Избранная

      17:30       Стук в дверь.       — Входи. — Он знал, что это она.       — Здравствуй, Шота.       Один.       Она снова бесшумно проскользила к своему месту, будто не касаясь пола. Он ощутил легкий сладковатый запах духов. Раньше не замечал. Ей идет этот запах. Подчеркивает ее свежую юность.       — Что такое, Шота? — Она заставила его вынырнуть из омута мыслей.       Два.       — Ничего, есть вопросы по пройденному материалу?       — Есть. — Она действительно начала спрашивать его о непонятных ей моментах в параграфах и домашнем задании. Она тянется к знаниям, похвально. Похожа на Яойорозу. Схватывает все на лету. Он удивлялся зрелости ее мыслей. Но некоторые вещи казались абсурдом. Или же тем, что противоречило устоявшимся законам морали.        Он не заметил, как пролетел час.       — Я проголодалась, Шота. — Он непонимающе взглянул на нее.       Три.       — Тогда ты можешь быть свободна на сегодня.       — Я хочу поужинать вместе. — Он опешил.       Молчание. Она выжидающе смотрела на него. Очевидно, но:       — Ты с ума сошла?       — Разве?       — Ты приглашаешь меня на ужин!       — Потому что я хочу поужинать с тобой. — Он уронил голову на руки, закрыв глаза. С ней невозможно общаться нормально.       "Черт! Если откажу, то не смогу удерживать ее рядом," - он судорожно перебирал в голове различные варианты.       — Я могу предложить тебе чай и бутерброды. Здесь.       — Хорошо. — Она стала убирать учебники в сумку.       "Какого черта я это все делаю?"       Он встал и направился к навесному шкафу. Достал две чашки. Бросив два пакетика чая, он набрал из кулера воды. Вернулся за стол, протягивая ей одну из чашек. Она аккуратно взяла ее, обвив ладонями.       — Замерзла?       — Нет.       Он сел напротив, извлекая из верхнего шкафчика стола контейнер для еды. Хотя в Академии и кормили персонал, он предусмотрительно брал с собой несколько бутербродов. Снова взглянул на нее. Она с интересом наблюдала за каждым его действием.       — Держи.       — Спасибо, Шота.       Четыре.       Она откусывала маленькие кусочки и, тщательно прожевав, проглатывала. Держала чашку, отведя в сторону мизинец.       — Ты не хочешь есть? — Она снова заставила его вернуться к реальности.       Он посмотрел на чашку с остывающем чаем и нетронутый в контейнере бутерброд. Начал есть.       Они ели молча, не нарушая трапезы.       — Ты делаешь замечательные бутерброды, Шота, — улыбнулась она, и в глазах заискрилось веселье.       Пять.       — Ты можешь идти. — Она было уже встала и направилась к двери. — Но, — остановилась, — после того, как я исполню наш уговор.       Он медленно направился к ней. Остановившись на расстоянии полуметра, он заглянул ей в глаза: ни страха, ни азарта, ни любопытства. Снова непроницаемая пелена.       — Ты назвала меня по имени пять раз. — Она кивнула.       Тишину в кабинете нарушила первая пощечина. Он следил за ее реакцией. Спокойна и податлива. Вторая. По другой щеке. Третья. Он остановился. В его глазах промелькнул испуг. С каждым ударом он чувствовал, как внутри его пробуждалось что-то неправильное и аморальное. Четвертая. Он сглотнул, уверяясь в том, что это не было иллюзией. Пятая.       Он отшатнулся, оробело глядя на нее. Ее щеки горели. Они были ярко-алого цвета, как после прогулки на морозе или утренней пробежки.       — Иди. — Не проронив ни слова, она ушла также бесшумно.       Он упал на диван, хватаясь за голову. Его ошалелый взгляд был направлен в неизвестность.       Какой он учитель? Но ведь это не первый случай симпатии со стороны студенток. Это обычная практика у молодых преподавателей. Но в этот раз он поддался. Поддался? Нет, раньше у него и мысли не появлялось о подобном. Дело в ней. В ушах пульсировала кровь вслед за взбесившимся сердцем. Она другая. Она неправильная.