Тик-так Тик-так Тик-так
Как интересны люди. Они умудрились уместить целый день — время между одним восходом солнца и другим в жалкие два полных круга часовой стрелки, в двадцать четыре деления циферблата, в какие-то тысяча четыреста сорок минут, восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд. Как странны люди. Они постоянно испытывают в себе потребность к систематизации, к заключению всего мира, всех явлений и предметов в узкие рамки теорем, чисел, законов и правил. У каждого человека правила собственные, но это их не отменяет, а делает людской мир лишь ещё более любопытным и интригующим, потому что каждая отдельная личность интересна по-своему, что-то выделяет её среди других. Есть ужасные люди, есть хорошие люди, есть что-то среднее, коих большинство, но это всё ещё обобщение, всё ещё создание каких-то групп, попытка упростить невероятно сложное, подобное математическим задачам тысячелетия множество, которое невозможно охватить одним взглядом даже при всем желании смотрящего.Тик-так Тик-так Тик-так
И именно эта уникальность делает людей такими прекрасными.Дзи-и-и-и-и-и-и-нь!
Прошла ещё секунда пронзительного звона будильника — и девушка на кровати распахнула свои бледно-голубые глаза так, будто не спала ни минуты за всю последнюю ночь. Как следует потянувшись, она выключила будильник, зевнула и, поднявшись с кровати, несмотря на то, что в комнате стояла полная темнота, совершенно спокойно пошла к окну, умело перепрыгивая босыми ногами через все попадавшиеся на полу препятствия в виде художественных принадлежностей. Тёмные, плотные шторы по мановению бледной руки легко распахнулись, наконец впуская в комнату лучи света, которые, словно сорвавшийся с поводка пёс, увидевший кошку, устремились во все уголки помещения, освещая то ярким светом и играясь на полу солнечными зайчиками. Однако девушку столь резкий яркий порыв нисколько не смутил, она даже не сощурила светлые, будто выцветшие глаза, словно для неё не было разницы между тьмой и светом. Как следует оглядев царивший в комнате беспорядок, девушка, заправив за ухо торчавшую пепельную прядь коротких волос, тяжело вздохнула и принялась расставлять всё на свои места. Позже, умывшись в ванной, она протёрла лицо маленьким полотенцем для рук и, подняв взгляд на зеркало, на секунду замерла. Голубые, замыленные, как у слепого, глаза с тёмными кругами определенно выделялись своей нездоровостью на фоне всех других частей тела. Девушка не была Дазаем, она следила за собой и планировала прожить как можно более здоровую жизнь. К тому же, профиль её работы предполагал наличие хорошей физической формы. Однако же, со сном так гладко всё не проходило. Сегодня (как и всегда) было слишком ярко, ей повезло, что этой ночью она смогла провалиться в забвение на жалкие полтора часа. Но на большее пока не была способна. Досадно. Но ладно. Тяжело вздохнув и отвернувшись, девушка решила чем-то отвлечь себя от печальных мыслей, и судьба этому благоволила, потому что, стоило светлому взгляду засечь складной мольберт, краски и кисти в углу комнаты, губы девушки растянулись в довольную улыбку. Она нашла себе занятие на утро.*****
Юнча не любила ночную работу. После неё режим сна, отчаянно хрипя в предсмертных муках, сбивался нещадно, а здоровье и мыслительная активность на следующий день после миссии сводились к минимуму, всё ужасно болело. Этот раз не был исключением. Вайши никогда не позволяла себе спать подольше, даже в такие дни, слишком много у неё было забот. Она поднималась рано, ровно в шесть часов, делала заранее продуманные физические упражнения для приведения собственного состояния в какой-то относительный порядок, проверяла соседку, с которой нам предстоит познакомиться позже, мысленно ставя положительные галочки, если та спала, отдыхала от компьютера и не страдала от своей способности, частенько вырывающийся из-под контроля. Дальше заглядывала в комнату к Дороти и привычно здоровалась с по обыкновению уже не спавшей в то время