Дело в том, что Накахара знал одну важную вещь. Не воспользоваться ею было бы преступлением.
Хоть Чуя и шутит над своим несчастным кохаем Рюноске, сейчас он надеялся, что чрезмерные знания о его досуге помогут ему. Хотя шансы встретить его в городе практически равны нулю. Да ещё и в такое время. Ладно, плевать. Главное – предпринять хоть что-то. Когда они ещё больше углубляются в город, Дазай наконец немного расслабляется. Чуя до сих пор не отпустил его руку, хоть и старательно скрывал её за длинной полой от плаща. Однако бдительность Осаму не ослабела, и он заметил главное: глаза рыжего испуганно метались из стороны в сторону. Он судорожно просматривал каждый уголок улицы, словно видел его впервые. А ещё ему было больно шагать. Пульс участился, а дыхание стало резким и прерывистым. Накахаре казалось, что он скоро поседеет от волнения. Нет, он не отпустит руку и не кинется в сторону ближайшего полицейского участка. Он... Поступит немного иначе. — Надеюсь, ты помнишь, где продаётся именно то вино? — Ха, за кого ты меня держишь? Помню, — Осаму корчится в ироничной лыбе и спрашивает, словно невзначай. — Что-то не так? — Нет, — для надёжности Накахара сильнее сжал руку Дазая. — Мне просто нравится гулять с тобой за руку по городу. — Да? — Да. Пожалуйста, расслабься и прими факт того, что я не собираюсь сбегать. Давай просто погуляем, как раньше? — Просишь меня расслабиться? Ты своё лицо видел? Накахара, об одном тебя прошу, расслабься сам. — Я бы смог сделать это, не будь в моей заднице весьма экзотической занозы. — Я ведь пообещал, что за это вечером тебя вознагражу. Пожалею тебя... Он издевательски нагнулся и прошептал в самое ухо Чуе: — Поцелую тебя за ушком, ты ведь любишь это, правда? По спине Накахары пробежалась стая мурашек. На мгновение он замер, а затем понял, что это выглядит слишком подозрительно, и поэтому обиженно хмыкнул носом, надевая на себя свою привычную маску цундере. — Ты всегда так. Сначала издеваешься, а потом вот так подлизываешься. — Кнут и пряник, Чуечка. — Прекрати называть меня так, бесишь, — фыркнул рыжий и вновь зашагал вперёд. — Задушу тебя однажды. Дазай бодро зашагал следом. — Смотри-ка, ты сразу расслабился, — издевательски подметил он. — Сколько энергии! — Агх, заткнись!Глупый, глупый Чуя. Дазай видит его насквозь.
Обстановка постепенно разряжается, и им даже удаётся вернуться к привычной манере общения. Пошлые шуточки и едкие ухмылочки. Дазай так хорошо играет на публику? Скорее да, чем нет. Они уже купили вино и сигареты. Теперь есть немного времени, чтобы просто так погулять. Город ещё не заволокли тучи, так что они решили воспользоваться моментом. И вот, наступает момент истины. Этого мгновения Чуя ждал всё это время. В парке много людей. Среди общего потока Дазай встречает старых знакомых, которые увлекают его разговором. Перед этим Накахара кратко бросает: — Иди хоть поговори с людьми, а то совсем одичаешь. — Но ты... — А я перекурю в стороне. Осаму поколебался некоторое мгновение, а после, под твёрдым взглядом рыжего, натянул доброжелательную улыбку на лицо и отправился разговаривать. Для вида мафиози закуривает, но, как только видит, что Дазай полностью отвлёкся, тут же затирает сигарету носком ботинка об асфальт. Знал ли Чуя, что ему так повезёт? Нет. Он продумал тысячу и один исход, но сегодня судьба была благосклонна к нему. Не время размышлять. Следующий пункт – случайная жертва. Вернее, его спасательный канатик. Ниточка. Волосок. Что угодно. Мимо проходит какая-то девушка. Подойдет. Чуя стремительно шагает к ней и радушно улыбается, расставляя руки в стороны и обнимая её. Девушка обескуражена. Смятение сменяется неловкостью. — Сестрёнка-чан, — не