Сладкий

      А у Минсока сны динамичные. Воспоминания накатывают приливной волной, вьются. Он даже сейчас чувствует, как все болит. Все внутри пульсирует и искрится, как кипящая магма из недр земли.       Раскаленное и очень болезненное, как свежий ожог. Вот тот единственный раз, когда он видел свою мать.       Ему пять, он плачет от сильной пощёчины. А вот первый поцелуй с Крисом, и сердце просто разрывается.       Минсок во сне ворочается и кряхтит. Очень плохо. Очень холодно.       Хань засыпает резко и с ноутбуком на коленях, даже не понимает этого. Спит не совсем удобно и просыпается несколько поломанным. Да и просыпается от того, что Минсок крутится, причем очень сильно и стонет во сне.       Лу быстро откладывает ноутбук и присаживается на кровать Мина, проведя рукой по мокрому лбу.       — Сладкий, — он будит его нежно и тихо, чтобы не напугать. — Проснись, Минсок.       Шатен наклоняется, оставляя несколько поцелуев на щеках парня, продолжая того понемногу растормашивать. Минсок распахивает глаза и еще несколько секунд пытается понять, что происходит. Паника не уходит внутри и сердце колотится бешено. Минсок сначала хватает Лу за руку от внезапности, лишь потом расслабляется.       — П-прости, родной… Я разбудил тебя? Мне жаль.       В первую ночь такого не было. Но не было лишь потому, что благодаря Ифаню в Минсоке была лошадиная порция транквилизаторов. И проблема состояла как раз в том, чтобы его разбудить, а не усыпить.       — Тебе приснилось что-то страшное? — интересуется Хань, подымая одеяло и забираясь под него, укладывая старшего себе на грудь. — У тебя сердце сильно бьется. Мне пойти взять успокоительное у медсестры? — Лу касается губами лба Минсока, проверяя, нет ли у того температуры. Слишком взвинчен, слишком напуган. Хань хочет забрать его домой, оградить от всего, что будет вызывать страх, что будет беспокоить.       — Нет, не уходи… Побудь со мной… — шепотом говорит Мин, водя ладонью по ханевской груди.       «Твоё сердце тоже сильно бьётся».       Стучит так приятно.       — Ты с собой, часом, не взял бутылку воды? — Минсок чуть тушуется, в горле неприятно пересохло. — Я не хотел бы пить успокоительные до того, как их пропишут.       От того, что чувство тревоги пропадет, воспоминания никуда не денется и мысли никуда не исчезнут. Вместо страха придет апатия, за ней депрессия. Минсок знает. Он уже проходил.       — Хорошо, родной, — Лу еще раз целует старшего в макушку, а после выбирается из его объятий, направляясь к рюкзаку, из которого достает бутылку воды. — Держи, Сладкий. Расскажешь, что снилось? Или не хочешь об этом говорить? — Хань снова забирается к Мину под одеяло, помогая тому попить, а после забирает бутылку, отставляя ту на тумбу.       — Если другим людям снятся жуткие монстры и образы, которые всплывают в их воображении, мне же снятся отрывки из моей памяти. И они явно страшнее, — Минсок берет младшего за руку и переплетает их пальцы.       — Все будет хорошо, Сладкий. Я же рядом, — шепчет Лу, поглаживая старшего по спине. Мин успокоился, что не могло не порадовать Ханя.— Ты же не спал, да? — Минсок целует младшего куда-то в скулу и вновь укладывается на его груди.       — Спал. Я заснул за работой. Зато я сделал половину заданий. Личное достижение, — смеется парень, снова чмокая Минсока в висок. — Поспишь еще немного? Тебе нужно отдыхать. Так ты быстрее поправишься. Я буду рядом. Полежу с тобой, уже не буду перебираться на кушетку.       — Смотри у меня, — грозит старший Ханю. Хотелось бы верить, что он и правда быстро поправится.       