«Когда тебя нет рядом, я чувствую себя слабым. Разве это неправильно, что ты делаешь меня сильным? Подумай о том, сколько любви было потрачено впустую, люди постоянно пытаются её избежать и двигаются дальше, чтобы остановить собственную душевную боль»
Впервые за долгое время Луи на самом деле хочет прогулять работу. По факту, если бы он имел хоть какую-то власть, то точно бы прогулял целую неделю. Возможно, он никогда больше не появится в студии, если это будет значить, что с Гарри они никогда не встретятся. Поскольку это последний человек, которого Луи хочет видеть, когда все-таки опаздывает в студию на сорок минут. Фортуна сегодня не на его стороне. И не сказать, что когда-либо была. Щёки краснеют, когда взгляд натыкается на кудрявого, сердце наполняется странным чувством тоски и настоящей вины. Он даже посмотреть не может на любимого человека. Какой кошмар. И всё это его вина. Луи и раньше избегал Гарри. Много раз. Если бы ситуация не была такой несчастной, то он бы даже пошутил над тем, как с опытом идеально научился избегать его. Но в этот раз всё по-другому. Ведь у них действительно начали налаживаться отношения. А теперь ситуация висит на волоске, и её уже нельзя исправить. То, что они натворили… то, что он натворил… как они вернутся к тому, с чего начали? Одно дело —самостоятельно нести багаж несчастной любви, с годами уже в какой-то степени привыкнув, и совсем другое — смотреть в глаза человека, который теперь точно знает про его чувства. Как же это неловко и постыдно. — Томмо! — зовёт Лиам, не замечая его раздражительность. — Чем ты занимался на выходных? Не видел тебя у Риты на тусовке! Если Бог всё-таки есть, то он точно его ненавидит. — Ох, ты знаешь. Всё как обычно, — он врёт, чувствуя, как от вопроса вспыхивают щёки. В комнате никто не обращает на это внимание: Найл и Джулиан обсуждают аккорды к одной из песен, а Гарри глубоко поглощён своим дневником, что-то там записывая; слова песни, наверное. Кроме поднятого взгляда, когда в помещение зашёл Луи, Гарри ни разу так и не оторвался от своего занятия. Видимо, Луи не единственный, кто избегает их взаимодействия. Какая бы у Гарри ни была причина, она не сравнится с тем, что Луи просто безумно влюблён. — Я так напился, что ничего не помню, — он добавляет обыденный смешок, дабы показать, что совсем не нервничает. Он бросает взгляд на Гарри, чьи волосы прикрывают лицо, и всё же плечи у него напряжены. Поддельная улыбка спадает с лица, в горле пересыхает, и Луи опускает взгляд в пол. — Так и думал, — искренне улыбается Лиам. На протяжении многих лет Лиам был тем человеком, который добродушно опекал Луи во время его пьяных похождений. Честно, лучшего друга для тусовок Луи и желать не мог. Он рад, что сейчас Лиам не видит его насквозь. Возможно, он сможет убедить ещё и Гарри, и всё вернётся на круги своя, несмотря на то, как много всего уже поменялось. Блять. Он подавляет эти мысли прежде, чем они выведут его на эмоции. — Жаль. Софи хотела поздороваться, она давно не видела тебя и парней, — говорит Лиам с разочарованной улыбкой. — Эмм… извини. Давай в следующий раз, хорошо? Следующие три часа тянутся ужасно медленно. Такое чувство, будто он в камере смертников — надвигающая кончина становится ближе с каждой минутой. Его сердце каждый раз падает в желудок, когда они с Гарри переглядываются; что-то неисследованное скрывается за зеленью глаз. О чём он думает? Ненавидит ли он меня? Захочет ли он снова со мной разговаривать? Это так сильно ошеломляет Луи, что он готов сбежать из студии до того, как закончится их время. Он придумывает оправдания и решает, что они всё равно звучат неправдоподобно, так какой вообще смысл в этой лжи?! Дыхание успокаивается, только когда Луи приходит домой без страха того, что Гарри может его преследовать. … И это лишь первый рабочий день на неделе. Идеально. Просто прекрасно. Когда Гарри звонит этим вечером, а экран загорается никнеймом и смайликом, Луи его игнорирует. И когда шатен случайно включает «Лучшего пекаря Британии», то кидает пультом в телевизор, громко матерясь, когда предмет пролетает рядом с плазмой. Пусть его жизнь сейчас и находится в руинах, он не может себе позволить заменить телевизор стоимостью в несколько тысяч долларов из-за никчемной вспышки ярости. Ему нужно отвлечься, понимает он, когда жует холодный кусок пиццы, глупо пялясь в потолок. Не самый вкусный ужин, который у него когда-либо был. Он подумывает ненадолго позвонить Оли, который, должно быть, уже вернулся в город и готов идти тусить. И как только эта идея формируется у него в голове, он начинает испытывать огромную жалость к себе. Скорее всего, вечер просто закончится пьяным звонком Гарри; ошибкой, которую он не может допустить. И вообще, алкоголь не может отвлечь. Он лишь усиливает чувства, которые уже заполнены разумом — чувства стыда и горя, и что хуже всего — непреодолимой любовью. Потому что поцелуй с Гарри не ослабил глубину его чувств. Он лишь напомнил, как сильно Луи влюблён в него. Луи тяжело вздыхает, решая, что может направить свои эмоции во что-то продуктивное. Он достаёт телефон и открывает заметки. Сначала слова выливаются в поток сознания, именно так работает мозговой штурм их песен, потом находится общая тема и фразы связываются в некий поэтизм. По крайней мере, Луи пытается их связать. Он пишет так, что у него не остаётся времени думать о своей душевной боли, используя её, как топливо лирики; он знает, что никому её никогда не покажет. У него полно заметок на телефоне, которые рассказывают секреты его сердца. На ноутбуке тоже полно демо-записей, которые никогда не выйдут в свет. И все они, все эти строчки были написаны для Гарри. И этот раз ничем не отличается от остальных. Пальцы опускаются на клавиши синтезатора, и Луи впервые за день позволяет себе окунуться мыслями в то мгновение в машине. То, как Гарри смотрел на него, как воздух, казалось, сжимал вокруг всё, что ощущал Луи. Будто их взгляды достигли понимания, которое никогда не сможет высказаться словами. Луи не думал, что такой маленький, но монументальный жест, как рука на бедре, может привести к тому, что он сотворил. Не думал, что за секунды поцелуй может всё испортить и лишить его сна по ночам.Так горячо, что я больше не могу этого выдерживать, Хочу проснуться и увидеть твоё лицо, Вспоминая, как приятно было находиться здесь вчера.