отцепляется от неё рыжий. — Я так рад тебя встретить. — А? Вы обознались, — старается та выпутаться из объятий. Чуя отстраняется, но держит её за плечи. Он смотрит прямо ей в глаза. Девушка напугана, он ожидал этого. И всё-таки, Накахара тихо говорит, нервно косясь в сторону, где неподалёку должен стоять Дазай: — Прошу, выслушайте меня. — А? — Я не пьян и не наркоман вовсе. Мне просто нужна помощь. Прошу, вы – мой последний шанс. — Я не совсем понимаю... - Если к нам подойдёт вон тот человек, — он взглядом указал на Осаму. — Пожалуйста, скажите, что вы моя дальняя родственница. Я позже найду Вас и отплачу. Заметив на лице рыжего настоящий страх и волнение, девушка вошла в положение и слабо кивнула. — Чем я могу помочь? — Ох, сестричка-чан, — он снова крепко обнял её, так как понимал, что Дазай, вероятно, сверлит их взглядом. — Братик? Чуя стал чуть слышно шептать: — Чуя. Зови меня братиком Чуей. Девушка чуть приобняла Накахару и поняла, что он дрожит. Далее, она поймала на себе взгляд Осаму. Действительно страшно. Она решила помочь этому странному парню. — Ну, как твои дела, братишка? Молодец. Чуя уже готов ставить памятник этой прекрасной особе. — Я в полном порядке, — отвечает он, а после переходит на шёпот. — Мне очень нужна помощь. Этот человек держит меня в заложниках, — вновь переходит на нормальную тональность. На руке девушки он заметил обручальное кольцо. — Ох, значит, сестрёнка скоро выходит замуж? Мои поздравления. Буду ждать приглашения. — Конечно, ты первый в списке! Что я должна сделать? Пойти в полицию? А ты совсем исхудал! Одни кости. — Я дам тебе бумажку, просто отнеси её в вооружённое детективное агентство, слышала о таком? Весь в работе, сестричка, весь в работе. Нет времени, чтобы хорошо покушать. — Знаю. Ах, братик Чуя, как хорошо, что мы встретились. Не поверишь, мне не хватает денег на метро, я собираюсь идти пешком до самого дома. Может быть, выручишь меня? Я потом отдам. — Глупости! Ещё погуляем на твоём торжестве! Чуя доволен собой. И он благодарен девушке. Сунув руку в карман, он судорожно пытается нащупать бумажку, которую заготовил заранее. Он выуживает деньги и протягивает их названной сестрице, а в горле стоит ком. — Чёрт! — Что такое? — Он, похоже, забрал эту бумажку. Ладно, слушай, сестричка. Просто сходи в ВДА и расскажи обо всём, что узнала от меня. Этого человека ты сможешь описать. Если что его зову... Девушка испуганно смотрела сквозь рыжего, и тот замолчал на полуслове. За ним стоит Дазай, определённо. — Его зовут Юкото Таманэ, это лучший из священников. Специализируется на бракосочетаниях. И денег берёт не много. Если скажешь, что это твой братишка послал к нему, то он сделает вам скидку. Девушка замерла. Было страшно даже дышать. Испепеляющий взгляд, что прожигал затылок её нового знакомого, казалось, вот-вот сделает в нём дыру. Чуя обернулся, как ни в чём не бывало. — Ах, Дазай! Познакомься, это моя троюродная сестричка. Повезло же встретить её здесь. Последний раз виделись, когда нам было по шестнадцать, а после она уехала в Токио. — Вот оно как, — Дазай наигранно улыбается. Маска добряка успешно надета. — Значит, сестрёнка... — Н-Нацуме-чан, м-можете звать меня так, — её колени дрожат от страха. — Приятно познакомиться. Чуя пихает в бок Осаму. — Ты пугаешь её, что за мина у тебя на лице? — Нет-нет, братик Чуя, всё в порядке. Дурак, Накахара. Ты полный дурак. И почему ты не проверил наличие бумажки ранее? Дазай по-прежнему улыбается и довольно протягивает: — Уж извините, я немного подслушал ваш разговор. Чуя, какой ты скупой. Мог бы дать сестричке не только на метро. Он щедро достаёт из кармана приличное количество денег и бесцеремонно пихает в карман