Stockholm Syndrome

      Обман. Накахара умеет обманывать. Не потому, что он патологический лгун, а потому, что в конкретной ситуации деликатное враньё может сыграть на руку. Сейчас именно этот случай. Он знает это и действует. — Дазай, — тихо шепчет он, проводя рукой по щеке Осаму в надежде разбудить того. — Почему же ты спишь, когда на улице такая ночь? Не ты ли говорил мне, что, когда я рядом, ты не можешь сомкнуть и глаза.       Лучшее сравнение, которое Чуя мог сам для себя подобрать, было скорее оскорблением, чем оправданием такого поведения. Как распутная блядь, среди тонкого голубого луча от луны. Слишком поэтично. Остановимся просто на человеке с явным недотрахом, но ведь это и нужно Дазаю, верно? — Получается, ты напиздел мне об этом? — Нет, — голос мафиози слишком хриплый, он действительно спал, но Накахара грубо его прервал. — Тебе снова плохо? — Ммм, наоборот, я бы сказал, — он ловко усаживается на бёдра к Осаму, опираясь локтями о его грудную клетку и устраивая голову на своих руках. — А знаешь... Я соскучился.       Дазай не верит в реальность происходящего. Для него это просто продолжение сна. Глаза удивлённо рассматривают довольное лицо рыжего, стараясь найти скрытый подвох, однако Чуя слишком искусный лгун. — С чего вдруг ты так переменился? — недоверчиво спрашивает Осаму. — Переменился? Хах, глупый Дазай. Я ведь всегда был таким. Не ты ли говорил, что я терроризирую тебя своими провокационными действиями? — одна его рука быстро скользнула вниз к области паха оппонента. — Я долго думал над твоими словами. Над твоим предложением. И я, кажется, понял одну важную вещь.       Рука отчётливо ощущает нарастающее возбуждение, что говорит о том, что Накахара действует в правильном направлении. — Какую же? — Я был такой плохой игрушкой, просто ужасной, — голос приторный и чересчур напряжённый. — Но тебе же было интересно играть со мной, правда? Давай... Ещё раз сыграем? — Чуя, ты... — Заткнись, сейчас говорю я, — Чуя сжал выпирающую плоть Дазая. — У тебя есть полное право не прощать мне моё ужасное поведение, но ты только посмотри на мои руки, — он протянул свободную руку к лицу Осаму, на что тот не сдержался и оставил невесомый поцелуй на указательном пальце. — Эти руки ты простишь. Потому что они прекрасны, не так ли? — Всё так, — с трепетом вздохнул Осаму и перехватил запястье Накахары своей рукой, притягивая её ещё ближе к себе и обсыпая лёгкими поцелуями. — Я и не обижался на тебя, Чуечка. Ни разу.       Накахара был весьма обескуражен действиями Дазая. Ещё чуть-чуть, и всё выйдет из-под его контроля. Следует вернуть инициативу себе. Да, иначе план идеального обмана будет разрушен. — В таком случае, давай начнём всё с самого начала, — Чуя выдёргивает свою руку из хватки Осаму. — Будем играть на желания, ладно?       Дазай слабо кивает, а Накахаре это и нужно. Он издевательски медленно приподнимает край футболки Осаму, на что тот нетерпеливо ёжится и помогает своему напарнику, самостоятельно оголяя верхнюю часть тела. Чуя дразняще водит пальцами по скулам Дазая, задерживая их на его подбородке. — Попросишь меня поцеловать тебя? — спрашивает он с издёвкой. — Да я сам тебя поцелую, — принимает условия игры Дазай.       Он тянется к лицу рыжего, но тот отстраняется назад, не давая тому возможности совершить задуманное. — Проси.       Дазай усмехается, а мысленно спрашивает самого себя, чем он заслужил такой прекрасный момент в его жизни. Или это до сих пор сон? — Молю. — Так и быть.       