кейтилин знала, к чему это идёт. Кейтилин догадывалась, чем обернётся твёрдое «нет», которое её Робб произнёс в ответ на предложение Дейенерис Таргариен преклонить перед ней колено. Она не была мужчиной, следовательно, не была и слепа. Даже когда Робб отказывал этой хрупкой девочке, тонкой и прозрачной, словно родниковая вода, словно таящий в ладонях снег, он смотрел на неё так, что Кейтилин всё поняла. Кейтилин поняла, что он скажет ей «да», дай только время. И Дейенерис ведь тоже не была дурой — дала. Была рядом, не уговаривала, не пыталась убедить, не угрожала, но и не уехала сразу, получив отказ — задержалась в Риверране на несколько недель. И спустя девять дней Робб уже произносил клятвы, стоя у чардрева, и держа её тонкие пальчики в своей ладони. Он сказал ей «да» на всё. И ни возмущение Эдмара, ни разумные возражения дяди Бриндена, ни слова самой Кейтилин не смогли удержать его от того, чтобы он встал перед Дейенерис Таргариен, королевой Дейенерис Таргариен, на колени и принёс ей уже другие клятвы — хотя о всё той же верности и преданности, но уже и о подчинении. Дейенерис, его королева Дейенерис, приняла их с улыбкой. Кейтилин знала, что так случится, но она чувствовала и то, что это не обернётся добром. Не потому что мать Дейенерис Таргариен схоронила пятерых детей, родив троих, не потому что отец Дейенерис Таргариен затянул верёвку на шее Брандона Старка. Кейтилин смотрела на неё, не безумную — очаровательную, с мягкими улыбками, с жёстким взглядом, с обворожительным смехом, с серебристой короной на лбу — и видела беду. Не бывает счастливым брак, в котором муж подчиняется жене, когда муж подвластен жене и когда на жену так заглядываются мужчины. И беда пришла. Кейтилин ждала её с тех самых пор, как маленькая королева с длиной косой и не забывающимися фиолетовыми глазами переступила порог дома её отца. Только ждала — не оттуда. Она полагала, что власть вскружит её голову, что обман будет обнимать её, словно самый страстный любовник, что в постели её окажутся другие мужчины, чья поддержка понадобится ей или чьи слова будут пропитаны мёдом и ложью. Но Джорах Мормонт смотрел всё так же тоскливо, а в ответ на заигрывания других мужчин она лишь улыбалась и вновь возвращалась в руки Робба. Не изменили этого ни разлука, ни чужое внимание, ни власть, ни беда. Кейтилин видела, она оставалась в Королевской Гавани, пока сын был на Севере. А она уж с упорством искала доказательства измены в поведении невестки. Не нашла. У Дейенерис Таргариен были узкие бёдра. Она сказала Роббу об этом, когда он объявил ей о том, что завтра в Богороще возьмёт серебряную королеву в жёны. И Кейтилин была права, как никогда, пусть и не хотела оказаться правой. Узкие бёдра Дейенерис Таргариен не выпустили на свет живыми четырёх её внуков: три из них были девочками, а один — мальчиком. Дейенерис даже дала им таргариеновские имена, хотя никто из них не прожил достаточно, чтобы вдохнуть воздух вне её утробы. И лишь малышка Рейенис дотерпела до должного срока прежде, чем покинуть тело Дейенерис, но это её не спасло. Дыхание застыло на её посиневших губах, а пуповина крепко сжала шею. Кейтилин видела, как мрачнел её сын, как льдистым узором затягивался его взгляд, словно речная вода по зиме, но как нежны оставались поцелуи, которые он дарил Дейенерис Таргариен. Кого он проклинал, кого винил, кого молил, чтобы зародившая в чреве его жены жизнь продлилась долго, — Кейтилин не знала. Знала лишь то, что его чувства к жене оставались прежними. Не на хрупкие плечи Дейенерис Таргариен легла вина за четыре жизни, не продлившиеся и года. Но она чувствовала себя виноватой. Кейтилин подмечала это в осторожной улыбке, когда Робб целовал ей веки, когда обнимал со спины, когда просто находился рядом. Робб бы и хотел, чтобы всё было по-прежнему, но все переменилось. Кейтилин тихо вздыхала и отводила взор. Она молчала, ей нечего было сказать. Она могла бы сказать Роббу, что предупреждала его. «От дракона пощады не жди, — говорила она. — От неё не увидишь любви. От неё не дождёшься преданности, верности и тепла. Только горе накликаешь». Она могла бы сказать Роббу, что она ему говорила. Кейтилин хотела бы, чтобы серебряная королева изменяла её сыну, чтобы повела себя несправедливо по отношению к нему, чтобы голову ей вскружила власть, тогда бы было, кого винить. Тогда бы она могла сказать, что говорила ему. Но Дейенерис Таргариен была лучшей женой её сыну, которую только может желать мать. Но Дейенерис Таргариен любила её сына. И внутри неё погибали его дети.