Слова на экране наконец обретают форму. Они выливаются до того, как Луи успевает подумать.Я всё ещё одурманен этим чувством.
Он останавливается. Перед глазами проносятся воспоминания ночи: как Гарри взял его за руку и повёл на крышу; тихая, умиротворенная манера, с которой он разговаривал с Луи под приглушенным светом… взгляд был пронизан алкоголем, из-за чего каждый раз между ними прожигалась искра. Это не могло быть преувеличением. Как бы Луи мог придумать это всё у себя в голове?Я увидел улыбку, когда начало подкрадываться то самое чувство, Оно было там, я увидел его в твоих глазах.
Это всё слишком. Луи выключает телефон, чувствуя, как под натиском серых мыслей на глаза наворачиваются слезы. Он моргает в ответ, ругаясь в пустую комнату. Дыхание утяжеляется, щеки краснеют, а сердце сильно бьётся в груди. Луи решает пораньше лечь спать, дабы избежать хаоса в своей голове.***
Второй день, вторник, становится почти невыносимым. Только когда работа заканчивается и лондонские сумерки обрамляют горизонт, а Луи стоит на парковке и роется в сумке в поисках ключей от машины, Гарри настигает его. — Луи, — озвучивает он в своей низкой спокойной манере. Голос звучит мягко и сразу приковывает внимание Луи к себе, хоть шатен и жалеет об этом. Гарри вёл себя слишком спокойно, чтобы Луи невежественно от него сбежал. Ему сложно понять, что скрывается за этим выражением лица — нейтралитет вперемешку с… это что, жалость? О Боже, пожалуйста, пусть это будет не жалость. — Гарри… — выдыхает Луи в приятном сюрпризе, который звучит совершенно неубедительно, — Друг, мне действительно нужно идти. — Он почти ёжится от дружеского обращения и неумелой попытки всё это время держать дистанцию. — Луи, пожалуйста, не убегай от меня, — слабо произносит Гарри, останавливаясь в метре от парня. Он выше, но из-за специфичной атмосферы вокруг он кажется в разы меньше. — Я не… я не убегаю от тебя, Гарри. Боже, я просто… я просто хочу поехать домой, ладно? — резкость в голосе звучит необоснованно, и Луи тут же жалеет о своих словах, но в то же время думает, что если, возможно, он сильно обидит Гарри и тот от него отвернётся, то он самостоятельно сможет прогнать тараканов из своей головы. И потом вернётся к Гарри и станет тем самым лучшим другом, которого тот заслуживает. Никто ничего не будет усложнять. Не будет запутанных чувств, которые могут всё испортить. И не будет больше случайных поцелуев на заднем сиденье автомобиля. — Ладно, — холод в голосе Гарри режет Луи напополам. Парень напрягает скулы, и Луи это ненавидит, он ненавидит, что это привлекает его внимание к утончённой линии лица прямо рядом с розовыми губами… — Но, Лу… — Гарри почти проглатывает прозвище, а Луи сходит с ума, наблюдая за сломленным выражением лица и понимая, что в их отношениях снова пошла трещина. Пожалуйста, нет. Я не могу его потерять. — Мы поговорим о том, что между нами произошло? Луи замирает, желудок сжимается от этих слов. Гарри, должно быть, замечает его реакцию и тоже напрягается. — Мы можем забыть, если ты хочешь, — добавляет Гарри быстро, не давая Луи возможность задать какие-либо вопросы. Шатен не понимает: Гарри попытался его успокоить или подстраховаться на случай, если Луи не так воспринял его слова. В любом случае, Луи чувствует тяжесть, будто его приковали цементом к земле. Мы можем забыть. Луи уверен, что никогда не сможет об этом забыть. — Типа… — Гарри будто не знает, какие правильные подобрать слова, поэтому он неловко осматривается по сторонам, — этого не должно было произойти, — он ждёт одобрения своим словам, некомфортно перемещаясь с ноги на ногу. Луи сглатывает, чувствуя, как в груди горит сердце от невыносимой боли. Никакими словами он не может её описать, боль проскальзывает во всё тело и говорит о том, что ничего уже не будет как прежде — ни для него, ни для Гарри. — Да… — ему приходится взять себя в руки, молясь Богу, чтобы на глазах не видно было слез. Он тут же смахивает их, когда чувствует горячее прикосновение, зная, что Гарри их не заметил. После он будет гордиться собой за то, что смог сейчас что-то сказать, несмотря на убитое выражение лица Гарри и его собственное разбитое на куски сердце. — Да, думаю, ты прав. Гарри словно дыхание перехватывает, и Луи больно было бы на это смотреть, если бы он уже подсознательно на него не злился, если бы Гарри обыденно не предложил, что поцелуй ничего для них не значит. А после выражение на лице кудрявого заменяется маской, которая так знакома Луи; той, которая придаёт значение сказанным раннее словам и хочет от Луи лишь дружбу. Луи мог бы сколько угодно тыкать в эту маску, пытаясь хоть что-то найти за ней, но он знает, что найденное ему не понравится. — Я прав? — спрашивает Гарри, отчего вопрос (в особенности эта странная уязвимость) застаёт Луи врасплох. Вопрос не помогает справиться с колющей яростью, ни на секунду. Луи лишь хочется схватить Гарри за шиворот его глупой дизайнерской рубашки и встряхнуть, спросив, во что, чёрт возьми, он играет. Почему он выглядит разбито и держится отчужденно; как он может себя так вести, когда Луи буквально разваливается у него на глазах. — Мы были пьяны. Просто глупо себя повели, не так ли? — Луи старается придать легкость своему тону, но нервозность слишком явно выдаёт дрожь в голосе. Он прочищает горло и пожимает плечами, физически пытаясь избавиться от нервов в желудке. — Нам стоит обо всём забыть, — говорит Луи, а после с хрустом гравия под ногами добавляет: — Так ведь? — Я не был пьян, — голос Гарри звучит непривычно медленно и низко. В тоне слышится острота и горькость. Гарри злится на Луи. Злится за то, что тот снова размыл границы. И Луи удивляется. Ведь друзья не целуются. Друзья не позволяют рукам друг друга блуждать по коже в жаркой близости. Друзья так не делают. Так зачем же они это сделали? Под настойчивым взглядом Гарри Луи чувствует себя раздетым. Хотелось бы ему прочитать это выражение и найти хоть что-то, что успокоило бы его; но зацепиться не за что — лишь потемневшие глаза и хмурые брови. Иногда по лицу и так всё понятно. И чем сильнее Луи хочет найти скрытый подтекст в словах кудрявого, тем сильнее он хочет удостовериться, что если они поговорят, то в конечном итоге появится вымышленное решение их пути; в реальности