Чуя целует его, разрешая Осаму взять инициативу на себя, хотя сам он так не любит уступать в подобных вещах. Но ничего, сейчас самое главное — грамотно пустить пыль в глаза. Для усиления эффекта, Накахара стал постанывать в поцелуй и поглаживать руками спину и затылок. Когда же Дазай становится слишком настойчивым (и откуда у него такая выдержка? У бедного Чуи не хватает лёгких на такие марафоны!), Накахара слабо покусывает его за губу и насильно отстраняется, глубоко дыша. Одурманенный такими слащавыми действиями со стороны Чуи, перебинтованный мафиози забвенно прикрывает глаза, наслаждаясь этим мгновением. Но всё же доля здравого смысла в нём всё ещё не дремлет. Он понимает, что Чуя не мог так быстро перемениться, не такой он человек. Тем более, он ведь перед сном сказал, что до сих пор боится его. Слишком подозрительно и странно. — Чего ты от меня хочешь, Накахара? — Ммм, потрахаться? Быть с тобой? Чтобы ты носил меня на руках? Всё вместе? — Я не об этом. Ты сказал, что хочешь играть на желания. Сейчас ты исполняешь моё. А ты? Чего добиваешься? — Я? Нет-нет. Это ты мой хозяин. Я лишь твоя личная шлюшка, или ты забыл? — Чуя крепко сжимает горло Осаму, притягивая его лицо к себе и развязно целуя, а после продолжая. — И твоя шлюшка знает, чего хочешь ты, — провокационный качок бёдрами. — Уже не можешь терпеть, не так ли? — Но ты сказал... — Тс-с-с, моё желание будет потом. Обещаю, тебе тоже понравится, — Дазай как-то недоверчиво смотрит на него, из-за чего Накахара переходит к запрещённому методу. — Или ты не хочешь меня?       Отлично. То, чего он добивался, произошло. Зрачки Осаму резко сузились, что свидетельствует о том, что он напуган. Подливая масла в огонь, Чуя делано обиженно хмурит брови и осторожно подаётся в сторону, желая слезть. Дазай тут же реагирует, значительно оживляясь и останавливая напарника. Отлично, пойман. Теперь у Накахары есть все шансы для осуществления задуманного. — Что ты такое говоришь? Я всегда хочу, понятно? — В таком случае, меньше слов.       В следующее мгновение происходит то, чего Чуя, разумеется, ожидал, но мысленно надеялся, что до того дело не дойдёт. О том, что Дазай любил брать инициативу в свои руки и при этом бывал очень груб, Накахара знал не понаслышке. Приход к цели был его особенной чертой, за исключением настойчивости. Именно поэтому он опрокидывает Чую на свободную часть кровати, нависая сверху и неприятно вдавливая рыжего в её основание. Эти действия несколько шокируют Накахару, но он не намерен сдаваться. Нельзя показывать эмоции, иначе его плану придёт конец, а Дазай за эту жалкую попытку жестоко покарает его.       Он ходит по краю. Но кто не рискует, тот не пьёт шампанское. В случае с Накахарой — вино. Подсознание едко напоминает о том, что мёртвые и покалеченные вообще ничего не пьют. Так, о смерти подумаешь позже, рыжий, а сейчас самое время продолжить свои неловкие шаги к победе. — И что же ты завис? Так и оставишь меня ни с чем? — Думаю о том, что беспомощный и привязанный ты нравился мне больше.       Так вот оно что. Осаму, ты конкретно обнаглел. Поэтому получай вознаграждение в виде пощёчины от Накахары. — А ядерная цундере тебе не нравится?       Кажется, палка перегнулась окончательно. Нет, не так. Она сломалась пополам, упираясь остриём в мозг рыжего. Хотя, будем честны, мозга там мало. Осталось только зажмурить глаза и понадеяться на милость Бога, в которого Накахара не верил. — Очень нравится.       