На границе Пустоты

Потыкав пальцем в огромный, наливающийся фиолетовым синяк на левой руке и поморщившись с досады, я перевел взгляд на Шиза. — Нет! Но он же мог хотя бы предупредить! — Не кипятись, малыш. — Хохотнул Гроза и, подымаясь на ноги, потрепал меня по голове. — Твой этот Мирех славный дядька, мне кажется… Я обомлело уставился на Первого. — Да ты чего?! Это каким местом он тебе кажется славным? Вот я в нем, сколько не пытался, ничего хорошего так и не разглядел… Он просто жесткий немилосердный тип, которого почему-то все вокруг превозносят! Потому что боятся, наверное… Ты видел какой у него взгляд лютый? И шрам этот на пол лица… Знаешь, он только стоит и смотрит, а у меня уже по спине пот ручьем течет от напряжения… Как можно чему-то научиться в такой обстановке? Почему Гедур его мне в наставники выбрал? Шиз обернулся и, как-то посерьезнев, задумчиво проговорил: — Именно поэтому, Рик. Именно поэтому. Неделю назад к моему и без того плотному расписанию добавились ежедневные тренировки. Теперь я вставал с рассветом и спускался в холодное, неуютное подземелье Цитадели, где располагался замковый арсенал, довольно просторный зал для тренировок и еще какие-то помещения. У меня было ощущение, что подземный этаж здания намного больше по площади, чем видимая часть, но дальше уже виденных оружейной, зала и уборной я никогда не заходил. Когда Киер впервые предупредила меня о раннем визите С’а Миреха, я не на шутку испугался. После нашей первой встречи я долго приходил в себя, и когда он не появился ни на следующий день, ни даже спустя неделю, я уж было решил что все — пронесло, и тихо помалкивал на его счет. Но, как оказалось, радоваться было рано — он отъезжал по поручению в одну из приграничных крепостей, и теперь вернувшись, был готов приступить к занятиям. Это был форменный ад. И слава Ками, я еще успел позаниматься с Первым в системе до этого… И все равно сказать, что Мирех был мной недоволен, было бы не правильным. Он был мной недоволен крайне. Мэтр не обронил на этот счет ни одной фразы, но в его взгляде, позе и даже в том, с каким негодованием он замолкал, читалось однозначно негативное отношение к моей персоне. Сегодня утром после пробежки, растяжки и аналога местной акробатики, которые, кажется, были стандартной программой, после которой поднять мое тело с постели без ругательств было невозможно, Мирех дал мне в руки лук. То, что это был именно лук, я понял не сразу, он сперва больше походил на странный деревянный крендель, и только после того, как мой наставник натянул тетиву, разгибая согнутые плечи наружу, я признал в этом предмете древнее оружие, знакомое каждому мальчишке на Земле. Простая гладкая поверхность, не обремененная ни резьбой, ни декоративными накладками, тускло поблескивала промасленной древесиной в руках мэтра. Он ловко перехватил несколько стрел и, прицелившись в мишень, меньше чем за секунду выпустил три штуки подряд. Они аккуратно легли прямо в яблочко. Надо ли говорить, что когда я взял лук, я не то что в цель не попал, у меня стрела даже на метр не улетела, брякнувшись об пол поодаль от моих ног, а тетива так больно прошлась по внутренней поверхности руки, что на глазах невольно выступили слезы. Мирех ничего не сказал и только недовольно повернул меня в плечевом суставе так, чтобы отстранить место ушиба от плоскости натяжения тетивы. В общем, к концу занятия я выстрелил около десяти раз, отчего мышцы тягового плеча дребезжали от усталости. — Этот, — Кивнул Мирех на лук, который держал я, — Для скорострельности. Нужна сила, чтобы держать стрелу на прицеле. — А этот, блочный, — Мирех раскрыл чехол, похожий на те, что были при моих провожатых из леса, на который я, снедаемый любопытством, поглядывал с самого начала занятия, — Для меткой стрельбы. Усилие прикладывается в самом начале, когда тянешь. В его руках был тоже лук, но совершенно другой — из знакомой мне уже сумрачной «проклятой» стали. На концах плечей громоздкими навершиями мерцали какие-то то ли