же Луи видит лишь отторжение. Он знает, что состраданию Гарри нет границ, что парень уверит его в том, что между ними ничего не изменится. Ты всего лишь неправильно всё понял, вот и всё. Луи уже отчетливо слышит эти слова у себя в голове, и он знает, что обратного пути нет. Он знает, к чему ведутся их действия, если только он не прекратит всё это. Поэтому я должен прекратить. — Что… — слова замирают на губах, по телу проходит дрожь, которая заставляет Луи замолчать. Он сглатывает, берёт себя в руки и пробует снова: — Постой, ты не был пьян? — Ему не хочется, чтобы вопрос звучал требовательно или даже обвинительно, но он должен спросить. Он должен знать, поцелуй произошёл под воздействием опьяненного желания или чего-то другого. Он ищет в его глазах знак того, что, возможно, ошибается, что возможно… — Знаешь что, да, — резко отзывается Гарри, кратко вздыхая, — я был довольно пьян, — он смеётся, переворачивая этим свою злость. И, возможно, тихий голос у Луи в голове шепчет, что, возможно, он действительно сможет двигаться дальше. Возможно, для Гарри это ничего не значило; по крайней мере, не в той степени, как это значило для Луи. — Идиот! Как же это глупо. — Именно, — уверенно заявляет Луи, унимая себя за то, как это всё неправильно звучит. А затем, поскольку он не может издать дрожащих вздох, он неловко ухмыляется: — Да, хорошо… мы хотя бы с тобой на одной волне. — Полностью, — машинально кивает Гарри. — Сто процентов на одной волне. Луи улыбается сквозь сжатые зубы, чувствуя привкус лжи на кончике языка. Он видит, как целиком разыгрывается сцена, прямо как Скрудж из Рождественской песни, призрак на обочине. Он видит себя, которые дергает за ниточки, трусливо выбираясь наружу и позволяя происходящему рассыпаться прямо на своих глазах. И самое худшее в том, что Гарри ему позволяет, и именно так Луи понимает, что Гарри на самом деле чувствует, он знает, что именно сердце Луи сейчас разбивается прямо здесь на этой чертовой парковке. Они оба молчат. — Так… что… — начинает Гарри, прочищая горло и скрещивая руки на груди, и это говорит Луи держаться от него подальше. — Уже забыли, — обещает Луи. В глазах щиплет, мозг прекращает работать, а тело выдаёт его и факт того, что это невозможно забыть. Но так лучше, так будет намного лучше, успокаивает он себя. Точнее умоляет. Ведь если они сейчас не решат эту проблему — если данная тема никогда не придёт к своему финалу — то они могут делать вид, что между ними ничего дурного не происходило. Но Луи хочет решить эту проблему и всё исправить. Конечно, ему понадобится пару дней, чтобы погрузиться в себя, зализать раны и погрязнуть в жалости к себе. И затем он сможет окунуться в работу и быть для Гарри тем лучшим другом, которым всегда должен был быть; тем, который не целовал Гарри после Leeds, не прикасался наедине так, как обычно не прикасаются к друзьям, тем, кто не разрушил самые лучшие человеческие отношения, которые у него когда-либо были из-за своих эгоистичных побуждений. Возможно, не будет того же задора, как раньше, и шутки будут получаться с трудом — пусть и на время — но так лучше, чем было раньше. По крайней мере, Луи нравится так думать. Сделать всё правильно на этот раз является его ответственностью. Не потерять самого важного человека в его жизни. Если это значит, что Гарри никогда не узнает о его чувствах, что Луи никогда не сможет полюбить кого-то так, как любит Гарри, тогда он примет эту судьбу; поскольку ему тяжело жить без Гарри и он не может вернуться к прошлой жизни. Просто не может. Тишина. Гарри медленно кивает, а по хмурым бровям Луи предполагает, что у парня внутри сейчас идёт серьезный мыслительный процесс. — Хорошо, — наконец-то, произносит кудрявый. Голос звучит на грани, а выражение лица кажется застывшим, и даже в какой-то мере состарившимся. — Если это то, чего ты хочешь.Флэшбэк: Март 2013
Луи никогда не жаловался на свою жизнь. Насколько он помнит, у него она была не самая плохая. Не было смысла ныть и быть неблагодарным, ведь он пел в группе со своими лучшими друзьями и сейчас находился во втором мировом турне. Он проживает свою мечту. Правда сейчас она стала похожа на кошмар. Зейн первым замечает этот сдвиг. Тур для него стал восприниматься по другому, когда искра в глазах Луи угасла. Остальные, конечно, тоже это видят. Его поведение ухудшается под Рождество, а после и под Новый год. И не нужно быть ученым, чтобы понять, что дело связано с Гарри. К слову будет сказано — всё связано с Гарри. Их отношения изменились начиная с июня, когда произошёл тот разговор с менеджерами. Спустя несколько дней всё, казалось, пришло в норму, пусть и действия были неуверенными. Луи больше не вздрагивал от прикосновений кудрявого и перестал удивляться, когда Гарри притягивал его для поцелуя, пока Элеанор была в другой комнате. Но это не значило, что дела обстоят хорошо. Никто из них не хотел упоминать слона в комнате. И к тому времени, как на горизонте появилась Тейлор, Гарри с Луи так редко общались, что Луи стало казаться, будто он всё это выдумал. Все поцелуи, и прикосновения, и нежные взгляды. Несмотря ни на что, им сложно было принять правду в лицо. Поэтому вместо того, чтобы поговорить о своих чувствах с самым важным для него человеком, Луи ходит по барам и до беспамятства напивается. Иногда он звонит всё-таки Гарри и кричит в его автоответчик, спрашивая, заставляет ли она его чувствовать себя насколько же хорошо, как это делает Луи, когда они целуются. Иногда он просто плачет, слыша гудки и желая, чтобы жизнь наладилась, чтобы любовь больше не причиняла такую боль. Самое ужасное было в том, что он чувствовал себя эгоистично, потому что ревность, которую он испытывал, когда Тейлор обнимала Гарри, каждый раз когда они смеялись — открыто и ярко, пока Луи стоял сзади — это была всепоглощающая ревность, на которую он не имел никакого права. Потому что Гарри ему не принадлежал. Они были просто друзьями. И именно по ошибке Луи они не могли стать кем-то больше. И даже когда исчезла Тейлор — вместо неё пришла другая пассия, дабы привнести те же любовные слухи — легче не стало. Он расстанется с Элеанор. Он понял это, как только увидел Тейлор и Гарри вместе. Мысль никогда не была осознанной — скорее, как медленно подкрадывающаяся