девушке, которая, кажется, сейчас упадёт в обморок от страха. — Что ж, нам уже пора, верно, Чуя? Рад, что ты встретил сестричку, не знал, что у тебя есть такие дальние родственники. Чуя понимает, что это полный провал. Теперь ему конец. Он нервно сглатывает. — Д-да, пора. И всё же, он в последний раз обнимает хрупкое тельце Нацуме и, подавляя ком в горле, шепчет: — Его зовут Осаму Дазай, помоги мне, умоляю. — Удачи вам, — мило улыбается она. — Жди приглашения. — Ага, — он повернулся к Дазаю. — Чего стоишь столбом? Пошли. Мы должны успеть до дождя. Гордо вскинув голову вверх, словно ничего не произошло, и его план удался, он зашагал вперёд. Когда же он прошёл примерно на двадцать шагов, то заметил, что Дазай что-то объясняет испуганной девушке. — Прошу прощения, — Дазай взял её за руки. — У моего друга есть небольшие отклонения. Нет, он не болен, просто иногда его посещает чувство, что его насильно держат в заложниках, понимаете? У бедняжки было трудное детство. Что он вам наговорил? Ах, не отвечайте. Скорее всего, он послал вас за подмогой. — Д-да? — В вооружённое детективное агентство, полагаю. Ради всего святого, — сказал он и мысленно усмехнулся. — Умоляю Вас, не принимайте это близко к сердцу. Это мой промах, я не уследил за ним. Обычно он так просто не пристаёт к незнакомым людям. — Н-нет, ничего... Мне уже пора, извините. Дазай резко остановил её. — Я дам тебе ещё денег. Не вздумай кому-нибудь рассказывать об этом, ясно? А что она? Она испугалась. Естественно, она никому не расскажет. — Д-да. — Вот и умница, — он пихнул в карман её пальто ещё денег. — Желаю удачной свадьбы, сестричка Нацуме. Забудь об этой ситуации и живи спокойно. Накахара в это время морально умирает. Ладно, будем честны. Он уже давно в списке мертвецов. В мыслях началась своеобразная игра под условным названием «угадай, как тебя будут пытать в этот раз». Зная любовь Осаму к садизму, можно было даже не надеяться на то, что тот его просто пристрелит. Слишком просто для такого проступка. Вернее, Чуя слишком легко отделался бы, реши Дазай его убить. Накахара не боялся смерти. Он боялся наступления ночи. Утро, день, вечер и ночь. Всё смешалось в его сознании. С тех пор, как он добровольно покинул пределы города, счёт времени был потерян. Какой сегодня день недели? Сколько вообще времени? Поток нескончаемых вопросов был прерван резким криком здравого смысла. «Ты слишком рано сдался, Накахара. У тебя ещё есть Рюноске и несколько секунд для того, чтобы дать дёру». Точно. Акутагава. Чуя ведь знал, что примерно в такое время он иногда появляется в этих окрестностях. Обернувшись и заметив, как Дазай приближается к нему, Накахара резко ринулся вперёд. Сейчас он ругал самого себя за то, что так много курил. Хорошая дыхалка была потеряна вместе с его девственностью. Бежать было больно. Пояснения здесь излишни. Сердце безумно стучит в груди. Оно точно сейчас пробьёт грудную клетку и вылетит наружу. Вот тебе и бесплатные органы, валяющиеся на дороге. Благо, Осаму идёт медленным прогулочным шагом, давая рыжему в последний раз погулять «на воле». Оторвавшись от своего мучителя, Чуя облокотился о стену какого-то здания в неприглядном переулке. — Чёрт! И где же шляется этот говнюк, когда так сильно нужен? Обычно по нему можно было сверять часы, — подсознание радушно напоминает, что часов-то у него нет вовсе. — Твою ж мать... Глубокий вдох. — Ладно, успокойся, сейчас нужно добраться до мафии, Накахара. Ты ведь не простишь сам себя, если так просто... Странная боль в области шеи и... Тепло. Кажется, что кровяные сосуды порвались, и тёплая жидкость сейчас пропитывает каждую клеточку тела. Всё, о чём он успевает подумать перед тем, как