Путь Майа

      Глава 5       Путешествие в Серебристую Гавань.       Прошло десять месяцев. Жизнь шла своим чередом, а я нёс службу вестника. За это время я успел побывать в Минас-Аноре и Осгилиате.       Минас-Анор выглядел точь в точь так, как его описал Толкиен во «Властелине Колец» — величественная, белокаменная крепость, прекрасно укреплённая и многолюдная. К моему времени она уже являлась столицей Гондора.       И всё равно, куда больше мне понравился Осгилиат — медленно увядающий, покидаемый населением, но всё еще достаточно многолюдный порт на Андуине. Прекрасный город ученых, поэтов, звездочётов, путешественников и моряков, утопающий в зелени, садах и тенистых аллеях. Множество красивейших зданий, величественный храм Эру Илуватара, библиотеки, амфитеатры, виллы знати, и дворец Короля. Город романтики, где вечерами происходят всевозможные истории, где невозможное становится явью и где теплые южные ночи дарят гостям и жителям незабываемые воспоминания.       Город, где в многочисленных кабачках и ресторанчиках можно попробовать любое блюдо, на улицах услышать любую речь и купить любой товар на рынках и в торговых рядах. Место, где великолепные вина стоят дешево, где всевозможные морские деликатесы это обыденность, и где честь и данное слово не пустой звук.       Я помню тот прекрасный летний вечер… Я отдал письмо в канцелярию и до следующего утра мог делать что угодно. Несколько свободных часов до рассвета. Мягкая южная ночь, мост Короля через Андуин, запах пряностей и жареного мяса. Пристроившийся у перил старый лютнист, шляпа с монетами, и прекрасная музыка. И она — незнакомка, загадочная и смеющаяся. Чуть хмельная радость и восхитительная непосредственность. Мы познакомились и долго ходили по улочкам, заходили в кабачки, пробовали вина, сладости и шли дальше.       А потом пришла ночь и незнакомка привела меня в небольшую комнатку в старом и уютном доме. Мягкие, пахнувшие корицей губы, бархатистая кожа и мерцающий взгляд бездонных глаз. Там мы сложили новую песню, а Андуин тихо подпевал, унося в блаженство.       Наутро, под пение соловьев, пришла пора расставаться. Она назвала своё имя — Лириам, и выразила робкую надежду, что мы еще увидимся.       Женщины! Этот вопрос я обдумывал давно. Как прожить столь длительный срок одному? Целибат в тысячу лет? Совсем не смешно! Рано или поздно надо искать подругу.       Я нормальный человек, но не был мальчиком на Земле и не стал им в Средиземье. И давно отвык кидаться на все, что шевелится или движется. И мне совсем не хотелось строить отношения на фундаменте, основанном лишь на кровати. Это бы напоминало возведение замка из песка. А я мечтал обрести не просто подругу, а любимую и единственную, которая поймет и разделит мои ценности и интересы, поможет идти по жизни, и ту, с которой возможно создать гармоничные, равные отношения. Наверное, такую женщину можно отыскать. Но наблюдать, как любимый человек увядает, стареет и умирает, а ты остаешься молодым и полным сил — это невыносимо тяжело. Так что, в настоящий момент я отложил вопрос серьезного взаимоотношения с противоположным полом до лучших времен. Тем более, тело Майа и его физиология, в отличие от обычного человеческого организма, позволяло намного лучше контролировать гормональный баланс и инстинкты. Да и возникающие «хотелки» не были столь уж сильны и непреодолимы. Само тело и моя природа помогали мне в этом, и при желании я мог повторить путь классических Истари-Магов — они-то за многие века так и не озаботились поискам подруг и вообще мало обращали внимание на подобную глупость. Арагорн до встречи с Арвен в случайных связях замечен не был, да и те же Бильбо и Фродо Бэггинсы всю жизнь прожили в холостяках. Так что в Средиземье с этим делом все обстоит немного иначе.              Вот такой случай подарила мне судьба в Осгилиате. Но пора вернуться к самому городу.       Кроме огромных неоспоримых достоинств у Осгилиата имелся и существенный недостаток — географически он слабо защищен. Древние короли, Исильдур и Анарион, наверное, предполагали, что рано или поздно мощь дунаданцев начнет умаляться, и столице будет грозить опасность.       Как всякие дальновидные и энергичные правители они решили подстраховаться, построив крепости, охраняющие Осгилиат с двух сторон — Минас-Анор и Минас-Итиль. Надежная, долговременная защита и опора столицы.       Разве мог кто-то предположить, что когда-нибудь одна из этих крепостей падёт и сделает Осгилиат крайне уязвимым?       А я мог это предвидеть. Более того, я знал конкретную дату. Оставалось несколько лет до завоевания Минас-Итиля назгулами. После начнется война, и рано или поздно, но Осгилиат будет окончательно разрушен.       Очень жаль, но на тот момент я не мог ничего сделать. И историю не перепишешь.       Также мне очень хотелось посетить Минас-Итиль, пока он еще принадлежит Гондору, осмотреться, и запомнить, что к чему. В будущем полученные знания могут пригодиться. Но, к сожалению, писем в эту крепость при мне Изенгард не посылал. И всего несколько лет оставалось для возможности подобного визита.       Двадцать третьего августа 1997 года в Изенгард прискакал вестник из Гондора и передал по эстафете письмо, которое следовало доставить в Серебристую Гавань.       Задание поручили мне, и я стал готовиться. Проверил амуницию и оружие, собрал провизию. Отвел Яблоко к гарнизонному кузнецу, который перековал коня.       Путешествие в Гавань это не шутки — полтора месяца лишь в одну сторону. И срок может увеличиться, если в пути произойдут непредвиденные обстоятельства.       Двадцать четвертого августа, с рассветом, отправился в путь. Впереди меня ждала дорога, продолжительностью минимум три месяца. Полтора в одну сторону, до Серебристой Гавани, полтора обратно.       Через несколько дней заночевал в уже знакомом постоялом дворе «У старины Гродди». Еще через несколько дней достиг Тарбада. Дальше на запад земли для меня неизвестные, я там никогда не был.       За рекой Гватло, также известной как Сероструй, начинались малозаселенные и пустынные места, называющиеся Кардолан. Они тянулись до Сарнского брода через Брандуин или, как его называют хоббиты — Брендивайн.       Сам же тракт, от Изенгарда до Тарбада носил название Южно-северный, а после, непонятно почему — Королевский. Странно, но никаких королей, достойных упоминания, в прошлом здесь не наблюдалось. Хотя, вероятней всего название пошло от Арнора.       Вечерело. Похолодало так, что казалось, сейчас не начало сентября, а уже наступил ноябрь — с противными дождями и неприятной сыростью, залезающей под походную одежду.       В тот день я задержался в пути. Где-то впереди, судя по изенгардским картам, должен находиться придорожный трактир. И я решил заночевать именно там, а не на дорожной обочине. Но трактира всё не было. Потемнело, начал накрапывать мелкий и противный дождик.       Яблоко шёл рысью, достаточно быстро и уверенно. Дорога нырнула в небольшой лесок, начался заметный спуск. Стало еще темнее. Неожиданно, после одного из поворотов, Яблоко споткнулся и рухнул на передние ноги.       Инерцией меня перекинуло через конскую голову. Я сгруппировался, ударившись челюстью об колено, и перекатился вперед. После кувырка вскочил на ноги — вроде живой, правда, в голове слегка шумит, да и зрение не сразу удалось сфокусировать. Чуть в стороне яростно и обиженно ржал Яблоко. Я собрался подойти к коню, но тут на дорогу стали выскакивать люди.       