Не было бы счастья, да несчастье помогло

      Судья проснулся в на редкость хорошем настроении. Давно он так отменно себя не чувствовал. Словно помолодел лет на двадцать. Он был в настолько прекрасном расположении духа, что даже мурлыкал под нос что-то беспечное, совершая утреннее омовение. Затем он неспешно позавтракал и при этом позволил себе наслаждаться едой. Корзина со съестным для Квазимодо уже была приготовлена — хорошо вышколенные слуги заполнили ее, пока судья совершал утреннюю трапезу. Пора навестить птичку, которую он запер в клетке. Вероятно, ее придется немного поискать в огромном здании собора — ведь наверняка она от него будет прятаться, но это казалось ему такой мелочью. Он знал собор как свои пять пальцев, в отличие от нее. Фролло ожидал увидеть Эсмеральду в подавленном состоянии, сломленную от того, что ее лишили свободы. Для цыган свобода — это все равно, что воздух, они не могут без нее. Тем лучше для него, так она быстрее согласится принадлежать ему, только бы он ее отпустил. Фролло прищурился и стал похож на кота, разве что не заурчал.       Но, когда он взошел на башню горбуна, то увидел эту цыганку, спокойно сидящую на дощатом полу. Она оперлась спиной о столб, подпирающий крышу, и в руках у нее была книга, в которую она самозабвенно уткнулась. Фролло вздернул брови.       — Рассматриваешь картинки? — с усмешкой поинтересовался он.       Цыганка подняла взгляд от книги.       — Доброе утро, ваша честь! — с нажимом сказала она.       Фролло слегка впал в прострацию. Похоже, нахальная девка решила поучить его хорошим манерам. В судье было заклокотало возмущение, но он тут же оправился.       — Доброе утро, — он надменно кивнул ей и прошел к столу, где они с Квазимодо обычно завтракали. Судья поставил корзину на стол и уселся на табурет.       — Ты не ответила на мой вопрос, — сказал он.       — Сомневаюсь, что в «Клижесе»* картинки — это главное, — фыркнула она.       Вот как. Цыганка, умеющая читать. Судья смутно осознал, что до сих пор он ее недооценивал. Надо же, сидит и читает куртуазный роман. Этого он от нее не ожидал. Цыганка, умеющая читать — это нонсенс. Даже французы в большинстве своем не умели читать — образование было доступно далеко не многим. Когда она успела этому научиться? И кто ее учил?       Недоумение, скользнувшее по лицу судьи, было мимолетным — все-таки он привык держать себя в руках и не показывать своих эмоций, если только не хотел, чтобы их видели, но Беата все же заметила. Она подавила в себе смех, прикрывшись книгой, как щитом. В этот момент в башню вбежал Квазимодо. Он увидел своего хозяина и, как всегда, съежился. Другого Фролло и не ожидал — мальчишка обязан был бояться после своего вчерашнего проступка.       — Доброе утро, Квазимодо, — Фролло милостиво улыбнулся ему.       — Доброе утро, хозяин, — пролепетал горбун. Затем опомнился и кинулся к полке за столовыми приборами. С грохотом расставив их на столе, он плюхнулся на табурет напротив судьи, украдкой глядя на Беату. Та спокойно перелистнула страницу, не обращая на них ровно никакого внимания. Похоже, она целиком и полностью ушла в чтение.       — Быть может, твоя… гм… защитница захочет к нам присоединиться? — судья пристально смотрел на горбуна. Хоть она и простолюдинка, но она только что намекнула судье на хорошие манеры, повторного повода он ей не даст. Звонарь покраснел от волнения и привстал с табурета — их там было всего два, и он готов был уступить Эсмеральде свой.       — Спасибо, ваша честь, я не голодна, — пробормотала она.       Мальчишка явно делится с ней своей едой. Хорошо, пускай цыганка знает, кому горбун этим обязан. Фролло принялся доставать из корзины продукты.       — Хозяин, так много… — промямлил Квазимодо. — Мне ни за что этого не съесть…       — Так оставишь на потом, — фыркнул судья. В конце концов, не в его интересах, чтобы она зачахла от голода, отсутствия свободы ему вполне достаточно.       Они принялись за трапезу. Поскольку судья недавно позавтракал, то съел всего один кусочек хлеба. Как только горбун насытился, Фролло достал из корзины книгу.       — Продолжим наши занятия, — сказал он. — Я надеюсь, ты выучил урок?       — Да, хозяин…       Как и всегда, звонарь сильно запинался, когда читал. Фролло подозревал, что это его присутствие оказывает на горбуна такое влияние. Вообще-то, мальчишка был довольно сметлив. Но он боялся. Поэтому частенько путался. Фролло краешком глаза увидел, как цыганка поморщилась, слушая, как Квазимодо ошибается. Раньше бы судья подумал, что это от того, что она считает мальчишку просто тупым для такого занятия — сама-то она, по всей видимости, читала бегло. Но теперь… Возможно, она поняла истинную причину ошибок звонаря. Эта девчонка слишком сильно отличалась от других женщин. Собственно, Фролло считал женщин довольно поверхностными существами, неспособными заглянуть вглубь проблемы и видеть дальше своего носа. Но Эсмеральда — явно не тот случай. Она удивила его еще на том празднике. Она проявила склонность не плыть по течению, как все остальные тупицы, которые вчера хохотали, поддавшись общему настроению поиздеваться над его пасынком. Она сделала все наоборот — пошла против всех. Особенно против него. Судья решил прояснить для нее кое-какой вопрос, быть может, и это она поймет.       — Довольно! — он захлопнул книгу.       Квазимодо всполошено поднял на него свои глаза. Уроки никогда не заканчивались так быстро.       — Я хочу поговорить с тобой по поводу твоего вчерашнего проступка, — в голосе судьи появилась жесткость, и он увидел, что цыганка заметно напряглась.       — Простите, хозяин, я… — залепетал Квазимодо, но судья оборвал его жестом.       — Ты понимаешь, почему все так случилось? — спросил Фролло.       — Да, хозяин…       — Я хочу, чтобы ты сказал мне это вслух, мой мальчик.       — Я вас ослушался и спустился вниз, — послушно сказал Квазимодо. — Я не должен был этого делать, потому что я не похож на других. А люди не принимают того, кто на них не похож.       — И ты понимаешь, почему я за тебя не вступился сразу? — Фролло пристально смотрел звонарю в глаза.       — Да, хозяин, — звонарь поник. — Вы сто раз говорили мне, что так произойдет, но я вас не послушал. Вы хотели, чтобы я понял это на практике.       — Верно! — Фролло был доволен.       — А не слишком ли жестокое наказание за ничтожный проступок, ваша честь? — цыганка высунула нос из книги.       — Что ты сказала? — Фролло обернулся в ее сторону. — Не слишком ли жестокое? А скажи-ка мне, дитя, что бы с ним произошло, если бы он вышел на улицу не в праздник, где я всегда могу его защитить, поскольку присутствовать на этих дурацких светопреставлениях — мой долг, не доставляющий мне ровно никакого удовольствия? Понимаешь ли ты, что его могли бы запросто убить только ради потехи, просто потому, что он — горбун, выйди он на улицы в обычный день, когда я не могу за ним уследить?       Девчонка задумчиво нахмурилась. Судья фыркнул и повернулся к звонарю.       — Я настаиваю на том, чтобы ты впредь думал, что делаешь, — назидательно сказал он. — В противном случае последствия могут быть не такими пустяковыми. Подумаешь, гнилыми овощами тебя закидали. Все могло бы быть гораздо хуже. Всегда помни об этом, Квазимодо.       — Да, хозяин… — горбун от стыда не знал, куда деть глаза.       Фролло с удовлетворением кивнул, положил книгу в корзину и поднялся.       — На сегодня все. Я надеюсь, что урок ты выучил, — с этими словами судья подхватил корзину и неспешно пошел на выход, отмечая про себя, что цыганка провожает его взглядом. Судя по тому, как она затихла, не пытаясь опротестовать его доводы, до нее начало доходить положение вещей. Возможно, она даже поймет, что он — не настолько чудовищен, каким до сих пор ей казался. И тогда… Тонкие ноздри судьи затрепетали от промелькнувших перед ним ярких, греховных и непристойных образов.       Однако, сломленной она не кажется. Судья почувствовал, что в нем проклевывается нечто, похожее на уважение. «Какие же еще сюрпризы ты для меня приготовила, дитя мое? — снисходительно подумал он. Да, теперь, помимо адского желания, она возбудила в нем еще и любопытство. — Что творится в твоей маленькой прекрасной головке?» «Клижес», надо же… Эта девчонка — крепкий орешек.       Беата задумчиво проводила судью взглядом. Она ни на секунду не засомневалась в том, что это выступление судьи было показательным, оно было именно для нее — наверняка ведь знал, что она не выдержит и задаст именно этот вопрос, он думает на три хода вперед. Хренов шахматист! Но проблема была в том, что он был прав. Семь раз отмерь, один — отрежь, родители тоже всегда учили ее этому. Но, по сравнению со Средневековьем, ее время было, можно сказать, мирным. Здесь же было все гораздо жестче. И последствия неосторожных, непродуманных действий были гораздо более жестокими. Да, судья Фролло — это вам не архидьякон Фролло из книги. Второй уже валялся бы у нее в ногах, распинаясь о своей неземной любви, униженно упрашивая о взаимности. Но судья… Нет, не такой это человек.       Если и была у судьи какая-то истерика по поводу нее, то он ее никогда не покажет, ибо считает такое проявление чувств слабостью. А судья слишком горд, чтобы показывать свою слабость — даже несмотря на то, что в нем бушует целый пожар страстей, и только по глазам его можно это увидеть, но в глаза-то ему редко кто смотрит, потому что все его боятся. Нет, такой никогда не унизится. У такого в приоритете разум, он привык держать себя в руках, не позволяя чувствам властвовать над собой. Скорее, он вывернет ситуацию так, чтобы она пошла ему на пользу, чтобы можно было применить шантаж, или что-то похожее. Он будет умело манипулировать людьми, пока не добьется своего — это она поняла за все то время, пока наблюдала за ним на улицах. Судья — крепкий орешек. «Счет: один-один, ваша честь», — признала Беата про себя.       — Квазимодо, — позвала она.       Тот подхватился с табурета, вопросительно глядя на нее.       — У тебя есть бумага и что-нибудь, чем можно рисовать? — спросила Беата.       — Держи, — он протянул ей листок и свинцовую палочку.       Беата, устроившись на полу, принялась делать набросок. Палочка оставляла слабый след, но этого ей было достаточно — рисунок все равно был виден. Когда она закончила, Квазимодо заглянул ей через плечо, чтобы посмотреть, что получилось. И удивленно моргнул — она нарисовала судью.