Я никогда твоей не буду.

       Эва плачет. Нет, даже не плачет, а, скорее рыдает. Ее внутренности разрываются на части от боли, которую причинил ей этот урод.        Боли даже не физической, а душевной.        В голове Мун вьется стая птиц из огорчения, непонимания, злости и обиды.        — Что я ему сделала? — раздавлено хрипит рыжеволосая. — Где я накосячила, что меня так наказали? — зеленоглазая сползает спиной по захлопнутой двери и подбирает под себя колени, запуская руки в свои густые пламенно-рыжие волосы. — Почему он такой? Почему он такой урод?         — Он такой со всеми, Эва, — успокаивает сама себя рыжая. — Он ведет себя так, потому что его второе «я» — самовлюбленный мудак!        — Он ведет себя так только со мной! — кричит девушка в пустоту. — Он позволяет себе поступать так отвратительно только со мной! — рот ее искажает гримаса боли и ненависти. — Какой же он урод, — слезы хлынули из глаз с новой силой, она сжимает руками волосы и тянет их, будто пытается вырвать. Корни болезненно тянут, и Эва отпускает себя. — Боже, да мне даже ответить ему нечем! У него нет слабых мест.         — Вообще-то есть, — спокойно отвечает голос в голове. — А как же его семья?        — Боже, Мун, о чем ты думаешь? — стонет рыжая сама от своих мыслей. — Да он же размажет твое лицо о стену, даже не задумываясь, если ты еще раз ее упомянешь!        Еще недолго она борется сама с собой. Кажется, что разум ее разделился на черное и белое: черная Мун готова порвать гребанного Кристофера на мельчайшие кусочки, а белая и пушистая Эва убивается его злобой и той несправедливостью, которой он чересчур пренебрегает по отношению к ней.        Белой Мун абсолютно не хочется с ним конфликтовать, она готова отречься от всех своих принципов, засунуть свой длинный язык самой себе в анальный проход, лишь бы он от нее отвалил. Но черная не отступает, она кричит и бьется в запертой клетке сознания. Просит ее выпустить, обещает, что уничтожит эго этого утырка и станцует на нем ритуальные танцы. Но сама зеленоглазая, настоящая Эва Квииг Мун затыкает обеих. Здравый смысл берет власть над телом. Она решает оставить все, как оно есть: она выполнит свое обещание — если Кристофер Шистад посегнет на ее спокойствие, личное пространство и тело — она уничтожит его, сожжет его тело, как сжигали на костре ведьм-еретичек в семнадцатом веке; а так, зеленоглазая не собирается лезть на рожон. Она к нему сама ни за что не подойдет, ни слова ему никогда не скажет, если он не даст ей повода.        Наконец хлопает дверь ее комнаты и, она выходит в спальню. Обведя глазами комнату, Эва приходит в ужас. Зрачки ее изумрудных глаз расширяются, когда она понимает, какой хаос творится в ее временном жилище. Мун стоит абсолютно голая в полуразрушенной комнате. Разобранная кровать щеголяет белым матрацем, простынь скомкалась и валяется на полу. Вывернутое одеяло торчит из-под кровати.        — Господи, — устало выдыхает рыжеволосая, закатывая глаза. Ресницы дрожат, когда зрачки заходят за верхнее веко. Губы вновь искажает боль и досада.         — Да забей ты, Эва-а, — в унисон твердят черно-белые подружки девушки.        Зеленоглазая отмахивается от них и подходит к комоду. Может, там есть запасная одежда? Раскрывает первый шкафчик и не находит ничего кроме контрацептивов.         — Сколько их здесь? — рыжая проводит рукой по рассыпанным презервативам и удивляется.        Во втором шкафчике она находит то, что меньше всего ожидает увидеть. Точнее, ожидает увидеть больше всего. После того как Кристофер лишил ее невинности, она кое-что о нем поняла: он чертов извращенец. Но все-таки аккуратно разложенные кляпы, плетки и еще какое-то дерьмо, о предназначении которого девушка даже не догадывается, повергают ее в шок. Эва быстро захлопывает второе отделение комода, отговаривая себя начать гадать о том, что нужно делать с игрушками, которые она никогда не видела. В третьем шкафчике она находит длинную мужскую футболку.        — Как же это банально, — отзывается Мун о находке. — Прямо как в дешевых романах: главная героиня носит мужские вещи в чужом ей доме. Интересно, не ворвется ли сюда мамаша Кристофера и не подумает ли часом, что ее сынок трахал меня прямо здесь, а теперь, в благодарность ему, я ношу его вещи?        Глазами рыжеволосая находит кое-как уцелевшие пижамные шорты. Один шов порван, но резинка прочно держится на бедрах. Зеленоглазая натягивает на себя чью-то футболку (возможно, это футболка ненавистного ей ублюдка, но давайте не будем об этом думать, хорошо?) и плотно завязывает шорты. К счастью они будут скрыты безразмерной черной находкой.        Рыжая подхватывает с пола простынь и направляется с ней к кровати. Парашютом набрасывает ее на матрац, а потом затыкает каждый уголок под бортики. Вытаскивает одеяло из-под кровати и бросает его, все еще скомканное, на кровать. Подушки летят к изголовью, и девушка валится прямо на них. Она забирается под одеяло и подтягивает к себе колени, обхватывая их тонкими руками.        Слезы снова грузом ложатся на глаза, их начинает пощипывать, но Эва держится. Сейчас ей меньше всего нужно плакать и показывать свою слабость Шистаду, пьяному парню, который может вернуться в любой момент и попытаться закончить начатое.