отключиться это: «ура, этот ублюдок свернул мне шею!». Дазай заботливо подхватывает падающее тело. — Ах, Чуя-Чуя... Знал бы ты, как я не люблю причинять тебе боль. Почему же ты напрашиваешься? — он поднимает его на руки и невесомо водит носом по щеке. — Моя глупая игрушка. Придётся вновь тебя чинить. Но ничего, в этот раз я точно научу тебя быть преданным. И мы всегда будем вместе. Без страхов. — Овощи, рис, рыба... Всё взяли? — Ацуши не отрывает взгляда от бумажки, в которой неаккуратным почерком накорябан список необходимых продуктов, в то время, как Акутагава держит пакеты и практически не слушает лепет блондина. — Я запутался. Овощи, рис... Ты меня вообще слушаешь? — Да-да, извини, я задумался. — М? О чём? — Помнишь день, когда Дазай-сан вернулся в мафию? — Э... Да? Для меня это день, когда он ушёл из агентства. Почему ты думаешь об этом? Неужели сегодня что-то случилось? — Нет, просто... Ладно, не бери в голову. Что там дальше по списку? Накаджима ободряюще похлопал по плечу Рюноске. О продуктах речь уже давно не шла. — Ты можешь рассказать мне, всё в порядке. — Уверен? — одобрительный кивок в ответ. — В общем, примерно через несколько дней он пропал куда-то вместе с Накахарой-саном. Начальство говорит, что они в командировке. — И что с того? По-моему, это обычное дело, разве нет? — Я не знаю, как это объяснить... У меня странное предчувствие. — Они весьма, — он запнулся на секунду, подбирая слова. — Весьма талантливые мафиози. Не думаю, что они бы дали друг друга в обиду. — Ну да, ты прав. Впрочем, я, наверное, слишком много думаю. — Не заболел? — он осторожно потрогал лоб Акутагавы. — Пойдём за сладким, и домой. Рюноске согласно кивнул и откашлялся. — Ничего не слипнется? — А? — Однажды ты начнёшь понимать мои шутки. Пошли. И всё же Рюноске не отпускало это странное чувство волнения. Он никогда не испытывал подобного, это было в новизну. Странно. Купив пару кило конфет, он с таким же угрюмым задумчивым лицом шёл следом за бодро шагающим Накаджимой. Внезапно тот остановился, из-за чего Акутагава врезался в его спину. — Рю, а там не Дазай-сан? — Ацуши протянул руку вперёд, показывая пальцем, после чего Рюноске шлёпнул по ней. — Ай, за что? — Неприлично пальцем показывать, дубина. Я же уже говорил тебе. — Ой, очень нужно мне твои советы вспоминать, — обиженно буркнул блондин. — Скажи спасибо, что я при всех не дал тебе подзатыльник. — Бака. Ну что, подойдём к нему? — Нет. Ну-ка, иди сюда. Они отошли немного в сторону и стали наблюдать. — Это Чуя-сан, да? — Да. И какой-то он... Нервный? Ацуши прищурил глаза и философски выдал: — И ходит странно... Словно ему что-то мешает. — Ты тоже заметил? — немой кивок. — Не зря у меня было странное предчувствие. Обычно они не приезжают в город раньше положенного времени. — Почему бы нам просто не подойти к ним и не спросить обо всём? Почему тебя вообще это так заботит? — Не станем лезть до тех пор, пока этого не потребуется. Накахара подошёл к девушке и обнял её. Удивились оба наблюдателя. — Странно, обычно он не так приветлив с незнакомцами. — Может быть, это его знакомая. — Не смеши мой рашамон. Какая знакомая? Они услышали восклицания в духе «сестрёнка-чан». — Так, всё это слишком странно. Я точно знаю, что у Накахары-сана нет никаких родственников. — Рю... А разве это не плохо – следить за ними? — Цыц. Не нам с тобой говорить что хорошо, а что плохо. Когда же этот бесплатный концерт подошёл к концу, и наблюдатели увидели Дазая, чья аура нарастающего гнева говорила сама за себя, они решили дать дёру. — И что мы будем делать? — осведомился Ацуши. — Я ничего толком не понял. Ты так внезапно сделал заключение о том, что Накахара-сан в большой опасности, а