Два огня

      Проснуться под одеялом, с сопящей под рукой мелочью, было для Мадары несколько неожиданно с учётом того, как он уснул, и в то же время очень тепло. Милый, заботливый ребёнок, и правда вычесывал очень осторожно, и — Мадара первым делом ощупал волосы — с задачей «расчеши Учиху» и впрямь справился.       Мадара тихо погладил спящего малыша по голове. Тот заерзал, смешно фыркнул и прижался ближе, в тепло.       Закрылся носом ему куда то в грудь и чуть ли не обезьянкой повис, обнимая.       Ласковый детеныш.       Последние ассоциации с тем, в кого он вырос, умерли безвозвратно. Из этого не могло вырасти то.       Мадара обнял ребенка покрепче, прикрыл глаза, тихо улыбаясь. Пусть спит, маленький, отдыхает в безопасности. Он позаботится о дракончике, а там и Хаширама вернётся.       Почему-то эта мысль даже вызывала лёгкое сожаление, но Мадара пока отбросил его. Сейчас всё хорошо. И будет хорошо.       Вряд ли старый друг будет против того, чтоб они виделись. Более того смущенный Хаширама, вряд ли понимающий детей, наоборот будет рад тому, кто поможет ему с братом. Да и на большинство вопросов дракончика кто еще будет с таким терпением отвечать?       Мадаре же отвечать было не лень и не слишком сложно. Дракончик был чудесным ребенком, умным, серьезным. Привязаться к нему вышло само собой, легко и непринужденно. И заботиться о нем было в радость.       Гладя ребенка по голове, Мадара думал о том, что расскажет ему сегодня, что покажет, сколько времени сможет уделить ребенку.       На удивление обычная жизнь и обязанности двоих Сенджу прекрасно совмещались с одним тихим ребенком. Можно было задержаться, зная что один Тобирама справится. И торопиться домой без волнения, но со знанием что его ждут — и рады будут видеть. Просто рады, без всякого подтекста. И может показать ему еще дзюцу, красивое, может как раз водное, раз он их так любит?       Водных дзюцу Мадара знал мало, суитон ему почти не давался, но красивые среди них были, и мощные. С его чакрой сложнее было сделать тонкое дзюцу, чем мощное.       И возвращаясь домой было приятно взять несладких пирожных, порадовать ребенка полезными десертами, а заодно наметить себе выяснить, что тот из еды любит.       Жрал тот, как и сам Мадара, как и тот, в кого мог бы вырасти Тобирама, все что мог переварить, а мог он многое.       Но мелочь явно любил рыбку, это Мадара успел узнать, страшно-сладкую-любовь-хаширамы наоборот, не очень.       И радовался теньку и прохладе. И иногда плакал еле слышно в уголке от грусти и одиночества. Подойти и обнять — самое естественное что могло прийти на ум даже Мадаре.       А тот на эти объятия лез на ручки, цеплялся, сидел молча, вцепившись в черный балахон. Выдыхал, успокаивался рядом с заботящимся о нем взрослым.       И легко целовать его в пушистую белую макушку было вполне естественным порывом нежности.       Враг.. Какой к биджу враг из одного, слабого, маленького пацана, которого кормить, лечить, заботиться, с миром знакомить? Которому интересно почему ночью все видят по разному и что такое на самом деле звезды, как чакра влияет на людей и почему не все могут стать шиноби.       В детстве он был врагом с мечом наперевес. Не очень умным, подлым, на все готовым. А оказался... Человеком.       Наверное, Мадара просто слишком постарел за последние годы. Но дракончик был просто ребенком, без тени прошлой вражды.       Любопытным, живым, пытающимся позаботиться в ответ в меру сил.       В глубине души Мадаре хотелось, чтобы так оно и осталось.       Он устал от одиночества. Устал от отсутствия семьи, от Хаширамы, занятого Конохой. Слишком мало личного, которое неожиданно занял ребенок       Это не-одиночество хотелось сохранить. И сделать так, чтоб малыш даже после возвращения брата не был против провести время и с Мадарой.       О том, что дети бывают более чем упрямыми и нежелание могут выразить более чем доходчиво, он тоже знал.       Но пока всё было хорошо       Даже знаменитое упрямство Сенджу заключалось больше в настырных попытках Тобирамы добраться до его волос. Дракончик откопал в доме четыре разных расчески и мечтал все опробовать на нем.       А допустив ребёнка к волосам в первый раз и получив отличный результат, сделать это снова было проще. В конце концов, если ему так сильно нравится его расчесывать — почему бы и нет? В том, чтобы позволить позаботиться о себе, Мадара не видел ничего дурного.       