наставницей. Все в доме, больше напоминавшем университетскую общагу по там обитавшему контингенту, просыпались и спускались на завтрак обычно к семи или восьми в зависимости от дня недели или прошедших миссий, так что у Юнчи был час относительного спокойствия, во время которого она в основном получала от Дороти информацию относительно общей ситуации в городе и планов на день. И вот теперь, в шесть тридцать утра, поспав два часа, поработав с наставницей, решившей ещё немного поспать после всего вчерашнего стресса из-за смены власти в Мафии, Юнча стояла на кухне, на первом этаже их дома, и уныло перемешивала ложкой тягучую, тёмную и ароматно пахнущую субстанцию, коей являлось кофе в небольшой чашке. Она — девушка, не чашка — пообещала разбудить Дороти через час, к тому моменту, как все поднимутся, чтобы собраться и огласить очень важные новости. То есть у неё оставались тридцать свободных минут. И она искренне не знала, на что их потратить. В какой-то момент со стороны лестницы раздался хлопок двери этажом выше, а через пару секунд заскрипели половицы под шум шагов спускавшегося человека. Вайши даже специально обернулась, желая посмотреть, кто это в такую рань поднялся, кроме неё. Однако таинственная персона по всей видимости даже не планировала заходить на кухню, она тенью пролетела по коридору к главной входной двери. От стального взгляда Юнчи не ускользнули знакомые пепельные волосы. Она тут же окликнула коллегу по несчастью утреннего пробуждения: — Элизабет! Девушка, пытавшаяся тайно выйти на улицу, замерла, а следом уныло обернулась, вопросительно поднимая белёсые брови. Юнча смерила её строгим взглядом. Девушка постояла так секунд десять, выдерживая взгляд брюнетки, однако потом всё же сдалась, отвела светлые глаза в сторону. Уныло промямлила: — Доброе утро, Юнча.Элизабет Гаскелл Способность: Работа тёмной ночи
Вайши приветливо улыбнулась. — Так-то лучше. Доброе утро, Элизабет. А теперь, пока ты не убежала, вернись обратно и позавтракай. Девушка с пепельными волосами лишь тяжко вздохнула, сощурила в не совсем понятной Юнче эмоции свои голубые выцветшие глаза, но всё же прошла в просторную кухню, откладывая мольберт с красками на стол и присаживаясь рядом. Вайши открыла верхнюю полку одного из шкафов и в задумчивости замерла. — Будешь чай? Элизабет, до этого упорно пялившаяся в одну точку, будто зависнувшая компьютерная программа, вздрогнула и подняла голову на оклик. Ещё секунда ушла на то, чтобы обработать вопрос. — Да, пожалуйста. Как обычно. Юнча молча заварила чай и с небольшим звоном блюдца о чашку поставила на стол перед вновь отключившейся девушкой. Брюнетка не знала, о чём говорить. Обычно она проводила утренние часы в одиночестве, так что настоящая ситуация казалась для неё новой. К тому же, Элизабет не выглядела настроенной на разговор, всё же, Юнча отвлекла её от какого-то дела. Над головой Вайши будто лампочка загорелась. Вот и нашлась тема для беседы. — Куда ты направлялась? Элизабет, делавшая глоток молочного улуна из чашки, замерла. — На пленэр. А что? Юнча нахмурилась, замечая тёмные, глубокие круги под глазами коллеги. — Так рано? — Просто захотела порисовать утренний пейзаж, что тут такого, — девушка отвела взгляд. И сделала она это совершенно непринуждённо, так, что любой первый встречный собеседник никогда не заподозрил бы ничего необычного, но Юнча знала коллегу слишком долго и просто не могла не распознать этот нервный жест. Из груди брюнетки вырвался усталый вздох. Слишком часто они уже это проходили и слишком долго натыкались на нерушимую стену в разговоре с Элизабет. Но собственная совесть не позволяла Вайши оставить это просто так, она обязана была вновь попробовать проломить эту преграду. — Ты снова не спала? — сказала она. — Спала, — моментальный ответ, вновь ложь и вновь нервный отвод глаз. — Элизабет, — тихо, устало, с расстановкой произнесла её имя Юнча, и это заставило девушку напротив напрячься. Гаскелл не любила серьёзных разговоров, если эти