Когда на тебя бежит несколько человек, орущих и вооруженных колюще-режущем оружием, то становится понятно, что тебе сейчас будут убивать. И никакие разговоры не помогут.       Правой рукой я выхватил меч, левой — кинжал. Первого набегавшего — здоровяка с раззявленной слюнявой пастью, жутко пахнувшего немытым телом и сивушным перегаром, ударил ногой в живот. Мужик остановился, захрипел и завалился на землю.       От удара второго — он попытался достать меня копьём — ушел в сторону, перерубил мечом древко копья, и вогнал кинжал в горло.       Третий успел рубануть мечом, но я не стоял на месте и удар пришелся вскользь, а кольчуга выдержала. Два-три фехтовальных приема, и он, пропустив удар в плечо, открылся. Следующим выпадом я погрузил меч в его живот.       Один разбойник замедлился и стал обходить меня слева. Самый первый из напавших мужиков, похоже, немного оклемался, и поднялся на ноги.       В кустах, позади врагов, я сначала услышал, а потом и разглядел еще одного — стрелка. Он натянул лук и пустил стрелу между своих товарищей. Стрела прошла недалеко от моей головы — мимо. Но теперь положение сделалось непростым.       Два оставшихся в живых разбойника разошлись в стороны, так, чтобы лучник мог спокойно стрелять. А сами они никуда не торопились, судя по всему надеясь, что лучник рано или поздно ранит меня.       Я переводил взгляд с одного на другого, одновременно стараясь уловить момент выстрела       Шшшш... Прошла еще одна стрела, и я понял, что что-то надо делать. Перехватив кинжал за острие, я резко и неожиданно метнул его.       — Ах ты, падла, — успел сказать человек, хватаясь за торчавший из груди кинжал. И упал на землю.       Я быстро перекатился, так, чтобы оставшийся в живых разбойник закрывал меня от своего же лучника. Правда он низок и коренаст, и мои плечи и голова доступны стрелку, но хоть такая защита все же лучше, чем ничего.       — Слышь, воин, может, эта, разойдёмся? Останемся при своих? — коренастый сделал мне предложение, и чуть опустил свой меч, дожидаясь ответа.       Ага, сейчас. Значит, как впятером нападать, так ничего. А как клюнул жареный петух в задницу, так и всё, прошел нездоровый азарт и жить захотелось.       — Не сегодня, — я сделал несколько быстрых шагов навстречу. Первый удар он отбил, второй тоже, потом уже я блокировал его выпад. Но делая его, он открылся. Сначала я пнул его под колено опорной ноги. Разбойник стал заваливаться, вскинул руки и мой меч чиркнул его по горлу.       Так, с этим похоже всё. Не сразу, но умрёт. И теперь ему не до меня. Он уже лежит на земле, судорожно дергается и хрипит, пытаясь зажать руками рану.       Не давая лучнику времени на выстрел, я сделал несколько прыжков к обочине и оказался под защитой деревьев.       Впрочем, один раз стрелок всё же успел выстрелить, но стрела прошла мимо. Стрелять-то нужно с упреждением!       Так, а теперь добить недоноска. Я был зол и горел желанием наказать разбойников. Тем более, опасался за Яблоко. Неизвестно, что там с конем. Если просто ушиб или сбил ноги, когда падал, это одно. А если перелом? Тогда всё может стать очень плохо.       Посмотрел на дорогу еще раз, оценивая ситуацию. Самое главное — конь. Яблоко на дороге и трясёт головой. И с ним вроде всё нормально. Он на четырех ногах и громко ругается на своём лошадином языке.       Четыре разбойника лежат и, судя по всему, чувствуют себя не особенно хорошо. Двое не шевелятся — вероятно, их души уже летят в Залы Мандоса. А двое еще цепляются за жизнь. Ладно, с ними позже, если они доживут до моего возвращения.       Я сориентировался, где находился лучник и осторожно, прячась за деревьями и кустами, начал двигался в его направлении.       Сначала всё было тихо. Разбойник пока еще себя контролировал. Затем, судя по всему, у него не выдержали нервы и он побежал. Затрещали кусты…       Ну, а что ему остается делать? Только что вас пять человек, и вы готовились напасть на лежащего на земле гонца, который, казалось, сильно ударился и не успел прийти в себя. Но всё пошло наперекосяк. Прошло пара минут и вот уже твои друзья-товарищи мертвы, а ты остался один и как дурак, сжимаешь в руках практически бесполезный лук. Так что беги…       В лесу темновато и я, боясь споткнуться или врезаться в дерево, бежал не быстро, медленно сокращая расстояние, и уже чувствовал его настрой — смесь ужаса и паники, боязнь того, что жить осталось совсем немного.       Я догнал его — он распространял едкий запах пота, давно немытого тела и страха, который я ощущал безо всяких магических способностей. Он, услышав шаги, обернулся, что-то закричал, споткнулся о корень и упал на спину.       Я подошел и спокойно приставил клинок к шее. Прощай, мужик.       Чувствовал ли я жалость? Совсем немного. Когда ты встаешь на путь разбоя и начинаешь вырезать путников и богатых купцов, а их жен (наверняка) насилуешь, то рано или поздно будь готов ответить за свои поступки. Так что, если не я, то кто-нибудь другой поставит жирную точку в этой неудачной и бесполезной жизни.       В последний момент я удержал руку. Всему виной неожиданная, но здравая мысль.       — Жить хочешь?       — Да, да, очень хочу, — мужик забормотал торопливо, словно стараясь успеть сказать как можно больше и разжалобить. — Я всё для вас сделаю, сударь, всё что прикажете. Только не убивайте!       — Еще в банде люди есть? Отвечай быстро.       — Нет. Вчерась Кривой Дэк умер и нас пятеро осталось. И теперича я последний. Не убивайте! — мужик встал на колени.       Ага, вспомнил про жалость. Почему практически все убийцы так трепетно относятся к собственной жизни, при этом не стесняясь отнимать чужую? Почему, когда другой человек просит у тебя сохранить ему жизнь, ты глумливо смеешься и мерзко шутишь?       Но я уже остыл от боя и от желания отомстить. И мне не хотелось его убивать. Зато мне бы пригодились их нечестно нажитое богатство — если оно у них есть. Это и была та мысль, что вовремя пришла мне в голову и не позволила добить лучника.       — Откуда пришли?       — С севера, господин.       — Из Арнора, что ли?       — Да, — он наклонил голову.       Это что, ты так стыд показываешь? Неудобно, что встал на такую тропинку? Раньше надо было каяться.       — В шайке что-то осталось на черный день? Вы что-то припрятали?       — Э-э… — вот же человек какой! На кону его жизнь, а у него жадность прорезалась.       Я снова приставил клинок к шее и слегка нажал. Надо же помочь разбойнику принять верное решение. По грязной коже потекла струйка крови.       — Отдашь всё — будешь жить.       — Ладно, ладно, как скажете, — наконец-то я слышал правильные слова.       — Далеко до вашего поганого лагеря?       — Нет, не очень, примерно с лигу.       — Вставай, — я грубо поднял его за шиворот и обыскал. В сапоге нашелся нож, который я засунул себе за пояс. Потом перехватил со спины две его руки одной своей, пошевелил по траве носком сапога и нащупал лук. Придерживая мужика, поднял его, и осмотрел — дрянное, слабое оружие, мой орочий трофей куда серьезней. Я отбросил лук в сторону и повел разбойника к дороге. Где бы ни был их лагерь, коня на дороге оставлять не стоит.       