Да и приятно это было, что тут сказать. Осторожные прикосновения, тренированные на печати пальцы и нечеловеческое терпение.       А бонусом — медленный разговор без постоянных вопросов, просто поговорить.       Тобираме нравилось просыпаться так. В тепле, безопасности, под тяжелой рукой не возражающего против этого шиноби.       Всё это казалось каким-то сном, разве может быть всё так хорошо? Так, что он разрывался между желанием полежать так ещё и предвкушением нового чудесного дня.       Завозился, сложно же только лежать, был дернут за прядь, коварно заломлен в букву зю и оставлен связанным одеялом. Позевывающий счастливо и лениво Мадара-сама посоветовал освобождаться и спускаться к завтраку. Как раз ко времени, когда Тобирама сладит с одеялком, он его и приготовит.       Коварный Учиха-сама воспользовался взрослым преимуществом!       Бороться с одеялом было непросто, Мадара-сама очень коварно его завязал, и когда Тобирама выпутался, умылся утром и прибежал вниз, на кухне его и правда ждал горячий завтрак и довольный Мадара-сама.       Чуть обиженно пофыркав на такое коварство, Тобирама цапнул палочки и облизнулся, постаравшись, чтоб вышло незаметно. Но любимая рыбка! И яйца, и вкусный чай! Ну как тут удержаться?       И даже порция мисо супа, только одна, для Тобирамы. То, что готовят только для него Сенджу сначала не воспринял, но поняв это вчера пол утра висел на Мадаре. И еле справился с этим желанием сейчас.       Вопрос «как Мадара-сама всё успевал» оставался для Тобирамы открытым, но эта забота и правда была чем-то невероятным.       Брат же разрешит ему, когда вернется, видеться со своим другом? Восхищаться таким шиноби только издалека точно выше его сил!       Или вообще подружиться.       Задумчивый дракончик, закончив кушать, отложил вежливо палочки и мявкнул то, что Мадаре очень не хотелось слышать.       — А мы тоже были друзьями?       — Нет, не были, — покачал головой Мадара. Врать ребенку он не собирался, как, впрочем, и кому бы то ни было ещё.       Тобирама неловко помялся, и решился уточнить:       — А... Почему?       — Потому что занимались разным, — пожал плечами Мадара. Они ведь даже врагами не были, на самом-то деле. Почти чужие люди.       Тобирама тихо уткнулся в тарелку. В том, что даже будучи взрослым он не мог не замечать такого шиноби, он был уверен.       А если просто не сложилось — то, может, теперь сложится?       Они будут друзьями, даже если он повзрослеет. Да, время меняет, но в себе он не сомневался. Упустить такого как Мадара-сама ему не даст врождённая жадность!       И он будет достоин дружбы такого человека, решил он. Как бы ни изменили его время и, возможно, вернувшаяся память.       Задумавшись, он упустил момент, когда Мадара помыл посуду и ушел. Тихо вздохнув, Тобирама юркнул наверх, убрал футоны, сел в уголке, уткнулся в свитки. В мире ещё много неизведанного!       Было мучительно скучно сидеть только дома. Ныло тело, желающее движений и игр, не хватало братьев, с которыми можно поговорить, и хотелось, ну...поиграть. Тобирама хоть и не был склонен проводить время за бессмысленными забавами, но всё равно любил это дело, пусть и прикрываясь играми с младшими.       Хотелось надеяться, что Мадара-сама ещё возьмет его с собой на полигон, побегать, размяться, потренироваться. Это было весело, и хотелось ещё — хоть он и понимал, что Мадара-сама занят, у него много дел и он не может весь день тратить на игры с ним, а другим брат просил его не показывать. Жаль, но придётся терпеть.       Зато можно будет поймать Мадару-сама когда он будет дома и спросить у него что-нибудь интересненькое! И просто пообщаться. Говорить с этим Учиха было очень-очень увлекательно, и, пусть он и лез с нежностями к уже не маленькому Тобираме, но всё равно местами это было...приятно?       Нет-нет-нет, он просто скучает по старшему брату, а не по этим детским обнимашкам!       Вздохнув, Тобирама опять взялся за свитки. Но читать уже надоедало за эти дни, и хотелось поделать что-то ещё. Может, прибраться? Он бы приготовил, но не был уверен, что это начинание одобрят, а заботиться о состоянии дома — пол, стены, сёдзи — с учётом такой штуки как водопровод, да и других новинок, он мог случайно что-то сломать.       Дома была полная, неизменная, благородная древняя традиционность. Он мог еще посмотреть и что-нибудь сделать в саду, умел уже, но в саду его могли увидеть, а и брат и Мадара-сама это строго запретили.       