самые разговоры велись о ней и её состоянии. — я достаточно долго тебя знаю, чтобы понимать, когда ты врёшь. Девушка с пепельными волосами ничего не ответила. Ей было нечего сказать. — Элизабет, — вновь намеренно повторила её имя Вайши, — ты ведь прекрасно понимаешь, что это не сможет продолжаться вечно. Рано или поздно ты должна будешь научиться нормально спать, иначе Дороти никогда не выпустит тебя на задание. — Но я ведь всегда прекрасно работаю… — начала было тихо Элизабет, поднимая на Юнчу свой светлый взгляд прозрачной морской волны у берегов песчаного острова. Гаскелл понимала внутри абсолютно всё, что ей говорили, злилась на себя за свою способность, в данный момент злилась на Вайши за то, что та опять подняла эту тему, и всё это было привычно, но последние слова брюнетки всколыхнули гордость девушки. — Разве? — вскинула брови Юнча, заставив Элизабет недовольно и вопросительно нахмуриться. — Ты забыла о нашей прошлой миссии с Дазаем, из-за которой ты сидишь дома и которая чуть не стоила ему жизни из-за тебя? Вздох Гаскелл болезненно оборвался. Как неприятно каждый раз вспоминать то, что всеми силами пытаешься забыть. Стыдливая краска тут же залила светлое лицо девушки, и она опустила голову, безрезультатно пытаясь скрыть это. На прошлом задании из-за мелкой оплошности Элизабет, которая не спала слишком долго и потеряла бдительность, была уставшей и несфокусированной, Дазай чуть не умер. Конечно, всё обошлось, но Дороти прощать такую ошибку не была намерена. Она слишком дорожила Осаму, как подчинённым, так и как подопечным. Перед Элизабет было поставлено условие: пока она не начнёт высыпаться, новых заданий ей не видать. Осталась одна единственная проблема — с Дазаем, его способностью и его спонтанными возвращениями домой о нормальном сне и подумать было нельзя. Юнча, заметив реакцию Элизабет, продолжила, будучи удовлетворённой тем эффектом, который её слова производили на коллегу напротив. — Безусловно, Дазай был бы только рад умереть, и ты почти оказала ему медвежью услугу, но никто другой более не заинтересован в его смерти. К тому же, а что, если бы это был кто-то другой, не Дазай? Что, если бы это была Дороти? — тихо проговорила Юнча, и сама ужаснулась от своих слов, столь невозможной и пугающей показалась ей смерть наставницы. Но это не остановило её речь. — Элизабет, — продолжила брюнетка, вновь в который раз повторяя это имя, — что, если бы на месте Дазая оказалась ты сама? Гаскелл вздрогнула при этих словах и всем своим существом почувствовала, как по спине её пробежала дрожь. Она не хотела умирать и едва ли представляла (и хотела представлять) свою смерть. Она слишком любила жизнь, чтобы вот так рано её покидать. Юнча была права. И все это понимали. Элизабет захотелось сменить тему. Она уже давно всё уяснила, незачем было снова и снова это повторять. Она старается, ясно?! Почему никто не может этого понять? Всю сложность, что вызывает у Гаскелл даже минутный сон? К тому же ей ведь даже времени не хватает. Невыносимо. Однако, прежде чем девушка успела сказать что-либо, вместо неё продолжила свой монолог Юнча. — Подумай об этом хорошенько, пожалуйста. О, кстати, Дороти мне сказала, что Дазай спрашивал о тебе вчера. — Вы его видели? — тут же вскинулась Элизабет, но не из-за представившейся возможности сменить наконец объект беседы, нет. Просто она слишком волновалась за Дазая, слишком дорожила им. Они выросли вместе. — Я — нет, — намеренно солгала Юнча, сощурив глаза и пристально смотря на собеседницу. — Он привязался к Дороти и Мэри во время их вчерашней миссии. Элизабет тут же стушевалась, но через некоторое время всё-таки спросила. — С ним всё в порядке? Юнча усмехнулась. — Что с ним может быть не в порядке, Элизабет? Он всегда в порядке. Гаскелл прикусила щеку с внутренней стороны, чтобы не высказать всё, что творилось у неё на уме. Проблема Дазая была именно в том, что у него никогда не было ничего в порядке. Но Юнча этого почему-то не понимала. Она думает, что