потом мы убежали. Как это понимать? — Не хочу, чтобы ты забивал себе голову этой информацией, но дело действительно плохо. Ты видел взгляд Дазай-сана? Раньше я считал, что всё это местные байки, но оказалось, что нет. Боюсь, что если завтра их не будет в мафии, у нас будет два исхода. — И каких же? — Либо мы узнаем информацию о том, что Накахара-сан умер от рук маньяка, либо о том, что он совершил самоубийство. Ацуши хихикнул: — С Дазай-саном? Они неплохая пара. На этот раз по белой макушке пришлась оплеуха. — Пояснять, или сам поймёшь, за что? Накаджима потёр затылок и буркнул: — Да понял я, понял. Похоже, дело серьёзное, хоть до меня так и не дошло толком. Что ты собрался делать? — Пока что ждать завтрашнего дня. Потом будем думать, что с этим делать, — он на секунду задумался. — Ты запомнил, как выглядела эта девушка? — Относительно. — Моя киса сможет пробить её в своём агентстве? Ацуши покрылся румянцем. — Рю, не называй меня так, это смущает. — Мне тебя ночной тигрицей звать? — Замолчи, а то будешь спать на диване. — Я услышал её имя. Так что поищи, ладно? — Да, — живот Накаджимы издал протяжный рычащий звук. — А теперь пошли домой. Ты должен мне ужин. — Да я привык. Я же каждый раз у плиты тухну. — А? — Ноги в руки, говорю, и пошли. В комнате пахнет чем-то вязким и определённо странным. Это... Воск? Определённо, смердит чем-то таким. Возможно даже, что это ароматические свечи низкой пробы, которые плохо источают аромат, указанный на упаковке и скорее воняют дешёвым плавким материалом. Это не нравится Чуе ровно столько же, сколько ему не нравится то, что он вообще очнулся. Ещё не открыв глаза, он понимает, что около него находится Дазай. Это очевидно. Его тяжёлое дыхание нарушает тишину. Что более ужасно – он снова привязан. Чёрт бы побрал этого Осаму. — Пора вставать, Чуя, — говорит он и расплывается в довольной улыбке. — Не притворяйся, я знаю, что ты пришёл в себя. — Если я скажу, что ослеп, и даже открытые глаза не дадут мне возможности лицезреть твою противную рожу? — Я не поверю тебе. Потому что ты вновь оступился. Снова меня обманул. Неужели ты забыл наш с тобой урок хороших манер? — Завались. Что ты вообще знаешь о манерах? Попробуй поставить себя на моё место. Разве ты сам не пытался бы убежать? — В отличие от тебя, я бы ценил привязанность человека к своей персоне. А ты этого делать не умеешь или просто не хочешь. В этот момент у Накахары кончается терпение, и он наконец-то открывает глаза. Темно. Значит, уже вечер или ночь. Всё тело ныло, а глаза постепенно привыкали к слабому освещению. Он был прав, это свечи. Интересно, это вырубило свет из-за грозы или же это очередной закидон Дазая? Впрочем, не важно, ведь сейчас он просто зол. На себя, на никчёмную судьбу (если таковая вообще имеется), в конце концов, на Осаму. Он и стал предметом для принятия потока возмущений. — Твоя привязанность в буквальном смысле сводится к держанию меня в заложниках, привязанным к кровати, как тебе такой каламбур? Ты пробовал посмотреть на себя в зеркало, когда у тебя очередной закидон? Видел свою устрашающую мину, когда вот так растягиваешься в довольной ухмылке? Тебя уже люди на улице шугаются. — Мне нет дела до других людей. — Потому что ты конченный эгоист. Не веришь моим словам, вспомни выражение лица той девушки. Её колени тряслись, Дазай, ты только подумай. Она ещё не знала того, каким пыткам ты можешь подвергнуть человека. — Девушка? — он сдавленно усмехнулся. — Имеешь в виду свою сестрёнку? — Тц, — Чуя всё ещё не мог принять факта, что его миссия была провалена. — Один вопрос: когда ты успел достать эту записку из моего кармана? — Ах, Чуечка, поверь мне, у меня и в планах не было обчищать