Вернувшись на тракт, я понял, что всё кончено — оставшиеся в живых не подавали признаков жизни. Потом я рассмотрел, что же заставило Яблоко упасть. Так и есть — эти гады натянули поперек дороги веревку, привязав ее к двум деревьям.       Да уж, скачи Яблоко чуть быстрее, всё могло бы обернуться куда трагичней.       Перерубив веревку, я связал ею руки лучника, уложил его мордой в землю и подошел к коню.       –Тише, тише, парень, — я погладил Яблоко по голове, почесал за ушами. Он всхрапнул — от меня пахло кровью. Видно, это не понравилось лошади.       Успокоив четвероногого друга, я наклонился и посмотрел его запястья — именно так называются колени у лошади. Содранная кожа, немного крови, но вроде ничего страшного.       — Жить будешь, Яблоко. Мы с тобой отделались парой синяков и легким испугом, — потрепав еще раз коня по шее, я принялся осматривать разбойников.       Всё понятно. Вонючая одежда, плохенькое оружие. У одного, того кого я убил, метнув кинжал, нашелся кошелек с несколькими серебряными монетами. Забрав кошелек, а также свой кинжал, я оттащил разбойника на обочину. Следом перетащил и остальных трех членов банды. Нечего этой падали дорогу марать.       Потом вспомнил про нож лучника и достал его из-за пояса. Так, слабый металл, плохая выделка. Нам такое не нужно, отправляйся в кучу трупов.       — Встаём, — закончив осмотр, я подошел к молчаливо лежащему лучнику. — Веди к вашей берлоге.       И мы пошли в лес. Одной рукой я придерживал разбойника, второй вел в поводу Яблоко.       — Я всё отдам, у нас много, только меня не убивайте, — где-то в середине пути взмолился лучник.       — Если всё отдашь, не убью, — еще раз пообещал я.       Тем временем стемнело окончательно. В разрывах туч появилась Луна и несколько звезд. Ветер усиливался. Далеко, на пределе слышимости, завыл волк. Минут через двадцать мы спустились в овражек. Здесь и нашлось пристанище разбойников. Небольшая пещерка в склоне, выложенный камнями очаг, несколько чурбаков для сиденья, и чуть в стороне — ручеек.       — Ну, давай, показывай сокровища.       — Они в пещере, — он мотнул головой.       — Веди. Я за тобой. И шутить не советую. Попробуешь выкинуть фокус, прикончу, — черт его знает, может там и есть ловушки, но я сомневался и говорил так, на всякий случай.       Дав зрению привыкнуть к темноте, я развязал лучнику руки и позволил ему зажечь небольшой огарок, который стоял на камне.       Колеблющееся пламя осветило неприглядное жилище. Пещера небольшая, и мерзкая настолько, что и лишнюю секунду оставаться в ней не хотелось. Внутреннее помещение — метра четыре на четыре, с несколькими подпорками под потолок и топчанами вдоль стен. На них лежали засаленные шкуры и тряпки — даже смотреть на это неприятно, не говоря уж про то, чтобы трогать. Запах здесь стоял тяжелый, как в склепе с недавно похороненным трупом.       Затем разбойник сдвинул одну из кроватей в сторону. Под несколькими досками обнаружился тайничок. Разбойник вытащил оттуда небольшой сундучок и поставил его у моих ног.       — Всё?       — Да, больше у нас нет, — врешь, я же тебя чувствую, понимаю твой настрой, и эту подленькую мысль — утаить часть хабара — воспринимаю достаточно отчетливо.       — А мне сдаётся, что не всё, — я вытащил кинжал и снова прижал к его шее. — У тебя последний шанс купить жизнь. Еще одна глупая попытка, и ты попрощаешься с этим миром.       — Я понял, понял, простите меня, сударь.       Ну, вот и славно. Второй тайничок нашелся снаружи, на склоне оврага, под упавшим деревом — платяной, тугой мешок, весьма приличный по весу.       Что теперь делать? Уже поздновато, так может здесь заночевать? Не в вонючей пещере, конечно, а на чистом воздухе, недалеко от родника.       Так я и сделал. Завел разбойника внутрь, уложил его на топчан и крепко привязал — пусть потерпит до утра, ничего не случится. Сам, забрав свечу, выбрался наружу.       Сначала я расседлал Яблоко, промыл ему запястья, напоил и насыпал в торбу овса.       Потом осмотрел добычу — в сундучке и в мешочке оказалась довольно приличная сумма в серебре и золоте. Одни монеты, драгоценных камней или украшений там не было.       Потом я перетащил все деньги и сложил их в воду, чуть ниже по течению. Пусть полежат до утра — вода замечательно их промоет, а то мне не нравилась темная аура насилия и боли, что я сумел почувствовать.       Затем я развел костерок, поджарил хлеб, солонину и немного перекусил.       Желания говорить с разбойником и расспрашивать его о чем-либо, у меня не возникало. Всё ясно без слов. После падения Арнора множество людей пошло по кривой дорожке. Допускаю, что часть из них сделало это не от хорошей жизни. Но другие — следуя своим наклонностям и пристрастиям. Затем эорлинги разнесли в пух и прах Ангмар. Разбойников еще больше прибавилось.       Естественно, что они стали искать хорошие, перспективные места. Вероятно, некоторые разошлись в разные стороны и осели по дорогам.       Совесть продолжала мучить — я присваиваю себе «грязные» деньги, добытые неправедным путем. Я давно знаю, еще по Земле, что деньги как раз-таки пахнут. Огромное значение имеет тот способ, каким они получены. И то, что я забрал кровавые деньги у разбойников, радости мне не доставляло. Отсюда пусть немного наивный, но работающий способ, очистить их в воде, которая унесет весь негатив.       На самом деле, стихии — вода, огонь и земля замечательно умеют забирать негативную и деструктивную энергетику из вещей. Иногда достаточно подержать что-то над огнем и эта вещь очистится.       Совесть продолжала неуютно шевелиться. Добавилась и новая свербящая «заноза» — разбойнику надо сохранить жизнь!       Единственное, что меня как-то оправдывало — это моё бедственное финансовое положение. Стать богатым, служа на Гондор, очень и очень проблематично. Да я и не стремился, если честно. Сами по себе деньги меня особо не привлекали. Но деньги это инструмент, с помощью которого можно многого добиться. А так как планов у меня хватало, то и деньги окажутся не лишними.       Эта мысль помогла мне немного примириться с самим собой. Привалившись спиной к дереву, я задремал.       Утром я проснулся не в самом хорошем расположении духа. Спал я в неудобном положении, к тому же продрог, да и сны — тяжелые, неприятные (может место так влияло) — оставили муторный осадок.       При сером утреннем свете я вытащил из ручья деньги — сейчас они воспринимались как простое серебро и золото. Пересыпая их в два полотняных мешочка, я прикинул, что куш мне достался приличный. Богатым человеком я не стал, но зато теперь при желании мог купить не самые дешевые вещи. Например, приличного качества меч с кольчугой.       Затем зашел в пещеру и отвязал лучника. Мы выбрались из оврага. Я сориентировался, где находится дорога и развязал мужику руки.       — Проваливай на все четыре стороны. Свободен, я слово держу.       — Может, возьмете меня с собой? — разбойник, судя по всему, ночью не спал, а раздумывал и набрел на интересные мысли. — Деваться-то мне некуда, а вам, сударь, добрый слуга не помешает, а?       — Это вряд ли. Добрый, может и не помешает, но к тебе это не имеет никакого отношения, — я вскочил на Яблоко. — В ближайшем селении, где ваши подвиги наверняка уже известны, я скажу, что убил четырех разбойников, но один остался в живых. И опишу им твои приметы.       — Это нечестно, — лучник возмущенно, с негодованием вскрикнул. Судя по всему, он искренне посчитал, что его обманули и подставили.       — Тебе только жизнь обещали, ничего другого, — я тронул Яблоко каблуками сапогов и конь, всхрапнув, пошел вперед.       Вот такое дорожное приключение. Я помог людям, очистил местность от разбойников и заработал денег. Одновременно с этим дело до конца не довел, не убил оставшегося в живых или не передал его властям.       Минут через десять я выбрался на дорогу, проехал мимо трупов — почти у всех них обгрызены лица и руки — видать лесное зверье постаралось.       Постоялый двор, тот, что я рассчитывал посетить вчера вечером, обнаружился ближе к полудню — на картах, он похоже нанесен с ошибкой. Там, в трактире, я рассказал свою историю, и упомянул, что один из разбойников остался в живых. А дальше от меня ничего не зависит. Захотят местные найти разбойника? Надумает ли этот лучник поискать лучшей доли и податься в другие места? Это вопросы, которые меня не касаются.       В общем, как будет, так и будет. А меня ждет дорога.              Через день я достиг развилки, здесь тракт делился надвое. Направо — к Бри, Пригорью и обезлюдевшему Форносту. Налево, куда мне и надо — к Ширу (это одно из названий Хоббитании), Мичел-Делвингу и, в конце концов, к Серебристой Гавани.       Потом был Сарнский брод. Могучий Брендивайн широко и неглубоко разливался и реку можно перейти вброд. Хоббиты или люди здесь не селятся. Места выглядели одинокими и пустынными. Ветер нагонял тяжелую, свинцового цвета волну. Десяток чаек качался на волнах. Пахло тиной и протухшей рыбой.       Яблоко перешёл реку, замочив брюхо. Я немного поджал ноги.       Через пару дней началась Хоббитания — Южный удел, Долгая долина, Тукборо. Где-то далеко — далеко, на востоке, за границей Брендивайна, смутно угадывались начинающиеся леса. И где-то там находился дом Тома Бомбадила, куда я бы с большой охотой завернул. Впрочем, ещё может и получится — на обратном пути. Если выгадаю три-четыре дня.       Хоббитания выглядела мирной и ухоженной страной. Впрочем, к временам Бильбо она станет куда богаче и благоустроенней. Небольшой, но очень уютный край, протяженностью с запада на восток около сорока, и с севера на юг пятидесяти лиг.       Вдоль тракта стоят многочисленные трактирчики и постоялые дворы. Беззаботные хоббиты набираются пивком, различными наливочками и с большой охотой слушают рассказы путешественников. Выглядели они, как и описывал Толкиен, крупнее, чем во времена Бильбо, когда и трехфутовый хоббит считался рослым. Я же общался с местными, у многих из которых рост приближался к трем с половиной футам и даже встретил настоящего великана — четырехфутового кузнеца!       Хоббиты жили беззаботной, патриархальной жизнью. Любили поесть, выпить и посмеяться. Самые важные темы — местные новости, дни рождения и новоселье, свадьбы, разговоры об урожае, заурядный трёп.       Простой, незамысловатый народец. В таком месте хорошо отдыхать, спать, вести мемуары или рисовать картины и смотреть из окна теплого дома, как зима укутывает округу белым покрывалом.       В трактирах я практически не тратил деньги на еду. Местные, за новости и рассказы из дальних стран охотно угощали меня обедом или ужином, попутно спаивая пивом.       Здесь, в Шире, я понял, что раньше никогда не пробовал настоящего пива. Всё, что было до этого — лишь суррогат, слабая подделка, и не более. И я, получается, никогда не знал ни вкуса, ни запаха истинного пива.       Вы представляете, каким восхитительным и неповторимым может быть этот напиток, сваренный три часа назад? Чистейшая вода, восхитительный аромат хмеля и нотка солода. Мягкая, оседающая на ободке кружки, пена. Не заметил, как очередная пинта кончилась. Хозяин, налей еще!       Разные вкусы и сорта в каждой новой деревеньке или трактире. Лагер, эль, биттер (горькое), портер, стаут, бок, копченое. Да здесь надо целую книгу писать. Эх, уйду на пенсию и переселюсь в Хоббитанию. Чехия отдыхает, ребята!       На перекрестке, где восточный тракт сходился с южным, находился крупнейшее поселение Шира, город Мичел-Делвинг.       Здесь хоббиты совсем светские — если к ним вообще применимо такое понятие. Множество странников, арнорцев, гномов и иных приучили местный народ спокойно относиться к чужакам. А не так давно закончившаяся война Арнора с Ангмаром, по сути, их особо не затронула и не озлобила сердца.       В этом городке, даже скорее поселке, я остановился на ночь, отдохнул и заодно перековал Яблоко.       Потом дорога стала прямой, как удар хлыста, рассекающий поля и долины. Всё дальше на запад, через Белые, а затем Башенные Холмы к Серебристой Гавани.       Город-порт, которым управлял Кирдан Корабелл, произвел на меня не такое сильное впечатление, как я рассчитывал. Самое главное — у него отсутствовали крепостные стены, а большая часть домов деревянная и достаточно простая. Да, здесь имелись строения из камня, которое можно условно отнести к замку — достаточно просторное, хорошо защищенное место жительства эльфов. Маленькая крепость посреди обычного портового города, вот какой предстала передо мной Серебристая Гавань.       Как я узнал впоследствии, в этом крае проживало множество эльфов, но селились они дальше на запад, вдоль берегов залива Лун и за Синими горами, в местности, которая называется Форлиндон. Мне сразу же захотелось побывать в тех местах — шутка ли, самая западная часть Средиземья, густо заселенная эльфами, у которых можно многое узнать. Когда-то, давным-давно, пока море не поглотило многочисленные земли, этот край продолжался еще дальше на запад и назывался Белерианд.       В городе я провел два дня, дожидаясь ответа. Днём я ходил по порту, рассматривал дома, общался с людьми. Серебристая Гавань являлась крупным портом и гостей со всего Средиземья здесь хватало.       В городе можно было встретить многочисленных путешественников с континента, таких как северяне, эсгаротцы, дорвинионцы и даже истерлинги, а также морские народы, те, что умели строить суда, любили плавать и торговать — а это всё побережье Средиземья до Гондора и Умбара, и еще дальше, на жаркий юг.       Ну, и конечно, местные — люди, многочисленные эльфы и гномы Синих Гор. И путешественники, торговцы и беженцы из близлежащих земель — Арнора, Хоббитании, Ангмара, и находящегося дальше Дундланда. Людей (и не людей) хватало.       Самое важное — я впервые увидел эльфов. О, они выглядели удивительно прекрасно и гармонично, словно более изящная, аккуратная и мудрая версия людей. Конечно, они являлись представителями другой расы. Это сразу ощущалось и понималось.       Практически все эльфы худощавого телосложения, стройные и гибкие. Эльфийки ростом метр семьдесят — метр восемьдесят. Мужчины немного выше. Впрочем, как я знал из книг и как убедился впоследствии, есть различные эльфийские народы, которые даже внешне отличаются друг от друга. И среди эльфов есть Высокие Эльфы, а также их Правители и Государи — представители более старых семей и родов. Вот среди них нередки эльфы ростом и под два метра и даже выше.       У тех эльфов, что жили в Серебристой Гавани белая кожа, как правило светлые, прямые волосы ниже плеч, тонкие черты лица и немного необычный, миндалевидный разрез глаз. Ну и конечно заостренные уши. Кстати они весьма аккуратные, а у девушек, так даже и миловидные, размером не больше людских. Просто, верхняя часть уха имела вытянутую, заостренную форму.       