Далее Чуя смутно осознавал происходящее. Он отчётливо чувствовал боль, а в уголках глаз то и дело собирались огромные капли слёз. Единственное, за что он был благодарен судьбе (или же самому себе), так это за то, что он догадался растянуть себя перед тем, как нарочно возбуждать Осаму. Тот радушно его похвалил в своей обыкновенной манере а-ля «ты отлично усвоил первый урок хороших манер, Чуечка». Рыжему оставалось только судорожно хвататься за простынь и нервно дышать в подушку, прерывисто постанывая. В конце он получил ещё одну отметку на ключице. Отвратительно. Дважды опозорен. Но на этот раз по своей вине.       Когда же Дазай кончил и с облегчением выдохнул, а Накахара был готов умереть (хотя сейчас это желание для него стало стандартным), оставался ещё один последний пункт. — Д-Дазай, — он всё ещё прерывисто дышит, откинувшись на подушки. — Иди сюда, я должен, — томный вздох. — Должен сказать тебе кое-что на ушко.       Как по забвению, Осаму выполняет приказ. С его лица не сходит довольная улыбка. Похоже, что он доволен результатом проделанной работы. — Что такое?       Накахара обхватывает руками его лицо и сладостно шепчет: — Ты был великолепен.       Он кратко целует его, после чего игриво толкает обратно и устраивается на чужой груди. Это точно должно сработать. — Чуя, ты только что… Похвалил меня?       Ещё одна важная вещь. Теперь Чуя умеет предугадывать и контролировать перемены Дазая. Сейчас возможны два исхода: первый – сожалеющий и извиняющийся Осаму, второй – влюблённый дурак. Накахаре повезёт в обоих случаях. — Да. Подай сигареты.       Всё-таки второй вариант. Отлично. Сейчас можно приступить к кульминации. — Скажи, ты доволен мной? — интересуется рыжий, прикуривающий сигарету от той, которую держит во рту Осаму. — Мне хотелось быть хорошей игрушкой. — Я слишком доволен, — Дазай до сих пор расплывается в улыбке. — И всё же, чего ты хочешь взамен?       Чуя выдыхает клуб дыма и смотрит в потолок. Медленно переводя взгляд на своего напарника, он философски произносит: — Скажи, какой мой любимый сорт вина? — Ариенсо Крианса красное сухое, — он отвечает без единого колебания, словно всю жизнь репетировал свою речь. — Правильно. Я хочу его. И ты мне его купишь. Или нет, не так. Мы купим его, а затем выпьем. Здесь. Я буду сидеть у тебя на коленях, а параллельно мы будем потягивать сигареты, — он чуть приподнял руку, с зажатой между пальцев и наполовину искуренной. — Лучше, чем эти. Возьмём потяжелее. — Как-то странно всё это. Ведь я в любом случае остаюсь в выигрыше. Что ты задумал? — Хочешь, чтобы эта рука держала твою сигарету? — игнорируя подозрения Осаму, спросил Чуя. — Или лучше, я буду обнимать тебя за шею? Могу надеть футболку вместо рубашки, чтобы ты мог сосчитать родинки.       Удар прямо в цель. Дазай добит. Здравый смысл буквально растворяется. — Хочу. Всё вместе. — И что же ты сделаешь для этого? — Чуя выгнул одну бровь. — Расскажи мне. — Я сделаю всё, что ты попросишь.       Докурив и затушив бычок в пепельнице, стоящей у прикроватной тумбочки, Накахара виснет на шее Осаму, мысленно радуясь своей победе. — Тогда прошу, — он выдыхает в ухо Дазаю, из-за чего тело того пропускает лёгкую дрожь. – Донеси меня до города на руках. Пойдём утром. Всё, что я хочу – купить вина и провести остаток недели наедине с тобой. — Да. Хорошо. Всё будет так, как ты просишь, Чуя.

Большой ребёнок. Повёлся на конфетку. Накахара тоже неплохой игрок.