идея, которая не даёт спать по ночам и не даёт спокойно наслаждаться обществом Гарри, как это должно быть. Луи хотел расстаться с Элеанор в тот самый день, когда она стала его девушкой. Последним ударом стала возможность Гарри уйти от него в чужие руки. Он не мог больше противиться чувству, от которого у него скручивало живот. Это любовь. И она всегда там была. Со временем отношения с Гарри ухудшаются — даже в туре, который всегда был для них отдушиной — и Луи покидает надежда. Он не знает, как ему вести себя, когда они вместе поют на сцене, и он даже отказался от своих старых гастрольных ритуалов, таких как петь Гарри серенады на сцене и менять строчки песен в кокетливой манере. Привычки, которым Луи следовал, когда они были скрыты от тысячи глаз, когда концерт заканчивался и они наедине оставались за сценой… Даже они заменились простой формальностью, которая на языке Луи оставляет плохое послевкусие. — Пойдём ночевать со мной в автобус, — говорит однажды Зейн в туре, когда остальные ребята отправляются спать на чистые холодные простыни дорогого отеля. Луи давно не ночевал вне отеля, поскольку там они делили номер с Гарри. На этот раз менеджмент им запретил, что Луи принять далось крайне тяжело. — В автобус? Наш автобус? — Да! — улыбается Зейн скромно и сладко. Этого достаточно, чтобы у Луи на губах тоже заиграла улыбка. — Ты ведь понимаешь, что мы можем остаться в пятизвездочном отеле? — восклицает Луи. — Простыни из египетского хлопка. Зачем мне оставаться в этом чертовом автобусе? Зейн слегка хихикает, преднамеренно игнорируя обвинения в голосе. — Не знаю, здесь довольно комфортно, — он замолкает, и когда он понимает, что Луи не собирается отшучиваться, продолжает: — Мы так много ездим, что я начинаю скучать по дому. А автобус, так сказать… помогает. Луи ничего не произносит, обдумывая предложение брюнета. Их автобус действительно может считаться домом вдали от дома. Во время путешествий Луи тесно сдружился с охранниками и командой, тут должно быть лучше, нежели в отеле полном незнакомых людей. Отель с человеком, которого ему бы хотелось знать. — Будет весело, если ты останешься. Что-то вроде кемпинга. Луи недоверчиво смеётся. Зейн по природе тихий человек и часто держится в одиночестве. Когда Гарри с Луи подружились с самого начала их знакомства, Луи не думал, что будет сидеть и искать утешение в застенчивом человеке. Он ведь всегда был громким и общительным, Зейн, скорее всего, видит, как сильно он изменился под воздействием определенных обстоятельств. — Пообещаешь, что не будешь грубить сегодня в FIFA? — наконец отвечает Луи, и Зейн никогда не слышал более приятных согласий. Он улыбается и слегка качает головой в несогласии, хотя Луи видит по его подрагивающим губам, что тот просто дразнится. — Мне очень сложно что-либо обещать. Луи незамедлительно смеётся, и как хорошо, что у него есть такие хорошие люди, как Зейн, которые могут рассмешить его даже, когда грустно. После этого тур становится не таким уж и тяжким. Они с Зейном находят укромный уголок на парковке местного отеля, смотря в какой стране они находятся, мягко устроившись на небольших диванчик и развлекаясь всю ночь. Ведут они себя неряшливо, поэтому обычно кто-то приходит и убирает пустые пакеты из-под чипсов, а пол вытирают от энергетика. Обычно это кто-то из команды, кто просто приходит проверить их и, конечно, покачать головой. С Зейном Луи чувствует себя намного моложе своих лет. Будто это снова первый год образования группы — два парня одновременно ругаются и смеются, выбирая, какое глупое шоу посмотреть на этот раз или кто будет первым играть в ФИФА. Они всегда были хорошими друзьями, но сейчас Зейн стал для Луи кем-то большим. Теперь он для него как брат. Теми вечерами, когда Луи чувствует себя подавлено из-за отношений с Гарри, Зейн молча протягивает ему косяк и они в уютной тишине распивают напитки, наслаждаясь прохладным воздухом. И в этом прелесть Зейна — он будет рядом, когда нужен, даже когда он не произносит слова утешения. Простого присутствия и мудрого взгляда всегда достаточно. Зейн приглашает Луи погулять, когда решает весело провести время в городе, но обычно Луи отказывается, желая пострадать в тишине и одиночестве (хоть он и говорит обычно, что «устал»). И позже, когда брюнет тихо возвращается в автобус, дабы не разбудить своего одногруппника, Луи спит так крепко, что даже не просыпается на шум. На следующее утро Зейн умалчивает тот момент, что Луи уснул в койке Гарри, а не в своей. Он умалчивает и в первый раз, и во второй, и в последующие. Он лишь вздыхает и надеется, что однажды Луи исцелится и сможет найти утешение в своей собственной кровати. Они накуриваются, и тогда Луи находит смелость рассказать всё Зейну. Целую неделю они ходят вокруг да около этой темы. Луи сложно сосчитать, сколько раз Зейн жалостно на него смотрел; так, словно он и так всё знает, и не нужно ничего рассказывать. Ведь всё было слишком очевидно, Луи это понимал. Зейн ведь не просто так позвал Луи присоединиться к нему в Bus 1. Но всё-равно не достаточно очевидно человеку, который значит сильнее всех. Луи вдыхает дым, прежде чем протянуть косяк Зейну. Они как обычно сидят в автобусе после шоу, открытые окна впускают в салон свежий воздух. Они устали, а травка помогает расслабиться и выговориться на тему, которую они затрагивают. — Я влюблён в него, — признаётся Луи, поглядывая вперёд, чтобы не встретиться с Зейном глазами. Хоть он и чувствует на себе его настойчивый и терпеливый взгляд. — Я, блять, влюблен в Гарри, — добавляет он на этот раз с привкусом яда. Поскольку возможно, если он разозлится, то боль в груди поутихнет. Но, конечно, ничего не работает. В глазах собираются горячие слёзы, и он прогоняет их, делая затяжку косяка, который Зейн протягивает ему. — Я знаю, — наконец отвечает Зейн, поскольку для него это не откровение. Он не спрашивает, что об этом думает Элеанор, сколько это продолжается и что произошло между Луи и Гарри; он даже не спрашивает, какой Луи ориентации. Он не спрашивает ничего сложного и ненужного, хоть и знает, что у Луи есть ответы. Потому что для Луи все эти вопросы не важны. Это лишь технические моменты. Он влюблён в Гарри Стайлса, и это единственный момент, которому стоит уделить должное