Иллюзорный волк

Ноябрь 2008 Лето прошло быстро, не успел сомкнуть глаза, как летняя жара сменилась осеней прохладой. Но даже в более поздние дни осени, бывали моменты, когда пасмурная погода отступала, давая место редким, в этом сезоне, солнечным лучам разогреть землю. И даже легкий прохладный ветерок не мог помешать моему хорошему настроению, что было редкостью за последние полгода. Вода на побережье, наоборот, не могла похвастаться феноменальным спокойствием сегодня, пусть и полуметровых волн не было, но легкие волнушки, омывающие крупные скалы, сопровождаемые уже привычной музыкой битья воды об камень, но для меня это было чем-то привычным, на что даже не обращаешь внимание, пока кто-нибудь не скажет тебе об этом. Картина был практически идеальной: солнце ярко освещало весь каменистый берег, из темно-синего океана изредка выпрыгивала мелкая морская живность, которую так и пытались поймать чайки. Воздух настолько чистый, что это ощущалось всеми клетками тела, а благодаря обаянию оборотня, каждый вдох мог превратиться в некое подобие употребления наркотиков. Было обычной тратой времени и возможности не запечатлеть подобную картину на холст, именно поэтому, облокотившись об ствол дерева, и положив альбом на колени, я рисовал, полностью уйдя в себя, не обращая никакого внимания не внешние раздражители, если таковы, собственно, были. Рисование всегда помогало мне успокоить нервы, сосредоточиться на чем-то ином, чтобы мысли не крутились вокруг настоящего или важного. Реальность, порой, настолько уныла и сложна, что с каждым разом хотелось сбежать куда подальше. Не говоря уже о том, что рисование одно из немногих хобби, что доступны мне здесь. Изучение латыни и французского продвигалось медленно, без учителя и новых учебников грозит и вовсе скоро остановиться, а постоянные тренировки скоро сведут меня с ума. - Вновь рисуешь? – послышался резкий голос Вестера позади меня, из-за чего я вздрогнул, сделав лишний штрих карандашом на пол альбомного листа. - Рисовал, - недовольно поправил его я, поворачивая голову назад, с нескрываемым раздражением смотря на улыбающегося Вестера, чье хорошее настроение зависело от мнения его левой пятки и количеством удачный попыток поддеть меня. - Никогда не понимал твоего увлечение подобной ерундой, - произнес он свои мысли вслух, и уже в который раз попытался задеть меня. - Старческий маразм не позволяет тебе принимать хобби других людей? – не остался в долгу я, произнося слова с легкой улыбкой на устах, которой не было и пяти минут назад. - Один – один, - даже не расстроившись подобным, продолжал мужчина, - обед уже готов, осталось только сесть за стол. Я, с нескрываемым беспокойством, посмотрел на незаконченный рисунок, а затем вновь на улыбающегося старика и мысленно вздохнул. - Уже иду, - пробурчал я, беря альбом в руки и аккуратно вставая. Четвертый четверг ноября всегда был радостным событием для американцев. В день благодарения, обычно, собирались все родственники за одним столом, поминая Бога. Мы с семьей редко когда праздновали этот праздник больше чем в кругу трех человек. Отец не поддерживал контакта с родичами, а родители матери умерли еще когда я был ребенком. Мы не были особо религиозным, даже в церковь не ходили, пусть и отмечали праздник с традиционной индейкой и тыквенным пирогом. Не ожидал, что в этом году я буду сидеть за праздничным столом. При мысли об этом я вновь вспомнил отца и о том, как мы отмечали день благодарения в прошлом году. В тот день папа задержался на работе, и я сидел за праздничным ужином, пусть и скромным, но один. Не думаю, что в этом году у него что-то изменилось. Если он еще не спился. Улыбка мигом увяла, пока я шел следом за Вестером, который весело что-то насвистывал по пути в дом. Уже за деревянным