      Был ли Накахара доволен собой? Однозначно. Честно говоря, он знал, что к любому человеку можно найти подход, и Дазай не был исключением. Можно подстроиться под каждую из его личностей. Небольшую сноску составляет лишь бешеный маньячила, но со временем и здесь можно было найти свои лазейки. Пока что всё, что Чуя делал, было неправильным. Или же, он слишком искусно тянул за ниточки, которые перетягивали рычаг самообладания Осаму в более страшную сторону. Украдкой Накахара подумал о том, что он единственный мог бы ужиться с таким переменчивым человеком, но... Страшно. Он правда не боялся ничего и никого, кроме Дазая. Лучше умереть мучительной смертью, нежели весь остаток жизни подвергаться психологическому насилию. Да, это действительно страшно, всякий раз продумывать все действия наперёд, не говорить лишнего и просто быть паинькой. Накахара не мог чувствовать себя счастливым с этим человеком.       Почему он вообще думает о счастье, когда испытывает физический дискомфорт? Дело в том, что сейчас его тащит на спине Дазай, а в деликатном месте Накахаре кое-что мешает. Этим кое-чем была анальная пробка. — Извини, Чуя, но я не могу быть уверен на сто процентов в том, что ты не захочешь сбежать от меня вновь.       Он прижал испуганного Накахару к стене. — Я же сказал тебе, что не сбегу, пусти меня, придурок, — Чуя попытался чертыхнуться в сторону, однако, Осаму превосходил его по силе. — Что ты собрался делать? — М-м-м, я просто сделаю так, чтобы ты точно не смог бегать. Если расслабишься, будет не больно. — Что?       В следующее мгновение Накахара стал проклинать себя за то, что он до сих пор не переоделся в свои узкие джинсы, а расхаживал в лёгких спортивках, которые мог стянуть вниз даже сквозняк. Что-то холодное скользнуло между ягодиц, и он вздрогнул. — Д-Дазай, т-ты же не... — Расслабься, я понесу тебя на руках, как и обещал. — Не надо, — хныкая, умоляет рыжий. — Прошу, не надо. — Тс-с-с, — Дазай запрокидывает голову Накахары назад, придерживая того за подбородок, а после томно шепчет прямо в ухо. — Ты же хорошая игрушка. А мне хочется поиграть с тобой вот так. Ты ведь решил быть хорошим мальчиком, да, Чуя? — Д-да, но... — Тебе не придётся больше самому себя растягивать для меня, — лёгкий поцелуй за ушком, и Чуя буквально обмякает в руках Дазая. Здравствуй, эрогенная зона. — Ты быстро привыкнешь к этому. А я потом похвалю тебя, и буду нежным, как ты любишь. — Мы не можем обойтись без этого? — Нет, — он резко вводит пробку, из-за чего Накахара вздрагивает и рефлекторно сжимается изнутри. — Вот так, мой прекрасный Чуечка. Ничего страшного, верно? — У-убери её...       Из глаз рыжего потекли слёзы. Не столько больно, сколько унизительно. — А? Глубже? — Дазай издевательски надавливает на предмет, вырывая из Чуи громкий всхлип. — Понимаю, после всего этого, тебе мало такого размера. Обещаю, вечером не буду тебя ограничивать. — Пусти меня, у-ублюдок. — Не-а. Никуда не пущу свою игрушечку, — Осаму крепко обнимает Накахару и устраивает голову у него на плече. — Мы будем вместе всегда. Всегда, Чуечка. Всегда.       Эти бесконечные бормотания продолжаются вплоть до того момента, как Чуя наконец не привыкает к инородному предмету. — Всё, пусти меня. — Пущу. Но запомни: если я узнаю, что ты её вынул, ты будешь жестоко наказан. — Да я буду наказан в любом случае, ты ведь можешь приревновать меня к воздуху в комнате, а затем выебать, как настоящий садист, — эмоционально выпаливает он, не думая о последствиях. — За свою дерзость переодеваться будешь при мне.       Это было последним словом. Так и случилось. Накахара решил больше не сопротивляться, а то мало ли Осаму ещё передумает идти в город. Бежать прямо сейчас он и не собирался, так что эта пробка для него была скорее напоминанием о своём заключении, нежели ограничителем скорости бега и вообще движений. В город Чуе было необходимо попасть, чтобы хоть как-то подать сигнал SOS. Он должен хотя бы попытаться. Обязан. — Скоро снова пойдёт дождь, — констатировал Осаму. — Тогда шагай быстрее, — обиженно буркнул Чуя. — До сих пор дуешься на меня? — Нет, блять, я рад занозе в заднице в виде анальной пробки. — Хороший каламбур, — усмехается Дазай. — Правда? — Да. — Ладно, ты прощён. Придурок.