внимание. — Меня это бесит, — хмурится Луи, продолжая игнорировать взгляд парня. Зейн лишь медленно кивает — он соглашается или просто показывает заботу? Скорее всего, оба. — Он знает о твоих чувствах? В этот момент Луи кидает на друга озадаченный и немного оскорбленный взгляд. — Он… он должен знать, — в голосе чувствуется неуверенность, и Луи сглатывает, прежде чем ещё раз повторить: — Конечно, он знает. — Но ты признавался ему лично? — Зейн надавливает, но голос всё равно звучит спокойно и ровно. Луи постоянно забывает, как приятно разговаривать с Зейном на такие темы — парень всегда говорит чутко и рационально. — Не… — Луи останавливается, прежде чем продолжает, в горле начинает першить. Он отворачивается от Зейна, переминаясь: — Не словами. Щеки краснеют от смущения. Он никогда никому не признавался в том, что у них происходит вместе с Гарри, даже такими окольными путями. Или… в том, что происходило. Они несколько недель не целовались, не держались за руки, даже толком не разговаривали. Луи осознаёт, каким был наивным, когда думал, что отношения с Тейлор и начало тура в корне сможет исправить ситуацию. Зейн вздыхает и страдальчески смотрит на Луи. Косяк, который они делили напополам, почти подходит к концу, но Луи всё равно не чувствует себя расслабленно и легко. — Мне очень жаль, Луи, — наконец говорит Зейн. И это самый худший ответ, который он когда-либо мог дать другу. Поскольку Луи отдал бы всё, чтобы Зейн сказал ему не беспокоиться. Чтобы он уверил его, что всё можно исправить — что, если бы они просто поговорили, Луи не потерял бы Гарри навсегда. Ему хочется, чтобы Зейн постучал его по спине и сказал: «Не переживай об этом, друг! Всё наладится». Но Зейн этого не делает. — Не говори никому, — единственное, что Луи способен выдать. В горле стоит ком, который он даже не пытается скрывать. Он позволяет слезам катиться по щекам, устремив взгляд вниз. Это не рыдания, не молящий крик боли. Это лишь тихий непрерывный поток слез. — Конечно, не скажу, — произносит Зейн мягко и с пониманием. Это первый и последний раз, когда Луи поднимает эту тему.***
После этого Гарри оставляет Луи в покое, и Луи не может решить — это затишье перед бурей или наоборот что-то хорошее. До их разговора на парковке и после вечеринки у Риты Гарри звонил Луи три раза. Он даже оставил ему голосовое сообщение с пожеланиями доброго самочувствия и надеждой на скорую встречу. Услышав глубокий голос парня, Луи ещё пять минут сидел с прикрытыми глазами в спокойном созерцании. Теперь же звонков нет. И Луи начинает жалеть себя после того, как уже шестой раз слушает одно и тоже сообщение. Хватит. Во вторник Луи кажется, что фортуна наконец-то повернулась к нему лицом. Они с Лиамом не первый раз уединяются, чтобы вместе написать песню. Они делали так несколько раз на предыдущих пластинках. И сейчас всё складывается как никогда кстати. Идеальная причина избегать Гарри ближайшие пару дней. Погружение в написание лирики схоже с походом к психологу. Лиам больше не упоминает вечеринку у Риты, чему Луи благодарен, и в целом это впервые за несколько дней, когда Луи не поймал себя на мечтах о губах Гарри. Они с Лиамом пишут песни, смеются, и Луи почти забывает про своё бремя — пока не приходит домой и не остаётся в одиночестве; тогда тяжесть недели даёт о себе знать. Он смотрит телевизор, когда впервые за несколько недель решает проверить контакт Зейна. Если не считать встречу на выходных, то Луи давно не слышал от парня никаких новостей. Да, конечно, он разозлился от слухов про его сольную карьеру — и у него есть на это все права — но он так и не видел Зейна во плоти. И он понимает, что его чувства к бывшему одногруппнику перешли на новый уровень. Луи не хочет быть жалким, он пытается понять, каково сейчас должно быть Зейну. И он не может перестать думать о словах Гарри на той крыше о том, что Зейн стал выглядеть намного лучше. И это ещё одна причина, почему Луи любит Гарри — потому что он прав. Зейн действительно в тот вечер выглядел лучше всех тех последних месяцев, что он был в группе. Луи почти пишет ему сообщение. Почти. Ему предоставляется возможность, пальцы замерли прямо над контактом. Но ему нечего сказать. Что он может ему написать? Привет, Зейн, знаю, ты видел, как мы с Гарри держимся за руки на той вечеринке. Ещё мы поцеловались. Теперь он знает, спустя все эти годы. Теперь он знает, как сильно я влюблён в него. А ещё я всё испортил. Как же это глупо. Луи помнит то время, когда единственный человек, с которым он мог поговорить про Гарри, был Зейн. Теперь он самый последний. Поэтому вместо того, чтобы подавить свою гордость, и потратить время и терпение на написание сообщения, Луи выбирает самый лёгкий способ, точнее пассивно-агрессивный. Он решает зайти в его Твиттер. К своим годам Луи бы следовало уже научиться затыкать свой рот. Поучаствовав в достаточном количестве твиттерских ссор и перепалок, он знает, где нужно начать свою битвы. Проблема лишь в том, что он начинает эти самые битвы даже там, где его никто не просит. Поэтому увидев фотографию Ноти Боя и Зейна с подписью «замените это», Луи, конечно, воспринимает это серьёзно и лично. Он понимает, что именно хочет сказать диджей, знает, что он делает это преднамеренно, в связи с уходом Зейна из группы. Луи же, чёрт возьми, не идиот. Поэтому он не может пройти мимо. Иногда он забывает, что его читают миллионы людей, и всё, что он пишет и делает, не может остаться незамеченным. Иногда он забывает, что действия имеют последствия. Иногда он забывает, что у людей, которые получают его легкомысленные высказывания, тоже есть чувства. Сегодня он про это не забывает. Он всё помнит. Просто решает игнорировать.Помните, когда вам было по двенадцать и вы думали, что фильтры в ноутбуке выглядят прикольно, хаха! Кто-то до сих пор так считает ХА!
Это даже поднимает ему настроение. И настроение продолжает подниматься от мысли о том, что за его перепалкой с Ноти Боем наблюдает весь мир. Не потому что ему нравится ссориться и не потому что он прав, просто есть странное удовлетворение о того, что все об этом знают. Он довольствуется собой, пока Зейн не вставляет свои пять копеек.@Louis_Tomlinson помнишь, когда у тебя была своя жизнь и ты не оставлял тупые комментарии про мою?
