Как сделать, чтобы проснуться, если не спишь? Фредерик Бегбедер, 99 франков
наше время
Грег отвлекается. Он сидит в гостиной Майкрофта и просматривает списки потенциальных врагов. Вообще, в доме у Холмса-старшего детектив был дважды. В первый раз он приехал к политику с отчётом о жизни брата, что было неожиданно даже для самого Грега. Обычно детектив-инспектор слал смс-ки со словами: "Всё в порядке", "Ребёнок доволен". Ещё реже звонил: звонки были для экстренных случаев. Например, когда у Шерлока возникало спонтанное желание поплавать в Темзе. Или когда Холмс-младший решал поиграть в вышибалы с опасными преступниками, не выходя победителем. Ещё реже – для поиска неусидчивого детектива в очередном притоне. Поэтому машина, подъехавшая за Грегом к работе, заставила детектива-инспектора усомниться в собственной вменяемости. Но, видно, в тот день планы у Холмса-старшего поменялись: хозяин-барин изволили принять невольного крепостного. Грег хорошо помнит тот день. Волноваться он стал ещё во время поездки. Вторая волна накатила в доме. Хотя домом назвать это место он не мог и не хотел. Жилище Холмса походило на музей, дворец или портал в прошлое, но не дом. Дома пахнет хлебом, цветами и уютом. Здесь же стоял запах дерева, книг и прошлого. Вокруг – одни картины, старинные доспехи, клинки и револьверы в стеклянных гробах. Грег пробыл в комнате пару минут: передал отчёт, пожелал приятного дня (или вечера?) и побыстрее сбежал. Оставаться в этом холодном доме не хотелось. Даже камин не спасал – от стен, от всего веяло сыростью и безжизненностью. Дома у Лестрейда тоже не было прекрасно, но по крайней мере он чувствовал себя там нужным. Здесь же среди всего великолепия дома и его хозяина Грег ощутил себя потерянным побитым псом. Майкрофт сидел в кресле у камина, как и сейчас. Холмс разговаривал с кем-то по телефону, когда Грег вошёл. На нём не было пиджака – лишь жилетка. Волосы слегка растрёпаны, рубашка расстёгнута. Тогда Грег подумал: как мало нужно сделать Майкрофту, чтобы выглядеть как живой человек. Второе своё посещение Грег помнит плохо. Он снова отдавал отчёт, но уже вместе с алкоголем в крови. В тот день полицейский узнал про измены Джудит и решил подать на развод. Лестрейд помнит, что пытался обругать Холмса, а потом – обрыгать его штаны. Проснулся мужчина уже в своей кровати... Майкрофт тяжело вздыхает, откидывая голову на спинку кресла – и Грег выпрыгивает из воспоминаний, забывая про парашют. Взгляд начинает скакать от кадыка к ключицам, передающим привет из-под расстёгнутой на две пуговицы рубашки. И детективу совершенно не нравится этот аттракцион. Точнее, ему не нравится собственный нездоровый интерес. На ум приходят студенческие годы – время самоопределения во многих смыслах. Молодёжь в этот момент познаёт не только мир, но и себя. Например, свои вкусы и сексуальность. Лестрейд исключением не был. Он до сих пор помнит единственный поцелуй с мужчиной – горький, кислый, но чёрт дери, такой жгучий. Один поцелуй смог завести его на раз-два, и дело было не в юности и гормонах. Дело было в чувствах и партнёре. Но Грег постарался забыть тот "инцидент". Его ведь воспитывали не так. Нет, сейчас молодёжь может не бояться. В их стране быть в числе ЛГБТК – дело привычное и спокойное. В его стране это было клеймо, позор и отсутствие карьеры. А Грег очень сильно хотел стать старшим детективом-инспектором. Настолько, что решил похоронить этот момент собственной истории около могилы первого и потому не очень удачного секса и мокрых штанов из-за жестокой Миссис Гринзли, учительницы биологии. «Чёрт, Лестрейд, приди в себя! Сейчас нужно сконцентрироваться на деле. Шерлока могут убить, а ты тут сидишь и..