The Maze Game: Beginning

      На удивление, Эвиту не наказали, поверив в тихое волнительное бормотание Ньюта о туалетной комнате и его ужасном поступке. Более того, мальчику тоже удалось избежать кары доктора Пейдж. Женщина, поджав свои сухие губы, молча кивнула Ньюту, чтобы тот шел в общую комнату, а сама отвела Эви к коллеге, чтобы тот осмотрел ее повреждение. А вот Эрни повезло меньше — за побег его вернули в палату, где он провел еще, по меньшей мере, дня три. И, судя по его внешнему виду по возвращении, он там не просто пролежал все это время…       Две недели девочке пришлось терпеть на себе где-то смущенные, где-то насмешливые, а иногда и совсем высокомерные взгляды других детей из-за ее уродливой маски на лице. На следующее утро после столкновения с косяком, доктор Пейдж за дверью палаты, где лежала Эвита, неосмотрительно громко разговаривала с неким Дженсоном, видимо, думая, что девочка спит.       — Ей еще рано, ты знаешь это, — громко шипел мужской голос.       — Ничего, — спокойно отвечала доктор Пейдж. — Она увидела других детей…       — Она и раньше знала, что они есть!       — Но не видела их! Не знала, сколько их и какие они. Она познакомилась с субъектами А9 и А5, это слишком близкий контакт, Дженсон. Если мы снова отправим ее к себе в коморку, она устроит такую истерию, что придется уводить ее в другую базу.       «О да, — как-то излишне кровожадно подумала Эви. — Я устрою такую истерию, что вам больше не удастся затащить меня ни в одну проклятую лабораторию!»       Судя по затянувшемуся за дверью молчанию, Дженсон согласился с доктором Пейдж. Через минуту, женщина вошла в палату.       — Когда я поселюсь в общей комнате? — тут же поинтересовалась Эви.       На лице доктора Пейдж не дрогнуло ни единого мускула, однако при ответе голос женщины заметно стал теплее:       — Вечером ты пойдешь на ужин вместе с остальными, Эвита.       Девочке сразу стало жарко. Волнение со скоростью антилопы поднялось от ног к ее голове и запульсировало в висках тугой болью, буквально через мгновение сменившуюся на легкую тошноту. Она три года мечтала перестать расти в отречении, словно Маугли, которого воспитали не волки, а доктора. Три года она представляла себе, как у нее будут друзья, как она будет проводить с ними свое свободное время, веселиться, играть… Куклы в ее комнате служили имитацией идеальной жизни в этом далеко не самом лучшем месте. Но куклы молчали, а воображение девочки всегда рисовало только самые лучшие картины общения со сверстниками. А теперь… теперь, когда ее мечта стучалась в двери, когда появилась реальная возможность начать жить по ее грезам… стало страшно.       Да еще эта противная маска на пол-лица…       Перед ужином Эви настолько тщательно привела себя в порядок, насколько могла это сделать восьмилетняя девочка со сломанным носом. Она надела льняные штаны и кофту — спецодежду, которую ей выдавали все три года. К сожалению, тут негде было проявить фантазию, ведь своей одежды у девочки не было уже очень давно. Встав на мысочки перед высоким зеркалом над раковиной, Эвита сконфуженно улыбнулась, попытавшись отрепетировать добродушное лицо. Но с огромными фиолетовыми синяками под глазами, марлевой повязкой на носу и гримасой боли улыбка вышла скорее, как у жителя преисподней, нежели маленькой девочки.       Разочарованно опустившись на кровать, Эвита чуть было не расплакалась от навалившихся на нее несчастий: три года мечтать о встречи с будущими друзьями и сломать нос перед самой волнующей встречей в ее жизни.       «Чертов Ньют. Не мог, что ли, аккуратнее выходить из комнаты?!»       «Но если бы не он, неизвестно, когда бы мне разрешили перебраться в общую комнату…»       Ужин проходил в большой столовой. Светлые стены, выкрашенные белой краской, уже со временем потерявшей свою белизну, столы, накрытые бежево-синими скатертями, жесткие скамьи, на которых сидели дети, поглощавшие еду. В помещении стоял шум, напоминавший рой пчел и запах котлет, смешанный с приторным вкусом какао-порошка.       — Дети! — обратила внимание на себя и Эви доктор Пейдж.       Эвита прикрыла глаза — она бы предпочла тихонько присесть с краешка скамьи, стоявшей у дальней стены.       Шум мгновенно стих, и на вошедших в столовую обратилось около трех десятков пар глаз. Волнение мгновенно подползло к горлу и сдавило его с такой силой, что Эвите захотелось прилечь. А лучше убежать отсюда и закрыться в своей комнате, обняв любимую куклу.       — Это Эвита, -представила доктор Пейдж девочку всем присутствующим. — Она теперь тоже житель вашей комнаты в блоке В. Пожалуйста, не обижайте ее. Видите, у Эвиты поврежден нос, но она скоро поправится. Я надеюсь, что вы проявите о ней заботу.       «Зачем? Ну зачем акцентировать внимание на всем, на чем не нужно его концентрировать?!» — отчаянно вскричал внутренний голос Эви.       Дети молчали. Никто не ответил Пейдж и никто не вскочил, чтобы пригласить Эви за свой стол.       — Эй, Ньют! Это ведь ты ей носяру сломал! — крикнул кто-то, когда Пейдж удалилась, оставив Эвиту стоять посреди столовой и сгорать от смущения.       — Ага, — вторил еще один мальчишеский голос. — Иди теперь заботься о ней.       Легких смешок пролился по столовой и словно стал сигналом для продолжения привычной жизни и принятия пищи. На девочку перестали обращать внимание, снова вернувшись к разговорам и смеху.       Сначала Эви думала, что она может пройти к окошечку, где, кажется, выдавали еду, и присесть вон за тем столиком, за которым никого не было. Быстро покушать и убежать отсюда. А потом ее осенила гениальная мысль — зачем тратить время на еду, когда убежать можно прям сейчас.       Но у двери ее вдруг окликнул знакомый голос.       — Эй, пришибленная!       Девочка обернулась.       — Там тебя хавчик ждет, иди покажем, откуда брать эту отраву, — Минхо стоял в шаге от нее, спрятав руки в карманы. Позади него медленно подходил виновник сломанного носа, взгляд которого был довольно виноватым.       — Нормально тут кормят, — поправил Ньют.       — Ага, а вчера Лиззи блевала от утренней каши исключительно из-за любви к седалищам унитазов, — азиат хмыкнул и даже передернулся. — Идем, — кивнул он Эвите.       Ужин, по всей вероятности, подходил к концу, так как многие ребята уже встали со своих мест и выстроили в очередь к окошку, в которое сдавали пластиковые подносы.       — В общем, тут все как в гребанной тюрьме, — заявил Минхо, подводя Эви к месту, где выдавали еду. — О, и снова здрасти, миссис Доэрти. Вы же не будете отрицать, что я прав? — осведомился он у полноватой женщины, внушавшей ужас своим сердитым лицом.       Вместо ответа женщина кинула на прилавок окошка тарелку с прилипшими к ней макаронами и сверху плюхнула ложку какой-то серо-коричневой жижи с таким остервенением, что по всему прилавку разлетелись капли.       — А запить… это? — подал голос Минхо.       На прилавок с громким стуком опустился стакан, наполненный чем-то красноватым. После чего ставни окошка захлопнулись.       — Приятного аппетита, — хмыкнул Минхо. — А в этом стакане, видимо, кровь простуженного шиза.       — Фу, Минхо, — раздался рядом звонкий голос, и к ребятам подошла светловолосая девочка с пронзительными синими глазами. — Зачем ты рассердил эту мымру? Теперь новенькой достались мерзкие объедки! На, вот, — девочка протянула Эви пирожок. — Уже холодный, конечно, зато он — с вишней!       Судя по ее гордости за пирожок, вишня тут была на вес золота. Эвита, подавив вздох, с огорчением подумала: «Когда жила одна, кормили лучше…».       — Спасибо, — поблагодарила Эви девочку, приняв пирожок.       — Каролина, — представилась та. — Ньюта и этого болвана ты уже знаешь, постепенно со всеми познакомишься, не унывай! — она похлопала Эвиту по плечу и, взмахнув длинными волосами, направилась к выходу.       Съесть холодные макароны, по крепости сравнимые с бетоном, было практически невозможно. Часть получилось оторвать и скушать с отвратительной подливкой. Впрочем, «кровь шиза» оказалась ягодным компотом, пусть и не сладким, зато с вишневым пирожком вполне приемлемо.       — Миссис Доэрти нужно просто не злить, — произнес Ньют, решивший остаться с Эвитой, когда азиат довольно быстро свинтил из столовой. — Тогда она накладывает теплую еду и даже съедобную, — добавил он шепотом. — Просто Минхо ее постоянно задирает, вот она на нем и отыгрывается. А потом мы всем скопом скидываемся ему на еду, чтобы не подох тут…       Проглотив последний кусочек пирога, Эвита улыбнулась. Ей, почему-то, эта история показалась забавной. Но от улыбки стало больно и она, поморщившись, тут же загрустила.       — Прости, что стукнул, — в который раз извинился Ньют, проследив за реакцией девочки.       — До свадьбы заживет, — прогнусавила Эви. — Покажешь, как дойти до общей комнаты?