Луи хочет бросить телефон об стену. — Не может быть, — шипит он про себя, недоверчиво качая головой, — я не верю, — от злости он почти смеётся. И ему приходится взять все силы в кулак, чтобы не написать Зейну в директ, чтобы тот пошёл к чёрту. У меня есть, блять, жизнь. Та самая жизнь, от которой ты, блять, сбежал. Помнишь? И она у меня прекрасная. Иди ты нахуй. Внезапно он желает вернуться на ту вечеринку — до того, как отношения с Гарри испортились — до того, как кто-то мог остановить его от своих высказываний. Если бы он только сказал тогда Зейну всё, что думает про него. К чёрту быть хорошим человеком. К чёрту оставаться вежливым. К чёрту это всё. На секунду выскакивает уведомление, и это оказывается сообщение от Найла.что за херня у вас там происходит с зейном в твиттере?
И потом минуту спустя:друг! позвони мне!
Он игнорирует Найла, по крайней мере сейчас, пристально смотря на твит Зейна. И это довольно забавно. Во всяком случае, он может это себе представить. Зейн звучит, как обиженный ребёнок, а не как взрослый мужчина. Требуется лишь несколько слов, чтобы сбить его с пьедестала. Лишь несколько. И не то, что Луи ниже него. Просто именно он всё это начал. Но Луи необъяснимо возвращается к мыслям о Гарри — о его мягкой руке, которая вела его по дому, о нежном голосе и успокаивающем совете… он думает о Гарри. И о том, что было бы, если бы кудрявый сейчас был здесь; подсел бы к Луи на диван, возможно, успокаивающе бы сжал его бедро и нежно бы водил пальцами о ладони, дабы отвлечь и вывести из транса злости. Сказал бы ему, что не стоит переживать, это того не стоит. Луи переводит взгляд на неопубликованный ответ в Твиттере, который может уничтожить остатки итак уже рухнувшей дружбы с Зейном Маликом. Он думает о Гарри и удаляет твит. Это того не стоит.***
Лиам прекрасно знает, почему на следующий день Луи приезжает на встречу, похожий на живой труп. Конечно, он знает, ведь об этом знает целый мир. Или, по крайней мере, те, кто следит за твиттерскими драмами. Не то, чтобы шатен считает себя центром вселенной — жизнь продолжает размеренно течь, несмотря на то, какая перепалка произошла между Зейном Маликом и Луи Томлинсоном. Но последние часы его уведомления продолжают разрываться, и даже семья написала сообщения, пытаясь выяснить, что происходит. Для пиар-агентства это просто кошмар наяву — именно так выразились сегодня менеджеры по телефону, поэтому Луи решает сделать перерыв от Твиттера. Он старается много о нём не думать. Парень падает на мягкий кожаный диван Лиама, как человек, который возвращается домой после тяжелого рабочего дня. Правда, сейчас полдень. И работа ещё не началась. Лиам секунду на него смотрит, размышляя, стоит ли ему поднимать всё эту ситуацию с Зейном или нет. Он решает, что сейчас не время, поэтому пододвигается к Луи ближе и достаёт рабочий материал. — Я тут на самом деле, эмм… кое над чем работал, — взволнованно произносит Луи, потирая заднюю сторону шеи. — О, классно, тогда показывай! — с энтузиазмом произносит Лиам. Луи думает, прежде чем достаёт телефон и протягивает парню открытые заметки. С последней попытки он так ничего и не написал, поскольку мысли сразу бросают в слёзы. Но прошло несколько дней, и Луи не чувствует себя настолько ранимо, как это было тогда. В любом случае, у лирики есть большой потенциал. — Ничего серьёзного, просто какие-то… — он останавливается, наблюдая, как Лиам читает слова. — У тебя есть мелодия? — Типа того, — говорит Луи, и когда Лиам выжидательно молчит с приподнятыми бровями, он напевает мелодию. — Мне нравится, — убедительно кивает Лиам. — Хочешь над этим поработать? — Да, если ты не против. Лиам почти смеётся. Он несколько раз уже писал с Луи об очень личных и трогательных вещах для них обоих. Если кто и видит его чувствительную сторону, то это Лиам. — Я не против. Мы как раз закончили History. Наступает краткая тишина, Лиам достаёт блокнот и телефон, чтобы записать голос. Луи начинает запись в заметках своего телефона, а Лиам наклоняет голову, чтобы увидеть, что именно пишет парень. Это продолжение к предыдущим строчкам.Спотыкался в темноте С пустым сердцем
Лиам хмурится. Что-то не то, но он не знает, что именно нужно изменить. — Вот, — предлагает он и записывает в свой блокнот.Я спотыкался, Блуждая по темноте С пустым сердцем
— Больше подходит к темпу, — объясняет он, на что Луи кивает. Честно признаться, лирика, которая у них пока есть, довольно мрачна. Нет никаких позитивных слов. Луи просто нужно высказаться. Но чем больше они мозгуют, тем больше добавляют и редактируют — и тем больше Луи думает о Гарри, об их поцелуе, каково это было. Хоть он и старается этого не делать, поскольку может потеряться в своих воспоминаниях, потеряться в этих чувствах — как волосы Гарри падают прямо на щёки Луи, щекоча их. Крепкое прикосновение их губ, шелковый воротник… Луи приходится очухаться, когда голос Лиама раздаётся откуда-то издали. — Бит должен… поднимать дух что ли, как ты думаешь? — спрашивает Лиам. — Типа… не знаю, в каком направлении мы движемся, но… — Нет, я согласен с тобой, — убеждает его Луи, а сам старается оставаться осознанным, не позволяя строчкам завладеть разумом. Он недооценил свои чувства, насколько они до сих пор обнажены. — Хорошо, тогда давай сначала, — говорит Лиам, смотря на то, что они написали. Они создают бит, ударяя пяткой по деревянному покрытию и похлопывая рукой по бедру.После недолгих разговоров Я так долго ждал, Чтобы, наконец-то, расслабиться и почувствовать себя живым.
Луи с Лиамом мягко напевают строчки, опираясь на листок бумаги. Луи рад, что Лиам не обращает на него внимание, поскольку он не может контролировать свои эмоции и как они отражаются у него на лице.Столько ночей я думал, что всё закончилось, Убедил себя, что она мне нравится, Но в её взгляде мне чего-то не хватало.
Ему интересно, знает ли Лиам, насколько Луи сейчас открыт. Конечно, Луи и раньше писал песни о любви: о той, которая не умирает и живёт до последнего дыхания. Он писал песни о сексе, дружбе и о том, что между. В этот раз любовь ощущается по-другому. И он не может этого скрыть. И Лиам, должно быть, чувствует — по искрящимся глазам и беспокойным рукам.Но ты сказал, Что чувствуешь тоже самое. Будет ли этого достаточно? Да, малыш, нас будет достаточно.