катушки, то ли блоки, между которых, помимо тетивы, крест-накрест были натянуты черные тросики. Конструкция этого «блочного» лука выглядела куда сложнее, чем у того, из которого стрелял я. — Не лучше, не хуже. Просто другой и для другого. — Правильно расценил мой заинтересованный взгляд наставник. — Научишься стрелять из обоих. На сегодня достаточно. Рука ныла, как от ожога, но, если говорить честно, досаднее было, что я так нелепо подставился — что тетива пройдется по моей коже, на самом деле было очевидным, просто я в запале об этом даже не подумал… Всего наставников у меня было пятеро: С’а Шарех, С’а Мирех, С’а Нирех, C'а Церех и Киер, которая учила меня этикету, а странный долговязый растяпа C'а Нирех, оказался довольно известным ученым, на чьи плечи легла задача объяснить мне устройство мира, включая местный аналог физики, химии и биологии, которые в отличие от земных не были разделены по дисциплинам. С ним было интереснее всего. Нирех забирал меня с Сидуром в свое крыло, в котором можно было найти целую кучу всяких интересностей — какие-то механизмы, жидкости в колбах, засушенные травы и мхи, и, конечно, огромные шкафы с книгами. Весь кабинет мэтра постоянно пребывал в полном хаосе, в котором сориентироваться мог только его хозяин, незнамо как отыскивающий тот или иной предмет для иллюстрации или объяснения. У Ниреха даже была своя небольшая башня с ремесленной, вынесенная за основную стену Цитадели, и мой саркастический внутренний голос шептал, что это нужно на случай, если в мастерской что-нибудь взорвется. Я не мог толком понять, на каком этапе развития находится местная цивилизация — средневековые феодальные порядки, механика и неплохо развитая наука… Через какое-то время я просто перестал пытаться строить аналогии, принимая все за данность. Первое, что меня заинтересовало, каким образом работают светильники и как набирается вода в раковине. Одним словом — абсолютно бытовые вопросы. Выяснилось, механизмы работают на какой-то непонятной энергии, которую запасают в кристаллах каменной соли, а вот как из этой энергии тут получается свет, мы планировали с мэтром обсуждать позднее, когда я немного подучусь. Насчет воды: в Цитадели был организован свой центральный водопровод со сложной системой механически сменяемых труб, благодаря которому по одним вода набиралась, а по другим уходила в слив. Положение труб регулировалось кручением ручки, а вот ее температура была постоянной и никогда не менялась, оставаясь одинаковой и зимой и летом, но при желании слуги могли натаскать кипятка. В общем, я понемногу обживался в новой реальности. Я мысленно вернулся из воспоминаний и, обращаясь к Первому, негромко спросил: — Что ты имеешь в виду? Что значит, «именно поэтому Гедур его и выбрал»? — Рик. Когда ты посмотришь на С’а Мирэха как на равного, твое обучение у него будет закончено. Я чуть не загоготал в голос: — Шиз! Да я тебя умоляю! Ты знаешь, во сколько мэтр взял в руки меч? В три года! В три! Мне сейчас тринадать… Это же как спорт! У него знаешь какие рефлексы? Он, наверное, стрелы на лету перехватывает! Такому надо с раннего детства учиться! — Ну… Во-первых, тебе не обязательно пытаться переиграть Миреха на его поле… А во-вторых… — Глаза Первого азартно заблестели. — С рефлексами могу помочь тебе я. — А затем чуть слышно добавил, — Не все же время Третьему выпендриваться… *** Как это говорил Кей? Сконцентрироваться и потянуться силой к существу? Я оглянулся по сторонам, убеждаясь, что в птичнике нахожусь один. Ну что, малыш, попробуем? Я почесал кончик носа и посмотрел на птенца. За последнее время он сильно подрос и постепенно начал менять детский пух на более жесткое перо. Я долго думал над именем и, перебрав все варианты, решил назвать маленькую кайру «Сора» — «голубое небо». Не очень оригинально, конечно, но зато оно неплохо подойдет для обоих полов, кем бы не оказался этот птенец, мальчиком или девочкой. А еще оно было созвучно с именем его матери, которую мэтр Церех называл Сойдой, и