Челлендж "Winter In Love" (сборник текстов)

— Ларри? А этот ваш... Дейл Кар-не-ги... он кто такой вообще? Я посмотрел на Ака, нахмуренного и сердитого, и улыбнулся про себя. Потому что понял, о чём он спрашивает. Ак вполне мог нагуглить Карнеги самостоятельно, в той же Википедии: педагог, публицист, оратор, автор множества теорий успешного общения. Тут речь скорее о том, насколько вообще можно прислушиваться к этому Карнеги: значимая личность он в нынешнюю эпоху или так, очередной прожектёр со своими идеями. Лично я больше склонялся к прожектёру. Потому что сам его слегка недолюбливал. — Карнеги — теоретик, — сказал я и по обыкновению подсел рядом на диван, чтобы тоже глянуть, что Ак на этот раз нарыл в сети. — Я читал его книги и сильно сомневаюсь, чтобы свои теории он хоть раз применял на практике. Просто он умел продвигать себя, и потому знаменит. Кажется, Ак выдохнул с облегчением. — А чем он тебя так зацепил, если не секрет? — Просто тут написано, — Ак развернул ноут экраном ко мне, — про теорию общения. Видишь? «Дейл Карнеги вывел правило трёх плюсов, которые помогают установить контакт с любым человеком без особых усилий. Это — улыбка, имя, комплимент». Комплимент! — повторил Ак таким голосом, каким, наверное, в бытность свою правителем говорил «казнить!» — Гмм, — я пожал плечами. Грешным делом, никогда не любил комплименты. Что-то в них слышится такое... нечестное. — То есть этот ваш Карнеги предлагает улыбаться — и врать в глаза! И это называется успешным общением! Да во имя Осириса, это... Я аккуратно забрал у осерчавшего правителя ноут и отнёс на стол, во избежание аварий. А самого правителя обнял за плечи и сказал тихонько: — Ш-ш-ш. Я понимаю, да. Ак рассказывал мне, причём не раз, как в своё время являлись к нему с докладами чиновники: толстые, вальяжные, с хитро прищуренными заплывшими глазками. Как они — вот словно точно по Карнеги! — сперва улыбались, потом называли правителя по имени — по всем пяти тронным именам, если быть точным, и ни один, собака, ни разу не запутался! — а потом начинали говорить комплименты. Точнее, рассказывали царю Египта о том, какой он и прекрасный, и великий, и как его свет озаряет пределы всей страны, и как ослепляет всех подданных блеск его глаз и величие его осанки, и что-то там ещё про его острый ум, храброе сердце, внимательный взор и так далее, и так далее! И только потом начинали шуршать папирусами и отчитываться, как идут дела в государстве. — Представляешь, — горячился Ак во время очередного рассказа, — я уже через пару месяцев стал понимать: чем цветистее и дольше все эти... комплименты, тем больше вероятность, что какое-то количество зерна, тканей или золота ушло мимо государственной казны вот этому чиновнику в карман! Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Я кивал, потому что, конечно, все было очень даже понятно. Да, на древнеегипетских одеждах не было карманов, тут Ак выражался по-современному. Но то, что всеми этими комплиментами чиновники стремились заморочить голову неопытному мальчишке — это ясно было почти с самого начала. Однако Акменра, надо отдать ему должное, очень быстро это понял. — Я стал слушать все возвеличивания вполуха, а вот папирусы читать — очень внимательно. Более того, я начал запрашивать разные сведения у разных государственных лиц — и сравнивать. Вскоре всем стало понятно, что у меня мимо носа ничего не пронесёшь, — гордо рассказывал Акменра. — Казна начала пополняться быстрее, а карманы некоторых чиновников — похудели. Я снова кивал, привычно делая в уме поправку насчёт карманов. — Они ещё так поражались, когда я говорил — а вот в прошлый раз вы мне докладывали совсем другое! У вас тогда на пропитание строителей пирамиды было затрачено столько-то мер ячменя, а теперь — больше. Так ошибка была тогда или сейчас? Ак прищуривался и смотрел на меня, показывая, как расспрашивал своих подчинённых: я подумал, что не хотел бы в те времена оказаться на их месте под таким взглядом. Ой, не хотел бы!.. Другое дело, что юному правителю не простили такой внимательности. Раньше было заведено, что фараон — или как в те времена говорили, несу-бити! — торчит на троне только для красоты и величия Египта, а все операции с хлебом и золотом проворачивают ближайшие подданные. И что правитель даже не вникает ни в какие подробности. И отец Акменра не вникал; а вот сам Акменра — решил вникнуть. В том числе и это его погубило. И сам он сейчас понимал это очень хорошо. — Кто-то из чиновников вольно или невольно подогрел возмущение моего брата в том, что трон достался не ему. Да и сами наши придворные очень бы не возражали, если бы правителем стал Камунра: ему была нужна показная власть и дутое величие, а что там с ячменём и тканями — его совершенно не волновало бы! Ну, и вот... Я знал подробности, знал уже давно: как была сперва ослаблена, а потом подкуплена ночная охрана правителя, и как ночью старший брат пришёл к нему в спальню с ножом в руках. Вот, наверное, придворные-то порадовались. Хотя мы с Аком в этом позволили себе усомниться. Потому что Камунра наверняка стал бестолково жестоким правителем. Ну, что уж теперь, как говорится. А вот комплиментов Ак с той поры в принципе не переносил. И как-то сказал мне: — Ты не представляешь, какое счастье, что ты не начал мне при первой встрече никаких комплиментов говорить: ни о моем величии, ни о прочем таком. — Да ты что, — смеялся я, — какие комплименты, тут скрижаль украли! — Вот именно. Я ещё боялся, что ты мне в ноги упадёшь, и я тогда вообще не смогу... ты мне сразу понравился просто. А если бы ты начал всю эту бодягу... Я мысленно отметил, что слово «бодяга» Ак наверняка подхватил у Ника. Но это при всей царственности неожиданно ему шло. И сказал как на духу: — Ты же знаешь, я тоже терпеть не могу комплименты. Ни говорить, ни слушать. Тоже какой-то внутренний сигнал: обман, обман, тревога! Но честно, безо всяких комплиментов, могу тебе сообщить, что у тебя красивые глаза. И что к этим глазам чертовски идёт тот джемпер, что мы на той неделе купили в круглосуточном. А потом добавил шёпотом: — А ещё ты умный, смелый, сильный и классно управляешь государством. И это тоже ничуточки не комплимент. А твои древние египтяне сами дураки, что не захотели жить под руководством такого классного правителя. Ак посмотрел на меня — и совершенно несолидно фыркнул. Потому что уже знал, что я ему никогда не вру.