А когда я увидел эльфийку, то долго стоял и провожал ее восхищенным взглядом. Представьте прекрасную, грациозную и ослепительно красивую человеческую девушку, с тонкой талией, высокой грудью... А вот теперь усильте то впечатление, которое вы испытываете от такой девушки, и умножьте его в несколько раз.       Самая восхитительная человеческая красотка — всего лишь обыденность для эльфиек.       Вот такой показалась мне одна эльфийка, которая шла среди многочисленных сопровождающих. А ведь наверняка это, хоть и знатная, но не особо высокородная девушка. Что же тогда говорить о красоте королевских и княжеских дочек?       Понятно, что кроме физического тела и его привлекательности, есть еще и душа, а также внутреннее соответствие во взглядах, миропонимании и интересах. Это, на самом деле, даже важнее, чем физическая красота. И наверное, эльфы просто обязаны обладать такими качествами и иметь богатый внутренний мир.       Эльфы относятся к людям, скажем так, снисходительно, а то и вовсе - высокомерно. Но поставьте себя на их место. Вам пару тысяч лет, а то и больше, и вам приходится общаться с людьми, которые мало того, живут краткий миг, так и ничем особо интересным за свою жизнь не интересуются. Охота, война, строительство замка или государства, дети-наследники. Большая часть людей интеллектом не блещет и говоря прямым языком, звезд с неба не хватает. И всё. Как бы вы, на месте эльфов относились к такому человеку?       А ведь я описал интересы людской элиты, государей и правителей. Простые воины, не говоря уж о ремесленниках, охотниках и иных, куда приземленней и интересуются меньшим. Фактически, все заботы и мечты большинства людей связаны с собственным телом и его потребностями, а также с деньгами.       В общем, эту мысль стоило обдумать. Как правильно строить долгосрочные отношения с эльфийской расой, учитывая свои и чужие интересы?       Также в Серебристой Гавани меня поразили эльфийские суда, те, которые судя по всему, могли путешествовать в Валинор. Высокие, красивые, они выделялись среди остального людского флота, как лебеди среди уток. Они напоминали огромных океанских птиц, способных к дальним путешествиям. И от них я чувствовал мощное магическое излучение. А их паруса и корпуса, казалось, особенно это было заметно в сумерках, испускали нездешний свет.       Вечерами, в гостиничном номере, я вёл записи своих путешествий.       В канцелярии, получив ответ на Гондорское послание, уговорил писца поставить отметку о выдаче письма завтрашним днем. Таким образом мне удалось выиграть почти сутки. И если в пути я выгадаю еще пару дней, то смогу потратить появившееся время на поиски Тома Бомбадила.       В тот же день я покинул Серебристую Гавань. В начале обратной дороги раздумывал над тем, как увеличить продолжительность проходимых за день расстояний. К тому времени я окончательно осознал, насколько Средиземье огромно. И как медленно движется лошадь, проходя за день в среднем восемьдесят, максимум девяносто километров. Эти ничтожные дневные переходы удручали, особенно человека, который пришел в этот мир с Земли, и ещё помнил, сколько за день можно проехать на машине, поезде, или даже пролететь на самолете.       Своего орла у меня нет (может пока?), да и волшебного коня не наблюдалось, так что всё грустно. Из описаний Толкиена можно понять, что роххиримцы за дневной переход проходили все же больше, чем я. И это не говоря про Гэндальфа и его волшебного коня Светозара, который вообще мог спокойно преодолевать за сутки значительные расстояния.       Понятно, что все эти животные, если и не волшебные, то элитные. В отличие от Яблока, который являлся самым обыкновенным конем. К тому же, уже не молодым.       Меня интересовал другой вопрос — что если с помощью магии можно научиться поддерживать его силы и выносливость?       В течение нескольких дней я пытался решить эту задачу. И наконец у меня стало что-то получаться. Сначала я просто дотрагивался ладонью до шеи или крупа Яблока и делился с ним своей силой. Это работало, но зато я сам уставал, словно на мне камни таскали. Конь-то, на самом деле, животное большое и сил ему требовалось много. И поэтому после таких занятий я был буквально высушен и изможден.       Рассудив, что это тупик, я стал искать способ поделиться с конем силой, беря ее не из собственного тела, а из окружающего мира. И самое сложно здесь не только способ передачи этой силы, но и локализация её в пространстве и возможность с ней работать.       Сначала получалось плохо. Но со временем я научился различать, что всю землю, воздух и воду пронизывают магические токи и течения, напоминающие серебристую дымку или туман. Оттенки и интенсивность этой дымки в разных местах различная и поэтому и использовать их то легче, то тяжелее. Я продолжал тренироваться и примерно за полгода неплохо освоил это новое умение.       Также я сообразил, что подпитывать магической силой можно не только коня, но и самого себя, а также других людей или живых существ.       Значительную прибавку в силе — для коня — это не принесло. Но со временем, благодаря такой подпитке, Яблоко стал проходить за дневной переход большие расстояния.       Проезжая Хоббитанию я интересовался дорогой на Забрендию — край, лежащий на другом берегу Брендивайна и вплотную примыкающий к Старому, или, как его еще называли — Вековечному лесу.       Хоббиты странно на меня косились, иные усмехались. Были и те, кто крутил пальцем у виска. С запозданием я понял, что малость напутал, думая, что Забрендия уже существует. А оказалось, что новый край хоббиты даже и не думали осваивать.              Я остановил Яблоко у главного крыльца огромной норы — считай целого поместья. В склоне холма были прорезаны многочисленные окошки со ставнями, стеклами и видимыми даже снаружи милыми занавесочками. Главный вход (по краям имелись и другие) представлял собой широкое крыльцо с каменными ступеньками, коваными перилами и навесной крышей, сверху которой росла трава. Дверь — круглая, окрашенная в желтый цвет, приоткрылась при моем приближении, выпуская наружу целую ораву местных жителей. В этом поместье жил первый тан Хоббитании по имени Скокка из Плавней.       Скокка являлся серьезным и упитанным хоббитом, основавшим целый род. Уже сейчас многие начинали называть его Олдбаком. С запозданием я понял, что вижу не абы кого, а того, что даст линию первых танов страны — Олдбаков. Через некоторое время их имя изменится на Брендибаков, а они сами переселятся за реку и положат начало новому краю. А их место в Хоббитании, заодно с титулом тана, унаследуют Туки. Теперь все встало на свои места!       Хоббиты откровенно глазели на незнакомого громадину. Затем вышел и местный патриарх. Скокка оказался достаточно высоким для хоббита, с большой копной густых волос и внимательным, слегка ироничным и одновременно заинтересованным взглядом. Он неспешно оглядывал меня с головы до ног, а потом произнес:       — Здравствуйте, сударь. Позвольте узнать, чем же обязаны вашему визиту?       — Здравствуй, хозяин. Здравствуйте и все остальные, — я не поленился, спрыгнул с лошади и поклонился местным. — Я вестник Гондора, вечер застал меня в вашем крае, но если вы не против, я бы хотел переночевать не в трактире, а у вас. Я давно слышал о вашем народе немало хорошего, и мне стало любопытно.       — Понятно, понятно, — закивал Скокка, хотя по его лицу было видно, что ему ничего не понятно.       Поначалу беседа шла тяжело. Хоббиты насторожились и не понимали моих целей. Но я обстоятельно рассказал, кто таков, откуда еду и куда путь держу. Попутно упомянул, что очень бы хотел узнать хоббитов поближе, и думаю, что местные одни из самых авторитетных невысокликов вообще, и в Хоббитании в частности. После этих слов хоббиты отринули недоверие и пригласили меня внутрь дома.       Пришлось пригибаться, наклоняться, а пару раз чуть ли и не ползком ползти, передвигаясь по всем, хоть и живописным, но маловатым для человека, переходам.       Впрочем, внутренней убранство дома выглядело более чем достойно. Панели из мореного дуба, кованные люстры, красивые шкафы, комоды, лакированные двери и гладкие полы, устеленные многочисленными шкурами. Мебель выглядела добротной, а некоторая, так и вовсе словно произведение искусства.       Скокка шел впереди, показывая дорогу и покрикивая на многочисленных сыновей, дочерей, зятьев, невесток, внуков, внучек и слуг.       Наконец мы очутились в просторном, освещенном десятком свеч и камином, холле. Уютная обстановка, жарящийся на вертеле кабанчик, наполненные бокалы и неспешный, обстоятельный разговор. Что может быть лучше?       Вот только я всё время боялся, что предложенное кресло, в которое я с трудом втиснулся, меня не выдержит. Плюнув на этикет, я выбрал у камина полено побольше и сел на него.       Олдбаки встретили мой поступок сдержанным и веселым гулом. Отношения явно налаживались.       Всей многочисленной родне также приспичило оказаться в холле. Скокка хмурил седые брови и временами покрикивал на излишне назойливых родичей. Великодушное гостеприимство и деревенская непосредственность!       Хоббиты поначалу старались вести себя важно и внушительно, оберегая честь, показывая гостю немалый авторитет и житейскую основательность. Но я вел себя просто, старался не выделяться, говорил легко и спокойно, и с первых слов показал, что не считаю себя лучше хозяев. И хоббиты оттаяли.       Вот уж поистине, как ты к людям, так и они к тебе!       Олдбаки, или будущие Брендибаки, мне понравились. Они выглядели более энергичными и любознательными, в отличие от большинства других коренных обитателей Шира, что я успел встретить. А сам Скокка вообще смотрелся вполне достойным мужиком, внушительным и серьезным, ростом метр двадцать.       Мы легко познакомились, нашли общий язык и провели целый вечер, рассказывая друг другу различные истории. А утром, при расставании, мы уже числили друг друга друзьями.       Про Тома Бомбадила, он, к сожалению, ничего не знал, да и про лес, который стали уже сейчас называть Вековечным, многого сказать не мог. Так, различные слухи и истории. Хоббиты пока еще всерьез не заинтересовались этим местом.       Беседа закончилась после полуночи. Хозяева выглядели удовлетворенными — еще бы, они столько нового узнали. Впрочем, всё это верно и по отношению ко мне. Один вечер в компании местных позволил узнать хоббитов сильнее, чем десяток прочитанных книг.       Меня проводили в самую большую спальню и я неплохо выспался на кроватке, длиною в полтора метра. Хорошо, хоть спинка у неё отсутствовала.       На следующее утро старина Скокка отправил одного из своих многочисленных внуков по имени Брегги немного меня проводить.       Брегги оказался веселым и смышлёным мальцом. Размахивая руками, он шел впереди по дороге, расспрашивая и рассказывая интересные, с его точки зрения, вещи, попутно здороваясь с многочисленными знакомыми и неизменно представляя меня им. Причем, все без исключения хоббиты любили поболтать и с удовольствием вступали со мной в беседу.       За спиной Брегги висел небольшой лук. Я сделал недолгий привал и попросил хоббита показать, как он умеет стрелять. Брегги чуть не лопнул от важности, натянул лук и проворно выпустил несколько стрел в передоложенную мной цель.       Что ж, стрелял он очень хорошо. Профессор Толкиен не обманул, когда писал об этом.       Брегги довел меня до небольшой деревушки под названием Лягушатники. Там мы заглянули в трактир "Удельный Камень" и перекусили жареным гусем. Ну и конечно пиво — без него в Хоббитании никуда.       Здесь я расстался с юным хоббитом и на прощанье одарил его серебряной монеткой. Брегги поклонился и от души поблагодарил.       Дальнейший путь пролегал по тракту до Брендивайнского моста. После моста я резко повернул вправо и отправился вниз по течению реки.       Жилище Бомбадила, о котором никто толком не слышал, найти было непросто. И у меня имелось всего два нормальных ориентира: Могильники с востока леса и долина реки Ветлянки с юга.       Подумав, я остановился на втором варианте. Двигаться здесь тяжелее, но зато больше шансов выйти к дому Тома.       Остаток дня, лугами, заболоченными поймами и небольшими рощицами я двигался на юг и уже под вечер достиг места, где в мощные струи Брендивайна со стороны леса впадала другая река. Это и есть Ветлянка — других крупных рек здесь попросту нет.       Здесь мы с Яблоком остановились на ночь. Я стреножил коня, разбил небольшой лагерь и развел костер.       Всю ночь квакали лягушки, а от воды тянуло сыростью. Это не помешало мне выспаться на славу. Я уже научился неплохо себя чувствовать в походах, и ночевка под открытым небом не доставляла никаких проблем.       Утром я взял Яблоко за уздечку и отправился вверх по течению Ветлянки. Дорога стала хуже. Солнце только начало вставать. Лес стоял осенний, в прекрасной россыпи желтых, красных и бордовых листьев. Ночью прошел легкий дождик, и сейчас листва влажно лоснилась, с веток капало, а прохладная роса покрывала прозрачным серебром всю траву.       Я снял сапоги и пошел босиком. Как же здорово вот так идти по чистому и красивейшему лесу, чувствовать спокойствие и радость, никуда не торопиться, и знать, что у тебя впереди огромное количество лет.       Солнце поднялось, прогнав тучи. Небо прояснилось. Над деревьями кружили птичьи стаи — наверное, прощались, и готовились к перелёту.       Ближе к полудню выбрался на небольшую полянку, где мы с Яблоком передохнули. Здесь обнаружилась узкая, практически незаметная, тропинка и я сразу взбодрился — кроме Тома ее некому проложить.       Тропинка отошла от воды, пошла оврагом, потом поднялась вверх, и углубилась в лес — высокие, мощные деревья внушительно стояли единым мощным строем. Я надел сапоги, поправил перевязь с мечом и неспешно пошел вперёд.       Тропа стала забирать вправо, и пошла под уклон — значит, она вновь возвращалась к речной долине.       Через час опять вышел к воде. Вдоль берега росли сухие, пожелтевшие заросли камыша и осоки. Противоположный берег так же утопал в пожухших травах. Река тихо катила серые струи. Многочисленные листья скользили по воде. Я вытер с лица прилипшую паутинку. По идее, надо продолжать идти вперед и все будет хорошо.       Как и хоббиты из «Властелина Колец», я пошел дальше вдоль реки и скоро вышел к огромному, мощному вязу. Неужели это то самое дерево, которое через несколько веков станет Старым Вязом, обретет некую разумность и дурную славу?       