он просто так что ли пытается убить себя? Нет. Дазай — глубоко травмированный человек, как и все они здесь, но в гораздо большей степени. Не стоит никого принижать, каждый пережил определенный ужас в своей жизни, из которого их в какой-то момент выудила Дороти, но все свои беды по крайней мере Элизабет считала абсолютно никчёмными по сравнению с тем, что пережил Дазай. И последствия этого до сих пор сказываются на нём и его характере, и вряд ли когда-либо уйдут. Но это не останавливает Гаскелл в её стремлении помочь ему, исправить его положение вместо того, чтобы постоянно твердить «Он всегда в порядке». И ей действительно очень жаль, что Осаму встретил Мори Огая и ввязался в болото Мафии. Весь путь, который она прошла с ним и Дороти на пути к более-менее нормальной жизни, оказался перечёркнут, закрашен, разорван и выброшен, а Элизабет оказалась отброшена далеко назад в своём стремлении. И больше всего приводило девушку в уныние то, что Дазай, казалось, совсем не расстраивался по этому поводу, наоборот, как будто радовался их проигрышу и стремился только сильнее погрязнуть в болоте тьмы, всё больше сливался с Мафией, бежал к Мори, часто сидел у него, но всё реже забегал к ним даже при возможности. С ним что-то происходило, но Гаскелл пока не могла понять, что. Осаму закрывался, будто выстраивал невидимые стены по отношению к каждому из них. Это было больно, больно и чертовски обидно. Юнча тем временем молча забрала из рук Элизабет пустую чашку, где пару минут назад грелся ароматный молочный чай, вымыла её и, переведя взгляд на часы, наконец сказала выжидавшей её вердикта собеседнице: — Ладно, можешь идти на свой пленэр, раз так хочешь. Элизабет моментально собрала все разложенные на столе вещи и вынырнула из кухни в коридор, а через пару секунд раздался хлопок входной двери. Юнча выдохнула, оставшись в одиночестве. Она намеренно не рассказала Элизабет о своём разговоре с Дазаем, намеренно проигнорировала тот факт, что Осаму спал у них в своей комнате прямо сейчас. Но на парня у Вайши были свои планы, которые она менять не собиралась. Брюнетка, читая документы за столом на кухне, спокойно дождалась того момента, когда большинство её сожителей начало спускаться к завтраку. Захлопали дверцы шкафов, заскрипели полы от шагов, зазвенели тарелки и чашки, зашумел электрический чайник, а где-то в углу зашуршала струя воды из-под крана, заглушаемая лишь тихими разговорами. Дом стал наполняться жизнью. Жизнью с по-настоящему реальными, человеческими обитателями. И никто посторонний никогда бы не додумался, что эти смеющиеся люди, подростки даже, ещё прошлой ночью убивали людей, представляли собой преступную организацию, а в глазах своих скрывали периодически сверкающую, будто комета, боль прошлого, которая, блеснув хвостиком, вскоре скрывалась, исчезая без следа. Дороти не выходила. Она никогда не завтракала или, по крайней мере, делала это гораздо позже и в полном одиночестве. Она всё ещё ценила моменты тишины и не особо любила разговаривать во время приёмов пищи. Никто её право на это не оспаривал. Но сегодняшний день был особенным. Джеймс нужно было собрать всех и объявить о произошедшем прошлой ночью перевороте в Мафии. Пока все смеялись, сверкали улыбками, даже не подозревая о грядущих новостях, которые могли принести им как спокойствие, так и насторожённость в паре с большим объёмом работ. Но вот часы пробили семь, а Дороти ещё не встала. Юнча тихо вздохнула, поднялась из-за стола и, мягко лавируя между коллегами, выбралась в коридор. Разбудив Дороти, девушка со спокойной душой теперь прошла дальше мимо ряда дверей из светлого дерева, около каждой из которых висела небольшая бумажка с именем (или именами). Это было сделано ещё давно, чтобы новенькие в этом доме не путали свои комнаты с чужими. Но вот, новоприбывших не было уже более двух лет, а таблички у дверей остались, став частью интерьера. Юнча, направляясь в самую дальнюю часть коридора, ещё издалека разглядела силуэт