Оставалось только ждать.       Мадара же честно старался разобраться с делами поскорее. Вчерашняя тренировка очень наглядно показала, что каким бы спокойным ни был Тобирама, ему, как и любому ребёнку, нужно было много физической активности, а он не мог ее обеспечить должным образом. Это следовало исправить.       Потому что наверное действительно грустно сидеть в четырех стенах без возможности выйти по своему желанию, да и заметно как после прогулки Тобирама вел себя спокойнее.       Он был шиноби, даром что маленький и что взрослым любил сидеть в своих подземельях.       Но дела не могли сделать себя сами, и, разгребши требовавшее личного вмешательства оригинала, Мадара оставил клона доделывать остальное и разбирать бумаги, а сам поспешил домой. К обеду, дожидающемуся ребёнку и намерению снова того основательно выгулять.       Поесть, устроить дневной сон себе и дать детёнышу повозиться с его волосами, переваривая использование клонов, и пойти на полигон. А то он от нервов кого-нибудь всё-таки убьёт. Использование честно спизженных у взрослой версии детёныша клонов не добавляло Мадаре добродушия, равно как и словно разом сорвавшиеся с цепи проблемы.       Хотелось хорошей драки, но единственный вариант пил литры чая с даймё, или хорошего, долгого, близкого контакта в романтическом плане, чтоб всё внутри успокоилось и улеглось. Единственный хоть относительно подходящий кандидат на это из живых так же пил тот же чай.       Кандидат, что характерно, был один и тот же. Так что придётся ему выкручиваться иначе.       Тобирама встретил его чуть ли не радостным писком, с порога повиснув на шее. Мадара-сама вернулся сильно раньше, чем он ждал, и это очень-очень грело. И не отталкивал, а позволял на себе висеть. И, может, они снова погуляют?       Этот вопрос он тут же и задал, доверчиво заглядывая в глаза.       И тут же смутился, отстранился, сделал независимый вид. Ведь то что не отталкивают не значит же, что эти сопли-слюни нужны уже взрослому Тобираме, верно?       Его с довольной, хоть и явно усталой ухмылкой потрепали по голове, пообещали прогулку на полигоне, но только после обеда!       Не вызваться тут же помогать Мадаре-сама, что явно устал, но все равно с ним погуляет и потренируется, было выше сил мелкого Тобирамы.       Велели не будить и цинично завалились прямо в гостиной. Стоило только Тобираме вернуться сверху с гребнем, как Мадара-сама лениво открыл один глаз и уточнил, что они будут кушать, ведь расчесываться только после еды.       Тобирама задумался. Вот так сходу перечислить, что именно он хочет есть, было сложно. Он точно хотел покушать, но выбор же зависит от того, что есть дома.       — Рыбку? — предположил он. — В хлопьях... — задумчиво облизнулся, представив вкусную, поджаренную в хлопьях рыбу.       — Одну рыбку, — серьезно кивнул Мадара, — или две? Или хлопья? Тоже рыбные? И обед?       — Два больших куска рыбки, — конкретизировал Тобирама, — в темпуре, — почесал в затылке и добавил, — без косточек. И... И овощи. Баклажаны... Жареные.       Под серьезным кивком Мадары, Тобирама, которому впервые дали выбрать еду самому, смутился, открыл было рот что-то добавить и смущенно побурев замолк.       — Простите. Я буду рад и благодарен вам и ками-сама за пищу насущную.       — Глупый ребенок, — тихо фыркнул Учиха, снова потрепал смущенную мелочь по волосам, ради такого дела аж повернувшись. — Недостатка в еде нет. Голода нет. Ты действительно можешь выбирать сам, что тебе хотелось бы съесть, а я хочу знать твои вкусы. Нет необходимости есть невкусное, если нет медицинских ограничений.       Смущенный мявк и упорно опущенный взгляд детеныша Мадаре совсем не нравились. Решат еще, что он мелкого застращал, общаться потом запретят. А он только для себя окончательно решил, что не оставит дракончика взрослеть без бдительного Учишачьего пригляда.       — Что-нибудь ещё хочешь, помимо рыбы и баклажанов? — решил уточнить у ребенка Мадара. — Чай, воду, травяной отвар? Пирожок на десерт? Суп на первое?       В невнятном бурчании Мадара с трудом разобрал что-то о мисо с зеленым луком и вздохнул. Простейшие блюда, кроме рыбы, судя по всему любимой Сенджу во всех видах. Приучать и приучать. И баловать.       С какого перепою ему хочется баловать Сенджу Тобираму Мадара уже привычно выкинул из головы.       