Тело исцелится быстро, ведь развороченное нутро, ссадины, синяки и ушибленный ребра — заживут, как ни в чем не бывало. А вот душа, которую выкорчевали, и чью выжгли еще тлеющую живую плоть воском залили, вот ей сложнее будет.       — Я попытаюсь заснуть, ладно? Ты… расскажешь мне что-то хорошее? — с надеждой в голосе спрашивает парень. — Про наши возможные завтра или… Как бы ты хотел, чтобы было… Скажем, через год.       — Хорошо, Сладкий. Хорошее, говоришь? Конечно, — Лухан укладывается более удобно, подминая под себя старшего, как любит это всегда делать.       — Через год… Хм, я думаю, что уже к тому времени я стану успешным преподавателем хореографии, вот. Мы сможем насобирать достаточно денег и ты сможешь открыть свое маленькое кафе, где Бэк будет косплеить и переодеваться в сексуальную горничную, — задумчиво тянет Хань.       — Звучит очаровательно, — впервые за последние сутки на лице Минсока проскальзывает некое подобие улыбки. В палате темно, но он уверен, Хань все видел.       — Свое кафе? А я-то думал, на магистратуру пойти, хотя… Одно другому не мешает. Я могу быть преподавателем, хах. Могу даже пойти преподавать, а школе, как оказалось, — размышляет Сюмин, периодически зевая, ведь сон даёт о себе знать. — А к тебе молоденькие ученицы клеится будут…       — Будем совмещать. Я буду помогать тебе с кафе. Чан будет администратором, — продолжил Хань, целуя Мина в висок.       — Не нужны мне никакие ученицы. Все мое внимание всегда будет занято только тобой. Ты моя самая любимая «ученица». Самый умный и самый красивый. А еще очаровательно хмуришь во сне носик и очень сексуально стонешь, — совсем тихо добавляет Лу-Лу.       — Прекрати меня смущать, — Минсок выдает усмешку. Он обнимает младшего и утыкается ему носом в шею. — Ты всё еще хочешь кошачью ферму? — уже проваливаясь в сон, спрашивает Минсок.       Он плохо себе представлял, как будет выглядеть их будущая маленькая семья, но полагая, что если он сейчас справится со всем, то они будут действительно счастливы.       — Если я прекрасно помню, то кошачью ферму хотел именно ты, — смеется Лу, прикрывая глаза и засыпая.       Он просыпается первым, аккуратно выбираясь из объятий Мина и направляясь за кофе. Естественно, по пути обратно в палату, Лухан не теряет возможности пообщаться с лечащим врачом Кима, тонко намекнув тому, что парень хочет домой, и ему не нравится в больнице, и можно ли его вообще забирать домой или стоит еще побыть здесь. Он заходит в палату как раз, как просыпается Мин, весело прыгая на кровать.       — Лу! — взвизгивает Минсок от прилета тушки Ханя, от неожиданности почувствовав, как тянут синяки на бёдрах.       — Аккуратнее… Ты чего такой весёлый? — удивлённо спрашивает Минсок, пересаживая плюшевого кота на прикроватную тумбочку.       — Прости, я случайно, — тут же извиняется парень, целуя Минсока в щеку. Он ластиться к нему, как их домашний кот.       — Ты выспался? Сейчас к врачу зайдешь на осмотр. Сдашь пару анализов и если что, то к вечеру отправимся домой, — широко улыбаясь, произносит Лухан. — Как ты себя чувствуешь?       — Вроде нормально, — кивает Минсок, когда Хань тычется куда-то в плечо и запускает руки в отросшие волосы младшего, начиная массировать голову.       — Хорошие новости. Я соскучился по своей детке, — улыбается старшей. — Ладно, по Бао я тоже соскучился.       Минсок целует Ханя у самой кромки роста волос и зарывается носом в пушистую шевелюру, пахнущую его (Минсока) шампунем.       — Тут отвратительно, если честно.       — А по мне что, совсем не соскучился? Мне так было одиноко без тебя, — чуть ли не хныча произносит парень, целуя старшего куда-то в ключицу. — Еще чуть-чуть, Сладкий, и будем дома.       Лечащий врач заходит в палату, отвлекая Минсока от Ханя.       — Мистер Ким, как я уже говорил ранее, мы обнаружили некоторые отклонения от нормы и, в результате, обнаружили порок. Вероятно, врождённый. Это, в принципе, не особо серьезно, ведь учитывая, что он дал знать о себе недавно, он не причинял вам дискомфорт. Но конкретно сейчас у вас стадия обострения, поэтому я вынужден прописать вам некоторые медикаменты и, думаю, диету, которая бы не влияла пагубно на сердце.       Лицо Минсока в этот момент превратилось на некое подобие морды виноватого щенка, который прогрыз, скажем, диван. Потому что об этом Лу знать было совсем не обязательно.       — И, — улыбается врач, — никаких стрессов и сильных физических нагрузок. Я думаю, пока… Ближайший месяц вы будете наблюдаться у меня. По понедельникам я в поликлинике.       Хань замолкает, когда в палату входит врач и встает с кровати, при этом подмигнув Киму. Лу внимательно слушает его, а после начинает хмуриться. Как Минсок мог о таком умолчать? Он сверлит взглядом своего любимого, давая тому понять, что все — теперь только строгий контроль.       — Выпишите ему еще, пожалуйста, снотворное, на всякий случай, если вдруг у него снова начнутся кошмары. Да и успокоительное не мешало бы. Сегодня ночью он проснулся в, мягко скажем, не очень хорошем состоянии, — холодно произносит Лухан и ждет, пока врач покинет палату, давая парням возможность переодеться и собрать вещи.       — И что я еще не знаю? — строго интересуется Лу.       — Ну… — задумчиво произносит Минсок, пытаясь найти хоть какое-то оправдание. — Ты знал, что у тебя меж бровей образуется ямочка, когда ты сердишься? — старший жмёт плечами и ему ужасно неловко. — Прости. Я просто не хотел, чтобы ты переживал.       — Ким Минсок, не увиливай от ответа, — строго и сухо произносит Лухан, даже не мигая на слова старшего. — Не хотел, чтобы я переживал. Я за эти несколько суток уже без нервов остался, так что уже не страшно. Ну так, что я еще не знаю, а? Говори, иначе накажу!       — Зависит от того, как ты меня накажешь… — задумчиво произносит Минсок.       — Выкину твоих котов, — не долго думая, вымачивает Лухан.       — Ладно, — старший признает полное безоговорочное поражение. — Когда ты выходил на первый этаж покурить вчера, доктор Чхве сказал, что приходили юристы и сказали, что господин Ву предложил оплатить мою реабилитацию и приставить ко мне лучшего психолога и денежную компенсацию. Но в основном при том, что я помогу облегчить статью до просто похищения, — Мин выдыхает тяжело и поясняет. — Я отказался.       Лухан внимательно слушает, что говорить Минсок, а после слышит хруст собственной челюсти.       — Я сам оплачу твое лечение и психолога, — рычит Лу, начиная с остервенением собирать вещи. — Завтра суд.       Хань останавливается, но не разворачивается к Минсоку. Он молчит некоторое время, а после продолжает:       — Я буду с ним судиться. И поверь, его засадят надолго. Доказательств с головой.       Закончив свою речь, Лу продолжает собирать вещи и складывает ноутбук в сумку.       — Стоп, почему ты? Разве мое присутствовать не обязательно? Ты меня хотя бы спросил? — Минсок негодует и лишь непонимающе хлопает глазами.       — Лу Хань! Я вообще-то с тобой разговариваю! — выдает Минсок, когда его успешно игнорируют.       У него внутри все как-то противно ухает, просто оттого, что решают за него.       — Я не хочу, чтобы ты там был и виделся с этой мразью! — в конец не выдержав, срывается на крик Лухан. Он без сил падает на кушетку, зарываясь руками в собственные волосы, опуская низко голову между расставленными ногами. Сейчас он кажется таким жалким и загнанным в угол перед своим парнем.       Старший внезапно опешил и, кажется, даже язык проглотил. Он тихо встаёт с кровати, идти все еще достаточно тяжело, мышцы болят ужасно. Но Лу важнее. Ким подходит к парню вплотную и голова младшего упирается ему куда-то в живот, в ребра.       — Ханни, ну ты чего, а?       Старший поднимает за подбородок лицо Ханя на себя, заставляя посмотреть вверх, а потом теряется в его глазах. Тот выглядит таким растерянным, что Минсок сам теряется.       — Я просто подумал, что будет лучше, если я взгляну страхам в лицо. С другой стороны, ты же рядом. Поэтому если не хочешь — не пойду.       — Я не хочу, чтобы ты завтра шел туда, — совсем тихо произносит Лухан, трухнув головой, заставляя челку накрыть его глаза. — Не-хо-чу, — по слогам повторяет парень, тяжело дыша. — Ты бы знал, каких усилий мне стоило не разбить его самодовольную рожу вчера… Пусть он и его папочка поплатятся за все. За Нини, который тогда бы еще совсем ребенком. И за тебя. За то, что сделал с тобой. Пусть сука гниет в тюрьме.       Последние слова парень буквально выплевывает с омерзением, чувствуя, как трясется его тело от злости.       Минсок смотрит на Лухана с великим сожалением. Потому что четко знает: если бы Ханя попросили вырвать еще живое бьющееся сердце из собственной груди ради того, чтобы спасти Минсока, он бы сделал это. Мин не знает, связано ли это с тем, что любовь для Ханя первая или с тем, что он человек такой, который костьми и за друзей и за любимого ляжет. Но старший благодарен. Ему даже кажется, что для всей любви младшего в нем места хватать не должно. Но хватает. Хань злится, это видно. Но не видно, столько ли он зол на Криса, сколько на себя, за то, что не защитил. И старшему кажется, что во всей сложившийся ситуации его возлюбленный чрезмерно винит себя. Ким будто дикого зверя усмиряет, ведь доступно это только ему одному. Никто на белом свете не смог бы. Поэтому Мин без колебаний усаживается на колени к Ханю, чтобы лицом к лицу.       Он касается мягкими ладонями щек и говорит полушепотом, нежно:       — Родной, все хорошо. Это все уже не важно, ведь так? Ты сам сказал — все закончилось. А это… — отсылается Мин на вышесказанное. — Это мы переживем… Не в первый же раз…       — Это важно, Минсок. Все, что происходит с тобой, важно для меня. Пойми же это наконец, — тихо и устало произносит Лухан. — Я то переживу это. Переживу, если эта тварь будет гнить там и сдохнет. Я переживу, если он, больше никогда не появиться в нашей жизни. Иначе клянусь Богом, я его убью, — он тяжело вздыхает, и встает, поставив Мина на пол. — Нам нужно собираться. Переодевайся, Минсок. Я пойду, схожу к врачу за рецептами.       Лухан быстро переодевается в джинсы и футболку, а после покидает ненадолго палату, чтобы еще раз обсудить все с врачом и забрать нужные бумажки. Возвращается он уже когда Минсок полностью собран и сидит, ожидая его на кушетке, заламывая пальцы и крепко сжимая свою плюшевую игрушку.       — Пойдем, Сладкий. Такси скоро подъедет.       Минсок поправляет большой бордовый свитшот и встаёт, хватая кота подмышку. Он послушно, будто змея по ведению флейты, плетется за Ханем. Снаружи его ждёт средненького вида «Toyota» и старший смакует пару секунд, вдыхая свежий воздух.