«Никогда прежде такого не испытывал, мы друзья или кто-то больше? Подходя к двери, я в этом не уверен. Но, малыш, если ты попросишь меня остаться, я изменю своё мнение… Поскольку я не хочу уходить, зная, что ты мой.»
Жизнь не похожа на кино. На деле она так далека от всего, что показывают по телевизору, от чего Гарри хочет подать на них в суд за ложную надежду. Ведь то, что происходит после интимных взглядов, нежных прикосновений и трогательных поцелуев — всё намного сложнее происходящего в «Реальной любви». Сцена не гаснет, и не играет слащавая песенка о любви, пока по экрану бегут титры, говоря о том, что всё у героев будет весело и классно. В реальной жизни всё не так. Вместо этого там лишь тишина. После вечеринки Гарри пытается позвонить Луи, но натыкается на автоответчик. В понедельник Луи опаздывает в студию и за целый день ни слова не произносит в сторону Гарри. И чем дольше это продолжается, тем сильнее нависает над головой страх. Впервые Гарри это чувствует, когда просыпается рано утром, а затем ночами не может уснуть. Ему просто нужны ответы. И кажется, словно чем больше он ждёт, тем громче становится тишина. Будто она и есть тот самый ответ, который ищет парень, но не тот, который желает найти. Он уверен, что это не тот ответ, который дал ему Луи, когда поцеловал тогда в машине. На второй день рабочей недели Гарри решает, что больше так не может. Он решительно следует за Луи на стоянку, подавив все опасения и смотря только вперёд. Но опасения подтверждаются. Он привлекает внимание Луи и сразу понимает, что обречён: то, как Луи неловко произносит «приятель», как напряжённо смотрит и продолжает врать. Луи сожалеет о содеянном, и это как никогда очевидно. Гарри старается скрывать свои чувства под сжатой челюстью и хмурым взглядом. Луи видимо чувствует исходящее от парня отчаяние и, возможно, поэтому выглядит таким жалким; возможно, поэтому он говорит эти слова с тихой печалью. Мы должны обо всём забыть. По дороге домой Гарри задумывается, не является ли он полным идиотом. Должно быть он действительно не правильно понял шатена тогда на вечеринке, хоть и был достаточно уверен в своих действиях. Сейчас же всё пошло ко дну. От этих мыслей краснеют щёки. Как же он мог поверить, что ему предоставился второй шанс… Он возвращается в реальный мир: не тот, где есть плавный переход между сценами под красивые звуки мелодии. А где Луи его не любит. И все эти взгляды, случайные прикосновения и намёки в словах — все они были случайными. Гарри стоило прислушаться ещё там на крыше при свете прожекторов и ударах алкоголя по голове. Ему стоило, чёрт возьми, прислушаться к тому, что сказал Луи. Ты мой лучший друг. Ни больше, ни меньше. Теперь Гарри нужно заплатить за свои заблуждения. И он переживает, что они стоили ему всего. Если бы дело было в Гарри, то он бы решил этот вопрос прямо сейчас: обсудил бы всё с Луи и пообещал бы ему, что больше никогда не перейдёт эту черту. Если он вовремя не убедит Луи, что всё хорошо, что они могут сделать пару шагов назад, и не извинится за глупую ошибку и драму, что последовала после… если он вовремя этого не сделает, то он может навсегда потерять его. Опять. Но Луи самостоятельный человек и совсем иначе справляется с обстоятельствами. И когда он не отвечает на третий звонок, не перезванивает на голосовые сообщения автоответчика, Гарри понимает, что просто должен дать ему время. Настойчивость ничего не решит, парень знает, что она лишь всё испортит. Поэтому он принимает тишину и молится, чтобы она была временной. Перед работой во вторник Гарри приходится взять себя в руки, ведь это будет первая встреча с Луи после того разговора на парковке. Он нервничает и беспокоится, чувствуя тошноту. Он думает, что, может быть, Кендалл его успокоит, судя по их с Карой ситуации, но решает всё же не беспокоить её. На вечеринке Кара говорила так, словно разделяет чувства к Кендалл, и скорее всего у них что-то получилось в тот вечер. На самом деле, Гарри уверен, что подвыпившая Кара позвонила Кендалл сразу же, как только Гарри оставил её одну. Это хорошо. Хоть у кого-то должен получиться счастливый финал. Вот уже полчаса Гарри бегает на тренажёрной дорожке в спортзале, вытирая заметный пот с лица. Иногда бег помогает, иногда нет. В наушниках раздаётся альбом Beach Boys Pet Sounds, а песня Wouldn’t It Be Nice работает как топливо, помогая усерднее сжигать калории. С тех пор, как он вернулся домой, его тренировки стали более свежими — он предпочитает кататься на велике или бегать по своему району, недели заниматься в зале, где кто-то постоянно пялится на его полуголое тело. Но сегодня почти начало недели, и кудрявый решает, что может с этим справиться. И всё же God Only Knows застаёт его врасплох, громко звуча в наушниках и заглушая окружающие шумы зала.Если ты когда-нибудь меня покинешь, И хоть жизнь продолжит идти дальше, поверь мне, Мир больше ничего мне не покажет, Так чего хорошего будет в моём существовании?
Сначала он просто поджимает губы и начинает двигаться активнее, сжимая руки в кулаки. Сфокусируйся, Гарри.Только Бог знает, кем я буду без тебя.