и истеришь» – кричит на себя мужчина, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. – Нашли что-нибудь? – спрашивает Грег, пытаясь отойти от непонятных ему самому мыслей. – Нет. И мне это совсем не нравится, Грегори, – отвечает Майкрофт, переводя взгляд на собеседника. Не нравится? Ещё мягко сказано. Майкрофт взбешён. Майкрофт зол. И Майкрофт растерян. Он привык к простому правилу жизни: все его враги – его коллеги. И сейчас жизнь кокетливо разбила это правило. Клюшкой от гольфа. В виде головы фламинго*. Они с Грегом сравнивали бывших и нынешних врагов политика. Тех, кто прячется в тени и кто сияет на солнце. Но никто не подходил, никто не совпадал. Чёртова игра в пять отличий была выиграна, и эта победа далеко не радовала Холмса. Ведь такой расклад означал одно: враг среди его окружения. Только одна загвоздка – в мире Майкрофта были лишь коллеги и семья. У него не было друзей и даже знакомых. Заводить друзей сначала не было желания. Причём не желали именно они. Майкрофт выделялся умом и весом в прямом смысле этого слова. Потом уже желания не было у Майкрофта. А потом исчезла последняя возможность – на продолжение знакомства и совместных просмотров поло или футбола. С романтическими отношениями складывалось так же. Поэтому у Майкрофта были только родители, брат, коллеги, подчинённые, Фредерик и Грегори. И никто из этого списка, оказывается, убивать Шерлока не хотел. «Но ведь это не враги Шерлока. В том возрасте он никому насолить не мог. Это мои враги...» – кусает губы Майкрофт, поднимаясь с кресла. – Неужели есть политик умнее вас? – Шутка не вышла. Майкрофт даже не фыркнул в ответ. Грег пытается понять, что же творится у Холмса в голове. Наверняка, просчитывает всевозможные варианты. И как от этого он ещё не устаёт? – Понял, простите... Это и напрягает? Это не политик, так? Тогда кто? Быть может, у семьи есть какие-то враги? Или вы в школе кому-то насолили? Майкрофт? На миг в глазах политика проскальзывает мысль. Детектив это замечает – по позе Холмса-старшего. Будто он проснулся, пришёл в себя. И Грег даже себе не объяснит, как он это всё подмечает. – Надо будет проверить одну мою догадку. Тогда я даже не принял это к сведению. Хотя было ощущение... Я чувствовал это и тогда, но списал на..эмоции, – кривится на последнем слове мужчина. – Из-за эмоций, наверное, и пропустил. Было глупо так посту.. – Майкрофт, ты потерял брата, – перебивает политика Грег («Надеюсь, ничего, что я так быстро перешёл на ты? Он ведь сам просил называть себя по имени...») – Это нормально – чувствовать боль. Давай, я сделаю нам кофе и полезем в твои воспоминания? Твоя голова, может, и варит 24 на 7, а моя уже вырубилась. Окей? Грег уходит делать кофе, стараясь не заблудиться в таком большом для одного человека доме. Майкрофт задумчиво провожает его взглядом. Все эти подглядывания не остались незамеченными. Знал бы Грег, как он выдаёт себя. Но не это заботит Холмса-старшего. С инспектором он разберётся потом, когда тот поймёт собственные желания. Другой вопрос крутится в голове Майкрофта: неужели его догадка верна? Если так, то в игру вступил очень серьёзный противник, обманувший смерть дважды.◊◊◊◊◊
«Он мог бы и сказать», – думает Джон, рассматривая спящего Шерлока. Грег не мог не рассказать. Не Джону. Не после того, как они вдвоём вытащили Шерлока из притона. Когда Холмс-младший был там в последний раз? Когда он употреблял в последний раз? Ватсон не помнит и сам. И Грег не смог уйти, оставив Джона без ответов. Он ведь не Холмс, в конце концов. Грег рассказал другу всё: о важности завтрашнего дня, о третьем брате и о его убийстве. Инспектора это, видно, удивило. Да, в принципе, это удивило бы всех. Великий сыщик Шерлок Холмс может чувствовать! Но Джон знал об этом давно, даже до Баскервиля. Всё читается во взглядах. Всегда. Теккерей был прав, написав свою знаменитую: глаза – зеркало души. Если бы кто-то присмотрелся, то увидел бы, как Холмс-младший заботливо глядел на миссис Хадсон, как старался уберечь Молли от неправильных любовных решений, как улыбался ему, Джону. – Шерлок, Шерлок, – тихо проговаривает Ватсон. И всё-таки эта кучерявая голова могла рассказать ему. Джон бы... Господи, он и сам не знает, что бы сделал. Но точно постарался бы помочь. Да, он не терял близких, но был к этому близко. Гарриэт была алкоголичкой, как бы семейство Ватсон ни пыталось это отрицать. Всё началось ещё в университете. Родители Джона видели в ней идеального ребёнка, будущего гениального нейрохирурга. Её учителя пророчили девушке прекрасную карьеру. И никто не задумывался, а о чём мечтала сама Гарри? Так ли она хотела заниматься медициной? Никто ведь не замечал, как она оживлялась после новостей о мотогонках. Никто не замечал, с каким восторгом она смотрела на мотоциклы. Все видели в ней врача, а не гонщика. Даже друзья. И куда идёт человек, который не нашёл утешение среди людей? Он идёт в гости к бутылке крепкого. Её алкоголизм тоже не замечали. На повышенный интерес к спиртному во время праздников не обращали внимания. Праздники ведь, не так ли? Дыхание она перекрывала жвачкой, а ночные попойки – отмазками в стиле "засиделась за книгами". Даже Джон не заметил, когда его сестра пропиталась алкоголем. А когда всё стало явным, было уже поздно. В тот день вся семья поссорилась с Гарриэт. Она напилась и стала высказывать всё, что копилось годами. О том, как ненавидит медицину. О том, что давно уже спит с девушками. О том, что не раз видела отцовские измены. А родители её выгнали. Не нашли ничего лучше: выгнать пьяного человека на пике истерики. Ведь лучше игнорировать проблему, избегать её, не так ли? А Гарри не нашла ничего умнее, как сесть за руль отцовской машины. Джон успел заскочить в последнюю секунду. И он даже думать не хотел о том, что было бы, поедь она сама. – Не надо этого, – возвращает его из воспоминаний голос друга. – Чего? – Жалости. Шерлок редко выглядит вот так: как потерянный ребёнок. Как человек, заблудившийся в лесу и отчаявшийся ждать помощи. Но лежащий на своей кровати, бледный, с пустым взглядом, он вызывает лишь одно желание: обнять покрепче и успокоить. Джон ограничивается прикосновением к плечу детектива. – Жалость – совершенно нормальное чувство, Шерлок. Особенно, если у человека погиб близкий член семьи. – Он не погиб, – фыркает Холмс, зло глядя на Ватсона. – Его убили из-за чёртового Майкрофта. Братец всегда был занозой в заднице. Майкрофт. Джон всегда относился к брату Шерлока с каплей негатива. Хотя даже не каплей, а большим таким озером. Холмс-старший походил на статую божества в отрицательном смысле: холодный, заносчивый и самовлюблённый. Даже как старший брат Ватсон не понимал его. Ведь любому было видно, что Майкрофт душит Шерлока своим вниманием. Более того, казалось, что Шерлок для него – обязанность перед родителями, но не брат. Но после сегодняшних новостей Джону стали более понятны все его действия, вся эта слежка и "забота". Не один Шерлок потерял брата в тот день. – Да, его убили. Но я думаю, он не хотел бы, чтобы ты доводил себя до такого, – пытается достучаться Джон. Безрезультатно. – Да ладно, Джон? Ты думаешь? Ты ничего не знаешь о моём брате! – вскакивает Шерлок. – Да, не знаю! Но я знаю тебя, чёртов Шерлок Холмс. И то, что ты себя губишь, не вызывает никакого отклика, понимаешь? Шерлок, ты себя убиваешь. И если ты думаешь, что я позволю тебе дальше так поступать, то ты не гений, а дебил*! Давай лучше возьмёмся за дело? Грег принёс, это поможет отвлечься. Знал бы кто, что это было не совсем то дело, выуженное детективом-инспектором с полок архива. ..