твои карманы. Ты просто так близко прижимался ко мне, что я не удержался. — Я делал это лишь для того, чтобы никто не видел, как мы держимся за руки, — сухо отрезает рыжий. Дазай откуда-то достал эту самую бумажку с просьбами о помощи и дразняще повертел ей у лица Чуи. — Было очень глупо надеяться, что я не постараюсь достать такой ценный экспонат. Накахара непонимающе посмотрел на Осаму. — Не понимаешь? Ты писал это втайне от меня. Твоя рука дрожала. Я понял это, потому что почерк очень острый и прерывистый. Ты так сильно волновался. Признаюсь честно, от тебя меньшего нельзя было ожидать. Однако... Ты не учёл одного: я прекрасно знаю, что у тебя нет дальних родственников. — Вот уж простите! Это прописано в твоей безумной книге с информацией обо мне, да? Как жаль, что я не углубился в её изучение! Только после сказанного до Чуи доходит, что он сболтнул лишнего.Три... Два... Один...
— Я уже говорил, что ты прекрасен, когда в гневе? Выдаёшь столько интересных вещей. Это просто замечательно. К удивлению рыжего, Дазай целует его, вместо того, чтобы начать наказывать за знание лишней информации. Оттягивает время? Вполне возможно. Накахару это бесит, и поэтому он кусает Осаму за губу. Пусть не думает, что таким образом он сможет добиться положительных эмоций от него. Вообще-то, Чуя до сих пор привязан к кровати, а значит, Дазай даже и не думает о пощаде. Выходит, это и вправду простые прелюдии. — Прекрати делать это. Мне противно. — Да? А раньше ты говорил, что тебе нравятся поцелуи, Чуя. Ещё говорил, что не сбежишь. Но это не самое главное. Я помню, как ты сам сказал мне: если я убегу, то можешь делать со мной всё, что захочешь. Я прав? — Прав, — не имеет смысла отпираться, ведь Дазай помнит абсолютно всё. Это Чуя усвоил просто отлично. — Но ведь слово сдержано, не так ли? — он с вызовом смотрит в карие глаза мучителя. — До сих пор я здесь, с тобой. Да и если ты умеешь читать, то прекрасно понял, что лишь просил о помощи, а не дал дёру, как в прошлый раз. — Ха, — усмехается Осаму. — Умно. Но как же ты оправдаешь своё бегство в конце прогулки? — А может, я отлить пошёл? — Ага, и именно поэтому ты бредил себе под нос какие-то странные изречения. — Да я твоё ебало представлял, чтобы ссалось лучше. Дазай взял его за подбородок и сильно сжал, приподнимая голову чуть вверх так, чтобы Накахара смотрел на него из-под опущенных век. — Оторвать бы тебе язык за такое. — Ну давай, попробуй. Ничего ведь мне не сделаешь, я же знаю. Ты слишком увлечён мной, чтобы оставить без языка. Довольная ухмылка Накахары – символ попадения в самую точку. И Осаму отпускает его. — Ты прав. Впрочем, сейчас мы не об этом. — Да-да, сейчас ты отвяжешь меня и наконец-то прекратишь этот спектакль, — едко подметил рыжий. Почувствовал свободу слова? Да. Нельзя судить его за это, ведь сейчас всё, что он может предпринять – это вступить в словестную перепалку. — С чего ты взял, что мы закончили? Нет, Чуя, мы ещё не начинали. — Ах, ну да. Поскорее выеби меня, чтобы мы уже перешли к той части, где ты целуешь мои руки. — Тебе нравится это? — Всё же лучше, чем гулять с анальной пробкой. Лицо Осаму резко переменилось. Добродушная ухмылка сменилась серьезным и в какой-то степени суровым лицом. — Что такое, настроение испортилось? Или это я его испортил? Как жаль, — без капли сожаления сказал рыжий. — Ничего, можешь поплакаться мне в жилетку. Наверное, стоит отметить, что Накахара специально провоцировал Дазая. Ведь чем хуже он будет, тем быстрее до Осаму дойдёт, что Чуя не тот человек, о котором стоит так воздыхать. Однако он всегда переходил границы дозволенного, поскольку никогда не умел вовремя остановиться. Дазай молча расстёгивает