***
— Я сейчас сделаю для тебя самую большую милость, и пусть теперь Хосок попробует сказать, что я жесток, ведь сейчас я раз и навсегда избавлю тебя от всех страданий, – удивительно трезвым голосом говорит Юнги, получше прицеливаясь и взводя пальцем курок. Нажатие курка и громкий выстрел, оглушающий всё вокруг… У Тэхёна сердце останавливается и дыхание резко кончается, в висках пульсирует и перед глазами темнеет. Жуткий страх липкими щупальцами сковывает всё его тело, пригвождает к земле и пресекает любое желанное движение, которое бы спасло или погубило навеки. Омегу всего трясёт, то ли от холодного ветра, то ли от страха, то ли от… От того, что он до сих пор жив?! Судорожно открыв глаза, Тэхён пытается сфокусировать своё помутневшее зрение на тёмной фигуре перед собой. И когда ему это, наконец-то, удаётся, он чуть не плачет от счастья. Перед ним стоит Гук, больно скрутивший руки Шуги за спиной, а рядом валяется тот злополучный пистолет. И, кажется, Тэхён всё-таки плачет, судорожно всхлипнув, а по его щекам скатываются первые слёзы. Это всё слишком для молодого омеги, у которого нервная система держится на честном слове. Он слишком много терпел, так что сейчас попросту сорвался, выплёскивая наружу все свои накопившиеся эмоции.Минутами ранее
До дома Тэ остаётся пара метров, а Гук всё быстрее начинает бежать, наплевав на горящие лёгкие и на тягу в мышцах ног. Ему на себя насрать, главное — спасти дорогого сердцу и душе омегу. Но вот сердце в ужасе замирает, а душа норовит покинуть тело, потому что открывшаяся картина приводит в полнейший ужас и страх. Его маленький омежка сидит на коленях перед тем самым Шугой, а последний направляет на него пистолет. Гук не помнит, как за секунду оказывается рядом с ними. Он не помнит, как направляет пистолет в воздух и слышит выстрел. Не помнит, как выбивает тот самый пистолет из рук блондина и в одно движение скручивает последнему руки за спиной. Но Чон отчётливо помнит, как омега судорожно распахивает глаза и в неверии смотрит на него, а после по его красивому личику скатываються хрустальные капельки слёз, а сам он дрожит в беззвучном плаче.Это конец. Крах. Это точка невозврата.
Гук не потерпит, чтобы его омега плакал, чтобы его омегу унижали и доводили до такого состояния. Он защитит его и будет защищать всю жизнь. Чонгук резко отталкивает от себя Шугу, отлетевшего на пару метров, а после в один рывок оказывается рядом с ним, хватая почему-то усмехающегося альфу за грудки. — Ты, уёбок, какого хера творишь?! – орёт младший в лицо блондина, сильно встряхивая того. — О, Чонгук-и, какая встреча, – слащаво тянет блондин, облизывая кровоточащую губу, по которой заехал локтем брюнет, когда выбивал у него пистолет. — Я ещё раз спрашиваю, Шуга. Какого хера ты творишь? Захотел развлечься и убить неповинного парня? Так запомни, если я ещё раз увижу тебя рядом с ним, то уже через пару минут твоё бездыханное тело будет кормить рыб в море, – гаркает Гук, сжимая до побеления костяшек одежду блондина. — Неповинного? – грустная усмешка, а после звериный оскал озаряет лицо Юнги и он легко скидывает со своей куртки руки младшего. – Это мой раб, который испортил мне жизнь. Это из-за него от меня ушёл самый родной мой человек. Этот раб не заслуживает жизни. Он продан собственными родителями, и осмелился разрушить мою жизнь. В лицо Мина в мгновение прилетает кулак разозлённого Гука, а после ещё и ещё. Чон бьёт со всей силы, злобы и ненависти. Слова Шуги больно резанули по сердцу, а комок непонимания и незнания душит. Раб? Как этот милый омежка может быть рабом этого жестокого человека? Но… но тогда это всё