И, потянувшись, пошёл-таки готовить вместо сна. Потом поспит, когда детеныш будет его вычесывать.       Рыбка, панировка, мисо, баклажаны. Отдельно немного угря на пробу, зеленый чай, моти. Сладкие и нет, и проследить, какие детенышу больше по вкусу.       Целая гора, как для Хаширамы. На тренировку взять оставшиеся с ужина ленивые онигири, чуть сашими, купленных по дороге домой и долг перед мелочью знакомством с вкусненьким на взгляд Мадары частично будет исполнен.       Ел детеныш с большим энтузиазмом, но вот сладкое, как отметил Мадара, с меньшим, чем чуть горьковатые моти со вкусом чая. Угря уплел, но вот на мисо облизывался. Явно нравилось больше.       Или просто горячий супчик хорошо заходил? Хаширама упоминал как-то что мисо им их мама готовила когда те были ранены или болели.       Экспериментов поле непаханое, вздыхает про себя Мадара, раз мелочь не хочет сам признаваться. А после еды просит Тобираму помыть посуду, а сам возвращается в гостиную. Ложится, вытягиваясь, жмурится довольно.       Шуршащая мелочь в вопросе наведения чистоты могла дать фору многим взрослым и абсолютно устраивала Мадару. Лапки тот вымоет, возьмется за расчёску, а там и на полигон.       Удивительно, как легко оказалось подпустить близко чужого человека. Глядя на свою, большей частью давно мертвую команду, испытывающую проблемы с доверием и банальным «жить вместе», он подозревал что у самого тараканы вытравят даже мысль на возможность присутствия рядом кого другого живого и теплого.       Ан нет. Оказалось вполне возможно жить — вместе, спать в обнимку, и даже учитывать чужие потребности.       Мелкий Тобирама о таких сложностях не думал. Он думал о том, что еда была вкусной, и его просьбу и правда выполнили, что если положить угря в суп, наверное будет ещё вкуснее. О том, как легко мыть посуду в теплой воде, не обжигаясь и не морозя руки, об оставленной в гостиной расческе и ее применении — ведь Мадара-сама сказал, после обеда!       И о прогулке. Интересно, они снова пойдут на тот полигон, даже с учётом что там нечего жечь? Тобирама и не рассчитывал на тренировку, они в конце концов Учиха и Сенджу, но пробное сражение было бы чудесно. Или снова искать Мадару-сама, сейчас он различает его чакру и привычное её поведение куда лучше.       Да и отдохнуть от чужой чакры поблизости хочется. В квартале много шиноби вокруг дома Мадары-сама, удивительно даже, как самого Тобираму не заметили. Впрочем, это могла быть защита на доме, но не верилось Тобираме в такую трату таких ресурсов.       Не ради мелкого ребёнка, кем бы он ни был раньше.       Домыв посуду, он коварно пришёл с расчёской. Мадара-сама снова тихо дремал, но его волосы не успели за ночь и полдня так же сильно запутаться, как были, и расчесывать их в этот раз было легче.       Но всё равно приятное, успокаивающее занятие — медленно расчесывать длинные, пушистые волосы. И как ответная забота о Мадаре-сама за всё, что тот делал для Тобирамы.       Неожиданно это было крайне приятно. У отца были короткие, у всех них, кроме матери. Но Аканэ-ка-сан заплетала их по традициям Широ, и могла достать из причёски малый пыточный набор, потому они с братьями с детства умели обнимать маму так, чтоб ничего не задеть.       Традиции.       Меж пальцев скользили темный пряди. Местами это было почти скучно, но успокаивало очень хорошо. А спокойствие Тобираме было куда не лишним.       Всё вокруг было слишком новым. Он старался принимать это каким оно было, но это всё равно было трудно. И вопрос про еду, и забота, и всё-всё-всё.       Воспринимать это спокойно, не смущаясь, не пугаясь, было очень сложно, и возможность отвлечься на что-то такое, не требующее думать, была очень полезна.       Очень хотелось обратно. К семье, к двум маленьким братьям, которых надо защитить от судьбы умереть не дожив до десяти, к ани-чану, понятному и родному, домой.       С Мадарой-сама было хорошо, но скучать Тобирама не переставал.       Может быть, брат сможет его вернуть? Или даже Мадара-сама?       Стоило спросить. Только осторожно, чтобы не показаться неблагодарным за заботу.       Даже родители так о нем не заботились, а тут считай чужой человек...       Но ему ничего не помешает познакомится там с другом Хаширамы. Ведь не мог же старший брат не познакомить самого Тобираму с лучшим другом на всю жизнь?       Это было бы совсем не в характере Хаширамы.       А потому он решил спросить, когда Мадара-сама проснется — тот снова задремал под расческой.       