Он ворчит — наполовину отчаянно, наполовину напряжённо — не осознавая, что из-за беспокойства от песни колени начинают ослабевать. Гарри быстро переключает её на следующую песню и злостно выключает беговую дорожку. Когда она замедляется, он замедляется вместе с ней, продолжая пыхтеть. На сегодня хватит упражнений. Чего бы Гарри не ожидал от приезда в студию, получает он совершенно другое. Он полагает, что у них с Луи будут напряженные дни, пока они оба не успокоятся и не вернутся к обыденным будням. К той обыденности, которую позволяют обстоятельства, конечно. Зайдя в помещение, Гарри затаивает дыхание, думая о последующих действиях, ведь если Луи захочет его игнорировать, то так тому и быть. Вот только в студии нет Луи, который стал бы его игнорировать. Гарри хмурится, полагая, что, возможно, ошибся дверью. Найл отвлекается от разговора с Джейми и машет кудрявому. Лиама с Луи в студии нет. — Привет, Найл, — отвечает Гарри на доброжелательное приветствие, запинаясь. Найл, кажется, этого не замечает. — А где… — начинает он, пробегаясь глазами по комнате и останавливаясь на парне, — все? — Эмм… Лиам с Луи уединились в доме Лиама, по-моему, чтобы написать песню. А Джулиан… — пожимает плечами Найл, проводя рукой вокруг, — где-то здесь. — Давно их нет? — спрашивает Гарри, не пытаясь скрыть напряженного взгляда. — Не знаю. Пару дней, наверное. Ты же знаешь, как это обычно происходит, — замечание звучит не приторно, лишь похоже на обыденное наблюдение. У Лиама и Луи идеально получается писать вместе; они пишут в паре последние пару лет, тут ничего нового. Правда время подобрано интересно. Гарри не знает, почему удивляется происходящему. Луи ясно дал понять, что пока что не готов к встрече. Может быть, это просто совпадение. Гарри заставляет себя так думать, поскольку это безвредно. После этого работа идёт спокойно. Гарри остаётся в своих мыслях, редактирует песню, которая уже несколько недель находится у него в разработке. Перед тем, как снова начнётся тур, сейчас им предоставлено достаточно времени и рабочего пространства, которым нужно пользоваться. То рабочее пространство, где он может вести себя чуточку свободнее. Блокнот расписан беспорядочными набросками и зачеркнутыми словами. Но Гарри продолжает концентрироваться на одной единственной песне. У него уже есть мелодия, хоть и достаточно простенькая. В основном это звуки пианино, поскольку упор он хочет сделать на голос. Он будет звучать оголено, открыто и честно. Именно в таком состоянии происходит её написание.Я чувствую твоё сердце внутри своего, И схожу с ума, Думая, что просто трачу время И…
Гарри замирает, не сводя глаз со своего небрежного почерка. Он вспоминает лицо Луи на парковке, как он умолял его притвориться, будто ничего не разбилось в ту самую секунду. Он вспоминает его глаза, когда губы произнесли, что он не любит его в том смысле, в котором хочется. Собственный дар речи снова возвращается к Гарри, и парень продолжает писать, пока его не настигает меланхоличный транс.… надеясь, что ты не убежишь от меня
Флэшбэк: Декабрь 2011
Через три часа стартует концерт, а парни проводят это время самым непродуктивным и детским способом. Когда в голову Луи приходит идея для пранка, когда его глаза загораются, а улыбка сияет ярче солнца, Гарри становится сложно ему сопротивляться. Поэтому он потакает ему, и они вдвоем втягивают в игру остальных (точнее, Найла и Зейна; Лиам слишком занят своей вокальной подготовкой). Им весело и задорно бегать по длинным коридорам арены, пугая членов команды (особенно Лу Тисдейл) и отвлекая этим друг друга от предконцертного волнения, что узлом скручивается в животе. Тур начался пару дней назад, но к Гарри так и не пришло осознание. Их первый мировой турне. Какой-то сюрреализм, будто мама сейчас разбудит его рано утром и скажет, что он опаздывает в школу. Будто его ждёт нормальная жизнь, к которой ему нужно вернуться; она просто выжидает, когда успех пойдет крахом. Но прошёл уже год, и ощущение, что конец рядом, не появляется ни на секунду. Среди всей этой суеты Гарри и Луи оказываются в раздевалке, где кроме них двоих больше никого нет. Они живут вместе несколько месяцев — в больших апартаментах — но роскошь отдельных раздевалок (в которых к тому же есть мини-холодильник: Гарри! Смотри! Вот это жизнь!) всё ещё поражает. Они ведь всего лишь мальчишки. Не так уж и сложно их удивить. — Что ты хочешь на день рождения? — спрашивает Луи после мгновения комфортной тишины. Они лежат на диване, а на стене разговаривает телевизор, которому они совсем не уделяют внимания. — Тебе ничего не нужно мне дарить, — говорит Гарри, укладывая голову на спинку дивана. — Твоей компании будет достаточно. Луи закатывает глаза, скрывая широкую улыбку, которая может его опозорить. — Не будь врединой, Хаз, — говорит он застенчиво, смотря вниз, — я хочу подарить тебе что-то особенное. Тебе не каждый день исполняется восемнадцать. — Он говорит так мягко, что Гарри не может сдержать улыбку. — Это всего лишь цифра, Лу. Луи поднимает глаза и выпрямляет спину, будто замечание прозвучало оскорбительно. — Ты станешь мужчиной, не так ли? Сможешь вытворять сумасшедшие вещи, такие как… — он поправляет волосы и ухмыляется, — купишь баллончик и будешь разукрашивать стены граффити. Гарри смеётся, пока глаза Луи не покидают его лица. — Я смогу купить баллончик, но это не значит, что у меня появится право заниматься вандализмом. — Тогда какие прелести у совершеннолетия? — выдыхает Луи. — Тебе можно будешь пить… но ты и так уже это делаешь, — он тыкает Гарри локтем в грудь и игриво поднимает бровь. Гарри улыбается немного рассеянно (а как иначе, когда Луи так на него смотрит), но улыбка тут же исчезает, и кудрявый сконцентрированно прикусывает губу. — Я могу набить тату, — произносит он тихо. — Ага, — фыркает Луи так, будто даже мысль об этом звучит абсурдно. — Что смешного? — хмурится парень. — Что… ты же не серьезно, да? — Может и серьезно, — твёрдо отвечает Гарри, а в голосе слышится возмущение, — я очень много об этом думал, вообще-то. — О, да брось, Гарри! — Луи почти смеётся, не веря его словам. — И что ты хочешь набить? Гарри понимает, что Луи его не осудит, но щеки всё равно вспыхивают. Взгляд падает на уголок подушки на краю дивана. — Цитату или что-то наподобие. Строчку из песни. Я не знаю. Вообще-то, он знает, но он не скажет о том, насколько серьезно размышлял об этом. Он всегда был очарован татуировками, но в последние месяцы идея набить одну из таких стала почти навязчивой. Ему известно, что Луи они никогда не нравились — по крайней мере, на себе — но он так же надеется, что Луи его поддержит в конечном итоге. Возможно, если узнает, что дело именно в нём. — Насколько цитата или строчка должна быть хороша, чтобы ты написал её на своей коже. Навсегда! — Не знаю, Луи… почему ты на меня нападаешь? — хмурится Гарри наполовину серьезно, наполовину в шутку. Он понимает, что Луи в качестве веселья поднимает шум, но и здесь есть свои границы. В рамках этой темы Гарри чувствует себя уязвимо, поэтому не хочет, чтобы на него давили. Поскольку правда в том, что он знает, что именно хочет себе набить с тех пор, как