***

       — Ну и видок у тебя. Где ты вчера был? — ревнивые нотки в голосе Катарины раздражают Кристофера. Она сразу видит же красные полосы на его груди, а царапины на спине с кровавыми подтеками просто привели ее в ужас. Он проводит параллель между гневной тирадой Эвы Квииг Мун и ревнивыми предъявами красноволосой и подмечает, что сейчас бы лучше послушал злобные и так сильно задевающие его самомнение изливания Мун.         — Чего? — спрашивает он сам себя, рассеянно натягивая джинсы.        — Кристофер, — чуть злясь произносит девушка, сидящая на кровати и завернутая в одеяло. Шистада передергивает от того, что эта шлюха назвала его полным именем.         — Изо рта Эвы мое полное имя звучит как-то угрожающе, — замечает парень. — Да хватит думать об этой конченой!        — Ты спал с другой? — обиженно спрашивает Кэт. — Если да, то ты просто скажи, нас же ничего не связывает. Я пойму, если…        — Завались, — грубо отрезает Крис и поворачивается к ней лицом. — Тебя не касается, с кем я спал, а с кем — нет. Если захочу, могу перетрахать весь этот балаган, но тебя это, опять же, никак не коснется.        Его слова ударяют Катарину будто обухом по голове. Кареглазый слишком жесток по отношению к ней. Да, он выбрал ее в качестве своей постоянной пассии, но его отношение…        — Ладно, — сдается она и ложится.        — Ладно, — отрешенно подтверждает шатен и выходит из комнаты.        Выйдя от Катарины Эванс, он чувствует легкое раздражение.         — Эванс, — проносится у него в голове. — Она, вроде как американка. Что она забыла в Норвегии? И что я забыл у нее в комнате?        Когда Кристофер оказался снаружи комнаты Эвы Квииг Мун, внутри него будто разлилась пустота. Он не чувствовал ни злости, ни ненависти, ни гнева — ничего. Парень злился на себя и свое самолюбивое второе «я», но это никак к делу не относится. Только всеобъемлющую пустоту.        Какого черта он поперся к ней, а не к той, с которой он вроде как заключил что-то типа устного договора о постоянном сексе.        Согласно этому словесному обязательству, он не должен прикасаться ни к кому, кроме Кэт. Но, простите, Мун сводит его животные инстинкты с ума. Один ее вид порождает в Шистаде желание поиметь ее во все щели, во всех позах и везде, где это только возможно.         — Моя игрушка, — думает он, устало бредя к машине. — Чертовски привлекательная игрушка с ужасным характером.        Вновь спорткар заводится с нажатия кнопки около руля. Движок мягко урчит, стекла подрагивают, как и обычно. Но что-то все равно не так.         — Как она смогла так быстро найти мою слабую сторону? — кричит мозг. — Как она могла так молниеносно ухватиться за эту соломинку и бить меня бейсбольной битой по яйцам, каждый раз упоминая семью?        У Криса нет семьи. Ну, по крайней мере, он так считает. Да, у него есть мать и отец. Возможно теперь, после нескольких лет проживания отдельно от этой «семейки Аддамс», у него есть брат или сестра. Но он не знает. Ему не интересно.        Как бы банально и типично это ни было, такой «моральный урод», как обозвала кареглазого Эва, действительно вырос в семье, где до него не было никому дела.        Он ходил в детский сад. И, правда, родители никогда не приходили на его утренники праздники, как бы отчаянно он этого не желал; как бы он в слезах не умолял их прийти.        — Работа, малыш, — безучастно отмахивалась мама, а отец просто молча выходил из комнаты, каждый раз, когда разговор заходил о посещении детсада.        Когда Кристофер Шистад пошел в школу, родители не удосужились прийти даже в первый день учебы. Никогда не приходили.        К переходу в среднюю школу в семье у Криса начались проблемы. Компания отца обанкротилась, он запил, а мать тянула их троих на собственных плечах.        Теперь отец пропадал в кабаках, а мама не вылазила из работы. Она, кажется, тогда впахивала на трёх или четырех должностях, чтобы свести концы с концами.         — Господи, как это все примитивно, — думает шатен, вспоминая свое детство.        И он убежал. Он убежал, туда, куда глядели его глаза. Вправо, влево, вправо и еще раз вправо, вниз по улице. Он до сих пор помнит маршрут своего первого побега. Тогда его, кажется, привела домой полиция. И тогда он впервые подрался со своим отцом и увидел, как плачет мама.        Когда шатен почувствовал свободу — он не захотел с ней расставаться. Побеги участились, и пропадал кареглазый на более долгий срок с каждым разом. И, наконец, окончив эту уродскую школу с горем пополам, Кристофер Шистад ушел, хлопнул дверью перед лицом пьяного вусмерть отца и зареванной матери.        С тех пор он не возвращался, нога его не переступала порога родного дома, в мобильном были стерты номера предков раз и навсегда. Только память отдавала тяжелой болью в груди. Иногда даже снились сны, где Кристофер зовет своих родителей, а они лишь безразлично смотрят на него, будто не слышат его молящего крика.         — Но я же не мучаюсь кошмарами,— отмахивается Шистад. — Просто иногда волна этих идиотских воспоминаний захлестывает меня с головой. Вот и все.