Но к тому моменту, как Тобирама закончил с расчесыванием, просыпаться Мадара и не думал, а потому Тобирама почти привычно свернулся у того под боком. Это было просто тепло и уютно, хотя спать не хотелось. Просто побыть так, под боком.       Можно погрустить, обнять теплого и сильного шиноби, подумать о своём. Вместе было хорошо, но слишком грустно.       Ведь будь они ровесниками, все было бы куда лучше! Как мог он-взрослый не сойтись с единственным нормальным взрослым, что догадался помирить кланы от бесполезной и расточительной войны?       На очередном тяжелом вздохе Мадара-сама завозился и сладко зевнул. Притихший мышкой Тобирама виновато отвел глаза — своей возней он не хотел будить уставшего шиноби.       Стараясь лежать потише, он сам не заметил, как немного задремал и проснулся только от того, что его укрыли и погладили по голове.       — Мадара-сама? — чуть виновато мявкнул он, думая, что завозился во сне и разбудил его.       — Тренировку мы проспали, — жизнерадостной отозвался Мадара, за неделю, кажется, отсыпающийся за всю предыдущую жизнь, — но можем просто погулять.. Еду там взять, костер развести, чуть погулять и домой...— спать дальше, но вряд ли слова об этом понравятся Тобираме.       На проспанную тренировку Тобирама только грустно вздохнул, но погулять тоже звучало хорошо.       — Гулять! Пойдемте погулять, пожалуйста? — он попытался состроить умильную мордашку. Не то чтоб у него очень хорошо вышло, но кажется Мадара-сама оценил, ибо потрепал по голове и велел собираться и приводить себя в порядок после сна.       Быстро метнувшийся за верхней одеждой Тобирама по дороге метеором спрятал все щетки-расчески и готов был в рекордное время.       Мадара, успевший за это время собрать еду, которую планировал взять с собой, только фыркнул на чуть запыхавшегося детеныша, преданным взглядом косящего на него.       — Идём, — позвал его Мадара, попутно прикинув, что еще раз трюк с одеялом сработает, но потом лучше придумать что-то ещё. Чтобы ни у кого не возникло вопросов на тему «что это Мадара-сама таскает с собой на полигоны».       И зачем ему корзинка. Или пара мечей и еще пара одеял. Тут даже святая простота Хаширама заподозрил бы что подозрительное. А у него на руке, вцепившись в плечи повис и прижался Тобирама, привычно притихнув и едва не усыпляя.       Маскировать его под другого ребенка? Под какой-то предмет? Нет, не то. Не так много детей в клане, а он не брат, и никогда не любил возиться с чужими детьми. Вопросами замучают. Включать в хенге своего обычного вида? Или оружие?       Мысль о маскировке мелкого Сенджу под любимый гунбай заставила Мадару тихо фыркнуть.       Старший бы чудесно вписался в вид деревянного веера. Красноглазому Тобираме тоже могло пойти, но самому Мадаре как потом-то сражаясь гунбаем от ржача не загнуться?       В итоге хлопком по макушке превратил Тобираму в хенге свитка. Зачем бы ему свиток вроде Хаширамовского, объяснить будет куда проще, чем ребенка.       В таком виде он и отнес ребенка на речку, прогуляться и дать ему порезвиться у воды.       Оказавшийся у воды Тобирама мигом исчез с такой скоростью, что Мадара даже не понял, куда. И как. Его сенсорика не помогла найти Сенджу, но вряд ли тот уйдет слишком далеко. Если что, найдет Мадару по нескрываемой чакре и сам полезет обниматься, тихо фыркнул про себя Учиха. Он как раз разведет огонь, а на него выбредет дракончик, вырвавшийся на свободу.       Тобирама не пытался целенаправленно спрятаться, но вода! Река! Та самая, к которой он любил ходить, она почти не изменилась. Брат упоминал, что они построили деревню у той самой реки, но знать и видеть знакомые места вживую — очень разные вещи       И окунуться. Нырнуть легко, глубоко, проплыть по течению, против, а потом еще побегать. И поплескаться!       Наблюдающий с берега Мадара задумчиво гадал, вылезет детеныш из воды до того, как посинеет весь, или обойдется только губами, или вообще будет походить на огурчик, зелененький и пупырчатый. Жаль, одеяло он не догадался взять, в случае чего будет придется кутать в свой балахон и им же вытирать. Болезненный как гражданский, куда ему до вечного жара Учих.       Это понимание удивительно не отталкивало. Ну болезненный, ну слабый, но это только пока.       Вылез Тобирама только когда окончательно понял, что сильно замерз. Выбрался к костру, но постеснялся сходу лезть под бок к Учихе. А хотелось, в тепло и уют, согреться.       