Слова действительно поднимают дух, и Луи хотелось бы жить в той реальности, где они были бы правдой. Где Гарри чувствовал бы тоже самое и ничего не смогло бы встать между ними. Где кроме них двоих им никто был бы не нужен. Одинокая слеза падает на коленку, прежде чем Луи замечает своё состояние. Голос затихает, и Луи громко прочищает горло; именно так он делал всю неделю, когда к горлу подкатывали слёзы. Но их невозможно будет вечно сдерживать, и они приведут к тому, что чувства, которые Луи упорно пытается сдерживать, только углубятся. Что ж, неудивительно, что слёзы всё-таки скатываются. Лиам может не замечать многие вещи, но он не тупой. Его внимание тут же падает на друга. — Извини, — быстро отвечает Луи. — Всё нормально, просто что-то застряло в горле, — он пытается отсмеяться, энергично протирая глаза, — продолжай. Чувствуется сомнение, будто Лиам хочет надавить. Но он решает, что не стоит, и возвращает внимание к блокноту. Возможно, он думает, что Луи просто устал, нервничает из-за происходящего — особенно того, что произошло с Зейном — и что его состояние никак не связано с текстом песни. — Как ты думаешь, что пойдёт после этого? — Лиам указывает на строчку и спрашивает уже не профессиональным тоном, а более мягким. Будто Луи может обидеться. — Эмм, — Луи благодарен его вопросу, который возвращает его в реальность из темных углов разума. Ему приходится проглотить ещё одну волну подходящих слез. Благо, они утихают. — Ахх, — он смотрит вниз и думает о чём-то, что могло бы его успокоить. Но думает он только о Гарри. — И нет ничего плохого, — Лиам выжидательно на него смотрит, — нет ничего плохого… в том, что ты просишь кого-нибудь остаться сегодня вечером. Лиам издаёт приятный звук, который быстро переходит во вдохновение. — Когда ты потеряешься… — голос Луи дрожит, и такое чувство, будто он разучился сглатывать. — Когда ты потеряешься, я найду путь, — заканчивает Лиам. Он будто прямо говорит ему об этом, а не предлагает строчки для песни. — Я стану для тебя светом, — бормочет Луи, поднимая взгляд и уносясь во воспоминание. Он чувствует на себе пристальный взгляд парня, и такое впечатление, что комната начала сужаться; что если он побежит, то никогда не сможет убежать от своих чувств. Ему не хочется плакать. Он ненавидит рыдать. Он ненавидит плакать перед кем-то, потому что так боль становится реальной. Слёзы означают, что он больше не может справляться. Что он сломлен. И в гостиной Лиама, почти написав песню о Гарри — о том Гарри, которого Луи никогда не перестанет любить — Луи ломается. — Воу, Луи… в чём дело? — до него доходит голос Лиама, даже когда в ушах звенит и сердце в груди бьется громко и требовательно. Он не видит выражение лица друга, поскольку прикрывается ладошками, когда всё тело пронзает дрожь, но уверен, что Лиам выглядит взволнованно. Луи не отвечает, погружая комнату в тишину, где слышатся только его приглушённые рыдания. Он никогда ещё так не плакал. И как только всё выходит наружу, сдерживаться уже невозможно. Но всё в порядке. Лицо горит, и оно всё в слезах и мокрое, но всё в порядке, потому что иногда просто нужно порыдать. Блять, ему действительно это было нужно. — Луи, — повторяет Лиам мягче и тише, и Луи чувствует его руку у себя на спине, но продолжает горбиться и скрывать лицо в ладонях. Они так и остаются сидеть: Лиам поглаживает его по плечу, пока тело Луи содрогается в потоке слёз. Проходят минуты, прежде чем Луи успокаивается, а его состояние переходит в слабость и усталость. — Это снова происходит, — произносит Луи, когда у него снова появляется способность составлять предложения. Он говорит это тоскливо, будто из него только что высосали всю жизнь. Он убирает руки и выпрямляется. — Это снова происходит, и я не могу остановить, не могу… — Луи, — прерывает его Лиам с хмурыми бровями и поджатыми губами, — что снова происходит? Расскажи мне, друг. — Почему я такой идиот? — он звучит совершенно бессмысленно, но его это не волнует. Чем больше он высказывается, тем безумнее становится. — В прошлый раз было тоже самое, и к чему это нас привело! — Он дерзко жестикулирует, вскидывая руки и отчаянно смеётся. Смех почти истеричный, и Лиам начинает серьёзно волноваться. — Луи… я не понимаю, о чём ты говоришь. Что было в прошлый раз? Кого нас? — Блять, — выплевывает Луи, не контролируя слезы. Он злостно вытирает их и стыдливо поворачивается к Лиаму спиной. — Что мне делать? Я думал, что у меня получится… что я в порядке, но всё не так. Я пиздецки не в порядке, Лиам. — Хорошо, Луи, успокойся. Я начинаю волноваться, — Лиам пододвигается ближе, словно хочет подарить Луи объятия, но не знаю, нужны ли они ему сейчас. — Я не могу помочь, пока понятия не имею, о чём ты говоришь. Луи прикрывает рот и сжимает зубы. Он не может рассказать Лиаму, просто нет. И как он это сделает? С чего именно нужно начать? Потому что беда не пришла и ушла с поцелуем на выходных. Этот случай стал лишь вершиной айсберга. А Луи просто не может рассказать Лиаму всю историю. — Мне нужна сигарета, — произносит Луи хриплым голосом. Он быстро встаёт и покидает гостиную, Лиам же, секунду подумав, встаёт следом и идёт к двери заднего двора, где стоит Луи и сосредоточенно пытается зажечь сигарету. Он не смотрит друга, лишь глубоко затягивается и мертвым взглядом всматривается вдаль. В конечном итоге прохладный воздух высушивает слезы на его щеках, и вместо них появляется розовый румянец. Лицо свежеет и выглядит так, будто ничего не произошло. Луи не хочет об этом говорит, и Лиам достаточно хорошо его знает, чтобы это почувствовать. Вместо этого они просто стоят в комфортном молчании. Хотя, возможно, внутри Луи всё ещё беспокойство, поскольку он не может поделиться с Лиамом о своём разбитом сердце. Но в отличии от Зейна, Лиам сейчас здесь и никуда не собирается уходить. Луи не одинок. У него есть Лиам. И Луи наполняется такой нежной благодарностью к другу, что почти осмеливается всё ему рассказать. — Готов вернуться? — спрашивает Лиам, когда сигарета шатена подходит к концу. Тот тушит её и кивает. В тишине они возвращаются обратно к песне, редактируют некоторые строчки и