***

      Общая комната оказалось не таким уж и пределом мечтаний, как всегда думалось Эвите. Она представляла себе, как по вечерам все дети будут хохотать до слез и кричать, раздражая смотрителей. Как будет лежать на одной кровати с подругами и шептаться, поглядывая на симпатичного мальчика, смущаться и хихикать, когда он подойдет. На деле все оказалось гораздо более угрюмо. Некоторые ребята были еще слишком малы, чтобы участвовать в веселье. Многие быстро засыпали и ворчали на тех, кто громко себя вел. Чаще всего, конечно, проклятья сыпались на взбалмошную голову Минхо. Он единственный, кто отвечал ожиданиям Эвиты по вопросу веселья в бараках: он шутил, ерничал, стебал всех, на кого падал глаз. При этом Минхо мог настолько громко себя вести, что в комнату приходил злой смотритель и уводил парня. Появляясь на утро в столовой, Минхо довольно сообщал:       — Да хотели усыпить, но для меня слоновья доза нужна! Ха!       Только Ньют и Минхо нормально общались с Эви. Другие дети предпочитали не вести с Эви разговоры, ведь тогда нужно было смотреть на ее уродливую маску, синяки под глазами и слышать гнусавый голос. Каролина держалась приветливее всех, старалась задавать вопросы, рассказывать, где взять полотенце или зубную щетку. Но и она проводила времени с Эвитой ровно столько, сколько требовалось для ответа на вопрос. Эрни, вернувшись из палаты, был несколько зол на Эвиту, ведь это она подбила его на побег. Он больше проводил время с товарищами-мальчиками, мог перекинуться с Эви парой фраз, но не больше.       Минхо же, в отличии от всех, вел себя с Эвитой так, словно она не ломала нос, не носила маску и не сидела все время с открытым ртом, потому что носом дышать не могла. Он запросто мог подсунуть ей под нос что-то отвратительно пахнувшее и восхищаться, как девочка могла терпеть это рядом со своим лицом, ведь другие с визгом отталкивали его. Или протянуть тарелку с салатом и попросить сказать, чем пахнет редиска. Да еще и проворчать, что она, дескать, не отвечает — выпендривается. И если у других это вызывало праведное раздражение «Она не может дышать, о чем ты думаешь?!» То сама Эви была рада, что он не видит в ней пришибленную. Порой азиата заносило, и он мог отвесить хорошенькую издевку, что даже Эвите ставилось обидно, но это было редко.       В такие моменты, или когда кто-то из других детей мог недобро пошутить, за Эви всегда заступался Ньют.       — Почему ты защищаешь меня? — спросила однажды польщенная девочка.       — Потому что, если бы не я, над тобой бы не издевались, — ответил Ньют, сконфужено пожав тонкими плечиками.       Эвита отвернулась от мальчика и быстро заморгала ресничками. В глубине души она ожидала другого ответа. Любому ребенку нужно внимание и понимание, что он — нужен кому-то, кроме лабораторных роботов. Ребенок, который полжизни провел в одиноком заточении наедине с игрушками и книгами, нуждается в этом вдвойне. А Ньют, оказалось, всего лишь очищал свою совесть.       В последний день перед тем, как снять эту осточертевшую маску, Эвита сидела в столовой и ковырялась вилкой в сухом куске давно не первой свежести торта. Минуту назад ушла Каролина, на удивление оставшаяся в компании Эвиты до самого конца ужина, хотя все остальные дети уже ушли. Минхо, Ньют, Эрни и другие мальчишки рано убежали, чтобы успеть поиграть в настольный футбол — игру, которую редко выставляли в общей комнате для часового развлечения. Занятая своими мыслями девочка не заметила, как в столовую тихонько зашел один долговязый парень. Он хмуро оглядел помещение своими тонкими рыжими бровями, сложившиеся домиком.       — Пришел за добавкой, Галли? — поинтересовалась Эвита, как ей показалось, вполне дружелюбно.       — А ты тут что забыла, пришибленная? — резко спросил Галли, испугавшись ее внезапного вопроса, но стараясь не подавать виду.       