у окна. Это было излюбленное место нескольких обитателей дома, тех, кто любил читать книги, потому что только здесь подоконник был достаточно большим, чтобы на нём можно было удобно устроиться. Элизабет также периодически бывала здесь, но только чтобы порисовать вид на улицу. И вот сейчас на этом месте устроилась девушка-японка с короткими каштановыми волосами. Она сидела, положив книгу на колени и прислонившись виском к холодной поверхности окна, как если бы у неё болела голова. — Идзуми? — вопросительно подняла бровь Юнча, подойдя к ней. — Почему ты не внизу? Шатенка вздрогнула, испугавшись резкого и громкого от природы голоса Вайши, и подняла беспокойный робкий взгляд на брюнетку, наконец оторвавшись от книги. — Я не хочу есть, позавтракаю позже, — тихо ответила она, вновь погружаясь в сюжет довольно тяжёлого фолианта, что она удерживала на коленях. Юнча вздохнула. — Сегодня день особенный, Идзуми. Дороти должна вам кое-что объявить. Даже если ты не собираешься есть, пожалуйста, спустись ко всем. Идзуми вновь посмотрела на Вайши, как бы проверяя, обманывает ли её коллега, но, не найдя следов лжи, она коротко кивнула, отвечая своим всегда тихим, приглушенным голосом: — Ладно, я спущусь, только дочитаю сначала главу, осталась всего одна страница. Брюнетка кивнула и отвернулась, вполне довольная разговором. Девушка уже сделала пару шагов к коридору, но вдруг замерла на несколько мгновений, а взгляд её стал пустым и несфокусированным, будто она забыла, зачем шла. Но через секунду в сузившихся зрачках мелькнуло осознание, и Юнча двинулась дальше, своей дорогой.*****
Дазай никогда не отличался хорошим сном. Он был мафиози, при этом сливал информацию Дороти и умудрялся метаться туда-сюда между организациями, оставаясь не замеченным. Более того, он жил в каких-то совершенно нереальных условиях на свалке и каждый день работал на износ. Потому что, будучи занятым, его мозг откладывал навязчивые мысли, не вдавался в размышления и не поддавался безумию, а в моменты усталости и вовсе работал, будто запрограммированный. Это нравилось Дазаю. Он пытался всеми силами не задумываться о смысле того, что он делал, о назначении своём в этом мире. Зачем вообще всё это — слежка, информация — Дороти? Почему бы не оставить мафию со своими проблемами одну? И главное — почему Дазай продолжал это делать? Была ли это дань Дороти за всё то, что она для него сделала, или простая человеческая невозможность покинуть родное место, где он вырос? Парень не знал и, если честно, не хотел знать. О мотивах Дороти, при всём своём потенциале и интеллекте, он также не задумывался. По крайней мере, пытался. Боялся разочароваться, может. Когда-нибудь, спустя время, он обязательно найдёт ответы на все вопросы, придумает, как среагировать на них и что сделать. Но всему своё время. А пока — вернёмся к теме сна. Дазаю редко снились сны, тем более кошмары. Он слишком уставал, чтобы видеть ещё и это помимо всех ужасов реальной жизни. Специфика его работы предполагала способность спать очень чутко, просыпаться от малейшего шороха, щелчка, другого звука и даже ощущения, будь то пролетевшая мимо бабочка, хлопающая крыльями, или дуновение ветра. Однако сейчас, дома, в своей комнате, где он прожил последние шесть лет, в единственном месте, когда-то приносившем ему ощущение безопасности, он спал беззаботно, крепко и расслабленно, как ребёнок. Солнце уже давно поднялось из-за горизонта и освещало всё пространство комнаты, проскальзывая сквозь тонкие светлые гардины, испещрённые мелким золотистым цветочным узором. Солнечные зайчики скакали от одной стены, к другой, зарывались в волосы спящего на кровати парня, щекотали его нос, заставляя мило морщится, и будто бы смеялись от этого, сверкая в своей незамысловатой детской игре. Дазай спал спокойно, зарывшись лицом в одну мягкую подушку и прижав к себе руками в своеобразном объятии вторую. Ни оставшиеся на нем рубашка, брюки и бинты, ни соскользнувшее наполовину одеяло не мешали его