столом, стоявшим на улице, мое настроение начало подниматься, пока я отмахивался от мрачных мыслей. За столом уже стояли готовые блюда, уже ставшие символом праздника: тыквенный пирог и индейка. К ним были представлено пару салатов и более мелких блюд. Обедать мы сели практически молча, если не считать за шум ту надоедливую мелодию Вестера. - Ты не выглядишь счастливым, - произнес мужчина, пока я молча накладывал в себя в тарелку что пожевать, - неужели на понравилось главное блюдо? - Смешно, - спокойно произнес я, поднимая взгляд, - по полу катаюсь от смеха. Смотря на мое безэмоциональное лицо, Вестер хмыкнул, отламывая себе ножку. Следующие несколько минут мы сидели в тишине, что прерывалась лишь столовых приборов и постукиванием старческих зубов. Я, без особого аппетита, жевал салат, смотря на варенные яйца индейки, размышляя что творится в моем доме. - Вновь вспоминаешь отца? - произнес мужчина, ставя столовые приборы на тарелку, поднимая свой взгляд на меня. - Ага, - только и мог ответить я, слегка пожимая плечами, продолжая пялиться на сложенные в блюдце яйца индейки. - Я думал, ты уже прошел эту тему, - сказал Вестер, вздыхая, - но сегодня ты вновь сам не свой. Мне ничего не оставалось кроме как невесело хмыкнуть, совершенно не хотя поднимать данный вопрос. Нос ощутил легкий запах полыни и мяты. - Он жив, и это самое главное, - совсем не весело продолжил мужчина, наблюдая за моим хмурым лицом. - Я знаю, - тихо ответил я. Вестер хотел что-то сказать, я это видел, и я это чувствовал, но едва он приподнял голову, как-почему-то передумал. Дальнейший обед прошел уже в полной тишине, и под невеселые мысли я наслаждался хорошей трапезой. Декабрь 2008. Просыпаться было, как никогда, больно и невыносимо. Глаза слипались, голова трещала, словно не спал несколько ночей, каждое движение отдавалось болью – не столь сильной, сколь надоедливой и неприятной. Еле-еле разлепив глаза и без удивления разглядывал лесную опушку, на которой я, абсолютно без удобств, разложился голышом. Это было не в первой, когда после очередного ночного сеанса безумства, я очухивался без одежды и весь в грязи и траве. Почувствовал на губах странный привкус, я провел по ним пальцем. Красное пятно на руке ясно давало понять, что я делал сегодня ночью. Голова загудела еще сильнее, желудок решил устроить танцы, если бы я стоял – меня бы точно подкосило. Не помню сколько я очухивался, но вставать с первого раза – мне точно не удалось. Если бы меня увидел кто-нибудь, явно подумал бы про наркомана, проснувшегося после очередной попойки и дозы. Едва я оказался на двух ногах, как в меня подул прохладный ветер. Погода была не слишком теплой, особенно в это время года, а ветерок я чувствовал всеми клеточками кожи. В буквальном смысле. Но не на холод я обратил внимание. Запаха смерти. Его не было. Мозг начал активную работу. Если не чувствуется кровь даже с моим обаянием, то тела, или того, что от него осталось, рядом не было. И тут у меня в голове щёлкнуло. - Вестер? – крикнул я, оглядываясь по сторонам. В ответ мне раздалась лишь тишина, нарушаемая редкими звуками из леса. На протяжении последних месяцев, вплоть до вчерашнего дня, он всегда был рядом, когда я просыпался после трансформации. Сердце забилось еще быстрей, голову охватила паника. Я стал оборачиваться по сторонам, ища мужчину вокруг, изучая взглядом каждую веточку и кустик. - Вестер, это уже не смешно, - устало выкрикнул я, но и в этот раз мне никто не ответил. Выкрикнув его имя еще пару раз и осмотрев ближайшие несколько квадратных метров, с надеждой, что это его очередная плохая шутка, но с каждой минутой, она таяла все быстрее. Сделав глубокий вдох – и эмоции практически утихли, оставив за собой лишь свое эхо. Нарастающая паника ушла, разум взял вверх над