Не обратив внимание на привычное уже обзывательство, Эви помахала вилкой над раскуроченным куском торта:       — Мучаю десерт…       Девочка заметила, что Галли вел себя довольно странно: он несколько раз обвел глазами периметр помещения, обернулся, заглянул за пустое окошко миссис Доэрти.       — У тебя все в порядке? — снова подала голос Эви.       — Уж лучше, чем у тебя, — снова грубо отозвался парень.       Грустно опустив уголки губ, Эвита тихо произнесла:       — Что я тебе сделала-то?       Парень резко сорвался и в два шага преодолел расстояние между ними. Девочка даже машинально отодвинулась: она никогда не боялась Галли, хоть тот и был на пару лет старше ее, но сейчас мальчик вызывал у нее некое опасение.       — А почему тебя так поздно отрядили к нам, а? Почему держали несколько лет одну? Давали лучше еду, игрушки? Чем ты вдруг такая особенная, а?       С каждым его вопросом бегущих по телу девочки мурашек становилось все больше. Ответы на обвинения Галли застряли у нее в горле. Чем она была виновата? Не она выбирала себе такую судьбу. Да она бы предпочла остаться дома, с мамой и братом!       С братом. Томас…       Это имя придало сил. Эвита вскочила на ноги. Выскользнувшая из руки вилка звонко ударилась о плитку и куда-то отлетела.       — Отвали от меня! — громко закричала она.       — Да я с тобой могу сделать все, что захочу! — возмущение Галли неожиданно переросло в агрессию. — Никто тебя не спасет! Всем наплевать! Даже твоей Пейдж, ведь она уже вышвырнула тебя из-под своей опеки!       — Том, — девочка жадно ловила ртом воздух. — Ему я нужна! Он тебя побьет!       — Какой еще Том? — тем не менее, имя заставило Галли замереть. — Твой воображаемый друг?       — Он мой брат!       — Воображаемый брат, значит.       — Нет! Он настоящий! — Эви яростно топнула ногой.       — Тогда где же он? — губы Галли скривила ехидная усмешка. — Том! Том! Давай, зови его! Но никто не придет!       Испуганно закричав, Эвита хотела убежать, но, повернувшись, уткнулась прямо в большую белую колонну, поддерживающую потолок. Она никогда не боялась Галли, однако сейчас его лицо было таким страшным, что девочка чувствовала, как немеют ноги и силы, будто из сжатой губки, быстро покидают ее.       — Отойди от нее, утырок! — она услышала бойкий голос, стоя с закрытыми глазами у колонны. Скорее почувствовав, нежели увидев, как Галли отходит в сторону, она быстро обогнула колону и посмотрела на спасителя.       Том?       Нет, эти были Минхо и Ньют, который сейчас вдвоем скручивали Галли руки за спиной. Мимо нее пролетел Алби, чернокожий мальчик, почти самый старший из всех детей, который последнее время стал часто ходить вместе с Минхо и Ньютом.       — Хорош, парни! — он предотвратил драку.       Но Эвита не осталась, чтобы поблагодарить спасителей, выбежав в коридор.       — Влюбились в нее что ли, идиоты? — услышала Эви голос Галли.       — Нет, — быстро, слишком быстро последовал одновременный ответ Ньюта и Минхо.       — Ну да, кто в такую влюбится, — Галли позволил себе смешок.       — На себя посмотри! У нее хоть из-за травмы такое уродливое лицо, а у тебя от рождения, — выплюнул Минхо.       — Хватит! — властно остановил ссору Алби.       Дальше Эвита не слушала. Сорвавшись с места, она понеслась куда глаза глядят, хоть обзор и застилали выступившие на глаза слезы. Когда тебе восемь лет душа настолько ранима, что ее можно поранить, лишь просто дыхнув в ее сторону. «Уродливое лицо», «кто в такую влюбиться», «пришибленная»… слова эхом отдавались в ее голове. И раненая детская душа не видела главного: за нее ведь заступились.       В общую комнату идти не хотелось — почти все уже готовились к отбою, будет куча вопросов. Хотя кого она обманывала — Галли прав — всем плевать. И чтобы доказать ее мазохистской части мозга свое же заключение, Эви направилась в бараки.       Она зашла в помещение, быстрым шагом преодолела несколько коек и забралась к себе, на второй ярус кровати, не встретив ни одного препятствия. Слезы тут же начали орошать подушку — что и требовалось доказать, она, урод, никому не нужна, и никто не хочет с ней дружить.