умиротворению. Голова была пуста, чиста от сновидений и в коем-то веке организм выдохнул спокойно, наслаждаясь отдыхом и набираясь сил. Всё вокруг казалось мирным, спокойным и нормальным. Однако, как это бывает обычно, долго подобное счастье продолжаться не могло. И в какой-то момент — Дазай, совсем погрузившись в сон, не смог его отследить — с расслабленного тела сорвали одеяло, оставив без такой уютной и тёплой защиты. Что ж, это не сильно смутило юношу, он перевернулся на другой бок, покрепче обхватил подушку и продолжил спать, свернувшись клубочком. Послышались шаги, затем шум гардин и щелчок распахнувшегося окна. В комнату оказались впущены волны холодного воздуха, и Осаму тут же съёжился, а стоило только неизвестному утащить из его объятий драгоценную подушку, карамельные глаза недовольно приоткрылись, ища того негодяя, кто посмел прервать его мирный сон. А он так надеялся выспаться. — Поднимайся, нечего дрыхнуть, — громкий голос заставил недовольно поморщиться и оглянуться. Шатен протёр глаз, не скрытый под бинтами, различил разрушителя его спокойствия и тут же устало застонал, утыкаясь лицом в оставшуюся подушку. — Юнча-а-а… — Не Юнча, вставай давай, — раздражённо отозвалась девушка, складывая одеяло и укладывая его вместе с отнятой подушкой на стул, где висела верхняя одежда Дазая. — За что-о-о… — За всё хорошее, — Вайши умело вытащила и другую подушку из-под парня, при этом не коснувшись его ни разу. — Давай, кыш с кровати. Подобная наглость всё же вынудила юношу открыть глаза, сейчас такие тусклые, тёмные, как плитка горького шоколада, без того характерного яркого огня. Да какой тут огонь, тут даже искорки не будет. Дазай потянулся, словно кот, хрустнув костями в локтях и коленках, и наконец поднялся с места, усаживаясь на кресло у окна, позволяя Юнче вернуть на место одеяло и подушки. Совершенно не стесняясь, парень зарылся рукой в волосы, снял разболтавшуюся повязку бинтов и откинул в сторону, планируя после заменить её новой. Вайши тем временем села на кровать и подняла взгляд на Осаму, мгновение задержавшись, чтобы не вздрогнуть от вида двух таких разных глаз юноши. Один яркий, красивый и глубокий, другой же — мутный, но не светлый, как у Элизабет, а будто бы покрытый плёнкой. Дазай никому не рассказывал, каким образом он был травмирован, но лейкома, как последствие этого, не требовала таких объяснений и отбивала любые вопросы. Осаму неудобно повёл затёкшими за время сна плечами и сменил позу. Руки тем временем потянулись застегнуть до конца выскользнувшие из петель верхние пуговицы рубашки. Заметив взгляд Юнчи, Дазай флегматично вздохнул, подпёр голову ладонью, уперевшись в подлокотник кресла, и наконец прервал молчание: — Дороти что-то от меня нужно? Вайши прочистила горло. — Скорее мне что-то от тебя нужно. Осаму в ответ лишь удивлённо вскинул брови, но, не найдя следов шутки, расхохотался. — Что ж, в таком случае тебе стоило будить меня повежливее, раз ты хочешь от меня чего-то. А то я и отказаться могу, — парень состроил страдальческое выражение лица, — ты вела себя так грубо, Юнча-а. Впредь будь тактичнее. — Ты не можешь отказаться, Дазай, — раздражённо цыкнула девушка, — ты не у себя в мафии. Там на здоровье командуй и решай, как мне себя вести, но не здесь. Брюнетка хотела продолжить, но Осаму, тоже раздражившись, прервал её. — А с какой это стати ты теперь так говоришь? — Не теперь. Так было всё время, и ты прекрасно это знаешь, но, видимо, в мафии, бездельничая, ты совсем забылся. Парень оскалился. — Не смей мне указывать, Юнча, забылся я или нет — я сам лучше знаю, — в его голосе отчётливо звучали стальные нотки, такие, какие он в последний раз выдавал только в отношении Эйса на собрании исполнителей, — и нет, отнюдь, так было не всегда. Не забывай, что я тут гораздо дольше тебя, и я помню прошлые дни, когда ты только-только пришла к нам. Не забывай так же, что ты всего лишь помогаешь Дороти-сан разбирать бумажки и никакой власти над нами не имеешь. И