По одному шагу к пропасти

      Согильдийцы окружили меня. Со всех сторон так и сыпались вопросы, а я не знала, куда мне деться. От криков на ухо и слюней чересчур впечатлительных товарищей дергался глаз, и болела голова. Я бессильно оглядывалась по сторонам в поисках чего-нибудь или кого-нибудь. Но тот, кто мог бы мне помочь, смотрел с высоты второго этажа, холодно и безразлично. От этого взгляда мурашки пробирали, и подгибались колени. Я не стану рисковать.       Его точно там не было, когда Мастер тянул свою речь. Точно не было, я бы почувствовала. Сейчас его запах — это свежий и приятный запах пыльной дороги после холодного ливня с грозами и молниями. И еще полыни. Горькой и сладкой одновременно. Хочется прикоснуться, растереть бледные листья меж ладоней, и одновременно не хочется, зная, что потом будет горчить.       Полынь — как огонь. Тронь — обожжешься, только вместо ожогов и волдырей — горько-сладкий аромат и горечь на пальцах.       Неожиданно, широкие двери вновь звякают, и на пороге появляется высокая фигура с длинными алыми волосами и увесистыми доспехами. Эта фигура всегда навевала страх у врагов, заставляя их поджилки трястись и убегать в страхе, читая вслух известные молитвы.       Я сглотнула, ощутив, как и мои поджилки подрагивают, неизвестно — от страха или от неизвестности, а, может, от всего этого вместе.       Эльза внушала страх лишь одним своим взглядом. Ей не составляло труда разнести орду воинов одним махом, прихлопнуть как мух — непринужденно и так привычно. Я восхищалась ей — она была моим идеалом. Была той, кто вдохновлял меня на маленькие подвиги и придавал сил в самые отчаянные моменты. И несмотря на все эти холодные взгляды, увесистые доспехи и желание казаться неприступной, одна я знала, что Алая делала по вечерам. Снимала с себя эту непосильную ношу и, сидя в огромной комнате, среди своих доспехов, мечтала. За чашкой чая и кусочком торта — она мечтала как ребенок. — Что у вас тут происходит? — голос все такой же — пронизывающий своей сталью насквозь.       Перед ней расступаются. Ее боятся и уважают. — Эльза, — мягко, на выдохе, со страхом в голосе, я зову ее по имени, и она вздрагивает.       Всем телом, словно ее ударило молнией. Глаза распахиваются, а нахмуренные брови взлетают вверх. — Люси? — я киваю. Без тени улыбки, понимая, что трепка радостно ошарашенных товарищей была ничем, каплей в море, и передо мной стоит сама королева фей и от ее вопросов, как от молота правосудия — не укрыться.       Не улыбаюсь, потому что только сейчас понимаю безрассудность своего поступка. Убежала, словно преступник какой-то. Скрылась, не оставив ни записки, ни словечка. Тогда мной руководила полностью и всецело обида, детская и глупая. И последствия этого поступка теперь приходилось расхлебывать мне одной, потому что одна я виновата.       Я ожидала, что Эльза подойдет и ударит, накричит, как делала это в старые добрые времена, когда я тупила. Но она преодолела разделяющее нас расстояние в три шага и раскинула свои руки, притягивая в свои объятия.       Я вспомнила, какой может быть Эльза Алая, — она до одури теплая, порой глупая и такая ранимая. Мы с ней были похожими и настолько же разными. Чувствуя ее руки на своей спине, закованные в сталь, я ощущала идущее от нее тепло. Такое, которое было только в детстве, когда мама садилась перед камином в высокое мягкое кресло и читала мне сказки.       Я почувствовала, как грудь под тяжелым железом поднялась и опустилась — легко, словно камень с души упал. — Я знала, — она отстранилась, схватив меня, как куклу, за плечи и заглянула в глаза. — Я чувствовала, что ты непременно где-то рядом.       В глазах прямо напротив моих плескалось облегчение. Словно все страхи, что когда-то тревожили мою старую подругу, отступили, и на месте заново родилась какая-то мечта. Ее глаза напоминали темное, густое вино. Темно-алые, с переливом в густой деготь.       Я ощутила, как меня затягивает в этот деготь и назад пути нет — уже не вырваться из этой ловушки. — Так где ты пропадала? — спросила Мира первым делом, когда мы с Эльзой подобрались к барной стойке. — В горах, — мимолетно кивнула и сделала жадный глоток клубничного коктейля, — моего любимого. — Тренировалась. — Это хорошо, — кивнула Эльза, но нахмурилась еще сильнее. — Но почему так внезапно исчезла? Могла бы хоть письмо предупреждающее оставить. Мы с ног сбились — тебя искали, — подруга покачала головой.       А я не смогла ответить. Мельком взглянула на Драгнила. Он стоял у доски с заданиями, хмурился и кривил губы. Думаю, наши с ним проблемы больше никого не касаются, поэтому рассказывать об этом сейчас не стоит. — Не могу сказать, Эльза, — я, извиняясь, взглянула на подругу из-под челки. — Я расскажу, обязательно, но… Не сейчас, ладно? — вложила во взгляд мольбу и немую просьбу.       Эльза кивнула — медленно, словно борясь со своим любопытством. Я облегченно выдохнула. — Вижу, твои тренировки принесли результаты? — Мира окинула долгим сканирующим взглядом и подмигнула.       Хотела бы я рассказать про свои адские тренировки с Коброй, — тем самым, что когда-то был нашим врагом и положил немало народа, но, боюсь, вы не оцените. Я лишь коротко усмехнулась и предпочла отмолчаться насчет своих тренировок.       