***

      Кажется, она даже задремала, убаюканная собственными отчаянием. Ей не хватало брата, он бы поддержал, обнял. И побил бы всех этих мальчишек!       — Алле, пришибленная, — неожиданно над матрацем кровати показалось лицо азиата, и на его голову тут же опустилась подушка.       Едва не слетев вниз, Минхо ухватился за кровать, отобрал подушку и, забравшись на второй ярус, уселся на матраце Эви. Когда она посмотрела на него, то обнаружила широкую улыбку.       — Ты дурак?       — В точку, — кивнул он. — Только я умный дурак. Стебанутый каламбур, смекнула? Ты же прекрасно понимаешь, что мое «пришибленная» это почти комплемент. Я ведь свято праведный мальчик, говорю только правду, — Минхо сложил ладони в жесте мольбы. — Ты ведь, правда, пришибленная — тебя Ньют дверью при-шиб, — по слогам произнес он. — Просто другие идиоты нашего славного племени детей-с-иммунитетом точно дураки и обзываются. За это, кстати, получают периодически то от меня, то от Ньюта.       — Но пришел с извинениями только ты, — заметила Эвита.       Минхо наигранно начал оборачиваться, словно искал что-то или кого-то.       — Кто тут с извинениями пришел, я не пойму? — продолжал свою фальшивую игру азиат. — Бейн в юбке, мы тебя спасли от негатива этого придурка Галли и должны извинится?       Эвита промолчала. Парень был прав, но как-то легче от этого не становилось. Хотя ей, естественно, было приятно, что Минхо пришел и разговаривает с ней.       — Народ? — над кроватью показалась копна взъерошенных светлых волос. — Ты чего ревешь? — обратился Ньют к Эви.       — Не реви, малыш, — голосом Карлсона произнес Минхо.       — Мы его отлупили, — воодушевленно произнес Ньют, усаживаясь с краю кровати и свесив ноги. — Галли теперь тебя пальцем не тронет. Уж мы позаботимся. Ай, Минхо, придурок! — воскликнул мальчик, когда азиат специально пнул его ногой так, что блондин чуть не свалился вниз.       — Мне плевать на Галли, — с робким вызовом произнесла Эви, все еще злясь на «уродливое лицо».       Парни переглянулись. Ньют поджал тонкие губы и сердито нахмурил брови, а Минхо иронично опустил уголки губ и сказал:       — Да, ты прав, она слышала, — он не смотрел на Эвиту.       — Ладно пришибленная, — тут же забухтела Эви. — Но «уродли…»       — Угомонись, — вдруг резко обернулся на девочку Минхо. — Ляпнул, не думая, что ты слышишь. Мне нужно было уязвить этого придурка с крышей дома вместо бровей, понимаешь?       — Ты красивая, Эва, — тихо добавил Ньют, и в его голосе сквозила детская непосредственность. — В маске или без, не важно.       — Вот ты звездишь, не краснея, а, — хмыкнул азиат. — Ты ее не видел без маски или расквашенного носяры!       — У меня фантазия есть, — буркнул Ньют, которому все еще было неловко за свой комплемент.       — А у меня глаза! — хохотнул Минхо, а потом вдруг понял, что еще немножко и придется снова извиняться. — Я это, кхм, — он посмотрел на серьезную Эвиту, — я не имел ввиду, что раз он тебя не видел, значит он не правду сказал. Вы для нас, народа с востока, все на одно лицо, конечно, — пошутил он. — Но ты правда ничего. Не реви, поняла? Не к каждой девке мы бы залезли в койку, — изрек он.       И все трое тут же рассмеялись.       