Пока же оно выглядело как обычное, пусть и могучее дерево. Я положил руку на ствол, закрыл глаза и прислушался. И странное дело, уловил едва слышное, еле заметное подобие мысли — отзвук эмоций, общий настрой дерева. И он не показался мне враждебным. Просто уверенность в себе, своих силах и радость от жизни.       Размышляя о том, не привиделось ли мне всё это, действительно ли дерево обладало неким подобием чувств и эмоций, я отправился дальше.       К Ветлянке со склоном спускались многочисленные ручьи, а через особо крупные из них перекинуты древесные стволы или сделано подобие мостиков. Вот только все они выглядели запущенными и давно не посещаемыми. Тропа шла всё дальше и дальше. Незаметно стемнело. На восточной стороне неба появились первые звезды. Ветлянка из реки превратилась в речушку.       Затем тропинка неожиданно свернула влево, отдаляясь от речного берега, и стала подниматься по склону оврага.       Яблоко радостно заржал, словно услышав или учуяв что-то. Я глубоко вздохнул — пахнуло домашним очагом.       В полумраке заблестел пенистый водопадик, обложенный камнями — здесь ручеек срывался с небольшого утеса. Место облагороженное, с выложенной камнями тропинкой и подстриженной травой. Значит, я почти пришёл.       А затем тропинка, взобравшись наверх оврага, вывела на обкошенный луг с шелковистой травой и небольшую аллею из подстриженных деревьев.       Впереди, за еще одним неглубоким овражком, стал виден одноэтажный домик. Из окон его лился свет, а из трубы устремлялись к небу вкусно пахнувший дымок и вертлявые искорки.       И когда я подошел к нему, входная дверь широко распахнулась и на пороге появилась мощная фигура.       — Здравствуй, хозяин, — произнес я.       — Гости к Тому — странные, незваные — много лет не заходили! И давно уж с незнакомцем мы не говорили! — ответил Бомбадил, улыбаясь и приглашая в дом.       Так я познакомился с Томом и его женой Золотинкой. Том оказался среднего роста (мне по подбородок), плечистым, плотного сложения. Курчавые волосы, круглое, немного морщинистое лицо и густая борода до груди. Том много смеялся, шутил и улыбался. И тогда морщин на его лице, а особенно вокруг глаз, становилось еще больше. Особенно запомнились глаза — внимательные и мудрые, ярко-синего цвета.       Обычно одежда Тома состояла из грубых штанов, гетр, башмаков, кафтана и шляпы. Дома он ходил в рубашке. Одевался он в одежду тех цветов, что имели леса, поля и небеса вокруг — белую, синюю, зеленую, желтую.       Его жена Золотинка чуть ниже ростом, тонкая и стройная, с открытой и приветливой улыбкой, с длинными прямыми волосами до пояса. Она носила платья и все те, что я успел увидеть, имели приятные, спокойные оттенки и цвета.       Интересно, откуда они брали свои одежды? Сами шили? Но из чего? Или создавали с помощью магии?       Разместив Яблоко в небольшой пристройке около дома, меня провели в дом. Хозяева оказались гостеприимными и радушными. Они мало о чем меня расспрашивали, пока я не умылся, не сел за стол и не подкрепился.       — Поедим и посмеемся, отдохнем и улыбнемся, — Бомбадил подмигнул жене, пододвинул к себе хлеб и принялся намазывать на него масло, а сверху положил кусок сыра.       — Отведай нашего гостеприимства, гость, — в тон мужу улыбнулась Золотинка.       Мы кушали за большим столом с несколькими свечами. Чуть в стороне находился камин, от которого шло приятное тепло. Беседа текла плавно и неторопливо. Том особенно ни о чем и не спрашивал, но я сам много о себе рассказывал.       В таком месте нельзя вести себя иначе. Этот дом казался надежным и крепким, и всё то, что я говорил, я твердо чувствовал, никогда не уйдет из этих стен.       Хозяева дома были очень рады моему приезду. Но они вообще всему радовались — сменам времён года, полету журавлей, распускающимся листьям, танцу бабочек и всему остальному. И особенно друг другу и той гармонии, что создали. Так они и относились ко всему миру — приветливо и радушно, и как мне показалось, не делая особого различия между мной, и например каким-нибудь лесным животным, что случайно могло бы заглянуть к ним в гости. Для них — всё единый мир во всем его многообразии. И всем отдельным его проявлениям хозяева неизменно рады.       Я рассказывал о Земле, о том, как я там жил и о книге «Сильмариллион» и той истории Средиземья, что нам была известна. Я не говорил Тому о будущем, о том, что может произойти и о том, что описано в «Путешествие туда и обратно» и во «Властелине колец». Я рассказывал известную мне историю Средиземья, но лишь до настоящего времени. Мне показалось неуместным и неправильным говорить о будущем, которое я так хорошо знал. Хотя, если б хозяин дома спросил об этом, то я бы честно и откровенно ответил. Но он не спросил.       Потом я поведал о Чертогах Безвременья и о Айнур Азре, который помог мне оказаться здесь. Я рассказал — Айнур беспокоит, что в Средиземье уменьшается количество магии и что волшебство уходит из мира. А души воплощенных не получают тот опыт, на который рассчитывали, придя сюда.       Том слушал и периодически кидал на меня внимательные, всезнающие взгляды. А я чувствовал, что мой рассказ удивил, но не поразил его. И что он знал, говорю ли я правду или нет. И что захоти я солгать, он сразу безошибочно поймет это.       Наконец Том вздохнул, вытянул ноги и посмотрев на Золотинку, спросил:       — Ну, а нас-то, с Золотинкой, ты зачем решил проведать?       — Я читал про этот мир, но я его не знаю. И мне просто хотелось познакомиться с Вами. И, возможно, учиться и попробовать понять этот мир.       — Какой вежливый гость, — Золотинка весело рассмеялась.       — Жизнь нас всех призвала делать добрые дела, — задумчиво молвил Том. — Но не думаешь ли ты, что Айнуры непросты?       — Конечно, так и есть! Вот поэтому и я хочу как можно лучше понять Средиземье, прежде чем что-то предпринять.       — Хорошо, что ты все неплохо понимаешь, даже вроде здраво рассуждаешь. Веди себя и дальше так! Сдаётся мне, Айнуры смотрят вдаль, а там и радость, и печаль. У них свой план и цель как будто на виду, но есть слой и второй — а он уже иной. А вдруг там вместо света — всего лишь горечь пустоцвета? Запомни это все, гость из иного мира, и не навязывай добро и не устраивай пожара!       — Постараюсь…       — Расскажи нам о своей Земле, Мэлгорн! — попросила Золотинка, уютно устроившись в кресле, подтянув под себя ноги и накрывшись пледом.       И я рассказал. Об отсутствии магии, о технике, без которой невозможно представить нашу планету и об информации, которая подменила знания. Я рассказал о науке и искусстве человечества, о наших целях, философских и религиозных концепциях, о варварском отношение к природе. Поведал о звездах, полеты к которым все никак не могли осуществиться. И о многом другом говорил я. Долго продолжался этот рассказ, а хозяева слушали, не перебивая, внимательно и вдумчиво.       Так закончился первый вечер в доме Бомбадила. Меня отвели в уютную комнату, где постелили кровать. И я уснул.       Наутро я достал из своих сумок гостинцы, что купил в Хоббитании — бочонок гречишного мёда, большой круг сыра, холщовые мешочки с солью и чаем. Мне подумалось, что эти продукты будут весьма полезны. Я бы и рыбу с мясом привез (а хоббиты на диво искусно умели коптить и солить свинину), но не знал, употребляют ли в пищу Том и его супруга такие вещи. Так что пока ограничился вегетарианским набором.       