И, хоть Мира улыбалась добродушно, я видела в ее глазах немой упрек. И не корила ее за это — заслужила. Хотелось рассказать ей все. Мира в роли бармена была и психологом, и другом, и сестрой. Она умела хранить тайны и никогда не осуждала — это было неизменной чертой ее характера. В каких бы грехах не обвинили человека — она попытается его оправдать, дать ему шанс, мнимую надежду и немного искренности, черпая ее из своих же слов. За это я ее и любила — могла выслушать проповедь и утешить молча.       Слова Нацу заставили меня усомниться в них, — в моих правых товарищах, что несмотря ни на что будут стоять за меня горой. — Простите. Простите, ребята, — я обернулась к залу и встала с места. — Я поступила глупо, мной правили эмоции, я убегала в спешке, думала только о себе и обижалась. Простите, я признаю свою ошибку и впредь постараюсь такого больше не допускать. — То есть, ты больше не будешь сбегать? — послышался хрипловатый голос. Я подняла голову и встретилась с холодным темно-синим небом. — Ловлю тебя на слове, Люси.       Грей. Как всегда полураздетый, с ехидной улыбкой на тонких губах и непроницаемой наглостью в глазах. Он изменился с нашей последней встречи — стал шире в плечах, значительно так запасся литыми мышцами и, кажется, стал еще ехиднее и наглее. — Кто бы говорил!       Я удивленно подняла брови, когда из-за спины ледяного волшебника вышла Дождия. Спокойная, белая, как сам снег, с легкой полуулыбкой на мягких губах. Она тоже изменилась, не внешне — все те же голубые волны волос, спускающиеся за плечи и укрывающие лопатки; все та же шуба и шапка с пушистым мехом; огромные глаза, словно бездонный океан. Внешне она все та же, но сияла словно изнутри. — Ты не меняешься, — фыркнула я и обняла ледяного волшебника. Дождия помялась, но все же обняла меня.       Темно-синие глаза старого друга опасно сощурились, а губы, словно по приказу, растянулись в усмешке. — Зато ты, смотрю — прямо кардинально. Кого приворожить пытаешься? — Грей весело мне подмигнул, а потом еще и похлопал по плечу. Вот же черт.       Он — единственный, кто отнесся со скепсисом к моему побегу. Ну да, сбежала, ну захотелось — кровь бурлит, чего вы еще хотите? Не стал досаждать вопросами, сел по другую сторону и кинул Миражанне: — Два виски. — Я не пью, — усмехнулась и покачала головой. — Ради такого можно, — кивнул он головой и приобнял за плечи. Как только перед нами нарисовались два стакана, Грей взял один, а другой протянул мне. — На брудершафт? — Да? — я приподняла бровь и ухмыльнулась, смотря, как Дождия за его спиной недовольно зашипела. — Да ты бессмертный, друг мой, — прошептала я ему в губы, когда он наклонился ко мне, явно желая что-то сказать. — Она прекрасна, когда ревнует? — я поперхнулась воздухом. — Ну, я не на той стороне, чтобы оценивать Дождию, — вернула ему шпильку. — Но, хотя, да, она милая, когда дуется. — Темноволосый довольно улыбнулся. — За тебя! — звон наших бокалов был слышен в каждом уголке гильдии.       Мы в один глоток выпили виски и зажмурились от ядовитого вкуса ядреной попойки. Но выглядели мы довольными. Протяжно зевнув, Фуллбастер кинул взгляд на Эльзу. — Раз мы все в сборе, может, как в старые добрые времена? Махнем на задание всей командой. — Я всегда «за», — кивнула Эльза и двое пар глаз уставились на меня.       Я сморщила нос и приложила руку к голове. Виски, черт бы его побрал, был слишком крепкий, особенно на голодный желудок. Коктейль не считается.       Деньги мне нужны были позарез — на что квартиру снимать? Но идти с ребятами, тем более в компании одного розоволосого убийцы драконов, было опасно и не хотелось показывать весь потенциал сразу. Все же, стоит взять задание и смотаться одной. — Не знаю, я хотела бы отдохнуть, да и потом, я пока у Полюшки живу, а она просила ей помочь, так что в ближайшие дни я занята. Ребята пожали плечами, и между нами воцарилась тишина. Тем временем Мира налила нам уже троим по стакану виски. — Давайте, — кивнула она на крепкий напиток янтарного цвета. — За встречу старых друзей.       К Полюшке я уже добиралась, цепляя каждую ветку и спотыкаясь на ровном месте. Крепкое спиртное отбило весь мой четырехкратный нюх, и добиралась я, полностью доверяя интуиции. В глазах плыло, а голова болела, словно тысяча дятлов сидели на ней и беспощадно долбили мою пустую голову. Если бы не Кана, я бы ушла после четвертого стакана виски, но от главной пьяницы не убежит даже самый быстрый в королевстве.       Удивительно, но раньше я пьянела от одной кружки пива. Сейчас мы с ребятами распили бутылку виски, а потом еще накатили коньяком — крепким и резким. Тем не менее, голова моя оставалась трезвой, хоть мысли и путались, я четко соблюдала границу и осознавала меру. Когда Кана подкатила еще одну бочку, я отказалась и свалила как можно быстрее.       Полюшка встретила меня как всегда руганью, но, правда, метлой по голове бить не стала, все же решив, что с меня хватит. — Открой окно, несчастная, — фыркнула она, когда проводила меня в отдельную комнату. — Иначе утром задохнусь не только я.       Я фыркнула, но окно все же открыла, а дальше мешком упала на кровать. В груди разливалось что-то похожее на тепло.