рубашку на Чуе и тяжело дышит. И тут Накахара не выдерживает и выпаливает: — Да почему ты до сих пор не сказал, что я ужасен? Как же это бесит. Ведь я всеми силами пытаюсь опротиветь тебе. Как ты не можешь понять, что я не идеален, что в мире существует множество других людей, — он почувствовал, как к горлу подступил ком, а глаза наполнились слезами. — Почему именно я? Почему это не кто-то другой? Ты же зря зацикливаешься на одном человеке, Дазай, зря. Я... Ты ведь видишь, какой я неблагодарный, я вовсе не заслуживаю твоих чувств. В конце концов, как такое дерьмо как я может нравиться до такой степени? — он больше не может сдерживать в себе подступающую истерику. — Ты болен. Мы можем обратиться к специалистам, чтобы они помогли тебе выкинуть из головы все эти навязчивые мысли. Закончив с рубашкой, Осаму остановился и легонько поцеловал Накахару в висок. Тот всхлипнул. Это слёзы обиды, не иначе. Дазай пропускает половину его душераздирательной тирады, заостряя внимание лишь на фразах. — Глупый Чуечка. Зачем мне другие люди, когда есть ты? Я же понимаю, что ты противишься мне специально, но где-то внутри тебе приятно, что тебя любят. — Не нужна мне твоя любовь, придурок. — И это ты тоже говоришь неосознанно. Признайся, тебе нравится быть со мной, ты даже провоцируешь меня, чтобы я потерял контроль над собой и был таким садистом, который тебе нравится. — Вовсе не-е-ет, — тонкие пальцы Осаму скользнули по туловищу рыжего, из-за чего он немного задрожал. — У-убери руки, — он прикусил губу, когда тот издевательски сжал сосок. — Так или иначе, мне следует наказать тебя за целый ряд нарушений. — Только не вспоминай эту ужасную метафору... — О сломанной игрушке? Ах, а мне так хотелось. Впрочем, я и так слишком много потакал тебе. Дазай осторожно взял одну свечу с прикроватной тумбочки и уселся на ноги Чуи, прекрасно понимая, что совсем скоро они заболят. Так ему и надо, чтобы больше даже не пытался убежать. Глаза Накахары широко распахнулись. Примерно он понимал, что его ждёт, но всё же решил подать нерешительный голос: — Дазай, ты же не... Что ты собрался делать? — Ммм, повторить урок хороших манер? Напомнить тебе о том, как ты плохо поступил, играя со мной? Он нагнул свечу, держа её над грудью привязанного мафиози, и пара горячих капель упала на тело Чуи. Тот издал болезненное шипенье. — Больно, да? А теперь представь, что я испытываю подобное каждый раз, когда ты обманываешь меня. Не скупясь на действия, Дазай упорно продолжает обливать раскалёнными каплями воска оголённые участки тела Накахары, в то время как тот сильно зажмуривается и изредка вздрагивает. Постепенно воск застывает, и тяжёлое воздымание груди Чуи ломает некоторые твёрдые лужицы пополам. Со стороны Осаму это выглядит весьма эстетично, а со стороны Накахары – по-ублюдски. По другому он не мог обозвать действия своего напарника. Когда же рыжий мафиози думает, что все пытки уже закончены, и что в этот раз он смог отделаться лишь слабыми ожогами на теле, Дазай применяет запрещённый метод. В ход идёт пряник программы. Если быть более точным, то перо. Издевательски выводя незамысловатые круги по телу Накахары, избегая застывшие капельки воска, он добился не только тяжёлого дыхания Чуи, но и сдавленных стонов с просьбами. — Р-расстегни м-мою ширинку... — Я не слышу волшебного слова. — Ублюдок. — Неправильно. — Я тебя, блять, уебу, если не расстегнёшь, тварь ты такая. Борясь с приступом смеха, Дазай всё же выполняет мольбу Чуи, после доводя того до завершения всего процесса. — Я ведь говорил, что тебя возбуждает боль. — Больше всего меня возбуждают мысли о том, как однажды я набью твоё наглое ебало. — Отпрактикуем это как-нибудь в другой раз.