мне показалось, что я все сделал правильно. Ну что, Сора, дашь посмотреть, что происходит в твоем сознании? Птица наклонила голову и, долго не моргая, таращилась мне в лицо. Я высвободил немного силы и тонкой струйкой послал ее к птенцу, который явно нервничал от моего внезапного соседства — я залез в вольер и, прикрыв за собой дверцу, уселся напротив пернатого. Вдруг мягкий язычок высвобожденной из резерва энергии словно за что-то зацепился. Я закрыл глаза. Будто ведя кончиком пальца по струне, я пытался добраться до чего-то большего, до того места, где находилось сознание птицы. Струна начала утолщаться, а посланный мною лучик, обнимая ее, завибрировал, как граммофонная иголка на поверхности черной виниловой пластинки. Это же оно? Есть контакт? Резкий хлопок крыльев в вольере напротив выбил меня из колеи. Я резко втянул воздух и распахнул глаза — кажется, в азарте эксперимента я позабыл дышать… Фуф. Так. Еще раз… Когда посланная мной сила вновь обхватила сознание птенца, я снова ощутил трепет. Стараясь максимально расслабиться и позволить своему сознанию воспринять это колебание отстраненно — без помех и внутреннего мысленного шума, на фоне которых было сложно что-то разобрать — я «вслушивался» в пернатого. Сознание птицы молчало. Я продолжал ощущать только подрагивание созданной связи и ничего больше. — Эй, птица, в твоей голове вообще хоть что-нибудь происходит? — Одними губами прошептал я, все также не отпуская душу птички из своего мягкого объятья. Совершенно неожиданно мой риторический вопрос запустил целую цепочку событий, которых я абсолютно не ожидал. Сора встрепенулась, бросила на меня короткий, но очень пристальный взгляд, и сила на мгновение окутала сущность птенца как-то по особенному плотно… И я на долю секунды, на совсем крохотный момент, увидел себя самого! Словами не возможно передать это ощущение! Связь разорвалась моментально — от неожиданности концентрация исчезла, а во мне вспыхнуло ошарашенное изумление. Я, вжавшись спиной в сетку, ловил ртом воздух, пытаясь понять, что это я такое сделал… Мерно выдохнув и прикусив губу, я прикрыл веки и попробовал восстановить в памяти увиденную картинку. На ней был я… Но какой-то другой… Те же черты лица, пропорции и контуры, только вот оттенки… Их даже описать не возможно! В мое восприятие словно бы добавили еще один цвет, у которого даже названия не существует! Волосы оставались все такими же белыми, а вот кожа, она будто светилась… Тени у носа, глаз и шеи словно подсвечивались, за счет чего в полумраке вольера все черты виделись очень отчетливо… Это Сора? Это она меня так видит? Птица, перебирая лапками по насесту, деловито подошла ко мне и замерла, словно чего-то ожидая. Я задумчиво покосился не нее. Ты голодная, да? Помню, как первое время меня коробило от вида дохлых мышей, даже казалось, что пальцы дрожали, хотя с виду это было и не заметно… Я хотел вместо жутких серых трупиков принести мясо с завтрака, но мэтр Церех меня остановил — оказывается, для ловчих это не слишком полезно, им нужно то, чем они питаются на воле… Слава Ками, меня никто не заставлял ловить мышей! Мэтр давал мне по несколько штук, когда я приходил навестить Сору — пришло время кормить ее на перчатке. Сперва было тошно, и я чуть было не решил, что такая птица не для моего характера… Но чуть поразмыслив, я пришел к выводу, что кайра — хищник, а если хищники перестанут есть свою добычу, то она съест в свою очередь траву, а если не станет травы… В природе должно быть равновесие… Я вздохнул и протянул руку к Соре, которая тут же запрыгнула мне на предплечье, и ее острые когти впились в дубленую кожу. Моя ловчая с большим энтузиазмом принялась за свою жутковатую трапезу. Надо, наверное, попробовать еще раз коснуться ее сознания. «Моя добыча» — вот первая вещь, которую я смог прочитать в голове птицы. Это не было мыслью, как у человека, скорее картинка, в которой я усмотрел довольство и сытую уверенность в завтрашнем дне. Было так странно, словно я сам