эмоциями и мозг заработал с новой силой. В голову пришло сразу множество, достаточно объективных и рациональных, причин и поводов для подобного поведения, например, я мог перекусить каким-нибудь кроликом и белкой, или вовсе Вестер измазал меня в крови и спокойно наслаждается царством Морфея, ожидая окончания своей «гениальной шутки». Обращение в волка давно стало занятием безболезненным и практически мгновенным. Добраться до дома оказалось легче, чем я думал – запах с головой выдавал мой путь, и побегав, по внутренним ощущениям, минут двадцать – тридцать, я начал подходить к знакомой опушке. Мне не надо было переходить зримую границу между лесом и поляной, чтобы почуять запах крови. И смерти. Сердце вновь бешено застучало, а разум, словно в истерике, начал представлять самых худшие варианты событий. Но этого хватило, чтобы я вновь подавил эмоции. Разум словно окатили холодным ветерком, эмоции сильно притупились, а на первое место вышла сила разума. Постоянно подавлять эмоции – дело довольно выматывающее, и в любой момент может сорваться концентрация. Одна из многих преимуществ, которые передалось мне от Трикстера. Но даже это мне было недостаточно, чтобы полностью подавить шок от увиденного. Едва я зашел на поляну, как мой взгляд тут же зацепился за кровавый труп знакомого для меня человека. На миг я застыл как вкопанный, но быстро пришел в себя, подбегая к телу с невероятной до этой скорости. Но остановившись возле Вестера, последняя надежда растаяла, когда я четко ощутил запах смерти, от которого так и хотелось скривиться, а то и вовсе начать блевать. Самое бросающееся в глаза – отсутствие правой руки, ее словно отрезали лазерным резаком – столь идеальный был разрез. Уши мужчины успели посинеть, кровь, что явно текла из прокусанной шеи – успела засохнуть. Почувствовав новый ураган эмоций – я попытался успокоиться, что не получилось сделать с первого раза. Но едва я взял себя под контроль, так тут же осмотрелся вокруг, пытаясь обнаружить кого-нибудь. Но вместо этого глаза начали замечать совсем не радующие меня улики. Следы на земле и траве было прочитать легче легкого, их и не пытались скрыть, да и теперь волчий след лап я узнаю везде и сразу. Причину смерти была видна, словно лежала на ладони, на шеи прекрасно видны следы от нечеловеческих зубов от продолговатой челюсти зверя. Только этих двух фактов хватило, чтобы замереть на месте. Догадка, посетившая мою голову, просто не могла быть правдой. Черепушка вновь начала разрываться от эмоции, но я успел достаточно быстро подавить их, пока они не взяли надо мной полный контроль. Мой взгляд вновь опустился на тело, пытаясь найти хоть что-то. Вестер выглядел не лучшим образом: вся одежда была грязная, или вовсе искореженная следами от когтей. Та часть груди, что выглядывала из-под одежды – была синей, то ли синяки, то ли тело и там уже успело посинеть. Судя по бардаку вокруг, перевернутый столу и разбитой посуде, не говоря уже про следы на земле и траве, – он, явно, сопротивлялся, как только мог. Бросив взгляд на здание, первое, что я приметил странная кровавая отметина на верхней части двери, которую я никогда раньше не видел до сего момента. «Такой странный символ?», - возникла мысль в голове, но с каждым шагом становилось все больше понятно, что это был не герб стаи, про которые мне рассказывал мужчина. Это действительно была засохшая кровь, следы капель которых доходила вплоть до земли. Но не это насторожило меня. Сам след оказался довольно странным, на первый взгляд. Объёмный, буквально торчал сантиметр символа, максимум два, не понятно, чем прикреплённый на дверь, что он до сих пор не отвалился. Дерево, вокруг знака, вздулось и искорежилось. Внезапно в голову пришла немного безумная догадка что это. Аккуратно открыв дверь, и