не надо мне сейчас дерзить, все прекрасно знают, что ты держишься на своём месте только благодаря тому, что ты умеешь подлизываться к Дороти-сан и до сих пор ни разу не ошиблась, исполняя её приказания. Но любой твой промах приведёт к краху, так что на твоём месте я бы держал язык за зубами. Неправдой было бы сказать, что перед Чуей Дазай оттачивал свои навыки на Юнче, потому что эти отношения были связаны абсолютно разными нитями. Дазай злил Чую, потому что ему так нравилось, потому что ему было весело. Не наслаждаясь Осаму злостью рыжего, их общение было бы вполне нормальным и естественным, типичным детским. Злостью Юнчи же Дазай не наслаждался от слова совсем. С ней ссоры происходили по вине обоих сторон — никто друг друга не слушал в силу глубоких противоречий, сложившихся ещё очень давно. Юнча любила командовать, Дазай ненавидел подчиняться. Эта пара могла поссориться даже из-за манеры общения друг друга, такие они были несовместимые, в их отношениях не было кого-то одного, кто начинал все ссоры или зло шутил над другим. Тем более удивительным выглядит их относительное спокойствие прошлой ночью. Видимо, оба были слишком уставшими. Юнча смотрела в глаза Дазая всё время его речи, и парень не без удовольствия заметил её побледневшее лицо и дрожь, пробежавшую по коже. Вайши прожигала его взглядом, смотрела — и внутри ужасалась. До чего взрослым и тёмным стал Осаму. Да, он и раньше не отличался добротой, но никогда прежде витавшая вокруг него аура не была столь мрачной и опасной. Девушка почувствовала себя неуютно, но от этого лишь разозлилась и задавила в себе это чувство страха перед младшим коллегой. Перед самым настоящим демоном воплоти с поистине пугающим взглядом. Не дьяволом, нет, мафиози только предстоит им стать, всё ещё впереди. Пока что только демоном. Но чертовски опасным. Брюнетка вздохнула, и уже было приоткрыла рот, желая что-то ответить, но лицо Дазая вдруг просияло, а взгляд сфокусировался на чем-то позади девушки. Парень широко улыбнулся, и Юнча так и не смогла определить, подлинной или наигранной была эта эмоция. — А вот и наша социофобная тихоня! — протянул Осаму, приветливо помахав рукой девушке, проходившей мимо открытой двери его комнаты. — приветик, Идзуми-и! Юнча оглянулась через плечо. Действительно — там проходила шатенка, скрыв лицо и карамельные глаза короткими шоколадными волосами, убрав руки в карманы спортивных штанов и показывая всем видом незаинтересованность в общении. Услышав весёлый насмешливый голос Дазая, девушка вздрогнула и повернула голову в сторону Осаму. — Всё так же прячешься от общества, а? — мафиози намеренно продолжал свой театр, но шатенка, по всей видимости, не оценила его игры. Её правый глаз опасно сверкнул ярко-алым. — Не забывай, что не только от клинка Юнчи твоя голова может слететь с плеч, Дазай, — тихо проговорила девушка, опасно и враждебно сощурившись.Идзуми Сикибу Способность: Из мрака вновь
— Я буду только рад этому факту, Идзуми-тян! — они были одного возраста, но Осаму всё же позволил себе такую вольность — эту дурацкую приставку «тян», но вскоре оказался разочарован. Сикибу лишь недовольно фыркнула и, желая исключительно исполнить просьбу Юнчи, спустившись в зал на первом этаже, спокойным шагом пошла дальше, оставляя мафиози наедине с Вайши. Шатен вздохнул, видимо, устав от кривляний и не желая больше продолжать споры. Всё-таки, они совсем забыли про главный предмет их разговора. — Ну так что? — тонкая светлая бровь приподнялась в такт вопросительному взгляду юноши. — О чем ты хотела поговорить? Юнча перевела спокойный взгляд на Дазая и, убедившись в его серьёзности, заговорила: — Об Элизабет. — С ней что-то случилось? — во глазах шатена — о чудо — промелькнула тревога. — Нет. Ну, да, но технически нет, — брюнетка совсем потерялась, а в душу Дазая закралось подозрение, и он лишь замер в предвкушении. Девушка вздохнула устало. — В общем, ты правда думаешь, что она не была на вчерашней миссии с Дороти и Мэри по