Луи впервые его поцеловал. Он хочет запомнить ту ночь во всех смыслах, каких только может представить. Плюс татуировки выглядят классно, не так ли? — Я лишь хочу сказать… — пожимает плечами Луи, в то время как голос его звучит менее резко, — что это навсегда, Гарри! — И? — улыбается кудрявый, — В этом весь смысл. — Чёрт возьми, — ругается Луи, преувеличивая своё пренебрежением к тому, какое у Гарри несерьезное отношение. Кажется, он на секунду сканирует парня, не отрывая глаз, прежде чем в его голове зажигается лампочка; именно так Гарри опишет этот момент, поскольку шатен с приподнятыми бровями начинает подниматься с дивана. — Смотри, я тебе покажу, — он направляется к ящику и начинает что-то там искать. По его возвращению Гарри не ожидает, что парень приблизится к нему с чёрным маркером в руке и небывалой решимостью. — Что ты делаешь? — спрашивает Гарри, смотря, как Луи откидывается на локти, хватаясь одной рукой за бицепс кудрявого, другой рукой держа маркер. Луи ничего не отвечает, лишь сконцентрированно прикусывает губу и начинает рисовать. При контакте с кожей Гарри слегка дергается. — Эй! — протестует он, когда до него наконец-то доходит. — Щекотно! — Просто хочу убедиться, что ты понимаешь, на что себя подписываешь, — объясняет Луи, не сводя глаз с рисунка. После этого он замолкает, сжимая руку парня сильнее каждый раз, когда тот дергается. Луи быстро создаёт своё творение и удовлетворенно откидывается назад. — Сердце на рукаве? — спрашивает Гарри, поворачивая голову, чтобы посмотреть. Чуть ниже рукава футболки нарисовано обычное чёрное сердце. — Понятия не имею, что ты хочешь этим сказать, Лу, — говорит он невозмутимо, с замешательством глядя на шатена. Конечно, он понимает смысл рисунка. Иногда Гарри действительно бывает немного чувствительным и наивным. — Лишь указываю очевидное, Гарольд. — А мне нравится. Луи вздыхает, ослабляя напряжение в плечах. — Я пытаюсь выразить своё мнение, а ты мне мешаешь. — И это говорит тот, кто напал на меня. Шатен не ожидает остроумного ответа, поэтому с трудом вскидывает бровь. — Боже, ты просто ужасен, — но Луи не сдерживает глупый смешок, давая этим понять Гарри, что они на одной волне. Наступает сомнение, будто шутка закончилась. Их взгляды встречаются, и Гарри на секунду думает, что Луи его поцелует — прямо здесь, куда любой может зайти и увидеть их, и тогда у них начнутся проблемы — но вместо поцелуя Луи хватает его за футболку. — Какого чёрта… — матерится Гарри, прикрывая руками грудь в целях самозащиты. — Следи за языком, Гарри! — восклицает Луи в притворной власти. Он тащит футболку парня вверх, приоткрывая его живот. — Что, чёрт возьми, ты делаешь! — вопит Гарри, нервно смеясь. — Ты всё ещё не понимаешь всю серьезность татуировок, — строго произносит Луи, пока Гарри неконтролируемо хихикает, прикрывая глаза и показывая ямочки на щеках, а ещё хватая руки шатена в скудной попытки убрать их от себя. — Прекрати дёргаться, — говорит Луи, пытаясь нарисовать на оголенной груди. В конечном итоге Гарри сдаётся, но не прекращает громкий смех. — Вот, — объявляет парень спустя долгие минуты. Долгие для Гарри, судя по тому, как сильно он боится щекотки. И, конечно, тот смутительный факт (который Гарри ни за что не признает), что Луи так близко лежит к его телу и смотрит на него из-под опущенных ресниц, ухмыляясь. От этого у кудрявого краснеют щёки, а мысли приходится откинуть далеко в сторону. Для этого есть время и место, Стайлс. Гарри смотрит вниз на свой живот, на котором нарисован огромный крест. Он выглядит неаккуратно, видимо из-за движений Луи пришлось внести некоторые коррективы в свой шедевр. Под крестом написано «Лу!», и когда Гарри поднимает взгляд, шатен просто светится от счастья. — Ты никогда не набьёшь моё имя у себя на коже, — легкомысленно произносит Луи, смотря на рисунок. Для Гарри, однако, идея звучит не настолько нелепо. Он должен засмеяться или кивнуть в знак согласия, может даже сделать замечание глупым выходкам парня. Вместо этого он просто всматривается в лицо Луи с неким удивлением. Он просто надеется, что последующие годы Луи будет таким же важным в жизни Гарри, каким является сейчас. Он не может представить, что может быть как-то иначе, ведь Луи так быстро и непреклонно занял своё место у Гарри в сердце. Не важно, если для Луи это всё шутки, особенно татуировки, которые являются просто мечтой в недалеком будущем. Гарри знает лишь, что его будущее — это Луи. Поэтому не волнуется, когда Луи шутит про татуировку своего имени. Поскольку с самодовольной гордостью Гарри думает, что именно такую татуировку он однажды и набьёт.***
Пока телефон соединяется с собеседником, Гарри смотрит на татуировку "Won’t stop ‘till we surrender". Гудки звучат бесконечно, но парень об этом не думает. Вместо этого он окунается в горько-сладкую иронию того, как сильно поблекли слова Temper Trap. Насколько символично их происхождение, насколько они уместны, судя по тому, как сейчас обстоят дела между ними с Луи. Слова почти выцвели, почти исчезли. Раньше всё было так просто; развалившись в спальне кровати, пытаясь отойти от послеконцертного адреналина и будучи поглощенными друг другом, давать беспечные обещания было так просто и легко. Не остановимся, пока не сдадимся. Но с годами Гарри понимает, что, возможно, единственный выход — это именно сдаться. Возможно, он не так уж и плох. Возможно, если бы он был младше и храбрее, то боролся бы сильнее. Но он не борется, потому что стал старше, появилась утомляемость и пропал какой-либо смысл происходящего. Телефон, наконец-то, соединяется. — Милый, — звучит мягкий баритон Энн, — предупредил бы, что позвонишь, я через минуту собралась выходить за покупками. — Ничего страшного, мам. Я просто хотел поздороваться. — Ох, дорогой, — мягко выдыхает Энн, и Гарри закрывает глаза, представляя, что он дома и сейчас мама развеет все его переживания. — Что ж, привет, — ухмыляется она, и Гарри почти улыбается, правда улыбка еле заметная и натянутая, словно парень не чувствовал её на своих губах несколько недель. — Хочешь о чём-нибудь поговорить? — Кое-что произошло с Луи, — он произносит это прежде, чем осознаёт. Он не хотел этого, не хотел говорить о Луи, к тому же своей маме. Вообще никому не хотел говорить. Но как только он слышит её нежный голос, ему хочется открыться. — И я не знаю, что с этим делать. Слышится ещё один вздох, на этот раз тяжелый и пронизан состраданием — тем самым, который обычно испытывают матери. Гарри ожидает, представляя, как мама сидит с телефоном и, скорее всего, нервно кусает ногти. — Ладно, милый. Давай начнём сначала, хорошо? И решим, что будем делать дальше. Что у вас произошло? Гарри стоит признаться в своей лжи, когда он сказал себе, что не хочет рассказывать маме о Луи. Как только он решил ей позвонить, нужно было сразу скинуть своё притворство. Потому что сейчас, вместо того чтобы кратко и внятно рассказывать историю, он спешит, путаясь в словах и теряясь в мыслях. Столько всего хочется рассказать, но он не знает, с чего начать. Но он пытается, и Энн его не торопит. — Мне просто кажется… — Гарри замедляется, ощущая, как с каждой минутой адреналин