заглянув внутрь – первое что бросилось мне на глаза – заставшая в горизонтально положении рука Вестера, торчащая прямо из двери. Не нужно быть гением, чтобы понять кто был убийцей и как он это сделал. Эмоции даже не успели выйти из-под контроля – я вновь подавил их, и в этот раз настолько сильно, что перестал вовсе что-либо ощущать, кроме прохладного ветерка в голове. Тот след на внешней стороне двери – есть мышцы и кость, что были замурованы внутри объекта. Аккуратно закрыв дверь, чтобы никак не повредив, начавшую синеть, конечность, я зашел внутрь помещения, осматривая глазами каждый сантиметр давно знакомых комнат. Двигался я аккуратно и даже уверенно, руки даже не пытались трястись, а на лице застыла холодная безэмоциаональная маска, через которую сложно было что-то прочитать или понять. Отыскать что-то новое в месте, где ты жил на протяжении нескольких месяцев было проще простого. Закрытый лист бумаги, лежавший прямо на небольшом деревянном стуле перед дверью практически кричал: «Вот он я! Возьми меня!» Не пытаясь как-то подстраховаться, если бы это была ловушка, я с абсолютной уверенностью быстро раскрыл письмо и начал вчитываться в строчки, написанные довольно знакомым, для меня, почерком. Мало того, что Вестер писал довольно криво и небрежено, так еще не стеснялся марать чернилами лист и постоянно что-то зачеркивать или вовсе рисовать. Дорогой Слава Мечислав! Ну как тебе? Я, наверное, единственный из твоих друзей, кто полностью запомнил, как пишется твое имя! Но, все же, я понимаю, что твой отец хотел увековечить деда, но зачем называть ребенка столь дребезжащим именем, что его невозможно проговорить без предварительной подготовки и жертвоприношений? Возможно, он не понимал, что его сына, в один прекрасный день, могут обозвать каким-нибудь кричащим именем, например, «Стилягой», чтобы обозначить его прекрасный вкус в одежде, ибо нормально одеваться ты так и не научился. Но о чем это я? Точно. Перейдем к главному. Если ты читаешь это письмо, значит я – мертв. Нет, мертв не морально или метафизически, а вполне конкретно, телом и душой, если последнее, конечно, существует. Хотя, о чем это я? Ты, наверное, уже нашел мою тушу. Надеюсь, член мне не откусили. И лицо особо не раскромсали, а то будет немного неловко, если демоны в аду будут меня боятся больше, чем я их. Что-то я опять отвлекся, а места на листке все меньше и меньше. Начнем, пожалуй, с самого начала. Сначала был Большой взрыв… Так, опять пишу не о том. Как ты точно подметил, я довольно стар, даже для оборотня. И нет, ты был не прав, я никогда не видел, как церковь сжигает ведьм, но видел, как люди массово вели таких же, как они, людей в газовые камеры, из-за каких-то глупых постулатов, что сами себе и навязали. Я помню кровавую баню под Верденом, когда обычные солдатам приказывали идти по трупам их товарищей прямо на линию огня вражеского пулемета. Порой, мне до сих пор перед глазами стоит картинка той высадки в Нормандии: как несколько соседних кораблей просто разорвало в щепки, вместе с экипажем, делая багровым и без того красные берега Франции. Бегать за партизанами по всей Греции оказалось столь же кровавым занятием. Те три года в Корее были не лучше. А знаешь, что общее у всех воспоминаний? Сухпаек всегда был на вкус как дерьмо. У нас в армии говорили: «Если тебе внезапно начал нравится сухпаек, то, боюсь, тебе пора на пенсию». Так произошло и со мной. Гражданская жизнь оказалась сложнее, чем я изначально предполагал. По началу все было просто: шаг за шагом развиваешь свою стаю, делая коллектив все сплоченее, а общий кошелек тяжелым, и война никогда тебе больше не застигнет. Я ошибался. И проиграл. Знаешь, что делают волки со своими стариками? Либо выкармливают их, либо оставляют на растерзание судьбе, в