***
Драко Малфой сидел за столиком в Кабаньей голове и потягивал сливочное пиво, в ожидании Гермионы Грейнджер. Он нервничал и то и дело поглядывал в окно, в надежде увидеть её стройную фигурку. Он вспоминал как увидел её там, в Министерстве. Прошло столько лет, она стояла спиной к нему, но он сразу же узнал гриффиндорку. Всё те же густые каштановые волосы, которые теперь были собраны в аккуратную прическу на затылке, всё та же горделивая осанка и вздёрнутый подбородок, всё то же тело, которое он столько раз вспоминал. Не раздумывая ни секунды, он подошел к ней, и, вдохнув её запах, преследовавший его столько лет, поздоровался с ней. Он помнил, как она медленно обернулась к нему, словно не веря, что это он. Какие огромные у неё были глаза. Пухлые губы были чуть приоткрыты от удивления. Драко посмотрел на неё, и на секунду забыл, зачем он вообще прибыл в Министерство. Вот зачем — он был здесь из-за неё. Он должен был попытаться. Три года вращения в обществе очаровательных французских аристократок, глядящих на Драко голодными глазами, практически вышибли Гермиону Грейнджер из головы. Она помогла ему принять в себе то, что он и не рассчитывал обнаружить, и дала ему даже больше — свое доверие, свою нежность и свою девственность. Она стала для него тёплым, греющим душу воспоминанием, в то время, как рядом были настоящие женщины, заливисто хохочущие над его шутками. Нагулявшись и обручившись с Мариссой, Драко был готов зажить спокойной семейной жизнью, уделять больше времени своему увлечению — коллекционированию старинных магических артефактов и алхимических записей. Может быть, скоро они завели бы детей. Но спустя какое-то время все его планы полетели к черту. Он вдруг стал думать о ней. Много. Часто. Ему казалось, что он всё ещё чувствует её прикосновения. Всё ещё прикасается к ней сам. Он словно слышал её голос, смех, чувствовал запах. Когда мать заговорила о приготовлениях к свадьбе, Драко вдруг понял, что не готов к этому. Свадьба была отложена. Марисса и её семья расстроились, но не упрекнули его. Тогда, однажды ночью Драко потерял над собой контроль и написал Гермионе записку. Лишь одну записку, на которую она не ответила. Он был уверен, что она не свободна. Такие девушки, как она, не бывают свободными. От этой мысли ему хотелось крушить все вокруг. Когда он отложил свадьбу в третий раз, они были обручены уже четыре года. Драко ожидал, что Батист Лакруа явится к нему с гневной обвинительной речью, заставляя немедленно жениться на его дочери, но этого не случилось. Драко заподозрил неладное и навёл справки. Затем, собрав достаточно информации, он припер Мариссу к стенке, и та в слезах рассказала ему, что на самом деле у их семьи осталось довольно мало денег. Отец девушки настоял на том, чтобы Марисса очаровала Драко, заставив его жениться на себе. Она пыталась объяснить ему, что он и правда нравился ей, но Драко было всё равно. Он в тот же день официально разорвал помолвку и вернулся из Парижа к родителям, в их особняк неподалеку от Канн. Там он твёрдо решил забыть и Мариссу, и Грейнджер. И если с первой у него получилось практически сразу, то со второй он так и не преуспел. Чтобы выкинуть это наваждение из своей головы, он вплотную занялся своей коллекцией, проводя свободное время на метле или на побережье. Это помогло, Драко практически перестал думать о Гермионе. Если не считать того факта, что каждую ночь ему снились сны про неё, которые на утро он никак не мог вспомнить, лишь чувствуя, что во сне был рядом с ней. В мае две тысячи пятого года родители заговорили с ним о возвращении в Лондон. Они аккуратно сообщили ему, что не хотели бы уезжать из Франции. Розы матери росли здесь гораздо лучше, а отец занимал в обществе такое положение, какого ему уже не добиться в Британии. Драко согласился с ними, но в Британии оставались дела, которые следовало закончить — у них была недвижимость и в хранилище остались кое-какие старинные семейные реликвии, так что ему стоило вернуться, чтобы уладить оставшиеся вопросы. Зная, что возвращение в Британию непременно повлечет за собой встречу с Гермионой, Драко тянул до последнего. Меньше всего в жизни он хотел видеть её замужем за другим мужчиной. Ситуацию изменила неожиданная встреча с Рубеусом Хагридом в Лионе пару месяцев назад, куда Драко изредка наведывался в один антикварный магазинчик. Владелец этого магазинчика присылал ему сову каждый раз, когда находил что-нибудь необычное. Драко увидел их с мадам Максим, лениво прогуливающимися по променаду. Не заметить их было сложновато, маглы то и дело оборачивались на них, но им, казалось, было наплевать. Хагрид заметил Малфоя и окликнул его, помахав своей огромной рукой. Когда вся улица обернулась на него, Драко понял, что ему не избежать разговора. Лесничий был довольно дружелюбен, особенно по сравнению с их предыдущими встречами. Повздыхав над несправедливостью того, что Малфоев на семь лет выгнали из страны, он поблагодарил Драко за то, что тот спас Гермиону и помог ей сбежать. Затем, как бы между прочим, упомянул, что она работает сейчас в Министерстве Магии и до сих пор не замужем. Драко не спал после этого всю ночь, а на следующее же утро подал документы на амнистию.***