угасает. Он рассказывает, всё как на духу, всё что хочется, и у Энн, наконец-то, складывается целая картинка. Его рассказ начинается с тех дней, когда они с Луи были близки несколько лет назад, что их отношения были чем-то большим, нежели то, что видели окружающие. Энн не удивляется — а разве должна? Она знает Гарри лучше, чем кто-либо, и он никогда не мог скрывать свои чувства, когда дело касалось Луи. Она лишь слушает его, иногда выражая вздохи сочувствия, иногда вставляя утешительное слово. Гарри глубоко вздыхает. — Мне просто кажется, что… возможно, мне выпал шанс… на этот раз сделать всё… правильно, — голос к концу предложения вздрагивает, а в горле образуется ком. Слова произносятся медленно и расчетливо, но избавиться от дрожи не получается. — Но я снова всё испортил. — Милый, — начинает Энн мягко и немного грустно, — спасибо, что рассказал мне. — Слова звучат просто, но всё равно задевают что-то в Гарри. У него будто груз с души падает. Он никогда никому так откровенно об этом не рассказывал, ни разу не рисовал картину того, что произошло. Когда это всё только началось, Гарри по уши влюбился и, конечно, ни о чём не думал, а когда всё закончилось, ему хотелось лишь обо всём забыть и двигаться дальше. Сжечь каждое мгновение, каждое прикосновение, каждое воспоминание, которое раньше приносило теплоту в сердце, сейчас же только физическую боль. — Когда вы в последний раз разговаривали? — Пару дней назад. И это было ужасно, мам. Думаю, он злится на меня. Думаю, он… — Гарри останавливается, переводя дыхание, — думаю, он меня ненавидит. — Ох, родной, теперь я знаю, что этого не может быть, — уверяет его Энн. — Луи любит тебя. — Но, мам, — скулит Гарри, будто ему снова пятнадцать лет и он просит маму о чём-то незначительном, например ещё разок сыграть в приставку перед сном или о своей любимой шоколадке из того магазина. — Возможно, в немного другом смысле, — уступает Энн до того, как Гарри заканчивает предложение. Она может прочитать его, как открытую книгу, и неважно, что он на другом конце провода. — Но он любит тебя. В тебе есть что-то особенное, и он будет настоящим дураком, если отпустит тебя только потому, что кто-то что-то недопонял. — Дело не в недопонимании, мам. Я… я поцеловал его, а он этого не хотел, — нижняя губа дрожит, и Гарри сейчас чертовски похож на маленького малыша, который вот-вот разрыдается. Эне молчит несколько долгих секунд, в то время как Гарри остаётся неподвижным. — Не могу говорить за Луи, я не знаю, что он чувствует, — она говорит аккуратно, сострадательно и медленно, подражая сыну. — Но поверить не могу, что случай безнадёжен. Милый, я просто этого не вижу. — Ты просто оптимистична. — Именно за этим и нужны мамы, — говорит она в тон юмористическому голосу, — но серьёзно, Гарри, — слова становятся нежными и напористыми. — Прошу тебя, не сдавайся. Иногда происходящее не такое, каким ты его воспринимаешь. Иногда… — она прерывается, обдумывая, каким наилучшим способом высказать свои мысли, и не сдерживает смешка, — иногда ты запутываешься в своей собственной голове. Понимаю, бывает сложно… когда он не рассказывает тебе всё на свете… но просто подожди… не знаю, выжди что ли. Судя по тому, что ты мне рассказал и что я сама видела… что ж. Просто не думай, что всё обреченно, ладно? Гарри не знает, что сказать после такого — в частности потому, что Энн всегда даёт лучшие советы и все её слова воспринимаются метко — но в основном потому, что он боится это принять. Принять эту частичку надежды, которую протягивает ему мама. Если он примет её, то ситуация может стать ещё более разрушительной. — Гарри? Ты здесь, милый? — Да, прости. Задумался, — он произносит это с достаточной лёгкостью, на что Энн выдыхает смешок. — Ты постоянно так делаешь, да? — дразнится она. Гарри не может не улыбнуться, а момент погружается в ностальгию. Парня отбрасывает к той скамейке у реки Дейн, где Луи пинается своими сапогами об сапоги Гарри и говорит: «Зачем нужно думать?». Всё напоминает ему о Луи, и он давно перестал пытаться убежать от этого. — Спасибо за разговор, мам. Прости, что… задержал твою продуктовую прогулку. — Ой, не глупи, — фыркает Энн, — всегда рада с тобой поговорить, — пауза. — Надеюсь, ты подумаешь об этом, ради меня? О моих словах? — Да, — отвечает он почти смущённо. Очень мило, когда мама каждый раз так мягко давит на него. Ему хочется, чтобы она была права. — Я подумаю.Флэшбэк: Июль 2013
В такие моменты Гарри удивляется, как кто-то может так сильно влиять на другого человека, из-за чего меняется даже восприятие места. После этого тура Питтсбург больше никогда не будет прежним. Возможно, Гарри когда-нибудь сюда вернётся, спустя несколько лет, в неизведанный город, который приносит такую колоссальную боль. Парень знает, что даже спустя время это место будет хранить в себе память этих мгновений с Луи. Всё началось с февральских дней, когда Луи стал ночевать с Зейном в тур-автобусе. Поначалу Гарри пытался не воспринимать это близко к сердцу, но резкий контраст с туром, что был до этого, дал о себе знать. Парень представить себе не мог, сколько всего может измениться за один лишь год. В прошлый раз, когда они были в гастролях, ситуация проистекала иначе. В большинстве случаев Гарри и Луи снимали один номер на двоих, а если не получалось, то Луи тайком пробирался к Гарри в кровать, как они это делали, будучи дома. Они буквально жили друг у друга в кармашках. Сейчас же Гарри назовёт себя счастливчиком, если у него получится провести с Луи хотя бы пять минут. Такое чувство, будто он начинает сходить с ума о того, как сильно скучает по шатену. И даже когда они вместе находятся в зеленой комнате перед концертом, разогреваются прежде, чем выбежать на встречу с тысячью фанатов, всё равно кажется, будто что-то стоит у них на пути. Будто между ними теперь построилась кирпичная стена, и Гарри понятия не имеет, как её разрушить. Самое худшее произошло, когда ко второй части тура Take Me Home присоединилась Элеанор. Она цеплялась к Луи, как чёртова пиявка, и портила настроение каждый раз, когда заходила в комнату. Гарри не мог на неё смотреть, к горлу сразу подходила тошнота. Такая отвратительная, что даже спустя пару недель её пребывания здесь, к чему он должен был уже привыкнуть, его продолжало мутить от одного только её вида. Он научился придумывать разные отговорки и причины свалить, стоило ей только появиться в поле зрения. И честно, он ненавидел себя за это, как невоспитанно и грубовато обращался с ней. В основном она не понимала, что происходит, и из-за этого было только хуже. Она была дружелюбной и красивой, поправляя волосы и обнимая Луи за плечи своими новыми ухоженными ногтями, или когда держала его за руку, переплетая их пальцы. Она была милой, в этом вся проблема. Такой чертовски милой, и Гарри её за это ненавидел. Он постоянно давал себе обещания, что не будет ревновать. Ведь он не ревнивец, и в конечном счёте, Луи не принадлежит ему. Если они были друзьями раньше — обнимаясь, целуясь и всё такое — то теперь они точно друзья — между разговорами, неловким напряжением и несуществующими больше прикосновениями. Просто друзья. Иногда