Сладкий

       Он быстро преодолевает лестничный пролёт и стучится в двери.       — Я ночую у тебя, — коротко произносит Лу, протискиваясь мимо Минсока, как всегда с большим пакетом, набитым не пойми чем, и обязательно какой-то милой хренью для самого парня. Кажется, Мин уже начал это всё коллекционировать.       — Сука, я пришёл домой, а они там трахаются, и опять на моей постели. Вот честно. Я начну брать с них ебаную плату. Тебе, кстати, привет. Показать, в какой позе он передавался? — Хань имитирует позу, в которой трахали в этот момент Бэка, а после, быстро разувшись, проходит на кухню, ставя пакет на стол.       Он думает две секунды, а после, оказавшись около Минсока, крепко обнимает того, прижимая к себе и целуя в щеку.       — Мать звонила сегодня, хотела встретиться. Рассказывала об… мм… моём брате. Роды через месяц. Пойдёшь со мной? Не хочу туда идти один, а то без драки точно не обойдётся, — добавляет он, делая несколько шагов назад и садясь на стул, усадив хёна к себе на руки.       — Ну пожалуйста, — он пытается скорчить милое личико, но вместо этого у него выходит милый оскал.       — Господи, ты ужасен, ладно-ладно, схожу. Только не делай так больше, — смеётся Минсок, закрывая чужое лицо ладонями.       С их странного знакомства прошёл почти месяц, и Минсок всё ещё не мог свыкнуться с Луханом. И с их странными отношениями тоже.       Так смешно: было столько нежности, хотя не было ни одного поцелуя. Он множество раз слышал смех со стороны тех же Чанёля с Бэкхёном, мол, он сдал настоящего Лухана и его либидо на опыты внеземной цивилизации, а им притащил какого-то отмороженного, просто похожего. К нему привязалось странное «Сюмин» со стороны компании Лухана и только потому, что девчушка из их кофейни взяла моду называть его «Сюнян», а они подхватили. Лухану он себя так звать запретил, пару раз треснув его газеткой.       — Это мне нужно ночевать у тебя, чтобы выгонять их, судя по всему, — старший очаровательно по-лисьи улыбается, а потом строит недовольную гримасу. — Опять всякого барахла притащил? Я, конечно, понимаю, что ты превратил свою квартиру в ту ещё свалку, но это не значит, что мою тоже надо, — Минсок выползает из объятий и разгружает пакеты.       Ему стоит признать, что квартира стала намного уютнее. Она стала обитаемой и живой.       Как и сам Минсок. На окне появился очаровательный кактус, на кровати появились мягкие подушки рядом с оленем, на тумбе завёлся торшер, и посуды хоть отбавляй.       У его кошки появился свой гардероб, маленькая коллекция ошейников и один комбинезончик пчёлки.       — Так ночуй у меня или переезжай ко мне жить. Хотя, нет, не поможет, ты же знаешь их. Начнут трахаться прямо на столе. Было же уже такое. Пришел Кай, а Бэк с широко расставленными ногами ему кричал: «Нин, сбегай за пивасиком». И не барахла я принёс, а покушать. А то ты же святым духом питаешься, — хмурится Лу. В кои-то веки, он заботился о ком-то, кроме себя. И ему это нравилось. Ему нравилось обнимать этого парня, нравилось тискать. Нравилось, когда он возмущался, и нравилось, как он мило просыпается.       — Это Бён Бэкхён не знаком со мной, — старший строит пугающую моську и злобно смеётся.       «Если я к нему перееду, стану его домработницей».       — Твоя родня не будут против постороннего человека?       Хань встаёт и, обойдя Сюмина, обнимает его за талию, положив подбородок тому на плечо.       — А мы скажем, что ты мой парень. Матери то пофиг, для неё ты ещё один ребёнок, которого она начнет кормить. А на отчима мне срать, ты же сам знаешь. Мама просто сказала, что хочет, чтобы я крестил этого… брата моего. Отчим, небось, против. Но против матери не попрёт, — Хань помнит, как спустя несколько дней, вернувшись домой, обнаружил женщину стоящую около его дверей, как она плакала. Как кричал Хань… И помнит как поднявшийся отчим получил от него в челюсть. Помнит крики матери и её слова: «Он тоже мой сын, перестань вести себя так по отношению к нему». В кои-то веки мать заступилась за него. И он был рад. Тем не менее, ничего не отменяло тот факт, что с отчимом они всегда сцеплялись.       «Парень?»       Минсоку кажется, что это классно. Его так высоко ценят. Он всё ещё не может ответить Лухану в полной мере. Но он позволяет себя любить. Позволяет себя обнимать, а взамен спартанскому упорству Лухана дарует тому заботу, которой ему так не хватает.       Лу просовывает руки под футболку старшего, а после резко разворачивает того, вообще задирая её и разглядывая его пресс.       — Когда ты успел ещё подкачаться???       — Тогда, когда ты решил, что меня необходимо откормить до состояния геометрически-правильного шара, — язвит Минсок и одёргивает чужие руки. — Ручищи ледяные.       На вес у Минсока была отдельная галочка: это явно тема, которую не стоит затрагивать.       — Так потому я их и грею, — смеясь отзывается парень, снова притягивая парня для объятий. За месяц он уже успел понять, что что-то с Мином ранее произошло, из-за чего он сторониться отношений, но, тем не менее, Ханю он разрешает себя обнимать. Да даже Бэку, который буквально виснет на нём, заставляя ревновать и Ханя и свою башню.       Лу тяжело вздыхает и, хитро улыбнувшись, закинул себе на плечо Сюмину, неся того в комнату, толкая на кровать и нависая сверху. К слову, он любил так делать. Смотреть на то, как меняется выражение лица старшего, как он на его смотрит, смеясь отталкивает или наоборот заваливает на кровать, седлая его.       Сегодня Лу решил поступить иначе. Он внимательно смотрит на него, а после наклонившись, оставляет лёгкий поцелуй на губах Кима.       — Теперь ты мой парень, — шепчет он, а после встаёт, чтобы старший отошёл от шока. Он направляется на кухню, уже крича из неё, даже несмотря на то, что у Мина квартира-студия. И кричать, в принципе, нет смысла.       — Ты, наверное, не ел сегодня ещё ничего, я прав? Когда-то Чондэ отхватит за то, что не может справиться со своей работой, не давая тебе нормально перекусить. Ты ж небось носишься по кафе как угорелый… — Хань чувствует, как начинают гореть его щёки, от чего он быстро включает воду, ополаскивая своё лицо. И такое с ним было впервые.       Минсок не может прийти в себя и опомниться, и уверен, что с трудом слышит то, что ему говорят, а потом тихо очухивается. Маленький, глупый, почти детский поцелуй. Лухану бы всыпать по первое число за такое своеволие, да не выходит. Минсок на ватных ногах выползает на кухню — сконфужен. Ему кажется, что он немного потерял дар речи.       — Я… нормально кушаю. Тебе не стоит так зацикливаться на этом… — Минсок плюхается на стул, спиной к Лухану.       «Парень?»       Звучит, конечно, классно, но… И Лухана расстраивать не хотелось. Им совсем скоро придётся поговорить. И Минсоку страшно. Страшно, что Лухан оттолкнёт его, если узнает правду.       — Я просто волнуюсь за тебя, — коротко отвечает Лу, наконец поворачиваясь к парню. Кажется, румянец ещё не сошёл с его лица.       Он молча подходит к парню, обнимая того со спины, как всегда делает.       — Тебя что-то беспокоит? Я что-то не так делаю? — тихо спрашивает Хань, целуя того в макушку. — Поделись со мной, Сладкий, я ведь…       — Нет, милый, всё хорошо. Ты замечательный, правда, — Минсок аккуратно берёт Ханя за руку, грея ладошки. — Для меня будет честью увидеть твоего братишку, — Мин слабо и устало улыбается. — Хань, помнишь мальчонку с кухни, помощника повара, Сехуна? Он просит познакомить его с Нини. Устроишь? Зайдёшь завтра к нам? — Минсок прикрывает глаза ненадолго, устало выдыхает.       — Се с Нини? Если он будет терпеть это ходячее бедствие, то с удовольствием, — произносит Лу-Лу, снова целуя парня. Ему не нравится, как сейчас себя ведёт парень. Что-то не так, что-то беспокоит.       — Малыш, ты счастлив?       — С тобой — да. Сладкий, что тебя беспокоит? Поделись со мной. Я беспокоюсь. Я вижу, что ты хочешь сказать, но боишься, что ли? Поделись со мной, Минни, — Хань обходит парня, присаживаясь около него на корточки.       — Я ведь не заставляю тебя. Просто… просто поделись со мной тем, что тебя беспокоит.       — Лу Хань, ты сомневаешься в моих словах? — Минсок встаёт со стула и смотрит на Лухана снизу вверх, надувает губы, словно маленький ребёнок, пытаясь как-то отвертеться.       — Где уважение к старшим, молодой человек? — Минсок слегка хлопает Лу по груди. — Хань! Ты пожар сейчас устроишь!       Мин не готов. Сегодня такой хороший день. Он просто хочет свернуться в чужих объятиях.       — Я не сомневаюсь. Но я просто вижу, что тебя что-то беспокоит, и ты что-то скрываешь. Чего-то боишься, я хочу узнать чего, — так же тихо отвечает Лу-Лу.       — А насчёт уважения, ты знаешь меня, Сладкий, у меня его никогда нет. Я «за» неформальное общение, — гордо произносит он, вставая и направляясь к плите, снимая сковородку с плиты и насыпая всё по тарелкам, а после ставя одну перед Минсоком.       — Ешь, Минни, и… — он подходит, снова наклоняясь, смотрит на его соблазнительные и манящие губы и… — Мин… можно? Можно я поцелую тебя? — совсем тихо, одними губами спрашивает Лу, смотря в орехового цвета глаза.       — Лу, дай поесть, — изображая несуразную детскую обиду, произносит Ким, поджимая губы.       Они обсуждали это несколько раз: сначала Минсок отшучивался, а потом заявил парню, что он сам даст знать, когда можно и что это очень важно. Он понимал, что Лухану нелегко.       Минсок знает, что Лухан боится высоты, и что у него аллергия на морепродукты. Знал, что отпирается, конечно, строит из себя крутого, а на деле часто сопливит, гнусаво говоря «я в порядке, это закалка, учитесь, сучки». Знает, что Лухан не готовит ничего, кроме рамёна с яйцом, но не сопротивляется — ему нравится забота со стороны младшего. И с удовольствием готовит младшему любимое жаркое из утки.       А Лухан не знает о Минсоке ничего. Не совсем конечно, но многое не знает точно.       Он не знает ни о каких отношениях до себя, мало знает о семье Кима. И Минсок уверен, если не расскажет сам, рано или поздно, Лу устанет ждать и терпеть эти недомолвки и просто уйдёт. Поэтому Минсок точно расскажет. Просто не сейчас и не сегодня.       Хань лишь вздыхает, и вставая отходит от парня. Он не узнал абсолютно ничего…

***

      Идея познакомить Сехуна с Каем увенчалась хорошим успехом, и в итоге, Се, Чен и Мин были торжественно приглашены к Каю на День Рождения, где Лу выступал в роли его «мамки», ибо тот уже, с первой минуты находясь в коттедже, чуть не разнес стол.       — СЕХУН, ТВОЮ МАТЬ! ЗАБЕРИ ЭТО БЕДСТВИЕ ОТСЮДА! — орёт Хань, выталкивая Нини с комнаты, пока его сестра смеясь всё проверяет.       — Лухан! — Лу резко оборачивается, смотря на Бэка, который упёр руки в бока.       — Мм?       — Ты ничего не забыл?       — Ты всё это время был со мной. Что я мог забыть?