Золотинка гостинцам обрадовалась, особенно соли, которой, судя по всему, у них было мало.       И начались мои дни в гостях у Бомбадила. Я пробыл в этом месте четверо суток, но как бы мне хотелось задержаться здесь дольше! Днем я ходил с Томом по его владениям. По лесам, оврагам и долам, слушал его пение, смотрел, как он живет. Том радовался любому проявлению природы — будь то трели птиц, легкий ветерок, полет жука или произрастания деревца или травы. И он ни в чем не нуждался. Он видел суть вещей и следовал своему предназначению в этом мире. В его существование был смысл и необходимость, но сказать, что и я так бы хотел жить, я не могу. Бесчисленные века на одном месте, занимаясь одним и тем же… И если такая жизнь не является твоей сутью, в какой-то момент станет грустно и скучно, не правда ли?       Я спрашивал его о многих вещах, и Том спокойно и вдумчиво отвечал. Иногда понять его было непросто, иной раз он говорил образным языком, на некоторые вопросы вовсе не отвечал.       Вот что я про него узнал. Том являлся духом, который осознал себя при последних аккордах Музыки Айнур. Он увидел Арду и понял, что его судьба связана с ней неразрывно и навсегда. Он спустился в материю, и стал жить на этой земле, занимаясь одному ему ведомыми делами. Он пришел сюда раньше всех и уйдет в самом конце, когда жизнь самой планеты закончится.       Впрочем, он не являлся уникальным духом. Вместе с ним в Арду пришло еще несколько сущностей, и это не Валар или Майар. И как я понял, их позицию и мировоззрение можно определить как философски-созерцательную. Бомбадил и ему подобные никогда и никуда не спешили, не торопились ставить оценки и вешать ярлыки. Они понимали, что не все так однозначно в этом мире, как пытаются многие представить.       Я расспрашивал Тома, помнит ли он себя раньше Арды? Но этого он не знал, и не стремился узнать. Всё его внимание было привлечено к Средиземью.       Сколько ему лет? Ну, столько же, сколько и Средиземью. А это, в общем-то юный мир. Когда всё началось? Сорок или пятьдесят тысяч лет назад, когда мир был создан.       С этой точки зрения Том казался древним и старым. И неудивительно, что многие герои Толкиена так почтительно и уважительно отзывались о Томе. Так и должно быть. Но у всего есть и вторая сторона. Многие ли из нас задумывались о своём возрасте, применительно к Душе, о том, что было раньше этой жизни, и о тех приключениях и испытаниях, что все мы возможно пережили? Где, и главное как долго мы все странствовали, после того как родились мы — души? В каких мирах рождались и умирали, любили и страдали?       У большинства из нас закрыта память. Когда она откроется, не окажется ли так, что многие намного старше Тома, немало видели, и в больших событиях участвовали? Ведь пятьдесят тысяч лет, хоть и большой срок, но по сравнению с возрастом Вселенной или нашей Галактики, это масштаб песчинки на пляже бесконечности. Пусть Тому сто или даже двести тысяч лет. Но даже этот срок вполне измеряем, и хотя и велик, но все равно — конечен.       Так и Том — он помнил себя изначально, но в рамках изначалья этого мира. И так ли это долго, если вдуматься?       Вот поэтому я относился к Тому с безусловным уважением, но так же и пониманием того, что в эволюционной перспективе он мало чем от меня отличается.       Мы говорили с ним об этих вещах — о перерождении, о других жизнях в иных мирах, о различных ролях, что мы играем. Всё это его заинтересовало, но не более. Вызвало интерес, но не затронуло слишком глубоко, так как для него все эти вещи во многом были абстрактными понятиями, имеющими незначительное влияние на его жизнь.       Бомбадил не умел и не хотел размышлять о чем-то, что не связано с Ардой.       Том много рассказывал про магию, так как я про нее спрашивал. Он учил меня конкретным заклинаниям или умениям, показав несколько полезных навыков. О них я расскажу в своё время. Даже за такой короткий срок я умудрился обучиться, вернее понять основы, кое-чего полезного — уж очень хороший попался учитель.       И все же Бомбадил больше рассказывал о теории, о самой сути магии, и о том, как надо ко всему этому относится, с его точки зрения.       Впрочем, один вполне конкретный совет он всё же дал — говорить всегда и везде лишь правду. А при невозможности этого, просто молчать. В этом — сила, ибо, когда твои слова правдивы, в них нет лжи. Ложь — искажение правды. Искажая мир, ты привносишь в него то, чего там раньше не было, вводишь себя и других в заблуждение. И поэтому не можешь эффективно взаимодействовать с окружающим пространством. Со временем, с помощью простого слова можно научиться влиять на весь мир. Именно потому, что твои слова истина и правда, они способны влиять на суть вещей.       Том сам всегда говорил правду. Поэтому его слова и Заклинательные Песни столь сильны и действенны.       Четыре дня не так уж и мало и за это время можно многое узнать. С Томом этот срок показался мимолетным мигом, который на секунду осветил его обширную память и опыт. Я лишь прикоснулся к его знаниям и мудрости и мне уже пора уезжать. Я не мог слишком долго задерживать своё возвращение в Изенгард. Мне еще предстояло наверстать в дороге эти четыре дня, что я провел в Вековечном лесу.       — Много ли гостей тебя посещало, Том? — спросил я его перед расставанием.       — Благо не в количестве — благо в мудрости, величии.       — А были ли среди них Истари, Маги, приплывшие из Валинора?       — Лишь Алатар и Паландо заглянули ко мне в гости, — ответил Том, и я почувствовал в его голосе легкую грусть. — Навестили и ушли, одарив частичкой радости.       А я очень этому удивился. Странно, что всего два Синих Мага посетили такую могущественную и древнюю сущность. Неужели другие не знали о его существовании? Нет, они не могли не знать. Те же эльфы Раздола наверняка могли им рассказать. Так в чем дело?       Неужели Саруману, Гэндальфу и Радагасту не интересно познакомиться и пообщаться с Бомбадилом за столько столетий? Не нашли времени или не захотели? Считают себя достаточно мудрыми и знающими, не нуждающимися в лишних советах? Странно всё это.       — А Саурон, видел ли ты его?       — Да, — после недолгого молчания и, как показалось, неохотно ответил Бомбадил. — Мы увиделись с Майроном до крушенья Нуменора.       Сказано это таким тоном, что я понял — время для дальнейших вопросов еще не пришло. Рано мне знать про Саурона, и про содержание его разговоров с Томом.       — Приходи к нам снова, если захочешь, — сказала мне на прощанье Золотинка. А Том долго смотрел мне в глаза, словно пытаясь найти там что-то ведомое и понятное одному лишь ему.       — Обдумывай свои слова, да и поступки, будь смел и не считай за слабости уступки, — так сказал Бомбадил при расставании. — Можно стать слугой злата, власти, но не в этом главные напасти. Есть силы, те, которые как будто невидны, но лишь они по-настоящему вредны.       Я поклонился хозяевам, благодаря за кров и беседу и пошел обратной дорогой, на тропинку к долине Ветлянке. Оглянувшись, я заметил, что Том и его жена смотрят мне вслед. А затем Золотинка махнула на прощанье рукой. В тот день она надела бледно-синее платье. Том, в одежде под цвет деревьев, давно скрылся из вида, но его жена еще долго виднелась позади тонкой черточкой.