кажется, что и друзьями их больше не назовёшь. Как глупо и наивно было полагать, что подставные отношения с Тейлор и публичное расставание улучшат ситуацию. Происходящее, кажется, наоборот только ухудшилось, и как бы Гарри не старался, оно обречено на провал. Поэтому после концерта в Питтсбурге они ставят все точки над и. Гарри приходится уйти со сцены во время Rock Me. Он слышит, как Найл берёт его соло, пока сам он за кулисами пытается отдышаться и сдержать слёзы. Конкретного ничего не произошло, просто резко Гарри почувствовал давление всего того дерьма, что всё это время медленно опускалось на его плечи. И терпеть он больше не может. Ни одну гребаную минуту. Он чувствует себя собраннее, когда уверенно стучит в дверь раздевалки Луи после концерта. Стук, должно быть, звучит громко, настолько громко, что когда дверь распахивается, Луи удивляется увидеть там именно Гарри. — Гарри, — натянуто произносит он, сглатывая. Выражение лица кудрявого видимо говорит ему, что визит не совсем дружелюбный. — Можно войти? — спрашивает Гарри, делая шаг за порог. Луи лишь бормочет «да», отходя в сторону, когда парень в миллиметрах проходит мимо него. — Что… — начинает Луи, как только закрывает дверь, смотря на Гарри с нахмуренными бровями, пока кудрявый осматривает комнату. Они одни. Отлично. — Луи, — прерывает его Гарри, не давая даже подумать о своих словах. Он должен всё высказать, пока не стало слишком поздно. Ему нужно выговориться, иначе он сделает что-нибудь глупое. Или он уже совершает эту самую глупость. Видимо, узнаем после. — Что, чёрт возьми, мы делаем? — настаивает он, руки трясутся, а сердце неконтролируемо бьётся в груди. Несмотря на то, что он злится, и напуган, и расстроен — чувствует все эти противоречащие эмоции — слова звучат спокойно и живо. Луи молчит, но вопрос, будто удар, отражается в чертах его лица. Гарри пристально смотрит в ответ, не прерывая зрительный контакт. Он не отступит. Ни за что на свете. — Что происходит? — спрашивает он таким тоном, который может надавить на честный ответ. Они просто стоят там, посреди раздевалки, пока по телевизору играет какой-то неважный футбольный матч. Гарри стоит в метре от Луи, но по ощущениям намного дальше. И всё равно так близко они не были долгое время. — Я не знаю… — начинает Луи напряжённым шёпотом. Возможно, если он будет говорить тихо, то Гарри последует примеру. Этого не произойдёт. — Не делай вид, что не понимаешь, что я имею ввиду, Луи, — теперь в его голосе звучит больше остроты, словно бесстрастное лицо теряет свою маску. Но не совсем. Он продолжает стоять ровно и решительно. — Что мы делаем? Чего ты от меня хочешь? — Чего я от тебя хочу? — повторяет Луи возмущённо, будучи сбитым с толку. Выражение его лица, приподнятые брови и насмешка на губах — всё это смотрится нелепо. Гарри не может понять, и чем больше это похоже на дымовую завесу, тем больше он начинает волноваться. — Да! — подтверждает кудрявый, не отступая, и крепко скрещивает руки на груди. — Мне пришлось покинуть сегодня сцену, Лу! Я никогда такого не делал! Это было несправедливо по отношению к парням. Я, блять, буквально схожу от этого с ума. Лицо Луи тает в беспокойстве, словно он хочет лишь притянуть Гарри в объятия, возможно поцелуем прогнать всю его злость и обиду. Но Гарри не может этого допустить, чтобы сочувствующие слова и успокаивающие прикосновения решили всю проблему. Не тогда, когда очевидно Луи не знал, что именно из-за него Гарри сегодня ушёл со сцены посреди концерта. Ему нужно выговориться. Он так долго держал это в себе, и сейчас он кажется взорвётся. Поэтому когда Луи приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, Гарри быстро перехватывает инициативу. — А ты просто стоишь, — он холодно пожимает плечами с бессердечным выражением лица, — будто тебя это совершенно не касается. Это ложь, с которой он научился жить. Это ложь, потому что беспокойство на лице шатена выражено слишком очевидно, чтобы его не заметить. Просто Гарри злится, и он устал делать вид, будто всё хорошо, когда всё плохо. Поэтому он врёт, поскольку хочет причинить боль тому, кого любит больше всех. И нет, он этим не гордится. И никогда не будет. Луи почти давится от своих слов, так сильно он хочет сказать что-то в ответ, что это даже ошеломляет. Поэтому он просто выдыхает, глаза наполняются тем, чего Гарри не может разгадать. Боже, когда Луи успел стать для него закрытой книгой? Раньше было всё таким чертовски простым. Когда Луи ничего не говорит, лишь пристально смотрит, переваливаясь с одной ноги на другую и беспокойно двигая руками — делая что угодно, но только не произнося ни слова — Гарри злостно фыркает. Он не думал, что получит именно такой ответ. Или, по крайней мере, молился он не о нём. Глупо и наивно, но в подсознании оптимизм не даёт надежде угаснуть. Будто спичка ждёт подходящего момента, чтобы разжечься. Правда чем дольше они стоят так в полной тишине, тем сильнее мечта становится просто… мечтой. — Тебе правда нечего мне сказать? — выдыхает Гарри со всей ненавистью в душе. Луи видимо ловит эти нотки, поскольку в глазах мелькает едва заметный страх, но он быстро превращается в защиту. Как он может стоять напротив меня, смотреть, как я изливаю свою душу, и ничего при этом не говорить? Просто закончи это — здесь и сейчас, быстро и безболезненно. Просто скажи, что не хочешь меня. Я смогу это принять. Гарри делает глубокий вдох, злостно проводя рукой по волосам и хватаясь за кудрявые кончики так, будто от этого зависит его жизнь. — Когда мы вместе, мне кажется… мне кажется, что всё хорошо, что мы… — влюблены. Он проглатывает это слово. Он никогда так сильно ненавидел любовь. Потратив несколько секунд, дабы немного успокоиться, Гарри закрывает глаза и медленно вдыхает, затем так же медленно выдыхает. И когда он снова открывает глаза, хоть и прошло совсем немного времени, выражение лица шатена меняется в геометрической прогрессии. Злость, боль и что-то ещё. Но Гарри уже всё равно. Он устал ходить по стеклу на цыпочках вокруг да около. — Но затем, когда ты уходишь с ней, — слова режут, как нож. Гарри знает, поскольку видит, как Луи физически дёргается от них. Драгоценная Элеанор. Она всегда была в их разговорах чем-то вроде табу. И кудрявому стоило догадаться, что она так же станет больным местом. Да, может быть он знал. И может быть, именно поэтому упомянул её сейчас. Это чертовски низко и жалко, но это то, что есть — он никогда в своей жизни ещё так низко не падал. Луи смотрит на него так, как никогда раньше. И этот взгляд почти сбивает Гарри с ног. Словно он увидел Гарри в новом свете, который ему не понравился. Ярость становится очевидной, в том как Луи поджимает губы, как углубляются складки на лбу и как движения становятся резче. Какой я глупый, иронично думает Гарри, не нужно было упоминать его девушку. Девушку, которую он очень любит. — Кто вообще посчитал, что это хорошая идея? — выпаливает Гарри так, будто крик может избавить его от боли. Возможно, Луи отреагирует как-то иначе, без сжатых в кулаки рук и сжатых до скрипа зуб. И он не имеет ввиду свои слова серьёзно, потому что просто злится на Луи, который продолжает молчать. Каждый