добавляют куплеты. По большей мере, они делают упор на инструментал — как будет звучать бас и какой они хотят припев. Припев. Он всё ещё звучит неправильно. — Чего-то не хватает, — замечает Лиам, напевая мелодию и качая головой в такт, — мелодия словно опускается. Нужно как-то закончить. — Типа заключительная мысль? — Да, типа того. Есть идеи? Луи думает. Он вспоминает свои ощущения в Холмс-Чапеле — место, которое было для него новым и должно было ощущаться чужим, но Луи всё равно чувствовал себя там на своём месте. Он вспоминает все те разы, когда был неуверен в своих написанных строчках; или направлении, которое хотела взять группа; или когда чувствовал себя немного потерянным… Но что-то всегда вселяло ему веру в себя. Он даже вспоминает вечеринку — множество людей, которых он не знает, громкая музыка, из-за которой он не слышит даже сам себя. Всё это время — все эти последние месяца и даже годы — он пытается забыть. Потому что всегда был только он. Гарри всегда рядом. И благодаря ему Луи всегда чувствовал себя, как дома. Он наклоняется и пишет что-то внизу листочка, прямо под строчкой «Ты никогда не будешь чувствовать себя одиноко»:Я сделаю так, чтобы ты почувствовал себя как дома
Прочитав, Лиам ничего не говорит, и Луи начинает нервничать. Он не понимает, что значит выражение лица друга — брови нахмурены, будто не могут поверить. — Очень… плохо? Тебе не нравится? — Нет, нет, — уверяет Лиам, разминая шею и наклоняясь вперёд, — дело не в этом. Строчка очень красивая. — Ох, — проглатывает Луи, — спасибо, Лиам. — Забавно, на самом деле, — говорит Лиам, не смотря на Луи, а продолжая глядеть на слова. Словно он пытается что-то вспомнить. — Забавно? — спрашивает Луи, надеясь, что звучит не истерично, поскольку не представляет, как его чувства могут быть забавными. — Просто вспомнил, как однажды мне кое-что сказал Гарри. Сердце бухает куда-то в живот. Ведь одно дело самостоятельно думать о Гарри на протяжении всего дня, и другое, когда кто-то его специально упоминает — например, сам Лиам. Ему приходится состроить непринудительное лицо. — Гарри? — Да, — поднимает брови Лиам, будто вспоминая что-то важное, — благодаря тебе он пришёл к этой мысли. — Мне? — повторяет Луи, выглядя озадачено. — Почему вы говорили обо мне? — Что-то о том… ах, как же он сказал… — Лиам прерывается, и Луи приходится взять себя в руки, чтобы не треснуть друга по голове. Он ждёт. — Мы говорили о том, что порой в туре… тяжело справляться с четырьмя парнями, — Лиам говорит так медленно и беззаботно и понятия не имеет, как напряженно Луи ждёт каждое от него слово, — но Гарри сказал, что с тобой он чувствует себя по-другому, — он останавливается, вспоминая последовательность слов, — Точно! Он сказал, что с тобой он себя чувствует, будто находится дома с семьёй. Честно признаться, я не совсем понял, что он имеет ввиду. Типа разве мы не все друг другу, как братья? К тому же, вы, вроде как, были в большой ссоре. — Когда это было? — голос Луи поднимается на октаву, он пытается оставаться спокойным хотя бы снаружи, потому что внутри буквально верещит. Он очевидно игнорирует случайное упоминание Лиама о ссоре, воспоминания стали далёкими, но продолжают быть болезненными. Он прав, конечно. У них действительно была большая ссора — но почему тогда Гарри упомянул его в таком ключе? — Эмм… в прошлом году, наверное? Луи сейчас стошнит. В прошлом, чёрт возьми, году? — Но мы даже… — он не может закончить предложение. Но мы даже не разговаривали в прошлом году. — Ты уверен, что он именно это сказал? — Уверен, да. Мы говорили о том, что скучаем по дому, и он сказал… ну, он сказал, что когда ты рядом, у него нет такой сильной скуки, — Лиам пожимает плечами, словно не сказал только что Луи то, о чём тот мечтал услышать всю свою жизнь, — будто он уже дома. Будто он уже дома. Если сначала слова Лиама ужалили, то сейчас Луи даже не знает, как может описать свои чувства. Они эхом отзываются в голове, и удивительно, как парня ещё не вырвало и почему он не потерял сознание. Он клянётся, что ослышался. Должен был ослышаться. Мысль о том, что Гарри когда-то считал Луи домом, думал о Луи, как об утешении, о чём-то безопасном и уютном… Мысль о том, что Гарри думает о Луи в том же ключе, в котором Луи думает о Гарри? Боже. Этого не может быть. — Он так сказал? — спрашивает Луи, а голос в конце дёргается. — Да. — Обо мне? — повторяет он, дабы убедиться, что никто ни в чём не заблуждается. — Да, ну, то есть, мы говорили о разных вещах, знаешь? Но этот момент я помню чётко. — В прошлом году? — Да, друг. Я так и сказал! — смеётся Лиам, не понимая, почему Луи так настойчиво делает свои замечания. Шатен не знает, что сказать. Лиам даже не представляет, как многое значат его слова. Луи хочется ругаться на парня за то, что тот всё это время таил в себе такую важную информацию, но потом он вспоминает, что Лиам просто знает главную суть происходящего. Он не знает, что между ними происходило. Не знает, что происходит до сих пор. Колоссальные события. Как будто у Луи наступило прозрение, прямо там на старом дурацком диване Лиама. Если Гарри сказал это в прошлом году, когда они не разговаривали, когда Луи думал, что они больше никогда не заговорят… в 2014 они делали вид, будто даже, чёрт возьми, не знают друг друга. Но для Гарри Луи по прежнему оставался домом… И сейчас Луи знает. Знает, что Гарри любил его. Что, вполне возможно, он до сих пор его любит. Чёрт возьми. — Ты в порядке, друг? А то неважно выглядишь… В теле царит страх, когда он понимает, какую чёртову ошибку совершил. Кровь отливает от лица, но щёки продолжают гореть, а голова кружиться от переживаний. Гарри тоже любит Луи. И всё это время ему не казалось. Он ничего не придумал. Теперь происходящее обрело смысл — приглашение Гарри в Холмс-Чапел, разговор на том диване, прикосновения, которые, как Луи думал, Гарри не замечает, или что хуже — специально не хотел замечать; мучительное выражение лица Гарри на той парковке, и это была не жалость, это было отчаяние. Теперь он всё понял. Гарри любит меня. Он любит меня. … А я сказал ему забыть про поцелуй. О, Боже. Что я наделал?