сейчас обедал грызуном и считал это самым вкусным блюдом, какое пробовал в своей жизни. Я даже чувствовал азарт, с которым Сора расправлялась со своей едой. Добыча… Отстранившись от птичьего сознания, я тряхнул головой и остекленело залип на мысли, что для мой подружки убийство напрямую связано с выживанием. Если она не добудет еду, то умрет сама… Да, и люди едят мясо… Просто я всегда получал его готовым. Убить живое существо, чтобы выжить самому… Каждый раз, когда я подходил в логических цепочках к проблеме жизни и смерти, моя мысль запиналась и резко перескакивала в тот вечер, когда ты… Когда ты убил Макото-сана. Надо называть вещи своими именами. Имеет ли твой поступок что-то общее с тем, как ловчие добывают себе еду, падая из неба на зазевавшуюся жертву? Я бы мог это понять. Я бы мог это простить. Я искал связующую нить. Хоть что-нибудь оправдывающее. И не мог найти. Приказ Сеймея? Допустим. Я, конечно, никогда не испытывал на себе силу приказа, но ребята говорили, что при желании ее можно обойти, перенаправить, исказить. Так может ты сам хотел смерти этого человека? Верил, что это правильно? Какая идея может стоить чужой жизни? Я не понимал. Мне вспоминались наши первые бои, где ты совершенно обыденным голосом спрашивал — «Добить?». Я тогда вытеснял твои слова из сознания, не брал их в расчет, это казалось просто глупой шуткой… Но похоже… Похоже, я просто не понимал, насколько ты серьезен. Как мне теперь к тебе относиться? В душе бурлило море чувств, будто раскачавшееся в шторм. Его волны нахлёстом перекрывали друг друга, поднимали со дна муть и песок так, что ничего толком не разглядишь. Все было очень сложным. Я не мог разобраться в себе. Мне все еще нужно было время. Сора щелкнула клювом и озадаченно поглядела на меня. Я запустил пальцы в оперение на груди и чешущими движениями начал перебирать пух над килем. Темная птица довольно прикрыла глаза и притихла — кайре нравилось, когда я чистил ее перья, для нее это было проявлением ласки и заботы. Сора… Сора… Я вздохнул и, отпуская птицу на присаду, подумал, что сегодняшняя попытка в любом случае увенчалась успехом. В резерве осталось чуть больше трети — на эксперимент ушло намного больше энергии, чем я рассчитывал. Интересно, как ребята читали в моем сознании так, чтобы почти ничего не тратить? Надо будет спросить, может я что-то не так сделал? Так. Пора идти. Сидур меня наверняка потерял. Огладив Сору взглядом, я начал выбираться из вольера. Птенец утопал в сторону низкого чана с водой и, задорно плюхнувшись в воду, забавно переступал с ноги на ногу и возил крыльями по глади импровизированного озерца. Ну хоть кто-то беззаботен и счастлив… — Пока, орлик, — Пробормотал я уже с той стороны вольера и, недолго понаблюдав за возней Соры со стороны, побрел на выход из владений мэтра Цереха. *** Удар. Замах. Еще удар. В боку саднило. Печень словно до отказа напиталась кровью и раздутым шаром давила на диафрагму. Дышать было тяжело, легкие горели огнем, а воздух царапал трахею, словно ледяной. Во рту пересохло, глаза, напротив, заливало потом. Мое тело не было готово к таким темпам. Я замешкался, ощутив слабость в руках, и тут же почувствовал грубый тычок в ребро. Ноги подкосились, и я упал на пол, больно ударившись локтем о холодный серый камень. — Ты убит. — Констатировал мэтр Мирех. — Хватит… Я больше… Я больше не могу… — Хрипло простонал я, превозмогая склеивающую сухость во рту. — Когда ты думаешь, что больше не можешь, у тебя еще остается почти половина сил. Еще раз. Еще раз? Да я даже не уверен, что смогу встать! — Еще раз! — Рявкнул метр, и я подумал, что впервые ненавижу кого-то настолько сильно. Стиснув зубы и пошатываясь на негнущихся коленях, я медленно начал выпрямляться, опираясь на палку, которую так и не выпустил из рук. Глаза видели только лицо со шрамом напротив, остальное смазано, словно в дымке. Рук и ног я почти не чувствовал, внутренности отзывались болью напряжения, словно смазывающая их жидкость внутри брюха