К его удивлению, его поймали в плотный балахон и прижали к теплому боку, даже не спрашивая. И фырк Мадары-сама «отогревайся» прозвучал более чем добродушно.       Было немного стыдно, что он сам не подумал об отсутствии полотенца и о том, что без него ему будет холодновато, и Мадаре-сама пришлось отдать ему свою одежду, но, в конце концов, он же не просил? И в следующий раз подумает заранее о полотенце!       И бок у Мадары-сама был горячим, раскаленным. Дома это было не так заметно, а теперь, кутаясь в ткань, им пахнущую, Тобирама понимал, насколько он горячий и пряно пахнущий.       И такая близость смущала.       Как будто сроднились за эти несколько дней. Дома одно, а вот так спокойно сидеть рядом — это совсем другое...       Мелочь под боком ерзала. Заметно, ощутимо, и Мадара вопросительно покосился на Тобираму. Чего ему не сидится? Отогрелся, шило активизировалось?       Или оно так, стальной стержень личности и сия личность сейчас проснется, пригревшись?       — Мадара-сама, а вы?       — Что я? — уточнил Учиха у ребенка.       — А вы не замерзнете? — неловко поинтересовался Тобирама. Звучало не очень умно, но мало ли!       — Катонщики почти не мерзнут, — с улыбкой покачал головой Мадара, — греет собственная чакра, а истощение мне не грозит. По крайней мере, в деревне.       По крайней мере пока ему не нужно снова сражаться с Хаширамой, но эту мысль он оставляет при себе.       — Но все равно же неприятно, — смущенно пробурчал Тобирама, глубже пряча нос в балахон Мадары. Непривычно, но нагой по пояс, в одних перчатках шиноби был.. Красив?       — Всё нормально, — тихо фыркнул Мадара, плотнее укутал мерзнущего ребенка. Не хватало ещё, чтобы он заболел. — Грейся, поедим и пойдем. Или хочешь ещё погулять?       — Покушать! А потом погулять, — счастливо проурчал детеныш из клубка одежды Мадары.       Мадара только улыбнулся.       С этим детенышем было легко — далеко не со всеми так, но Тобирама не был капризен. Всего— то потрепать по голове, дать погулять и наесться — и вот, висел счастливым клубочком.       А потому Мадара достал припасенную еду, разложил по маленькому подносу, пододвинул его к ребенку.       Ему самому есть ещё не хотелось, а ребенок набегался.       Смел Тобирама всю свою порцию разом, жадно и довольно урча, но половину Мадары оставил. Они же вдвоем. А есть вместе совсем не то что одному. А их сейчас двое, он и Мадара-сама.       Мадара вторую половину съел под настойчивым взглядом, почти его собственным — как-то так он смотрел на младшего брата, который вечно «я-не-голоден-я-ел-аж-позавчера-нии-сан! », впихивая в того порцию еды.       Откровенно говоря, он так и не понял, действительно ли брат не чувствовал голода или просто не любил процесс приема пищи по каким-то своим соображениям. А тут большие благодарные глаза.       Нет, он не сравнивал, но благодарность — всегда приятнее.       Благодарность, радость от встреч и стремление быть ближе. Маленький детеныш который ему просто рад, от которого можно не ждать подставы или коварства. Просто — друг. Уже друг.       Поев, Тобирама выпутался из балахона и снова пошел к воде. Но в этот раз не так стремительно, и Мадара решил пойти с ним. Поиграть с ребенком, самому окунуться, вспомнить, как на этих самых камнях они познакомились с Хаширамой...       Окунуться и впрямь помогло прогнать память. Не думать о том, в кого вырос белобрысый мальчишка, не думать о его слишком занятом брате — Мадара готов был поставить на то, что в неделю Хаширама не уложится, не думать о покойном брате. Действительно покойном, Изуна умирал, считая, что сделал все, что мог, из того, что хотел, и не жалел ни о чём.       Холодная вода смоет всё, оставит только настоящее. То, ради чего стоит жить сейчас.       Мадара смеялся, слегка притапливая мелкого, а тот в ответ баловался с водой, заставляя ту идти не по-речному высокими волнами.       Брызгался, зараза такая, аж накрыл Мадару волной с головой. Фыркал, хихикал, и не доказать, что чакрой зараза пользовался. Первые упражнения с водой они именно такие, а барахтался Сенджу счастливо хохоча. И Мадара не собирался ему поддаваться, притопил в ответ и коварно вымочил всего.       Ему самому тоже было весело, так что домой они засобирались только с заходом солнца и приходом темноты. Завтра должен был наступить шестой день хаширамовской миссии, а думать о том, что ласковая мелочь уйдет к брату, было уже неприятно.       