Не было бы счастья, да несчастье помогло

      В то время, как судья Фролло предавался греховным мечтам об Эсмеральде, Беата успела познакомиться с его пасынком поближе.       Когда судья ушел, Беата поняла, что он загнал ее в капкан. Она приоткрыла дверь и увидела солдат, стоящих возле выхода. Судья приказал перекрыть все лазейки в соборе, чтобы не дать ей сбежать. Она с трудом удержалась от того, чтобы смачно плюнуть, но все-таки это был божий храм. Прихожане расценили бы ее плевок, как кощунство, и тогда ей бы стало еще горше, чем сейчас. Возможно, они даже вышвырнули бы ее из собора прямо в руки солдатам. Нет, такого ей не надо… Беата присела возле двери, и Джали подошла к ней. Она выглядела такой несчастной, что Беата попыталась ободрить ее.       — Не бойся, Джали, Фролло ошибается, если думает удержать нас! — сказала она.       — Не действуй сгоряча, дитя мое! — это был старый архидьякон, который зажигал свечи в соборе. — Ты устроила настоящий переполох на празднике, — он мягко улыбнулся, вспоминая ее выходки. — Было бы глупо и дальше так дразнить Фролло.       Еще кто кого раздразнил. Беата вспомнила горячее дыхание судьи, его руку, ласкающую ее шейку, нежные нотки в его низком голосе и то, как он прижался к ней своим крепким телом… Беата почувствовала, как в самом низу живота опять разгорается жар, и ее кожа покрылась сладкими мурашками. Даже ее соски отвердели. Она тряхнула головой и встала.       — Вы видели, что он сделал на площади?! — с негодованием сказала она. Уж лучше злость, чем возбуждение, которое она сейчас никак не может утолить. — Он позволил мучить бедного парня! Я подумала, что, если хоть кто-нибудь за него заступится, то… Ах… Чем людям не угодили те, кто не похож на них? — она печально посмотрела на старого священника.       — Дитя мое, ты не сможешь в одиночку исправить этот мир, — грустно улыбнулся архидьякон.       — Никто из этих точно не поможет, — Беата с отвращением ткнула пальцем в молящихся богатеев.       — Возможно, ты найдешь помощь здесь, — ласково сказал священник и оставил ее одну.       Беата подошла к статуе Девы Марии.       — Может, ты знаешь, для чего я тут оказалась, Пресвятая Дева? — спросила она статую. — Зачем меня зашвырнуло в этот мир?       Но статуя не ответила. Беата перевела взгляд на разноцветные витражи собора. Через них проникал свет, расцвечивая пол пестрыми бликами. Беата опустилась на колени, и коза подбежала к ней. Беата обняла ее. Да, эта ловушка прекрасна, но все-таки — ловушка. Она не сможет отсюда выйти без того, чтобы ее не схватили. Беата постаралась припомнить все, что знала о принципе убежища в Средневековье. Человек мог состариться и умереть, так и не выйдя из убежища. Он жил только тем, что подадут добрые люди, потому что у него не было других средств к существованию. Боже, в какую же она попала жестокую переделку! Беата почувствовала, как впадает в тоску, и еще сильнее прижала к себе свою рогатую подружку.       Так они сидели, пока не услышали жуткий грохот. Беата вскочила.       — Эй, ты, звонарь! — это был какой-то толстопузый богач. — Что ты здесь делаешь?! Мало ты натворил бед?!       Возле упавшего канделябра стоял Квазимодо, и вид у него был самый что ни на есть испуганный. Горбун шарахнулся в сторону и побежал ко входу, ведущему в башню.       — Постой! — Беата побежала за ним. — Я хочу поговорить с тобой!       Она должна была перед ним извиниться за то, что произошло на площади! Но Квазимодо, похоже, думал иначе и шустро улепетывал, хоть и был хром. Беата кинулась за ним вдогонку. Она настигла его на площадке, ведущей к колоколам.       — Вот ты где! — радостно сказала она. — Я думала, что потеряла тебя!       — Ну, я… я сейчас очень занят… — его щеки окрасились смущенным румянцем. — Приятно было снова увидеть… т-тебя…       Он шмыгнул к лестнице, ведущей наверх. Ну вот, опять он убегает!       — Нет, постой! — Беата кинулась за ним, тараторя. — Мне жаль, что все так вышло сегодня! Я понятия не имела, кто ты, я бы никогда в жизни не затащила тебя… — ее взору предстало прекрасное зрелище, — на сцену… — тихо закончила она.       На грубо сделанном столе стоял искусно вырезанный макет Парижа. Над ним висели подвески, сделанные из цветных кусочков стекла. Да и само помещение, где стоял макет, было довольно живописным.       — Что это за место? — восхищенно спросила Беата.       — Здесь я живу, — горбун смущенно выглянул из-за столба.       Беата подошла к макету.       — Ты что, сам все это смастерил? — господи, даже в Петербурге, в ее собственном времени, эту красоту оторвали бы с руками за приличные деньги. Квазимодо хихикнул — ему было приятно.       — Почти все, — довольно сказал он.       — Какая прелесть! — она коснулась пальцем стекляшек, и они отозвались мелодичным звоном. — Если бы я так умела, я бы не танцевала на улицах за гроши.       — Но ведь ты чудесно танцуешь! — восторженно отозвался Квазимодо, по-прежнему робко выглядывая из-за столба.       — Ну, на хлеб мне хватает и ладно, — Беата улыбнулась. — А это что? — на столе стояло что-то, прикрытое рогожкой, и она сдернула тряпку, чтобы посмотреть.       — Не надо! — звонарь наконец-то выскочил на свет. — Я еще не закончил, их еще надо раскрасить!       Беата засмеялась. Мама точно так же реагировала, когда она пыталась посмотреть ее незаконченную картину.       — Это же кузнец! И пекарь! — фигурки были сделаны с детальной точностью. У него просто золотые руки! — Ты удивительный человек, Квазимодо, — сказала она. — И, к тому же, счастливчик. Вся эта комната — твоя? — на самом деле, в этом месте поместилась бы вся Васькина квартира в хрущевке.       — Она не только моя, — ответил Квазимодо. — Еще здесь горгульи. И, конечно, колокола. Хочешь на них посмотреть?       Конечно, она хотела. Навряд ли ее туда пустят, когда (если) она вернется в свой мир.       — Ты не против, Джали? — Беата обернулась к козе, которая дожевывала фигурку пастуха. Вид у нее был самый что ни на есть шкодный.       Оказывается, Квазимодо дал всем этим колоколам имена. Самый большой колокол он назвал «Большая Мария». Беата заглянула под него и закричала. По колоколу раскатилось эхо.       — Хочешь посмотреть еще? — горбун оживился.       — Конечно! — кивнула она.       — Отлично! Лучшее я оставил напоследок! — он вывел ее на крышу собора, и Беата ахнула от этого зрелища. Весь Париж был виден, как на ладони, освещаемый закатным солнцем.       — Ох… — у нее захватило дыхание. — Держу пари, что у самого короля нет такого вида… Я бы осталась здесь навсегда…       — Так оставайся! — Квазимодо с ловкостью обезьяны запрыгал по перилам. — Здесь твое убежище!       — Не могу. Цыгане не могут долго жить взапер… — она не договорила.       До нее дошел весь абсурд ситуации. «Похоже, ты начинаешь забывать, кто ты есть! — возникла у нее в мозгу мысль. — Это Эсмеральда была цыганкой! Но ты-то — не она! Ты на три четверти русская, а на одну — полячка! У тебя есть высшее образование, и ты знаешь четыре языка! Твой отец был антикваром-реставратором, а мать — известная художница! Твоя бабушка — образованная женщина, научившая тебя говорить на языке твоих предков! И ты привыкла жить в замкнутых пространствах с детства!»       В ее голове начали вырисовываться зачатки плана. Да, судья поймал ее в мышеловку, но… Возможно, он загнал себя туда же! Беата припомнила картинку из интернета. На ней была изображена цапля, стоящая в болоте. Из ее клюва наполовину высовывалась лягушка — голова ее была в цапле. Но зато передние лапки лягушки мертвой хваткой сжимали длинную и тонкую птичью шею. Ну, мы еще поглядим, кто кого, ваша честь! Она опять вспомнила жар, исходивший от тела судьи, пламя в его глазах. Она его достанет! Судья не сможет ничего ей сделать, пока она в этом соборе, и пока она тут, она будет его «низводить и курощать» по принципу Карлсона с небольшими оговорками. У Карлсона выходки были абсолютно детскими, а она будет играть по-взрослому и доведет судью до ручки. Она заставит его увидеть в ней человека, а не сатанинское отродье и сосуд греха. Беата точно знала, что таких людей, как судья, внешность привлекает только до тех пор, пока они не утолят свое желание. А затем у них открываются глаза. И, если человек не дотягивал до их уровня, то последствия могли быть… нехорошими, мягко говоря. Он бы просто воспользовался ей (да говори же ты прямо, он бы тебя банально трахнул!) и отправил во Дворец Правосудия, ибо с необразованной тупицей ему стало бы просто скучно, а цыган он ненавидел. Значит, надо выбить почву у него из-под ног.       — А скажи-ка мне, Квазимодо, в этом соборе есть библиотека? — задушевно спросила горбуна Беата.       — Есть, — кивнул тот, не понимая, куда она клонит. — Я иногда ей пользуюсь — хозяин научил меня читать.       Значит, Фролло все-таки заботился о своем воспитаннике. В этом городе было немного простолюдинов, умеющих читать. Парень хоть и был зашуган, но не похоже, что судья его когда-либо бил. И одежда на нем опрятная и крепкая.       — Книги! Ты мне покажешь их?       — Конечно! — он широко улыбнулся. — Могу сделать это прямо сейчас! В животе у Беаты заурчало.       — Очень хорошо, — она выдала ответную улыбку. — Но может сначала у тебя найдется что-то, что я смогу съесть?