объясняет. Объясняет гематомы по всему его телу, синяки, которые Гук неоднократно замечал, но умалчивал, предполагая, что младший слишком неаккуратен. И настоящую причину, по которой Ким попал в больницу. Это объясняет и боль, неоднократно читавшуюся в глазах Тэхёна и его безмолвное «спаси меня». Теперь пазл сложился, но от этого не легче, лишь больнее сжимается сердце от недопонимания. Почему Тэхён ему ничего не рассказал? Почему молчал всё это время и делал вид, что всё в порядке? Почему он… боялся рассказать всё ему? Именно, боялся. Ещё при первой их встрече Тэхён боялся, говорил уйти, сказал «прощай». Но после этот страх… исчез? Или притупился? Тэхён боялся открыть ему свою самую большую и болезненную тайну (вторую часть жизни?), потому что боялся, что Гук откажется от него, обсмеёт и уйдёт. Поэтому-то Тэ так отчаянно скрывал это и с каждым днём всё больше и больше привязывался к Гуку, и привязывал самого альфу. И теперь эта робкая привязанность переросла во что-то большее. И это «большее» можно уверенно назвать любовью. И если Гук уже окончательно перешёл на эту стадию, то Тэ ещё побаивается, оставаясь на стадии «влюблён по уши». Но с каждым днём, с каждым взглядом на альфу, в его тёмно-карие глаза, эта стадия пошатывается и переходит в «люблю». Гук сбивает костяшки в кровь, марая их и в крови Юнги, который даже не сопротивляется, спокойно снося все прилетающие в него удары. Чон мстит ему за каждый нанесённый омеге удар, за каждую его слезинку, за каждую причинённую боль. Он бы забил Юнги до смерти, если бы не раздражённый крик Нама остановиться, а после его всё тот же Джун отталкивает от Юнги, который переворачивается на бок и сплёвывает кровь на асфальт, кривя лицо от боли. Гук вмиг меняется в лице и от его злобы не остаётся и следа, на её место приходит беспокойство и страх за свою омегу, который содрогаясь всем телом ревёт навзрыд, сжав в маленьком кулачке кофту в районе гулко стучащего сердца. Именно свою омегу, ведь теперь Гук ни за что больше не оставит Тэ, он не сможет его отпустить. Чонгук любит, а Тэ, кажется, любит в ответ. И это осознание взаимности кружит голову обоим, а их сердца стучат в унисон. Быстро оказавшись возле Тэ, Гук аккуратно прикасается к его плечам, в намерение привернуть внимание омеги к себе, но тот сильно сжимается, весь дрожит и ещё сильнее заходится в рыданиях, что-то невнятно бормоча, заикаясь. — Вот чёрт, – чертыхается альфа, когда улавливает тихое «прошу, не трогай меня, не надо». Осторожно, чтобы не навредить и не вызвать новую волну истерики, Гук поднимает Тэхёна на ноги, а после подхватывает на руки, прижимая дрожащее тело к груди и быстро несёт к машине. Чон бережно поглаживает напряжённую спину русоволосого, а последний с силой сжимает его курточку в кулаках, проливая горячие слёзы, размазывая их по своему лицу и пачкает ими одежду альфы. У Тэхёна самая настоящая истерика, которая нарастает всё больше и накрывает с головой. Это был самый большой шок для него, но больше всего поводом для истерики стал Гук, который спас его, который не дал его никчёмной жизни вот так вот оборваться, который защитил его, а теперь бережно, словно фарфоровую куклу усаживает на заднее сиденье автомобиля и садится рядом, прижимает крепко к себе и поглаживает по спине и волосам, что-то успокаивающе шепчет на ушко. У Тэ организм сдаёт и силы заканчиваются, у него дрожь по всему телу и всё лицо опухло, а ещё сознание медленно покидает его, но перед тем, как отключиться, он тихо шепчет: — Спаси меня, Гук-и… И он уже не услышит, как Гук нежно ответит ему: «Я спасу тебя, малыш, обязательно спасу». А так же не вспомнит, как Чонгук ласково поцелует его во взмокший висок и уложит на своей груди. Приказав водителю ехать к нему домой, альфа бережно укладывает омегу поудобнее и целует его в макушку, ощущая, как его тело потихоньку расслабляется, а дрожь пропадает.***