Это он может вместе с дракончиком принять в свою компанию Хашираму, а не Сенджу Кьедай согласиться с ним видеться.       В конце концов, может он и переделать чуть второй этаж. Будут у него две комнаты, одна из которых для его маленького друга.       Наверное, это было немного глупо — думать о таком сейчас, но это были приятные мысли и планы на не такое уж невероятное будущее.       И стемнело непозволительно быстро, так что они еще задержались на берегу и в темноте, пока Тобирама не обсох у костра.       Самому Мадаре сушиться толком не надо было — собственный жар легко испарял капли воды — но просто сидеть рядом было хорошо.       Звёзды загорались одна за другой, пели насекомые, шуршала река и в тон ей колыхались травы. Туда-сюда, шелест травинок, сопение мелкого, тихо успевшего похныкать и вытереть слёзы, снова пригреться у тёплого бока и мечтательно уставиться на небо. Чуть-чуть чакры, чтоб прогреть воздух вокруг альбиноса, и тот счастливо вздохнул в тёплом коконе.       — Мадара-сама, — тихо начал Тобирама, — а звёзды...это правда души наших предков, сражавшихся и живших до нас? И...ну...просто у нас так всегда говорили, а мне казалось что это всё не могут быть...только Сенджу. Ведь небо над нами одно, а значит там, ну, и мои, и ваши. И раз они там столько тысяч лет светят и не меняются — им хорошо. Вместе.       — У наших кланов общий предок, и Учиха, и Сенджу ведут род от сыновей Рикудо-сеннина, — пожал плечами Мадара, чуть улыбаясь. — Смерть примиряет их, ведь там им не за что воевать. Надеюсь, им и правда там хорошо.       Все его родные — там, в чистом мире. Может и правда светят звездами с небес, наблюдают.       Пусть смотрят. Ему нечего от них скрывать. Все они хотели мира.       Последнюю фразу он, задумавшись, произнес вслух.       Рядом шмыгает носом расчувствовавшийся Тобирама, украдкой смахнул слёзы с ресниц, жмётся ближе. Мадара приобнял его, прижимая к себе. Может, многие предки и родственники его бы не поняли, но что-то подсказывало, что скорее наоборот. Большая часть прекрасно поняла бы, зачем он греет мёрзнущего детёныша, почему прижимает к себе и как ему хорошо.       Они все хотели мира. Хотели чего-то что они с Хаширамой смогли. А маленький Тобирама не был в этой картине лишним. Он был очень важным, тем, ради кого это делал Хаширама и тем, кто снова напомнил Мадаре, чего хотел он сам.       Маленький, доверчивый, забавный и симпатичный ребёнок.       Тот так и задремал, набегавшись, и домой Мадара нес его на руках. Раздел, уложил, не разбудив, сам лег рядом. С крыльца забрал письмо, но прочтет он его утром. Сейчас — только спать, с теплым сонным детенышем под боком.       Так им обоим снились хорошие сны.       Утро лениво наступило чуть позже рассвета. Счастливо дрыхнущая мелочь, лёгкий ветерок, тишина и покой деревни. Если не встать в дом не ворвутся враги. Его дом не сожгут и не разломают, еду не украдут и нет повода параноидально трястись над собственной кухней, опасаясь того, что там тишком что отравили. Учихи не конченные отморозки, и ценить крепкий забор и пусть кривящегося, но по договору оказывающего помощь лекаря-Сенджу, умеют. И всё, чего добился Мадара, чтоб можно было лежать утром с дремлющим детёнышем и не бояться.       Покой и безопасность.       Не вставая, Мадара подтянул к себе оставленное вчера письмо. Характерно-знакомый лист и печать, ожидаемое сообщение от Хаширамы. Тот писал, что задерживается, пока неясно, насколько, но Мадара чудесно знал, что такое бюрократическая машина двора дайме, и сколько времени она пожирает. Эту встречу они согласовывали полгода, и это было быстро. Минимум неделя у них с мелким ещё точно есть.       Вот же... «минимум неделя у них», задумчиво гладит веточку растения на бумаге Мадара. Похоже на подпись, маленькая передача. Не такая, как обычно у Хаширамы, но мало ли какие причуды могли быть у Сенджу-доно, хмыкает он. Вот эта например предназначена его маленькому брату, «незаметно» заглядывающему через плечо Мадары, стараясь разглядеть, что там такого интересного.       Мадара, подумав, просто отдал ребенку письмо. Ничего личного или секретного там не было, типично-хаширамовский слог с сотней не слишком искренних извинений, совсем как его любимое выражение крайнего уныния.       Почти всегда оно скрывало куда более честное и банальное «мне жаль, но я верю, ты справишься».       