удар хуже, чем предыдущий, каждое оскорбление наносится прямо по лицу Луи. Глаза Гарри наполняются горячими слезами, и он яростно их смахивает. Он всегда плачет при ссорах, когда злится, но этого ни в коем случае не может произойти сейчас. И как раз когда Гарри начинает тошнить от своего собственного голоса, Луи решает заговорить. — Как ты можешь быть таким слепым?! — кричит Луи, яростно осматривая кудрявого с ног до головы. Предложение вырывается так резко, будто Луи долгое время хотел его произнести, что у Гарри даже закрывается рот. — Она, блять, мне не нужна! И любое притворство того, что это останется только между ними, что об этом никто не узнает, выбрасывается в окно. Гарри уверен, что никогда не видел, чтобы Луи так кричал. Он чувствует, как из него выбивается воздух. В горле пересыхает, но так же кажется, будто он тонет. Кожа горит от злости и растерянности, разум плавает в устрашающей тревоге. Она не нужна мне. Секунда едва ли проходит, но Гарри хочется спросить — тогда кто тебе нужен? Луи смотрит на него мучительным и противоречивым взглядом, словно уверенно хочет что-то сделать, но страх перехватывает инициативу. Или, возможно, он так злится, что не может толком объяснить свою мысль и желание. Перед тем, как Гарри удаётся сформировать связное предложение в своей голове, Луи бросается вперёд, хватает его за футболку и притягивает для страстного поцелуя. Гарри требуется секунда, чтобы ответить, и он шокировано делает пару шагов назад. Это не отталкивает Луи, наоборот, он хватается только крепче, плотнее прижимаясь губами, словно прикосновениями хочет сказать то, что не получается сказать словами. Господи Боже, Гарри больше не теряет ни секунды, прижимаясь к Луи всем телом в ответ, напористо и мокро целуя в ответ. Рука шатена хватает кудрявые локоны, заставляя невольно стонать парня в своих объятиях. Они цепляются друг за друга в пылком отчаянии, но даже с переплетенными языками тоска, которая росла в Гарри все эти месяцы с последнего поцелуя, никуда не девается. Честно говоря, они никогда раньше этого не делали, никогда так сердито и лихорадочно не целовались. Но они не прикасались друг к другу очень долгое время, неудивительно, откуда берётся весь этот пыл. Несколько долгих секунд они стоят так, обнимаясь и целуясь, как в последний раз. Который вполне может им быть, думает Гарри. Потому что когда голова наконец-то догоняет сердце, парень резко отстраняется и видит всю растерянность шатена, его ярко красные щёки и такие же покрасневшие глаза. Он что, плакал во время поцелуя? О, Боже. — Нет, — говорит Гарри твёрдо; все места, где прикасался Луи, горят с неимоверной силой, — нет, — повторяет он, пытаясь убедить больше себя, нежели Луи. Он не хочет останавливаться. Ему хочется целовать Луи везде, хочется слиться с ним воедино, ему недостаточно одного поцелуя. Но он должен сказать нет. Так не может больше продолжаться, и он делает это как для Луи, так и для себя. — Ты не можешь всё исправить, лишь поцеловав меня, — настойчиво объявляет он, сердце готово вырваться из груди, так быстро оно бьётся. И затем Гарри снова начинает злится, от того какой они натворили беспорядок. Потому что до поцелуя Луи сказал то, что Гарри не может перестать прокручивать в своей голове. Она мне не нужна. Увы, момент прошёл, и Гарри боится пытаться снова его вернуть. Луи открывает рот в поисках ответа. Кажется, он не может выбрать один, поэтому просто кивает головой. Дверь раздевалки со скрипом открывается, отчего мальчики резко оборачиваются. Как только Гарри замечает, кто это, сердце бухает в самую нижнюю часть груди. Он видит, как Луи физически ослабевает рядом, будто вся борьба покидает его тело. — Всё хорошо? — робко спрашивает Элеанор, рука всё ещё сжимает дверную ручку, девушка словно боится зайти внутрь. Её карие глаза бегают от Луи к Гарри, улавливая напряжение в лицах. Очевидно, она прервала что-то драматичное. — Я слышала… крик… — она замолкает и выглядит так, будто жалеет, что вообще спросила. Луи медленно отходит от Гарри, и этот жест не смог ни от кого утаиться. Гарри поднимает на него глаза, и они смотрят друг на друга, ища и умоляя. Если бы я был ему нужен, он бы боролся за меня. Если бы он любил Гарри, он ответил бы Элеанор, что ничего не хорошо и что так продолжается уже долгое время. Что она должна уйти, если знает, что для неё хорошо, а что нет. Но Луи ничего не говорит. Вот и всё. Этого хватает, чтобы Гарри навсегда сдался. Прямо там посреди раздевалки, пока Элеанор глядит на него с широко-открытыми глазами, а взгляд Луи опущен в пол. Гарри следует что-нибудь сказать. Он прямо сейчас должен сказать, в её присутствии, как сильно влюблён в него. Но он не может себя заставить. И это самая большая ошибка в его жизни. Он лишь смотрит на Луи, молясь на какое-то недостижимое чудо. Когда тишина затихает, Гарри разочарованно качает головой и, не говоря ни слова, направляется к двери. — Он весь твой, — мрачно бормочет он, на секунду задерживаясь перед Элеанор, после чего проскальзывая мимо неё в коридор. Он долгое время бесцельно бродит по длинным холлам, позволяя слезам катиться по щекам. Не то, чтобы борьба заканчивается, просто она завершает то, что строилось последние несколько месяцев. Гарри следовало это предугадать. Но даже если бы он это сделал, боль всё равно никуда бы не ушла. В тот вечер в Питтсбурге Гарри игнорирует Луи. Тур продолжается, и Гарри полностью отдаётся на концертах тысячной аудитории. Они с Луи не разговаривают, вскоре пропадает и желание. Боль в груди притупляется, и Гарри, наконец-то, учится двигаться дальше. Руководство больше не вмешивается в его личную жизнь. Саймон не звонит для встречи или разговора. Никто не осуждает его за излишний зрительный контакт во время концерта. Прошли те времена, когда «мы советуем вам не шептаться на сцене», поскольку ничего подобного больше не происходит. Команда менеджеров бы могла вмешаться, но Гарри с Луи самостоятельно уничтожили всё то хорошее, что было между ними.***
Прикусив ручку зубами и замотав волосы в пучок, Гарри хмуро смотрит вниз на написанные слова. Он с пяти утра сидит в этой студии, поскольку сон в последнее время даётся ему с трудом. После разговора с мамой по телефону он с усердием решил заняться музыкой, а в ранние воскресные часы студия обычно пустует. Идеальные условия, чтобы побыть в своей зоне комфорта. У него в любом случае где-то через час запланирована встреча с Джулианом, чтобы обсудить настройку парочки песен. С тех пор, как он последний раз видел Луи, его безымянная песня начала добиваться прогресса. Припев получается интересным, но сама по себе песня довольно прямолинейна и немного повторяется (в правильном количестве, как надеется Гарри). В основном, она почти закончена, если не считать вступительного куплета и названия. Вдохновение само придёт, когда захочет, и выталкивать его бесполезно. Удовлетворенно кивая, Гарри решает, что припев написан. Он гласит:Лишь для твоих глаз я открою своё сердце, В те дни, когда ты одинок или забудешь, кем являешься. Я скучаю по своей половинке, когда мы не вместе, Теперь ты меня знаешь, лишь для твоих глаз, Лишь для твоих глаз.
