Как Папирус...

Андайн. Здесь я впервые разговаривала с тобой. Тебе ведь было супер страшно? Я постоянно репетирую этот монолог перед зеркалом! Папирус. Андайн??? Андайн. В смысле!!! Эм!!! Я так не делаю!!! Папирус. Оу. А я только собирался спросить. Хочешь репетировать монологи вместе?! Андайн. Эм!!! Нет!!! Не хочу!!! Папирус. Внимание! Сейчас я открою холодильник! Андайн. У тебя есть монолог для всего?

— телефонный разговор с Папирусом и Андайн в комнате с Эхо-Цветком, где Андайн впервые заговорила с Фриск

— И всё-таки, Андайн: теперь мне интересно, что именно ты сказала человеку у того Эхо-Цветка! Ты произнесла какой-то монолог… И неважно, репетировала ты его или нет, но мне интересно знать, каким он был! — воскликнул Папирус, вспомнив как-то раз тот телефонный разговор. — Давай я просто скажу тебе, что это были очень эпичные и устрашающие слова, хорошо? — отозвалась Андайн, явно не горевшая желанием повторять всё снова. — В этом я и так не сомневаюсь, Андайн! Но мне хочется знать сами слова! Само содержание! Рыба вздохнула. — Ладно, так и быть. Один последний раз, — она прочистила горло, выпрямилась, сделала суровое и надменное выражение лица и начала: — Семь. Семь человеческих душ. С силой семи человеческих душ наш король… Король Асгор Дриимурр… станет богом. С этой силой… Андайн запнулась. Некоторое время она сохраняла отрешённый и серьёзный вид, как будто эта пауза требовалась «по сценарию», но затем, опустив голову, раздражённо скрипнула зубами: — Я уже не помню текст дословно. Вот почему я не хотела повторять монолог, Папирус. Знаешь, в чём подвох? Хорошую речь трудно выучить. Её легко произносить в первый раз, на эмоциях, но тогда ты рискуешь выразиться глупо или не успеть подобрать на ходу нужные слова. А ещё ты можешь не сделать вовремя правильное выражение лица. А это очень важно, чтобы произвести определённое впечатление! Перед человеком у меня получилось. Я смогла напугать её! Но теперь, когда всё прошло, я уже не смогу высказать всё так же. — Ваушки, Андайн! А ты большой знаток монологов! Я даже не подозревал, что ты в этом так разбираешься! Уверен, при желании ты могла бы даже выступать со сцены! — …Ни за что. — Но откуда у тебя такие познания? Андайн вздохнула, понимая, что Папирус теперь не отстанет. Проще было рассказать. — Я занялась монологами, потому что это выглядит действительно круто. Это леденит кровь врага! Это вдохновляет на битву! Это воодушевляет на подвиги! Я видела это в исторических фильмах Альфис. Ты вот знал, что люди перед сражением всегда произносят длинные и впечатляющие речи? Это помогает им в грядущем бою. Но не воображай себе, что я трачу много времени на заучивание! Это не так! Я не какая-нибудь там актриса типа Меттатона! Я просто придумываю нечто эпичное, быстро запоминаю и воспроизвожу! Папирус при упоминании о Меттатоне действительно вспомнил его длинные, исполненные любовной патетики высказывания. «О любовь моя! Я пронесу свои чувства к тебе через все преграды, я выдержу все испытания и справлюсь со всеми трудностями! Только пусть огонь страсти в твоей груди не угаснет, пока…» И так далее, и тому подобное. Папирус представил, как те же самые фразы произносит Андайн, украдкой хихикнул, но, зная реакцию воительницы наперёд, вслух решил не сравнивать. Как бы там ни было, ему на самом деле хотелось послушать что-нибудь впечатляющее в исполнении подруги. Поэтому он решил схитрить. — Я верю тебе, Андайн! Я и не думал, что ты долго заучиваешь! Лучшая мысль рождается на ходу! На самом деле я тоже умею произносить монологи. Я тоже говорил человеку впечатляющую речь… И тоже уже не помню её дословно. Но это не беда! Ведь настоящий монолог можно создать по любому поводу! Например… — Папирус задумался. Тут хлопнула входная дверь: домой вернулся Санс. Папирус разом оживился, быстро забрался на стул, будто школьник, собравшийся читать стихотворение на Новый год, протянул вперёд правую руку, приложив левую к груди, и, сделав до крайности серьёзное лицо, начал: — Итак! Пришло время подводить итоги. Пришло время узнать, добросовестно ли ты, член доблестной Королевской Стражи, исполнил свой долг перед государством! Можешь сохранять безмолвие. Я вижу в твоих глазницах желание солгать мне, но тебе не обмануть великого Папируса! На твоей футболке свежее пятно от кетчупа! Ты снова торговал хот-догами вместо того, чтобы работать на сторожевых постах! Священной обязанности Королевского Стражника ты предпочёл нелегальную торговлю!.. — Блин, Папс, не знаю, что на тебя нашло, но ещё бы чуть-чуть — и тебе реально удалось бы сподвигнуть меня на