Куда приводят мечты

Люди плыли нескончаемым потоком в нескольких направлениях. Приглушенные голоса соединялись в один сплошной гул, обволакивающий настолько, что казалось, еще чуть-чуть и его плотное кольцо сожмет грудь и уже невозможно будет сделать ни вдоха. Блэр стояла у стойки регистрации, намеренно придирчиво что-то изучая. Портье кидал на нее непонимающие взгляды, даже уточнил, не может ли он чем-то помочь, но она была непреклонна – никакая помощь ей совершенно не нужна, все ответы на свои вопросы она найдет здесь (палец решительно указал на распорядок дня в отеле Эмпайр). Портье умело скрыв свое удивление, а может недоумение, а может и неодобрение, - лицо осталось непроницаемым, однако в глазах пронесся ураган различных эмоций – отвернулся и больше уже не поворачивался. Блэр Уолдорф - Гримальди, принцесса Монако, чувствовала себя странно. Как будто манекен за витриной магазина, или как девушка, неотягощенная пуританским воспитанием. Ей самой больше нравилась аллегория с манекеном – не настолько оскорбительно звучит, хотя памятуя о той миссии, с которой она вернулась в Америку, упоминать о достоинстве было просто смешно. Запретив себе даже думать о таких глупостях, она продолжила свое занятие, целью которого было непринужденно стоять, не привлекая к себе внимание основной массы людей, но и не слиться с толпой окончательно, чтобы в самый ответственный момент не остаться неузнанной. С утра ее вновь настиг приступ самобичевания, который длился все время ее тщательных сборов, а закончился только тогда, когда уже почти не осталось времени, и пора было выходить, и нужно было брать себя в руки. Она и взяла, вспомнив о том, ради кого собирается сделать все эти жуткие поступки. Что будет в конечной итоге с ней, Блэр Уолдорф, ее мало волновало, хотя в душу и закрадывались отвратительные подозрения, что те миллионы маленьких кусочков, на которые она разлетится, собрать воедино будет уже невозможно. Что будет с Чаком по окончании всего, она вообще не думала. Не позволяла себе думать, вырывая эти мысли из своей головы клещами. Позволь она себе задуматься и все – вся решимость сойдет на нет, а в ее жизни теперь есть вещи и поважнее любви женщины к мужчине. - Блэр? Она прикрыла глаза, в последние миллисекунды собираясь с духом, в голове крутилась только одна мысль – понеслось. Этот мягкий баритон, так эротично растягивающий слова, она узнала бы из миллиардов. Он, как сверло, прокладывал себе дорогу к самым потаенным уголкам души, проникая настолько мягко, так интимно, что щеки тут же наливались румянцем, а простое приветствие этого голоса звучало, как минимум, как приглашение провести вместе ночь. Осторожно повернувшись, она, намеренно не встречаясь с ним глазами, осторожно улыбнулась. - Здравствуй, Чак. Он был растерян, и это было видно. То, что это было видно, жутко нервировало его, не позволяя ухватить за хвост ни одной мало-мальски нормальной мысли. Он шумно выдохнул, полностью освобождая легкие, затем так же шумно вдохнул и решился на продолжение разговора. - Я не знал, что ты в стране, - первые неловкие мгновения миновали, самообладание потихоньку начало возвращаться к нему. - Я вернулась вчера, - никто, видя со стороны эту девушку, не смог бы сказать, как ее трясет внутри, как бешено стучит сердце, пробивая грудную клетку и с каждым ударом так и норовив выскочить наружу. Хватило лишь взгляда на Чака Басса, чтобы старые и, казалось бы, похороненные чувства, в одну секунду вернулись с многократной силой. Это походило на удар, после которого все плывет перед глазами, и кружится голова, и подгибаются колени. Но у Блэр Уолдорф были свои причины удержаться на ногах, сохранив при этом безмятежный вид и лицо, полное королевского достоинства. - И остановилась в Эмпайр? - Пентхаус пока не готов для проживания. Я вернулась как раз все утроить… - Ты возвращаешься в Нью-Йорк? – фраза вылетела сама собой и получилась настолько искренней, обнажая все эмоции, вложенные в нее. Там была и надежда, и сомнение, и нетерпение, и боязнь услышать отрицательный ответ и еще куча разных производных и составляющих. - Мы возвращаемся в Нью-Йорк, - она акцентировала первое слово и после небольшой паузы, потребовавшейся Чаку для понимания того, что именно она хочет сказать, продолжила, - Как только мне удастся все подготовить. - Слышал о Луи, - то, что он хотел сказать дальше, застряло где-то на подходе, и пришлось выждать, пока выровняется дыхание, чтобы не выплевывать слова, - Прими мои соболезнования. Поверь, мне правда жаль… - Я верю…, - Блэр действительно верила ему сейчас. Именно она знала Чака Басса таким, каким его не знал никто, именно она знала, какие эмоции и какой силы ему доступны. Именно она, Блэр, как никто другой знала, что под непроницаемой маской притаилась очень тонкая душа, в которую ей суждено всадить нож исподтишка. Уже второй раз… - Как твоя дочь? Вопрос больно резанул по вновь открывшейся ране. - Она пока мало что понимает, в два года сложно понять, что твой отец погиб. - Где она сейчас? – Чаку было интересно все: где дочь Блэр, как зовут дочь Блэр, с кем дочь Блэр. Его мозг судорожно работал. Два года… В два года мало что понимаешь… Сложно понять, что твой отец погиб… Потом ей, разумеется, скажут и объяснят. Два года… Он все еще до умопомрачения любит ее мать, он сможет стать ей отцом, если сама Блэр ему позволит. Она будет знать, что ее биологический отец погиб, но Чак Басс будет отцом ребенка Блэр. Он решил для себя это в тот момент, когда увидел ее в холле своего отеля. - София с моей мамой в Париже. Они с Сайрусом ее просто обожают. Он наблюдал, как меняется ее лицо в тот момент, когда Блэр говорит о дочери. Оно будто наполнялось светом, озарялось. Залюбовавшись, он невольно улыбнулся. - София… Красиво… Блэр…, - время светской беседы неумолимо подходило в концу, а ему так не хотелось уходить от нее, а что-то придумать и остаться, и задержать ее никак не выходило. Он, Чарльз Бартоломью Басс, двадцатипятилетний миллиардер, владелец двух империй – Басс Индастриз и сети отелей Эмпайр – вновь чувствовал себя семнадцатилетним мальчишкой, отчаянно влюбленным, переполняемым чувствами, разрываемым противоречиями, - Блэр, мне нужно сейчас уйти, у меня встреча через… уже практически началась… но, пожалуйста, давай поужинаем сегодня. Ты свободна? Двусмысленность последнего предложения дошла до него только тогда, когда слова уже были произнесены. Но Чак был так по-юношески взволнован, что не обратил внимание. Он стоял, и как приговор ждал ответа этой девушки – той, которая, подобно торнадо, снова ворвалась в его жизнь пять минут назад и которую, если она согласится, он уже никогда не отпустит. Блэр видела, как он взволнован, у Чака Басса даже руки немного тряслись от нетерпения и неопределенности. Все еще любит, подумала она, все еще так же отчаянно любит… Она тяжело вздохнула, словно готовясь занести топор замедленного действия, который не отсечет сразу, а будет медленно, по сосуду, отделять голову от туловища. - Я свободна, Чак.