пересохла. Мирех сделал выпад. Времени на освоение подаренных мне талантов Первого ушло больше, чем я думал. Если образно выражаться, прошивка для тела оказалась тяжелее по объему, чем схожее по содержанию программное обеспечение для ума, которым заведовал Гранж. Рефлексы, реакция, ловкость — на освоение быстрой реакции Шиза ушло больше месяца напряженной работы по ночам. Я хотел избавиться от Миреха как можно скорее. Я считал, что если поскорее приду в форму, то тренировки станут менее напряженными, уставать я буду меньше, а возможно, со временем, необходимость в них и вовсе отпадет. В качестве результата я получил абсолютно обратный эффект. Может рефлексы и стали лучше, возможно я теперь и реагировал быстрее, но тело… Тело не было готово к этому физически. Оно просто не успевало действовать так, как требовалось, и будто бы само негодовало по этому поводу. Не хватало сил, крепости и выносливости мышц. Рефлекторно уходя от того или иного удара, оно пыталось сделать так, словно действительно могло согнуться в пояснице назад на сто восемьдесят градусов, или рассчитывать на силу, превышающую реальную в несколько раз. Один раз я даже получил довольно серьезный вывих и очень сильно потянул связки. Сустав отек, словно в него ведро воды налили, и болел так сильно, что думалось — все, сломал себе что-нибудь. Мэтр С’а Дорк наложил мне повязку, напоил травами и велел не нагружать руку. Ситуацию спас Кей. Не знаю, кем он был в реальном мире, но мое плечо он вылечил довольно быстро: острая боль ушла сразу, а рука смогла совершать привычные движения в полном объеме всего через пять дней. Доктор только дивился тому, насколько быстро я иду на поправку, поэтому еще несколько недель пришлось симулировать, чтобы никто не решил, что я и взаправду какая-нибудь нечисть. По своей наивности я думал, что все! Вот оно счастье! Никаких тренировок в ближайшее время! Как бы не так. Дав мне вольную только на два дня, мой персональный м’учитель поднял меня ни свет ни заря на третьи сутки со словами, что мы найдем чем заняться и без левой конечности. Тогда он и вручил мне тренировочную палку, начав обучать меня владению строевым коротким мечом, а точнее для начала с хорошо отбалансированной палкой. Поединки на мечах я видел только в фильмах, да несколько раз на додзе при храме, где ребята устраивали показательные бои для районного фестиваля. Оказалось, что с кино это вообще не имеет ничего общего. Никаких долгих поединков, красивых выпадов и танцующих па. Все быстро, четко, без лишних размусоливаний — один-два удара и, кто ловчее и быстрее, победил, а кто замешкался, пал. Никакой романтики и красоты, только сила, выучка и везение. Восторгов по поводу холодного оружия я вообще никогда не испытывал. Даже мангу такую не особо любил, отдавая предпочтение психологическим сюжетам и детективам. А уж если вспомнить про маму и брата… «Лучший мастер тот, кто одержал победу, не доставая клинка из ножен. Но ты должен уметь постоять за себя, если потребуется», — как-то вечером сказал Гедур, в ответ на мою просьбу о смене программы обучения. Я раздосадовался, но потом подумал и решил, что князь прав. Одним словом — смирился. Если что-то делать, то делать это правильно и доводить начатое до конца. Вот сейчас тупой конец палки летел мне прямо в лицо, а я почти безучастно следил за его траекторией. Тело было выжато как лимон, в голове звенело, но глаза, заметив приближающуюся опасность, дали какой-то сигнал мозгу, отчего все напряглось, и внезапно, совершенно бессознательно, внимание переключилось не на оружие моего противника, а на самого Миреха. Сил хватало только на то, чтобы уйти от удара, и я, шагнув в сторону, пустил летящую трость по левому боку, вскидывая руку вверх. И когда мэтр изменил мах на рубящий, я зажал его палку подмышкой и, отбрасывая свою, перехватил деревянный клинок пальцами. Не спуская с С’а Миреха усталого тяжелого взгляда, я глухо проговорил: — Я сказал, что на сегодня хватит. В это утро мэтр мне впервые улыбнулся.