Челлендж "Winter In Love" (сборник текстов)

— Видите ли, Дэйли, — строго говорил Макфи, — у меня в работе есть принцип, и я предпочитаю свято ему следовать! Я слушал, помалкивал и думал: ничего себе, всего второй день я вновь работник этого музея, а мне уже директор нотации читает. Мне и удостоверение новое выдали: фотография там у меня — полная умора. Туда ещё подпись нужна: «Лоуренс Дэйли изо всех сил старается не улыбаться». — Если сотрудник совершил ошибку, — продолжал тем временем Макфи, — то он должен её и исправлять! Поэтому именно вам я поручаю поехать в аэропорт и забрать груз. И протянул мне бумаги. «Настоящим подтверждается передача Британским музеем, Лондон, Великобритания, музею Естественной истории, Нью-Йорк, США, двух единиц хранения…» — Да! — выпалил я. — Да, конечно!.. И улыбнулся наконец, как самый настоящий идиот. Я так и не переставал улыбаться, пока гнал фургон к аэропорту. Хотя вряд ли можно будет сказать «гнал»: скорее аккуратно ехал, осторожно, чтобы, упаси боже, не попасть в какую мелкую аварию. Это затраченное время, а мне очень некогда: там, в аэропорту, меня ждёт… груз. Две единицы хранения. Поэтому я всю дорогу вспоминал: торопись медленно. В конце концов, столько лет ждали, еще немножко подождём! Я подъехал к служебной парковке и показал удостоверение и бумаги хмурому охраннику. Тот посмотрел на меня, на моё фото, потом опять на меня, пожал плечами и открыл ворота: — Вон там, на той стороне, свободные места. Оттуда удобнее будет вставать под погрузку. Я благодарно кивнул, зарулил куда сказали и пошёл с бумагами под мышкой в зону выдачи. Мрачный мужик за стойкой тоже долго крутил моё удостоверение, а потом буркнул себе под нос:  — Музейщики совсем рехнулись. Удостоверению два дня: неопытного сотрудника за таким грузом посылать? Вы хоть знаете, ЧТО вы там повезёте? И сколько это стоит?.. О, конечно, я прекрасно знал: и что — точнее, кого! — я там повезу, и сколько это стоит. Особенно для меня. А вслух сказал: — Я работал в этом музее с две тысячи шестого года. Потом сделал перерыв на учёбу. А теперь снова там работаю. И я прекрасно знаю, что за груз, понимаю все его особенности, я видел эти вещи распакованными, и как с ними обращаться — представляю хорошо. Директор музея доктор Макфи своё дело знает отлично, и послал за грузом самого опытного сотрудника. Закончив свою тираду, я победно глянул — и опять заулыбался. Да что ж ты будешь делать-то, никакой солидности. Ящик я узнал сразу. «Осторожно», «Не кантовать», «Хрупкое», «Британский музей». Чёрт! Если бы со мной рядом не стоял этот мужик с выдачи, я бы, честное слово, бросился бы на ящик грудью и обнял его, насколько мог, а ещё покричал бы туда: — Эй! Привет! Это я! А потом тихонечко бы сказал: — Я соскучился. Вместо этого я сделал строго-равнодушное лицо и пристально поглядел на своего сопровождающего, а он — на меня: — Вот ваш груз. Проверяйте целостность упаковки, потом посмотрим содержимое. У меня аж руки задрожали, когда ящик поехал через рентгеновский аппарат. — Вот одна единица хранения, — говорила девушка за пультом, — видите? Я кивал. Конечно, да, я видел: наша скрижаль. — А вот вторая. По документам она комплектная, опечатанная… Саркофаг! Да, да, комплектная — значит, там ещё и церемониальный костюм. А главное… — Я надеюсь, оно не выскочит и не оторвёт нам головы?.. — хохотнул мужик с выдачи. Девушка за пультом побелела: — Кто выскочит?! — Мумия, — страшным голосом ответил мужик. — Ты думаешь, у этих музейщиков там что? Там мумия! Настоящая! Из Лондона домой возвращается! Я стоял рядом и молча улыбался. Да, приятель, ты прав: там настоящая мумия, и она возвращается домой. — Всё в порядке? — обратились наконец ко мне. — Подъезжайте тогда на погрузку. И тут я не выдержал: — Только вы… аккуратнее, пожалуйста. Кстати, там написано — не кантовать, хрупкое. — Да вижу я! Что вы так волнуетесь? Боитесь, что оно… всё-таки выскочит? Я опять молча усмехнулся. Нет, сейчас оно ещё не выскочит. Сейчас время только к обеду. Мне — нам! — осталось подождать всего четыре часа. Перед тем, как тронуть фургон, я открыл окошечко в перегородке между водителем и грузовым отсеком и заглянул туда. И наконец-то сказал: — Привет. Я соскучился!.. А потом рулил по трассе в город и орал песни, как ненормальный. — Всё, что тебе нужно, это любо-овь! Любовь — это всё, что тебе нужно-о!.. Я горланил Битлов всю дорогу, и мне упорно казалось, что Ак в своём ящике слышит, как я пою. Когда мы приехали, и грузчики поднимали экспонаты в египетский зал, я шёл следом и снова улыбался, как придурочный. Осталось полтора часа до заката… час… полчаса… Уже ушёл Макфи, явившийся с проверкой — всё ли на местах. Убрались недовольные грузчики, проклиная «тяжеленную египетскую хреновину». Убежали дневные сотрудники, в том числе Ребекка — она улыбнулась мне, подмигнула и помахала рукой на прощание. Началась моя смена. Я сдвинул верхнюю плиту, как когда-то. Проверил замки — ха-ха, они как были забиты зубочистками, так и остались. Ну что же… Засветилась скрижаль, и я сдвинул крышку. — Ларри? — Акменра открыл глаза, увидел меня и сел в саркофаге. — Я… дома? — Дома, — выдохнул я и обхватил его за плечи. — Ак, господи… Мы тыкались губами друг в друга, не открывая глаз, и я чувствовал, как бешено молотит его сердце, и губы у меня пересыхали от волнения, и я не знал, куда девать руки — боже мой, великий Осирис, наконец-то всё закончилось. И началось снова.