Может, однажды он и скажет Хашираме, что предпочтет слышать вместо этой тонны пустословия. Может и нет.       Хаширама это сочетание несочетаемого. Яркая, солнечная улыбка и пронзительная пустота ледяного космоса. Демонстрация грусти и нытья при равнодушном «ну бывает» и тихая, прочувствованная тоска, искреннее сожаление, которое не заметишь.       Сложный, странный, Сенджу Хаширама.       Как они с братом получились такими разными, Мадара не знает. Но первый его друг, безусловный и важный, а второй задумчиво сопя читает письмо первого. И...тоже друг?       Насколько он мог назвать другом ласковую мелочь, Мадара не был уверен.       Ребенок же отчетливо погрустнел, читая письмо, хоть и старался не показать.       Тобирама очень надеялся на скорое возвращение брата, на то, что тот вернет его назад, но это откладывалось.       А он скучал. Стыдился озвучивать, будто этим обесценил бы заботу Мадары-сама о нём, но всё равно хотел, чтоб брат снова был рядом.       Шагов Мадары-сама Тобирама даже не заметил. Тот оставил письмо в руках дракончика, накинул на него одеяло и тихо ушёл готовить завтрак. Частично чтоб не смущать мелочь своим довольством, частично чтоб дать тому прочувствовать. Хаширама он такой, раз и навсегда. Да и завтрак...сегодня у них каша. С мёдом, и прочими вкусняшками.       Письмо брата Тобирама так и не оставил в комнате, собравшись спуститься на кухню. Брат не написал, насколько задержится, но стиль письма был настолько его, что, кажется, он совсем не изменился.       Скорее бы он вернулся.       Кроме того, Тобираму слегка мутило. Он решил, что просто не выспался и проголодался, и надо пойти поесть. Может, станет легче, а после ещё подремать — Мадара-сама наверное уйдет после завтрака, как в прошлые дни.       Упал, сжимая письмо в руке, Тобирама почти плашмя. Кровь из носа была почти привычным признаком недуга, но Мадара на кухне был слишком занят. Тихий звук падения он не услышал.       Да если бы и услышал — семилетка не младенец, чтоб не иметь сил подняться.       Но сил не было. Может, это был откат техники, может что-то ещё — Тобирама не знал, но ему становилось ощутимо хуже с каждой минутой.       Спускаться вниз он так и не решился, хотя сейчас ещё смог бы.       Свернулся клубочком, прижимаясь лбом к коленями, задышал часто и мелко, как учил его брат. Чуть-чуть потрясет и все пройдёт. Всегда проходило и тут пройдёт.       Голова болела сильнее, а потом оно навалилось разом — кусок чувств, воспоминаний, эмоций за три года жизни. Тихо заскулив, воздуха не хватало и на вздох, Тобирама заскрёб руками, забился. Тихо, неслышно — шиноби же. В спазмах содрогались мышцы, сползали тесные тряпки, а дни и годы опыта ложились один за другим, как листья по осени, как бесконечные дни в круговерти войны, беспощадные знания и опыт.       Он не успел его осознать — просто отключился от перенапряжения.       Мадара внизу закончил с готовкой, прислушался и нахмурился. Ребенок не пришел, и это было слишком на него не похоже. Кроме того, наверху было тихо.       Слишком тихо.       Разумеется, он пошел проверить. Мадара не знал, что ожидал увидеть, но глядя на бессознательного десятилетку в разорвавшихся слишком маленьких тряпках, испытывал только отчетливую грусть и осознание: техника отменится.       То, кем был Сенджу прежде, вернется. Пусть не сразу, пусть постепенно, но он все вспомнит и вырастет обратно.       Какая жалость.       Но у них ещё было время. Немножко, пока действовало обещание заботы, пока Тобирама был ребенком.       Мадара осторожно коснулся его, но тот не очнулся так сразу.       Маленький, тёплый, дышит так, что Мадаре аж страшно. И худой, страшно худой, как были все они, вечно голодные жерди, чакра, техники, и — всё-ещё чистое лицо. Бледная моська без алых разрезов, чей вид словно говорил что всё ещё впереди, ничего страшного, и у них есть. Ну, с десятилеткой они подружаться. Что там, рыбалка-спокойствие-объяснить заново кто они друг другу, как себя вести и чего ждать.       На прикосновение ребёнок не проснулся. Вряд ли доверяет, скорее это последствия техники. Что там было в десять? Они уже встретились в детстве или нет? Вспомнить никак не удавалось, и, тяжело вздохнув, Мадара подхватил лёгкое тело на руки. Умыть, освободить от тесных, местами порвавшихся и местами сползших тряпок, уложить.       Они ещё позавтракают вместе. Тобираме всегда нравилась его готовка.