Он не смог бы лучше выразить это состояние — то, как он себя чувствует рядом с Луи. Вокруг полный беспорядок, и он чувствует себя таким потерянным и не знает, что будет делать дальше. Но это правда. Если он собирается быть уязвимым, если он хочет раскрыть внутренний мир сердца и разума, то для Луи. Только для него и него одного. И он думает, что, возможно, уже сделал это, и молится, чтобы Луи понял. Всё, что в нём есть, и всё, что он чувствует от любви до боли — это всё только для его глаз. Гарри рассеянно прикусывает нижнюю губу, думая о том, чтобы оставить песню именно такой, незаконченной; по крайней мере, на сейчас. Писать такие вещи, думать о Луи, это отнимает очень много сил. И в любом случае, скоро сюда придёт Джулиан. Он часами сидел за столом, судороги в руках сложно игнорировать, поэтому Гарри заставляет себя встать и лениво потянуться. На ум приходит мысль пойти и проверить записи в студии звукозаписи. Он не слышал Olivia с тех пор, как записал для неё своё соло, и готов напасть на Джулиана, если тот так и не добавил звуки труб. Надев наушники, Гарри слегка крутиться в кресле, колёса скользят по жесткому линолеуму. Ему нечасто предоставляется случай остаться наедине с оборудованием, и это, оказывается, очень увлекает. Принимая во внимание, насколько дорого стоят все эти кнопочки и элементы управления, он, как правило, оставляет их на усмотрение парней. Да и работа с техникой никогда не была его сильной стороной. Он задумчиво напевает себе под нос, когда руки зависают над панелью. Он клянётся, что помнит, как Джейми показывал ему, как включать проигрыватель, но, кажется, успешно забыл. Чёрт. Он нерешительно нажимает несколько рандомных кнопок, одна из которых загорается красным светом, от чего у Гарри в ужасе приоткрывается рот. Всё хорошо, ничего не происходит, поэтому он спокойно выдыхает. Если бы Луи был сейчас здесь, то неустанно дразнил бы его. Он практически слышит его голос: «Хаз, мы музыканты почти уже пять лет, и ты до сих пор не знаешь, как включать кабинку записи. Ты точно мелленеал?». Он почти улыбается этим мыслям. Наконец, он нажимает на кнопку, которая, как он надеется, не приведёт его к необратимым последствиям. Он слышит шум в наушниках и сразу понимает, что это демо и это определенно не Olivia. Хмурясь, Гарри нажимает другую кнопку, дабы пропустить этот звук и найти уже свои долгожданные трубы. Но замирает, когда слышит мягкий голос Луи в наушниках. — Будешь считать? — спрашивает его предварительно записанный голос. От этого звука у Гарри в груди сжимается сердце, и появляется чувство, будто в живую он его не слышал целую вечность. Он никогда не думал, что можно настолько сильно кого-то любить, что даже их голос оживляет бабочек в животе. — С самого начала, да? — Да, — это Лиам. Видимо, это одна из их совместных записей. — Три, два, один. Рука Гарри всё ещё находится над панелью, когда начинает играть основной инструментал — гитара представляет балладу. Лиам запевает первым, и Гарри не понимает, что он слышит, пока Луи не начинает петь своё соло. Он смотрит прямо перед собой, в глазах едва темнеет, а рот приоткрывается. Он ни о чём не думает, ничего не говорит и не делает; будто если он пошевельнётся, то разрушит все чары. Поэтому он замирает, слушая хриплый голос Луи и его высокий тон, поющий в микрофон. В студии раздаётся лишь его собственное сердцебиение. Потрясение — это единственное, что чувствует Гарри на данный момент. Дело не только в хрипоте шатена, но и в словах. Лирика. Гарри даже не замечает, когда, поглотившись музыкой, закрывает глаза.Нет ничего плохо в том, чтобы позвать кого-нибудь сегодня, Когда ты потеряешься, я найду путь и стану твоим светом, Ты никогда не почувствуешь себя одиноким, Я заставлю почувствовать тебя, как дома.
Гарри начинает нервничать от того, какую глубокую связь чувствует с этой песней, как слова заканчивают те предложения, которые он долгие недели пытается дописать. Дописать для Луи. О, Боже.Я вижу улыбку, когда подходит это чувство, Оно было там, я увидел его в твоих глазах.
Он знает, что Луи не единственный, кто работал над этой песней. Плюс ещё Лиам, как минимум. Но вся мелодия и подбор слов так и веет настроением Луи. Будто он поёт прямо для Гарри. Впервые после разговора с мамой по телефону Гарри навевает мысль о том, что, возможно, всё действительно не так, как он думал. Если эта песня идеально описывает чувства Гарри к Луи, то почему Луи её написал?Я заставлю тебя почувствовать себя, как дома.