Солнце поднималось над Лондоном*, но город уже не спал. Казалось, что Лондон и не знал, что такое сон. Ночью одни жители оставляли улицы, а другие – наполняли. Круговорот людей, не позволяющий городу отдохнуть, сбросить многовековой песок. Вот и сейчас. Солнце только начинает игриво выглядывать из-за горизонта, но на "шахматной доске" уже перестановки: ночные бабочки ушли на кроватную вечеринку, а дневные пчёлы вылетели из улья и отправились на работу. Кто-то бегает, кто-то едет на велосипеде на работу, кто-то пешком идёт в любимое кафе. Одни выгуливают собак, другие бегут на работу, стряхивая шерсть любимого кота. Шерлок и Джон рыскают в заброшенном доме в поиске ключа к разгадке. Джон не раз сравнивал Шерлока с Лондоном. Такой же многосторонний, непостижимый, манящий. Холмс-младший не знал усталости, если находилось новое дело. Дела для Шерлока были людьми, не дающими спать столице Великобритании. Дела и наркотики. Благо в последнее время зависимость стала сходить на нет. Хотя можно ли назвать это зависимостью, если разговор идёт о Шерлоке? Детектив в любой момент мог бросить. По крайней мере, Джон так думал. Только сыщик продолжал в периоды затишья сам создавать проблемы. Точнее, создавал. Джон солгал бы, если сказал "Я не горжусь этим, но я повлиял на Холмса. Теперь он травит не себя, а окружающих – очередными парами от экспериментов". – Тут что-то не так. Чёртовы полицейские опять убили улики! – громко бормочет Шерлок. Как их занесло в этот убогий дом в Ислингтоне*? Этот вопрос мучил Джона наравне с другим: почему это в Ислингтоне есть пустующий дом? Не комната,не квартира, не подъезд, а целый дом. Нет, конечно, Ватсон знал про условную безопасность района, а точнее её отсутствие. Но это же целый дом, а учитывая, что в Ислингтоне живут все национальные меньшинства, странно, что кто-нибудь ещё не загрёб дом себе. Но мы отвлекаемся от первого вопроса. Шерлока с Джоном сюда привело дело. Вполне простое на первый взгляд, но на 8-ку по шкале детектива. Убийство трёхлетней давности. Странно, что Грег не отдал его Шерлоку раньше. Или что Шерлок сам это не расследовал. Хотя может он, как и планировал сегодня, прятался от реальности в притоне? Ведь убийство было трёхлетней давности день в день: 28 сентября 2011 года здесь было убито три человека. Две девушки и один мужчина – их отчим.◊◊◊◊◊
5 июня, 1986 года
– Зачем ты это сделал? – спрашивает побледневший подросток. Между ним и его собеседником стена. Не только эта: прозрачная, стеклянная, ради безопасности посетителей. Пару дней назад между ними возникла другая стена – человеческая. Такое часто видишь между двумя людьми, начинающими уставать друг от друга. Сначала они не говорят о самых важных мыслях, потом забывают пригласить на праздник. Но иногда стена возникает мгновенно: когда один из них заглядывает не в тот шкаф, не в тот угол. И видит правду. – Ты болен, Родерик, – начинает второй. – Зачем. Ты. Это. Сделал?! – Потому что ты собирался убить собственную сестру, Родерик! Потому что у тебя обнаружили параноидную шизофрению*! Потому что я пытался вас спасти! – А в итоге обрёк обоих, обрёк всех нас... Майкрофт заметил это слишком поздно. Агрессивность и раздражённость Родерика, его непонятные фразы о смерти, странные высказывания насчёт сестры. Он упустил эти знаки, закрыл на них глаза, а от людей, подмечающих странности, забаррикадировался. Родерика всегда называли странным – Майкрофт привык. И как неприятно было убедиться в том, что наивные глупые люди оказались умнее его. Родерик всегда любил свою сестру Мэдилейн. Несмотря на то, что его излишний ум пугал даже её. Это привычное состояние для человека: бояться кого-то сильного и умного. Родерик, как и другие особые дети, понимал это. Он помогал Мэдилейн, играл с ней, притворялся нормальным ради неё. Но девушка продолжала избегать брата. Возможно, ещё