— Где документ, Шуга? – холодно спрашивает Нам, подходя к лежащему альфе, а за ним подходят ещё несколько мужчин с пистолетами в руках. Юнги опасен, это знает каждый в их бизнесе. И нет, этот бизнес никак не связан с мафией и всякими аферами. У Чонгука собственная туристическая фирма, а Нам занимает там должность заместителя младшего и его правой рукой верного соратника. А у Юнги свой личный ночной клуб и несколько таких же, но уже нелегальных. Шуга обманным путём выудил у Гука документ, без которого не состоится одна очень важная сделка, что расширила бы их фирму. А всё потому, что Гук отказал Мину в контракте с целью сотрудничества. Юнги помстился. — В столе, в верхнем ящике. Этаж и номер квартиры вы знаете. А открыть и сами сможете, – безэмоционально отвечает Юн, переворачиваясь на спину и устремляет пустой взгляд в чёрное ночное небо, невольно кряхтя и кашляя, выплёвывая на асфальт сгустки крови. Намджун приказывает своим людям действовать, а сам подходит ещё ближе и присаживается на корточки перед старшим. — Неужели всё так просто, Шуга? Неужто не будет никакой подлянки от тебя? – насмехается, знает же, что в этом сражении он победитель. — Мне это уже не нужно. Можете забрать и все мои клубы. Можете забрать всё. Теперь в этом нет никакого смысла. — Что-то случилось, Юнги? – уже без издевательских ноток в голосе, обеспокоенно спрашивает Джун. — Случилось, Джун, случилось. Я по своему же ебланству потерял самое ценное, что когда-то было в моей грёбанной жизни. Теперь она, как и я ничего не стоит, – грустно вздыхает Мин и пробует подняться в хотя бы сидячее положение, но тут же падает обратно от резкой боли в рёбрах, – А Гук не такой слабак, сильно он мне въебал. — Не промах пацан, – по-доброму усмехается Мон и помогает старшему сесть, придерживая того за плечи, а после добавляет уже серьёзно: – Ты всегда был ебланом, Шуга, в общем, я даже не удивлён. Но разве не ты никогда не сдавался, шёл до конца, чтобы тебе этого не стоило? Раз этот человек был для тебя и вправду самым дорогим и, судя по тебе, любимым, то верни его, как делал это раньше. Только сделай это искренне. — Думаешь, он простит меня? Я сделал ему слишком больно. Я не заслуживаю такого солнышка как он, – опустив взгляд вниз, Мин позволяет Наму осторожно поднять себя на ноги, а после опирается о его плечо, потому что стоять самому больно, отдавая в, кажись, сломанные рёбра. «Ты заслужил это, Мин Юнги. Заслужил за всё, но больше всего — за Хосока» — мысленно ставит себе вердикт Юн и осторожно делает шаг, бережно придерживаемый Моном. — Каждый заслуживает любви. И я уверен, что он любит тебя и до сих пор, иначе не стал бы терпеть тебя целых два года. Я бы на его месте давно бы тебе въебал и свалил нахуй. А он остался, значит безумно любит тебя, олух, – осторожно посадив старшего на переднее сидение машины, Джун обходит её и садится с другой стороны, приказывая водителю ехать в больницу. — Тоже мне помощник нашёлся, – фыркает Мин, устало прикрывая глаза, а после еле слышно добавляет, но этого достаточно, чтобы Джун его услышал и расплылся в слабой улыбке: – Спасибо, Джун, я обязательно верну его. — Не за что, хён, – ответив засыпающему Юну, Нам сам прикрывает глаза. Юнги, конечно, тот ещё еблан, но он ещё ни разу не упускал то, что дорого его сердцу. А это впервые, когда альфа смог отказаться от всего, что имеет лишь из-за того, что потерял кого-то. Шуга впервые в жизни настолько сильно влюбился и теперь вряд ли отпустит Хо так просто. Он вернёт своё солнышко и будет извиняться перед ним за всю ту боль, что причинил омеге. Будет извиняться до тех пор, пока омега его не простит, а после будет любить. Именно любить, по-настоящему.***