С легким хлопком Гермиона трансгрессировала на окраину Хогсмида. Ей хотелось пройтись немного перед встречей с Драко, чтобы упокоить свои нервы. При виде деревушки сердце девушки защемило от воспоминаний. Она пошла в сторону Кабаньей головы, размышляя о том, что сказала бы ей сейчас семнадцатилетняя Гермиона, заканчивающая шестой курс, насчёт того, во что она превратила свою жизнь. Колокольчик на двери звякнул, возвращая Драко к действительности, и он, увидев её, немедленно вскочил со стула. Сердечно поздоровавшись с барменом, девушка подошла к его столику, сняла верхнюю одежду и села напротив него. Драко сел следом. Её щеки разрумянились от холода, а глаза блестели. — Привет, — поздоровалась она, улыбаясь. — Привет, — ответил он. В воздухе повисло неловкое молчание. — Почему Кабанья голова? — наконец, спросила она. — Я думала, ты остановишься в Мэноре. — Для меня одного Мэнор немного великоват, — ответил Драко. При мысли о том, чтобы в одиночестве ночевать в поместье, в котором происходило столько зла, он внутренне содрогался. — Сначала я подумал остановиться в Дырявом Котле, но был крайне удивлен обнаружить на месте старины Тома кого бы ты думала? — Невилла? — посмеиваясь, сказала Гермиона, — Я знаю, они с Ханной содержат его уже несколько лет, с тех пор, как Том отошел от дел. — Именно! Старина Лонгботтом чуть собственный язык не проглотил, когда увидел меня, и я решил, что мое постоянное присутствие в его гостинице может пагубно повлиять на его нервы. Гермиона рассмеялась. Бородатый бармен, поразительно напоминавший Альбуса Дамбдора, молча принес им по бутылке сливочного пива и также молча ушел обратно за стойку. — И все же, почему именно Кабанья голова? — тихо спросила она спустя минуту. — Тебя кто-то узнал? Драко немного помолчал. Он не хотел рассказывать ей, какими взглядами провожали его люди в Министерстве в день их встречи, и как кто-то в толпе крикнул «Сдохни, Малфой», когда он шёл по Косому переулку. — Мне не нравится, как на меня смотрят, — неохотно ответил он. — Для них я все ещё Пожиратель Смерти. Гермиона сочувственно посмотрела на него. Пока она гадала, уместно ли будет ободряюще коснуться его руки, лежавшей на столе рядом с её рукой, он с громким стуком поставил бутылку на стол и сказал: — Ну и чёрт с ними! Грейнджер, расскажи-ка мне лучше, где дракон? — Какой дракон? — непонимающе захлопала глазами Гермиона. — Валлийский зелёный, конечно же. Представляешь, Грейнджер, как удивлен я был, когда не обнаружил своего дракона, десятилетия охраняющего хранилище Малфоев? А знаешь, что сказали мне гоблины? Что молодая сотрудница Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними… Хммм… Кажется, её зовут мисс Грейнджер, протащила законопроект, по которому все драконы должны содержаться в специальных условиях, нарушение которых попадает под определение «жестокое обращение» и является уголовно наказуемым, — ухмыляясь, закончил он. Гермиона вспыхнула. — Знаешь что, Малфой, если ты считаешь, что то обращение, какое получил твой дракон, не является жестоким, то… — Тихо, тихо, — перебил он, коснувшись её руки. Она моментально замолчала, покраснев еще больше. — Я просто дразню тебя. Ты очень добрая, Гермиона. С ним действительно ужасно обращались. Он вдруг понял, что это первый раз, когда он назвал ее по имени, но это не показалось ему неправильным или непривычным. Ей, кажется, тоже. Она слегка улыбнулась. — Спасибо, — сказала она, — что понимаешь. Он улыбнулся ей в ответ и убрал свою руку с её ладони, вцепившись в бутылку сливочного пива. — Так чем ещё ты занималась все эти годы? — беззаботно спросил он, стараясь не показывать своего волнения. — Надеюсь, ты не освободила всех домовых эльфов поголовно. В противном случае мы с Кики немедленно возвращаемся в старую добрую рабовладельческую Францию. Гермиона рассмеялась и неловкость между ними, наконец, лопнула, как мыльный пузырь. Они взахлеб болтали обо всем, что случилось с ними за эти годы, старательно обходя стороной только одну тему — личную жизнь. Зато они с удовольствием обсудили личную жизнь других. — Я знаю, — сказал Драко, — что у Поттера и Уизли уже двое детей, — осознав, как это прозвучало, они с Гермионой изумленно посмотрели друг на друга и расхохотались. — Я имел ввиду младшую Уизли, — сквозь смех сказал Драко, — хотя видит Мерлин, я бы ничему не удивился, — он поднял на нее глаза и заметил, что она уже не смеётся, а, таинственно улыбаясь, наблюдает за ним. От её взгляда у него вдруг участился пульс. — Что, Грейнджер? — спросил он. — Я просто забыла, — сказала она. — А сейчас вспомнила. — О чём ты? — Драко начал нервничать. — Каким ты можешь быть… — она замялась, подбирая слово. — Живым, — тихо закончила Гермиона. Драко внимательно посмотрел на неё. — Знаешь, я очень давно таким не был. «Я тоже», — подумала она. — «О, Мерлин, я тоже».