трудовой подвиг, — вымолвил замерший у порога от неожиданности Санс. — Но, во всяком случае, желание сознаться тебе во всех грехах у меня уже возникло. Должен сказать, из тебя превоскостный оратор, — и Санс предпочёл поскорее убраться в свою комнату. — И вот так всегда! Море лени! Бездна мусора! Источник плохих шуток!.. — Так, Папс, сбавь обороты, — прервала его Андайн, и по её лицу Папирус понял, что хитрость удалась: в рыбе заговорил дух соперничества. — Твой навык эпичных речей впечатляет. Ты справляешься лучше, чем я думала. Но можно и ещё эпичнее! Кто угодно может придумать монолог по такому поводу, как уклонение от обязанностей. Но способен ли ты вот на такое?! Воительница подошла к телевизору, почти коснулась пальцем кнопки, но не нажала. — Если ты включишь телевизор, то будешь отравлен ядом, льющимся с экрана. Твой мозг захватят бредовые идеи! Ты будешь ослеплён мишурным блеском! — наступила короткая пауза, Папирус расслышал шёпот: «Откуда, блин, я знаю слово “мишурный”?» — Но я спасу тебя, Папирус. Я не дам тебе добровольно принять дозу яда! Я поддержу твоё тело и твой дух в здоровом состоянии, — Андайн выпрямилась, загораживая собой «зомбоящик». — Сейчас я преграждаю тебе путь. Подойди ближе, если осмелишься. Но если тебе реально дороги твой разум и твой дух, ты немедленно отправишься на улицу и займёшься упражнениями! Папирус зааплодировал. — Ваушки, Андайн! Ты выглядела так сурово… А ведь ты всего-навсего пыталась не дать мне посмотреть телевизор! Но мне кажется, я тоже смогу удивить тебя кое-чем. Скелет взбежал по лестнице на второй этаж и встал у двери своей комнаты. Рыба поднялась за ним в ожидании, что выкинет он на этот раз. — Андайн, тебе никогда не казалось, что ещё шаг — и ты столкнёшься с чем-то неизвестным? С чем-то, чего ты никогда не видела, а если видела, то совсем с другого бока? Иногда рядом с тобой происходят такие вещи. Я лично могу служить тому подтверждением! Прямо сейчас я нахожусь на пороге чего-то нового. На пороге… разделяющем два разных мира! Мир хаоса и мир порядка! Но так ли мы можем быть уверены, где находится что? Пришло время расставить все точки над «i»! Пришло время… открыть дверь!!! — Папирус распахнул дверь в свою комнату. — Нья-ха-ха-ха! Теперь ты можешь убедиться, Андайн: мир порядка — комната будущего великого королевского стражника, готового с честью исполнять свой воинский долг! А мир хаоса — это вся та территория, на которой живёт мой братец. Но всё могло быть намного хуже, если бы я не поддерживал везде чистоту! Андайн даже глубоко вздохнула. — С ума сойти. Ты толкнул целую речь просто для того, чтобы открыть дверь. Серьёзно, Папс! Ты развёл целую философию, просто чтобы открыть чёртову дверь!!! Надо же. Но, надеюсь, ты понимаешь, что всё это игра, не так ли? На самом деле говорить подобное нужно только в реально драматичный момент. Битва. Сражение. На худой конец какой-нибудь особо крупный отчёт по службе. Типа, эм, знаешь… «Остановись, человек. Это твой последний путь. Я вызываю тебя на битву. И если ты не будешь достойным соперником и не станешь защищаться, то в первые же секунды битвы мои мощные копья…» — …пронзят моё переполненное любовью сердце, и я не смогу больше без тебя жить! — послышалось с первого этажа голосом Меттатона, явно из телевизора. И, пока Андайн ошеломлённо молчала, широко раскрыв глаз, голос продолжал: — Ты моя запретная страсть! Ты жертва на королевском алтаре! Мой долг велит мне убить тебя, но я… — Какого чёрта?! — Андайн ринулась вниз. На диване сидел Санс, видимо, незаметно телепортировавшийся из своей комнаты, и отчаянно гыгыкал в диванную подушку. — Хей, Андайн… Я представляю себе от тебя такой монолог в адрес человека. Просто вау. Это был бы легчайший способ победить. Она бы замерла, как вкопанная, от таких неожиданных признаний. Андайн свирепо сверкнула глазом. — Надвигаются грозовые тучи. Если бы на мне сейчас были доспехи, то стук моего сердца о них заменил бы раскаты грома! В эту отчаянную минуту я предрекаю… Чья-то костяная задница будет жестоко надрана моими кулаками!!! — Не-не-не-не, на такое я не подписывался, — замахал руками Санс, слез с дивана и исчез. — …Ты смертельно ранишь меня своей неблагосклонностью! — заливался Меттатон в телевизоре. — Да заткнись ты, — пробурчала Андайн, выключая телевизор. — Принесла тебя нелёгкая снимать такое именно сейчас… — Не сейчас! — возразил Папирус. — Это старое шоу. Просто повтор. Так бывает, когда Меттатону некогда снимать что-то новое, но надо заполнить эфир. — Да неважно. Просто давай договоримся не произносить без дела эти самые монологи.