В этот момент что-то в голове Эвиты щелкнуло и в ее мрачных мыслях как будто загорелся свет. Неожиданно она перестала волноваться о том, что у нее нет подруг. Она даже перестала волноваться о том, что почти все дети относились к ней с настороженностью, а некоторые даже с враждой. Она смотрела на двух парней, толкавшихся, сидя на ее кровати, и ощущала странное чувство, которое можно было с натяжкой назвать… счастьем?       Громкий смех троих детей, доносившийся с крайней трехъярусной кровати, многих раздражал, ведь время было уже позднее, скоро отбой.       — Эй, хохмачи! — крикнула им Каролина. — Мне то по барабану, я как сурок сплю, а наших малышей, — она кивнула в ту часть бараков, где на одноярусных кроватках располагались совсем маленькие детишки, возрастом от трех до шести лет, — вы порядком бесите. А сказать они ничего не могут, так что давайте-ка заткнитесь, — в своей обычной манере вежливо попросила девушка.       В этот момент в бараках выключился общий свет. Это было сигналом к тому, чтобы все дети ложились в кроватки и начинали мирно посапывать. Хмыкнув и пожелав добрых снов, Ньют спрыгнул с кровати и улегся на свою — на первом ярусе. Он всегда засыпал неимоверно быстро, Минхо даже сравнивал его с попугаем: чтобы тот заснул, нужно всего лишь выключить свет.       — Счастливчик, — в который раз с завистью произнес азиат, взглядом проводив друга вниз.       — А ты овец считай, — посоветовала Эви. — Говорят, помогает.       — Ага, — саркастично кивнул Минхо, — очень! В прошлый раз я их всех пересчитал, погрузил в грузовик, отвез на рынок, продал с жестких торгов, на выручку купил еще больше овец, тоже всех пересчитал, потом вообще отпустил их на волю… Все равно не уснул. Или уснул, — он задумался. — Совесть очистил и уснул. Грешки мне мешают уснуть быстро.       Эвита не могла сказать, что она мучилась со сном. Вернее, она, конечно, не засыпала по щелчку пальцев, но и не лежала долго без сна. Но вот кошмары приходили к ней с завидной регулярностью. Она часто видела во сне отца, кашляющего кровью и маму, которая тоже заболела. Ведь все рано или поздно заболеют те, у кого нет иммунитета… Эви часто просыпалась задолго до утреннего будильника и лежала в кровати, приходя в себя. Тень прошлого медленно растворялась в утренней заре. И хоть перед глазами еще стояли ужасные картинки, девочка понимала, что сейчас ей ничего не грозит. Что папа не убьет ее, навсегда оставив о себе плохие воспоминания. Сейчас, в свои восемь лет, Эвита уже начинала понимать мамин поступок, который раньше казался ей предательством. Сейчас она помнила ее еще живую, не обезумевшую. От мыслей о маме было тепло в душе, и Эви казалось, что мамина поддержка всегда рядом с ней, ее невидимая рука всегда лежит на плече и придает сил.       В одну такую кошмарную ночь Эвита проснулась неожиданно резко, а судя по кромешной темноте и равномерному сопению, была еще глубокая ночь. Внезапный скрип кровати заставил ее вздрогнуть. А когда в глаза ударил слабый отсвет фонарика, девочка медленно приблизилась к краю кровати и посмотрела вниз — Ньют поднялся с кровати и начал одеваться. Эви давно замечала, что парень ходит по ночам. Она поделилась этим с Минхо, но когда азиат в лоб спросил Ньюта, куда тот шастает, парень удивленно пожал плечами, дескать, никуда, всю ночь сопит в обе дырочки.       — Лунатит, значит, — изрек Минхо, когда Эвита начала яростно доказывать, что она не слепая.       — Интересно, — подумала девочка, глядя на крадущуюся к выходу худую фигуру паренька, — куда он лунатит? — с этими мыслями она спрыгнула с кровати, схватила халат и прокралась следом в коридор.