***

      К вечеру народа было просто немерено. Как говориться — Нини любитель тус, но тусы не любят его. Хань был искренне благодарен Сехуну, который чуть ли не нянчил именинника, который уже в наглую к нему лез. А ведь все не так много и выпили.       Бэк с Чаном давно уединились на верхних этажах. Кто-то разъехался. А Лу искал глазами Мина, который куда-то делся.       — Чен. ЧЕН, БЛЯДЬ! — Лухан ловит за руку опьяневшего парня. Вот почему его алкоголь не так сильно пробирает. Да, он чувствует опьянение. Да, он выпил порядочно. Но он в полнейшем адеквате. А может всё потому, что мозг Лухана переживает за друзей. И тем не менее.       — Где Мин? Не могу его найти.       — Умин-хён решил помочь Гоын на кухне, — будничным тоном проговаривает Чондэ, а затем как бы невзначай. — А зачем тебе? А. Да! — жутко внезапно выкрикивает молодой человек. — У вас всё серьезно или нет? Расскажи дядюшке Чену! — Чондэ тащит Лухана на диван и усаживает рядом с собой, усевшись для долгой истории.       Все таки Чондэ — лучший друг Минсока, и ему правда интересно.       Хань молча следует за Дэ, усаживаясь на диван и смотря на того.       — И что я по-твоему должен тебе рассказать? Мы не встречаемся, хоть теперь это под вопросом. Я хочу быть с ним. И ты посмотри, что он со мной сделал! Бэк говорит, что я стал менее агрессивным или чёт типа того. И вообще… Сколько мне нужно раз предлагать ему встречаться? В другой ситуации я бы уже давно его трахнул, вернее, будь кто-то другой. А тут… не знаю. Хочется тискать его и оберегать. А ещё, меня жутко бесит, когда вы с Бэком на него вешаетесь, — хмуро произносит парень. Он прекрасно знает, что Чондэ на утро всё забудет, поэтому с ним можно поговорить.       Чондэ почему-то нашёл всё это безумно смешным. Ему казалось это всё таким странным, будто это не жизнь его друзей, а сюжет второсортного кино, где хулиган внезапно становится лапочкой, когда влюбляется в местного зубрилку-пай-мальчика.       — Ну, он убеждает всех и каждого в том, что у него на это очень веские причины, о которых людям он ещё и не сообщает, — по взгляду Ханя до Чена доперло, что Лу понимает, о чём тот ему говорит. — И тебя, смотрю, отшивает так же. Странно, что он ещё не рассказал. Я думал его совесть сожрёт, ведь судя по тому, как вы себя ведёте вместе — ни одна живая непросвещенная душа не поспорила бы с тем, что вы встречаетесь. Но это очень важно, поверь, это не ерунда. Давно это было, но он отшил меня сразу, а потом уже на совместных с дружеских посиделках выболтал мне всё. Но, прости, — Чен разводит руками, — сказать не могу. Он сам должен. Но, мой тебе совет — спроси у своего ненаглядного, почему даже в тёплом помещении морозоустойчивый Ким Минсок носит кофту и никогда не носит футболки. А лучше приглядись, когда держишь его за руку.       Лухан молча слушает, что говорит Чондэ, а после хмуриться. Значит, вот как со стороны они выглядят? Как пара получается.       — Совесть, говоришь, сожрёт, — тихо отзывается Лухан. Последние слова заставляют его еще больше хмуриться, от чего он встает с дивана, одарив Чена таким неплохим взглядом. — Вон там, в углу, находится Лэй, друг Кая. Он одинок. Если хочешь, можешь подкатить, — коротко кидает Лу, быстрым шагом направляясь на кухню. Большая часть народа уже разъехалась. Оставались только ребята: Бэк с Чаном, которые, небось, всё ещё трахаются. Сехун с Каем, которые уже, наверное, трахаются. Чондэ и Лэй, ибо его никто никуда не пустит, и Гоын со своим парнем.       Хань оказывается на кухне, мило улыбаясь девушке.       — Спасибо, что присматриваешь за моим братом, — произносит девушка, обнимая его.       — Всегда пожалуйста. Я украду Минсока? Ты не против? — он снова улыбается, беря за руку парня и ведя того на второй этаж, открывая первую попавшуюся дверь и начиная громко материться. — Ебаные Чанбэки, — в конечном итоге он идёт в самую последнюю комнату, отмечая, что та свободна. Он молча усаживает Минсока на кровать, ловля удивлённые взгляды того, а сам устраивается на полу между его ног. — Сладкий, — тихо зовёт его Хань. Лу далеко не дурак, слова Чондэ лишь подогрели интерес. Он никогда не обращал внимания на то, что Мин одет в кофтах с длинным рукавом. Зачастую он лапал его живот но… Такую одежду носят, когда что-то скрывают. Он снова поджимает губы, а после подымает глаза на парня, продолжая следить за тем. — Хён, покажи мне свои руки, — чётко и спокойно произносит парень, давая свой понять, что речь идёт не о ладонях.       — Л-лу, ты чего? Всё в порядке… — у Мина сердце колотится безумно и бешено.       Лу действительно не дурак. Это, конечно, хорошо. Но не для Минсока сейчас. Он поднимает руки вверх, надеясь сделать вид, что ничего не понял. Но когда чужие ладони опускаются на его запястья, сердце старшего и вовсе останавливается. От страха. От того, что вырывается изнутри, круша и ломая на своём пути всё. Он видит шокированного Лухана, который обомлел настолько, что не мог произнести ни слова, лишь водить пальцами по зарубцевавшейся коже.       Лу и правда был в шоке. Он и не мог подумать, что такой светлый и сильный человек, как Минсок, мог с собой такое сделать. Он проводит пальцем раз по шрамам, потом ещё раз, а после у него плотно сжимается челюсть, ибо на пустом месте такое не сделаешь. Значит, есть причина.       Мин видит жалость к себе в чужих глазах и не выдерживает.       — Ты не поймёшь, — констатирует он. — Ты же никогда не влюблялся. Не любил человека так сильно, чтобы отдать ему всё, даже больше, чтобы принадлежать ему. А я любил. И всё было замечательно поначалу, я доверял ему больше, чем доверяю себе, он дарил мне заботу, и я был счастлив… А потом, — Минсок сильный человек, но не настолько. У него глаза на мокром месте, но он не имеет права плакать, а потому наружу рвётся лишь застывший в горле крик. — Д-даже… даже тогда, когда меня имели на любой ровной поверхности, даже когда я умолял его остановиться, когда было до безумия больно, я всё равно верил, в него, Хань! Я верил до последнего, а он предал меня. Я делал всё, а меня заменили кем-то другим… Ты это так жаждал услышать? — Минсок не выдерживает и встаёт из комнаты, одёргивая чужие руки и преодолевает коридор до самого балкона — ему нужен воздух, его смертельно мало.       Его «ты не поймешь» лишь задевает младшего, от чего тот не сводит взгляда от Сю. Он молчит, внимательно слушает, как всегда. Видя, как мучается его солнышко. Да, именно его. Он не хочет ни с кем его делить. Он хочет, чтобы он принадлежал только ему. И Ханю становится больно. Нет, не из-за слов, не из-за того что говорить Ким, а за него самого. Он не жалеет парня, ему просто больно, и он хочет забрать такую же боль и у Сюмина.       Минсоку кажется, что и этот бой с собой он проиграл. И что уже потерял Лухана.       Потому, что никто не станет ценить человека, который не ценит собственную жизнь.       Он думал, что такой исход более чем возможен, поэтому надеялся, что будет готов.       Тогда, почему сейчас его топит боль, не давая вздохнуть и почему так хочется плакать?       Он спокойно отстраняется от парня, когда тот отталкивает его, и убегает.       Лу нужно всего пару секунд. Он слышит, как хлопнули двери балкона. Совсем недалеко, прямо около комнаты. Хань совершенно опустошён. Даже выпитый алкоголь… Кажется, он вовсе не пил. Он стягивает плед с кровати и идёт на балкон. Тихо открывает двери, заходя и видя лишь спину Минсока.       Мин знает, Лу безумно хорошо и тогда, когда на балкон открывается дверь, Минсок, даже не видя, точно знает — это он.       И поэтому, даже если младший не захочет его больше видеть, Мин рискнёт, потому что больше у него ничего нет.       Он подходит близко-близко, не давая блондину даже вставить слово, и целует его по-настоящему. Он нежно так, до безумия чувственно, касается своими губами чужих, обветренных, тонких, даже если этот первый раз — последний. Он чувствует чужое тепло и будто молит о помощи.       Хань хочет ему что-то сказать, но ему просто не дают это сделать. Его целуют. Настолько нежно и откровенно, что Лу просто закрывает глаза, наслаждаясь этим. А после отстраняется, внимательно смотря на парня. Хмурясь. Он накидывает плед на плечи старшего, а после так ощутимо тыкает указательным пальцем тому в лоб, прямо между бровей, ловя очередной удивлённый взгляд.       — Совсем ахринел, Сладкий? Посреди января, раздетым, выскакивать на балкон? А если бы заболел? Что за выходки? А? — Лу просто ругает его как маленького ребёнка, видя что-то в откровенном шоке, и не понимает, что происходит. Поэтому Хань слегка наклоняется, обхватывая бёдра Мина, поддевая их и подымая того себе на руки, заставляя ногами обвить его пояс, не забыв убедиться, что тот укрыт пледиком.       Он прижимает его к себе, выходя с балкона и возвращаясь в комнату, бросая того на кровать и падая следом, нависая над хёном, в глазах которого теперь читалось недопонимание.       — Глупый такой, Сладкий, — шепчет Лу, обхватывая его запястье рукой и поднося к своим губам, целуя шрамы, при этом, не сводя взгляда с Сю.       Минсок сам не понял, от чего опешил. Он был готов проиграть всё, что поставил и… Сорвал джекпот? Лухан был не только разочарован, ему будто было всё равно, будто ничего не произошло. И Минсоку нечего сказать Лухану больше. Ему просто хорошо. Ему больше нечего скрывать, ему незачем прятаться. Он чувствует себя абсолютно нагим перед всепоглощающим взглядом Ханя, но впервые в жизни ему настолько спокойно.       Когда чужие губы нежно касаются запястья, Минсок чувствует, как плавится в чужих объятьях. Он правда может расслабиться? Чуть-чуть отдохнуть? Всё это кажется чем-то неестественным и ужасно желанным. Лухан так на него смотрит, и у Сюмина не остаётся и шанса не влюбиться. Он не верит в любовь с первого взгляда — это правда. Он считает, что влюбляются за что-то, доказывая это своими поступками. Минсок откровенно не понимал, за что его полюбил Хань, но он отстоял свои чувства к нему. Определённо.       Старший не вырывается, не противоречит приторному прозвищу, а лишь тихо выдает:       — Тебе правда всё равно, Хань?       Мин осторожно касается кончиками пальцев чужой щеки, легко поглаживая бархатную кожу.       Хань низко опускает голову, а после просто начинает смеяться.       — А тебе и правда всё равно на то, что я езжу на байке, каждую неделю вваливаюсь к тебе в квартиру, то, что у меня на карточке хватает бабла, то, что я импульсивный, нервный, агрессивный, то, что я лезу в драки, то, что постоянно к тебе пристаю. А, Сладкий? — улыбаясь, спрашивает Хань, уже смотря прямо на парня. — К слову, ты так переживаешь насчёт этих шрамов, что даже футболки не носишь. Пошли сделаем тату? Они их закроют. Ты ведь из-за них переживаешь, верно? — тихо интересуется Лу, наклоняясь и целуя Мина в шею, а после мелкими поцелуями подымаясь вверх в уху, обхватывая губами серьгу в ухе парня. Он снова отстраняется и хмурится.       — Выскочил на балкон голый, глупый хён! Будем тебя греть! — Хань встаёт с кровати, стягивая с себя кофту и штаны, оставаясь в одних боксах, а после, хватаясь за одеяло и резко его дёргая на себя, заставляя Минсока скатиться под стену, начиная смеяться.       — Хён, спать не хорошо одетым, — он тянется к пряжке ремня старшего и, расстегнув её, сдёргивает с парня штаны, видя читающийся ужас в глазах того. Далее следует его кофта, после чего он снова целует его запястье, а далее накрывает их одеялом, притянув парня к себе, уложив на своё плечо и крепко обняв.       — Ты уже столько раз спал со мной, а всё ещё боишься? — он аккуратно проводит рукой по оголённому боку старшего, а после, слегка повернувшись на бок, удобно устраивает руку на животе Мина, целуя того в щеку.       — Эй, Сладкий, ты ведь помнишь… Ты мой парень, — тихо шепчет Лу, в темноте пытаясь рассмотреть выражение лица Кима. Даже свет уличных фонарей не помогает, а потом, он просто тянется и целует его, наплевав и просто закрыв глаза.       На смену эмоциональному подъёму пришла дикая усталость, и разнеженный Минсок лениво отвечал на поглаживая Лухана, тихонько проваливаясь в сон.       — Я не боюсь, я тихо офигеваю, — мурлычет Минсок сквозь поцелуй.       — Офигеваешь от чего? — смеясь, интересуется Лу. Он обнимает парня, радуясь, что всё так хорошо складывается.       Сюмин прижимается к Лухану ближе, фривольно закидывает ногу под одеялом на бедро младшего и хихикает, тычась своим носом в шею Ханя.       — Тату… Даже не знаю…       Минсок сам тянется за очередным поцелуем, жадничает и легонько кусается. Этого ему давно не хватало.       — Ну да, парные сделаем, чтобы тебе не было так страшно, — отвечает Хань, а после поддаётся поцелую, от которого кружится голова.       Минсок не замечает сам, как, растаяв в порыве чувств, углубляет поцелуй, делая его более откровенным.       — Прости, малыш, — Минсок тихо отпрянул и усмехнулся, прикрыв губы ладонью.       От извинений старшего, Лу лишь тихо хмыкает, а его «малыш» только делает этот момент более особенный.       Он переворачивается, оказываясь сверху парня, замирая на мгновение, а после ныряет под одеяло, покрывая поцелуями накачанный живот парня, поглаживая руками бока, устроившись между его ног.       — И вот здесь, миленькое тату, — произносит из-под одеяла Хань, слегка откидывая то, показывая парнем на низ животика. — Или, может, здесь? — он разводит в стороны бёдра Мина, оставляя поцелуй на внутренней части, проведя после по нему носом, а далее подымаясь снова вверх, оставляя поцелуй на губах. — К слову, ты ведь не видел, — усмехнувшись добавляет ЛуЛу, высовывая язык и показывая металлическую серёжку в нём.       «Твою мать!»       Мысленно Минсок проклинает всё живое сейчас, потому что он, кажется, сделал что-то не так. Всё должно было быть иначе, Лу забыли предупредить. Минсок чувствовал жар, расползающийся по телу, усердно соревнующийся с усталостью. Ленивый взгляд из-под полусомкнутых век перешёл в сильное удивление. Стоило Ханю спуститься ниже, как Минсок трепетно съежился от нахлынувших ощущений.       — Чёртов Лу Хань! — шуточно рычит Мин, когда видит лаврет в языке. — Ты решил довести меня до инфаркта, да? — он же умный мальчик.       Минсок ловит чужую руку и переплетает их пальцы. Лухану надо подождать, но он такой соблазнительный, что отказываться не хочется.       — Тебе нравится? — интересуется Лу, проводя языком по губе Мина, а после и самой серьгой, весело улыбнувшись.       — Останавливаешь меня. Боишься чего-то? Я ничего сегодня делать не буду, Минни, пока ты сам не захочешь, и пока сам не попросишь, — добавляет Лухан, немного потеревшись своим выпирающим возбуждением между ног парня.       — Давай и тебе язык пробьём? К слову, я ещё тату хочу набить, правда, не знаю ещё какое, где-то на лопатке. Выберешь мне? — Хань ложиться рядом с Мином, на этот раз переворачивая того на себя. — Послушай, хён, я понимаю, что ты меня боишься, но я и правда ничего тебе не сделаю, пока ты сам не позволишь. Я могу сейчас сделать тебе приятно, а могу помучить, а вообще, судя по твоим глазам, ты уже засыпаешь, мой хороший, — его руки ложатся на бёдра старшего, сжимая их.       — Я не боюсь тебя, балда. Ва! — взвизгивает старший, чувствуя руки на своих бёдрах. — Ты извести хёна решил? — на самом деле, Минсок считал это изощрённой пыткой.       Учитывая, что у него ничего не было года полтора, которые он жил на чистой сублимации, заполняя физическими упражнениями полное отсутствие половой жизни, а такие, наверное, безобидные по мыслям Лухана день действия были для старшего жуткой пыткой. — Хаань… — стонет Минсок, когда чужие руки проходятся по пояснице. — Ты меня убьёшь когда-нибудь, пожалуйста, прекращай.       — Даже и не думал тебя изводить, разве что совсем чуть-чуть, — тихо произносит Лу, оставляя поцелуй на щеке старшего, перевернувшись на бок и обнимая того за талию, прижимая того к себе.       Мин ложится на живот, поворачивая к младшему только голову, радуясь, что его покрасневшего лица не видно в темноте.       «Лухан — адское исчадие, он точно не суккуб или что-то такое? Этому радоваться или начинать плакать?»       Ким Минсок на секунду подумал, что если он не убил себя сам, его страхи не довели до инфаркта, то есть шанс, что он умрёт от перевозбуждения. И с нехилыми усилиями засыпает.