тогда она почувствовала в нём что-то неправильное. Или же стала причиной сумасшествия брата. В какой-то момент Родерик устал быть актёром собственного жалкого театра человечности. Тогда его стали называть странным. Он ведь был умнее, не боялся боли и не любил улыбаться. Взрослый в теле ребёнка – вот, кем был Родерик. Только Майкрофт смог стать для него достойной заменой не найденной у сестры любви. Майкрофт его понимал, был таким же. Он не избегал его, играл по правилам Родерика и не задавал лишних вопросов. Но этой любви не хватало. Воспалённый детский мозг решил ответить на такой лёгкий вопрос: "Почему?". Почему его сестра избегает его? Почему не любит? И сознание Родерика нашло самый безобидный ответ – она не хочет причинить ему боль. Мэдилейн смертельно больна и не хочет, чтобы брат привязывался сильнее. Ведь тогда он будет больше страдать. А значит, она его всё-таки любит. И значит ей надо помочь. Он начал зачитываться книгами про эзотерику. На полке мальчика появилось много видеокассет на тему смерти. Даже внешне он стал более бледным, болезненным. А Мэдилейн стала бояться его ещё больше. И не зря. Что-то поселилось в голове странного брата. Что-то страшное и отвратительное. Оно завладело его разумом, заставило верить в глупейшие вещи. Родерик решил, что Смерть реальна, что она охотница. И почему-то его воспалённому сознанию показалось, что Мэдилейн – её новая жертва. С этой новостью Родерик смирился быстро. Более того, он решил облегчить страдания последней. Из-за большой любви к ней. Из-за сочувствия, которого у него никогда не было. Майкрофт нашёл Родерика греющим руки у камина. На вопросы о Мэдилейн тот отвечал расплывчато. Говорил, что она совершает переход. Что через Морфея до Смерти ближе и проще. Он улыбался, пытался схватить Майкрофта за руки и объяснить, что всё будет хорошо. Родерик отравил сестру и чуть не убил. Майкрофт быстро понял это. И с такой же скоростью позвонил в скорую, запер в чулане разозлившегося друга и оказался у кровати Мэдилейн. Он не знал, как помочь. Просто ждал помощи от взрослых, впервые доверившись им. А потом Родерику поставили этот диагноз – и всё встало на свои места. – Родерик, смерть – это биологическое явление. Это процесс, не человек, – пытался сейчас достучаться до друга Майкрофт. Родители решили отдать сына в больницу. Они боялись его и раньше, а теперь – избегали и ненавидели. Лишь Майкрофт остался с другом до конца. Что-то не давало бросить этого мальчика. Чувство привязанности, дружбы, родства. Ощущение собственной вины – он ведь умнее всех, а проглядел. Несмотря на уговоры родителей и Мэдилейн, Холмс добился разрешения на посещение Родерика раз в три месяца. Он будет приносить ему книги, играть в шахматы и даже играть на скрипке. Он будет надеяться на выздоровление. И он точно не будет готов к тому гною, что сменил кровь друга. Гною ненависти и злобы. К себе, к миру, к Майкрофту. Гною, который обжёг настолько, что Майкрофт прекратил ходить к Родерику. А потом узнал о его смерти – Родерик погиб в пожаре, который сам и устроил. Сгорел в собственном огне. – Для гениального человека ты неимоверно глуп, Майкрофт, – возразил Родерик в их последнюю встречу. – Смерть жива, она среди нас. Она охотится. И мы, ты! Ты забрал у неё её жертву. Ты знаешь, насколько опасно забирать у дикого зверя мясо? Ты поступил так же, Майкрофт Холмс. И она будет мстить – нам. Я не буду помогать тебе, а свою жизнь спасу. Я придумаю, как её задобрить! А ты... Готовься, мой старый друг. Она заставит тебя страдать... P.s. Родерик тоже любил Майкрофта. Своей странной и нездоровой любовью, как Мэдилейн. Любовью, которую легко можно поменять на ненависть. *прим.автора История Родерика и Мэдилейн – переделка рассказа Эдгара По "Падение дома Ашеров".