зависимости от количества пропитания. Но у меня никого не осталось. Если, конечно, не считать того ублюдка, предавшего нас всех. В такие моменты, старые волки сами уходят из стаи, чтобы не досаждать своим соплеменникам. Так поступил и я, уйдя в горы и леса, чтобы жрать траву и зайцев. Особенно зайцев, но с твоим приходом количество травы резко увеличилось. Не то, чтобы я жаловался, но жрать одну только зелень всегда порой казалось невыносимым. Но даже такая диета не помогла моему старому заду. Я умирал, Стайлз Слава. С каждым прожитым днем, я чувствовал, как мое тело слабеет, капля за каплей, и, казалось, я погибну в долгих мучениях, лежа на кровати, когда никто не сможет просто поднести ко мне стакан с водой. Или утку. Если ты понимаешь, о чем я. Предстоящая судьба никак меня не радовала, от слова совсем. И как ты уже догадался, а парень ты не глупый, хотя, порой, ведешь себя как размазня, мной было решение умереть. Повеситься или выстрелить себе в голову – меня не радовала, или совершить суицид мне мешала гордость, но факт остается фактом – я искал способы умереть. Твое появление я воспринял как предзнаменование. Особенный волк и Альфа. Достаточно сильный, чтобы убить меня. Но узнав тебя получше, я понял, что ты этого не сделаешь, как бы я тебя не уговаривал. Да и если бы напал – не факт, что ты убил бы меня. Но ты все еще не умел контролировать себя, что дало мне шанс. Для меня было довольно иронично узнать, что Альфа не мог контролировать себя в полнолуние. Как же, Альфа – лидер, символ мудрости и тот, на кого стоит равняться. Но тебе не было и шестнадцати, и не редко, когда молодые оборотни не могли контролировать себя в этом возрасте. Особенно, когда думали исключительно головкой. Шли месяцы, а твое второе «я» даже не пыталось меня атаковать. Абсолютное игнорирование, словно я для него не существовал. Даже когда я кинул в нее твою травяную веганскую похлёбку – тот продолжал игнорировать меня с грациозной невозмутимостью. И да, тогда еда была на вкус действительно ужасной. Странно, что после такого меня не растерзали. И, наконец, переходим к главному заявлению. Если я умер – это не твоя вина, я сам того захотел. И не надо ныть – а то придется выбраться с того света. Хотя, нет, можешь делать все что хочешь, я все равно не вылезу с уютной камеры в аду. Хочешь плачь, хочешь проклинай – прошлое не изменить, и ты, пусть и против своей воли, выполнил мое желание, за что, я тебе благодарен и даже великодушно завещаю всю свою собственность. Еще раз спасибо. Прощай.

Тот, кто называл себя Вестером.

Едва я отвел взгляд от черных строчек, как заметил, что мои руки трясутся, а глаза увлажнились. Сделав глубокий вдох, я попытался подавить эмоции. Но даже пару вдохов спустя, это не принесло сильно облегчения. Сердце билось как бешенное, когда я, ватными ногами, поплелся к выходу, и не замечаю застрявшую в двери руку, вышел на улицу. Пройдя мимо трупа Вестера, а лишь кинул на него взгляд, но быстро пошел дальше, в лес, сжимая кровавые, от проткнутых когтями ладони, руки. Эмоции то и дело пытались выбраться наружу, подавив критическое мышление. И я больше не мог их сдерживать. Кровавая пленка застелила глаза, когда я со всей доступной силы ударил кулаком по дереву, толщиной с ногу взрослого мужчины, и оно, с характерным звуком, просто рухнуло на землю. Второй удар повалил еще одно дерево, затем последовали третий и четвертые удары. В итоге, я сбился со счета. Когда краски вернулись, я стоял посреди грубо вырубленных деревьев. С сжатых в кулак рук, на землю падали капли крови. Боль, которую я даже не чувствовал во время срыва, ударила по мозгам с новой силой, но я старался не обращать на нее внимания. Голова гудела, сердце все еще билось как бешенное. Но мне стало легче. Гораздо легче.