— Гук? — Тише ты, он только что уснул, – шёпотом отвечает Чон и целует спящего омегу в лоб, а после покидает комнату, выводя из неё слишком шумного Нама и закрывает за ними дверь, направляясь на кухню. Зайдя на кухню, младший подходит к плите и ставит кипятиться чайник, насыпая в две чашки зелёный чай с мятой, пока Джун устало откидывается на стул и бросает на стол папку с документами. Чон укоризненно шикает на старшего, присаживаясь на соседний стул и получает в ответ вымученную виноватую улыбку. — Ты сделал то, что я просил? Он не сопротивлялся? – всё же спрашивает младший, пододвигая поближе к себе синюю папку и открывает её, вчитываясь в первый документ. — Сделал. Шуга легко подписал документы о выкупе тобой у него Тэхёна. Тот документ, который ты сейчас читаешь, как раз об этом. Теперь по нему Тэхён принадлежит тебе, то есть — он твой раб. А следующий документ говорит о том, что Шуга также отказался от всех своих клубов, передавая их тебе. И последний документ тот, что он украл у нас, – устало объясняет Нам, а после встаёт со своего места и выключает закипевший чайник, разливая кипяток по чашкам, пока Чон внимательно изучает каждый из документов. — Где он сейчас? – холодно спрашивает брюнет, переворачивая файл с документом. — Я отвёз его в больницу, ты ему пару рёбер сломал. — Эта гнида вообще смерти заслуживает, – гаркает младший, громко закрывая папку, а после осекается, прислушиваясь, не проснулся ли Тэхён, но в квартире тихо. — Не говори того, чего не знаешь, Гук. Тут не всё так просто, – укоризненно качает головой Нам, выпивая залпом поостывший чай, слегка обжигая им своё горло, – Подумай до завтра, что с этим делать, а я уже пойду. — Спасибо, хён. — Ты же знаешь, что я всегда готов помочь тебе, мелкий, – по-отцовски говорит Нам и ерошит брюнетистые волосы, а после тихо выходит из кухни, вскоре и вовсе покидая дом Чона. Поднявшись со своего места, Гук тихонько проходит в комнату, где мирно на кровати спит Тэхён, мило причмокивая во сне губками. Гук подходит к нему ближе и осторожно ложится рядом. — Я спас тебя, Тэхён-а. Теперь ты свободен, но я не смогу отпустить тебя, ведь уже безумно полюбил, – шёпотом произносит Гук и поправляет съехавший край одеяла, невольно останавливая взгляд на красивом личике омеги. Маленький лоб, на который спадает пара прядок русых волос, тонкие тёмные брови, которые омега изредка хмурит во сне, пушистые чёрные реснички слегка подрагивают, маленький носик с милой родинкой на его кончике и аккуратные розоватые полноватые губы. Весь Тэхён идеален и прекрасен, и из-за него сердце Гука начинает биться сильнее, отзываясь и чётко говоря «люблю». Поддавшись порыву, Гук нежно целует младшего в ту самую родинку на кончике носа и прикрывает глаза, попадая в блаженное царство Морфея. Тэхён кричал спасти его, и лишь Гук услышал его отчаянный крик и спас. Теперь Тэхён свободен, Гук подарил ему эту свободу, но также Тэхён попал в свой личный плен под названием «Чон Чонгук», и из этого плена он уже не собирается выбираться. Здесь ему хорошо, здесь он чувствует себя спокойно, а главное, что здесь он почувствовал себя нужным. Чонгук подарил ему много эмоций и чувств, подарил заботу и ласку, подарил первую любовь и ещё много чего подарит этому милому, а главное — своему омежке.