собственному желанию? Просто так взяла и отказалась? Не захотела? — она замолчала, но через секунду всё же тихо добавила. — Зная, что там будешь ты? Это правда, Дороти была осведомлена о его визите ещё до начала миссии, именно поэтому она не стала ставить кого-то другого на место отсутствовавшего напарника Мэри. Дазай замялся. — Ну, мы не виделись три месяца, мало ли что могло измениться. К тому же, она могла приболеть или что-то травмировать. Дороти вряд ли бы стала сообщать мне это перед советом в Мафии, она знала, что мне лучше сфокусироваться на работе, — глаза цвета топлёного шоколада поднялись на Юнчу и сощурились, видя её скептический взгляд. — Но я вряд ли прав в своих предположениях? — Конечно, — девушка кивнула. — Тогда что не так? — Ты же помнишь то задание, последнее перед тем, как ты ушёл в мафию, когда ты чуть не погиб из-за осечки Элизабет? Дазай сразу просиял, как дитя, и внешне, и внутренне. О да, он начинал догадываться, к чему всё шло и ему это нравилось. — Конечно! Как я могу забыть этот день?! Я же почти умер в тот раз, был так близок к цели! — воскликнул он, подняв указательный палец для пущей эмоциональности. Юнча только закатила глаза, шумно вздохнув и тихо отвечая: — Не думаю, что Элизабет была бы рада твоей гибели. Она слишком любит жизнь, чтобы даровать тебе смерть. — Конечно, — Дазай с явным удовольствием улыбнулся. — Именно поэтому она мне так интересна. Спустя столько страданий не прекращать стремиться жить, любить каждый момент бытия, — он вдруг засмеялся, но смех его звучал нервно, отрывисто. — Кажется, в ней есть в двойном объёме то, чего у меня нет совсем. Юнча грустно улыбнулась, глядя на него. А он продолжал смеяться, так, будто внутри него осталась лишь пустота, дыра, которую теперь ничем не залечить, не заклеить и не закрыть. Когда он смеялся по-настоящему своим голосом, не наигранно, естественно, он смеялся горько, хрипло, и от этого смеха хотелось плакать. Вскоре воцарилась тишина, которую прервал Дазай, вновь натянув на себя весёлую улыбку паяца и хлопнув ладонью по подлокотнику кресла. — Ну так что, Юнча? Что не так с той миссией? — он знал, что ему ответят, но не спросить не мог. Вайши вздохнула. — Элизабет ошиблась не по случайности. Ты прекрасно это знаешь. И ты знаешь почему. Потому что она не может нормально спать из-за своей способности, — в ответ последовало задумчивое «Ну да, и?». — Дороти не позволила бы этому повториться. Элизабет сидит дома с того дня. Дазай в этот момент внутренне возликовал. Не хватало только фейерверка и звучного «Ура!» с подлетающими в небо шляпами. И радости его не было конца. Все эти три месяца он жил в неведении, не знал всей ситуации, а оказалось, что цель, которой он так долго на протяжении года добивался, наконец была достигнута! Элизабет не выходила на задания! Это было хорошо, да, действительно хорошо. На самом деле, глупо было бы говорить, что Осаму никакой роли во всём этом не сыграл, наоборот, он был инициатором всего, слишком он в последнее время беспокоился о безопасности девушки. Дороти поступила именно так, как парень и планировал. Жестоко, но, с другой стороны, правильно, ибо каждая жизнь была на счету, а Джеймс — не тот правитель, кто будет отпускать своих подопечных умирать, как пушечное мясо. И техника её работала, потому что Дазай, будучи здесь раньше всех, прекрасно знал, что ни одна жизнь не была загублена или прервана. — Ну а от меня тебе чего надо? — устало вопросил Дазай. Это всё понятно, но он то тут причём? Зачем весь этот разговор? — Я прекрасно знаю, что ты пойдёшь к Элизабет после нашего разговора. И уже пошёл бы, проснувшись, если бы меня не было. Я не имею права запретить вам общаться, но я хочу предупредить тебя, — в глазах Юнчи, сверкающих расплавленной сталью, заблестела строгость. — Не порть все её старания. Не смей использовать свою способность снова. Осаму лишь широко улыбнулся. — Да вообще без проблем, Юнча, не беспокойся! Я ничего не буду делать! Честное слово мафиози!