И он снова погружается в тишину студии. Мгновение он просто смотрит в пустоту, пока в голове проносятся мысли. Наконец, он опускает взгляд на экран, где демонстрируется описание демо. Песня называется Home, и была записана два дня назад. Два чёртовых дня назад. Гарри не знает, сколько времени сидит в том кресле, неподвижно смотря на дату записи. Разум начинает блуждать по совершенно ненужным вещам, поэтому Гарри прочищает горло и качает головой. Прокатываясь на кресле по комнате, он хватает ручку и дневник. Прослушанная песня что-то в нём зажигает, и он должен записать мысли, пока они не забылись.Если бы я умел летать, То прямо сейчас вернулся бы домой к тебе, Думаю, что могу всё бросить, Ты только попроси меня.
Вот он. Вступительный куплет, который Гарри так долго искал. Наконец-то, песня обретает свою целостность; пропавшая часть нашлась в ангельском голосе Луи. Гарри этому не удивляется. Дверь в студию скрипит, и Гарри почти подпрыгивает. Он настолько поглотился двумя песнями, что забыл про приезд Джулиана в любую минуту. Яркая улыбка, которую он цепляет себе на лицо, выглядит убедительно, скрывая удивление. — Гарри, сколько ты тут уже сидишь? — спрашивает Джулиан хмуро, заходя внутрь. Гарри зевает и устало смеётся над собой: — Пару часов. — Друг, — Джулиан выглядит пораженно, — сейчас только девять утра. — Правда? — лениво спрашивает Гарри, поглядывая на электронные часы. — Уже девять, Боже, — бормочет он скорее себе, тяжело опираясь на ладонь и поворачивая голову в сторону Джулиана. — Миллионер Гарри Стайлс снова бездомный? — ухмыляется Джулиан, игриво толкая парня локтем. — Выделить тебе диван для сна? — Ха-ха, — произносит Гарри с кислой миной. Спустя пару секунд его взгляд падает на дневник. — Просто кое-что тут пишу, — признаётся он спокойно. — Тебя посетила муза, да? — спрашивает Джулиан положительно лёгким тоном, — Могу я услышать? Гарри не упускает ни секунды, ухмыляясь про себя. — Ты добавил в Olivia трубу? Джулиан смеётся. — Тонко, тонко, — он достаёт ещё одно кресло и удовлетворенным вздохом падает в него, — но я серьёзно, покажи, что у тебя там. — Я тоже предельно серьёзен, — остро отвечает Гарри, медленно моргая. Он действительно хочет эту чёртову трубу. Джулиан сердито на него смотрит, и Гарри не может сдержать смеха. — Ладно, хорошо, — уступает он, нервно перелистывая странички, — но я только что её закончил… она очень… свежая. Мужчина кажется равнодушным к таким изречениям, наклоняясь и читая, прежде чем что-то сказать. Гарри молча ждёт, покусывая нижнюю губу. Мысли необъяснимо продолжают возвращаться к песне Луи. Лирика вращается в голове, как вихрь. Нас когда-нибудь будет достаточно? Малыш, нас может быть достаточно. Джулиан выпрямляется, закончив, видимо, читать. — Мелодия вроде как… — жестикулирует Гарри с растопыренными пальцами, — пока что дрейфует, — руки падают на колени. — Песня должна сопровождаться фортепиано. — Клёво, клёво, — ободряюще кивает Джулиан, — она будет называться For Your Eyes Only, верно? — замечает он, смотря на записи. — То есть, классная песня, но эти слова в припеве, они будут иметь смысл. — Нет, — невозмутимо произносит Гарри, — песня должна называться If I Could Fly. — Но эта фраза поётся только вначале, — настаивает Джулиан, — люди её не запомнят. — Если песня такая «классная», то её запомнят в любом случае, как бы она не называлась, — прохладно, но шутливо отвечает Гарри. С Джулианом он всегда расширяет свои границы, поскольку беззаботное отношение мужчины всегда заставляет их обоих смеяться. — Она сама по себе станет незабываемой. — Это правда, — соглашается Джулиан, мудро кивая. — Что ж, ты у нас босс. Покажем её потом Джейми и Джону, посмотрим, что они скажут. После этого тема полностью меняется, они начинают работать над текстом других песен, фокусируясь на чём угодно, только не на If I Could Fly. Гарри не упоминает демо Луи и Лиама, но на протяжении всей работы его мысли постоянно вертятся вокруг неё, из-за чего он мысленно себя ругает, заставляя вернуться обратно в Джулиану. Это не работает, и он так отстраняется, что мужчине приходится несколько раз повторять свои вопросы. Гарри думает лишь над смыслом этой песни. Её записали два дня назад, после того как Луи сказал забыть ему о поцелуе. Может ли быть шанс того, что Гарри просто не так понял его мотивы в тот вечер на парковке? Может ли быть шанс того, что Гарри всё-таки правильно понял Луи тогда на вечеринке? Может ли быть шанс? Гарри вспоминает Питтсбург. Вспоминает, как ужасно события повернулись к концу, как он падал в бездонную чёрную дыру, из которой думал, что никогда не выберется. Он хотел уберечь то, что, казалось, практически невозможно было спасти, а после того вечера убедил себя, что сдаётся. И всё же он начинает задумываться, было ли это всё правдой. Было ли это правдой, если он до сих пор держится за любую возможность вернуть Луи? Было ли это правдой, если даже сейчас — после всего того, что было — он держится за Луи, как за спасательный жилет? Он никогда не переставал его любить, так как он мог поверить, что перестал бороться за их совместное будущее? И возможно, правда возможно, что Луи… тоже не перестал бороться. Гарри не забыл те слова, что сказал ему Луи много лет назад в той раздевалке. Она мне не нужна. Несколько недель эти слова сидели у него в голове, а на губах висел вопрос каждый раз, когда Луи болезненно смотрел на него на сцене, когда они оставались наедине, не в состоянии высказать своё мнение. Гарри всегда желал получить ответ на свой вопрос. Кто тебе тогда нужен? Он никогда его не задавал, боялся получить ответ. Но сейчас? Сейчас ему кажется, что у него наконец-то появилась та смелость, которую он ждал несколько лет. Я никогда не спрашивал. И прямо в той студии — когда в ушах звенит, но не воспринимается голос Джулиана — Гарри осознаёт, что должен спросить Луи. Он должен его спросить. И неважно, какие будут последствия. — Извини, — прерывает его Гарри, возвращаясь в реальность, — Джулиан, мне… мне на самом деле нехорошо. Я поеду домой, ладно? — Ох, — Джулиан выглядит ошеломленным, но всё-равно кивает: — Да, друг, конечно, всё что пожелаешь. Гарри резко встаёт, секунду колеблется и, запустив дрожащие руки в локоны, собирает вещи. Он ничего не говорит, только вяло прощается, и направляется к двери. Прошло много времени, ужасно много времени, и будет он проклят, если потратит ещё одну минуту впустую. Поэтому с новообретенным адреналином в крови он запрыгивает в машину и едет домой к Луи.