Бафомет хранит секрет

– Тоже мне, герой нашёлся! Под поезд он бросается, жить ему надоело! – Да подожди ты... Марина! Мар-рина! Я не буду жить с Этим под одной крышей! – Ах, не бу-у-удет он? Ну иди тогда на улицу ночевать. Думаешь, я рада, что на наш отдел всю эту херню повесили? Голоса доносились сквозь сильные помехи, будто я настраивала радио и, беспорядочно прокручивая колёсико, пыталась поймать нужную волну. Первый очень звонкий, девичий и явно возмущённый, второй мужской и тоже раздражённый донельзя, а третий хриплый и прокуренный, уже знакомый. Я, не разлепляя глаз, потянулась ним рукой, чтобы протереть, но её от лёгкого движения словно ножом вспороли. Тут же мерзко скрипнула дверь. – О. Смотри-ка, в себя приходит, – заявил Маринин голос. Я с трудом всё-таки разлепила глаза, обернувшись на звук. Экстравагантная дамочка стояла в дверях в своём привычном облачении и с бутылкой текилы вроде бы. – Что вы, ублюдки-экзорцисты, со мной сделали? – я с трудом попыталась приподняться, не опираясь на больную руку. Тело было как будто деревянное, а голова – пустой фарфоровый шарик. Я отрубилась там, в снегу. Больше ничего не помню. Но судя по отсутствию Харона поблизости, я осталось жива. Это уже было хоть что-то. Хотя находить себя живой на раскладушке в какой-то мрачной комнате с отошедшими по углам обоями в зелёный цветочек было тоже не слишком радостно. Марина прошла вглубь комнаты, к старому, времён союза письменному столу напротив моей раскладушки, отодвинула от него табуретку и с размаху опустилась на неё, закинув ногу на ногу. – У тебя чёт на плюче... то есть, плече... – я выразительно взмахнула в воздухе здоровой рукой, прищуриваясь. Зрение было ещё размытое после обморока, и я не могла толком сфокусироваться, чтобы понять. Какое-то невнятное размытое чёрное пятно. – Это сущность, – отмахнулась Марина. – Помогает лучше видеть иной мир. В мозгу что-то не сработало. Он просто отказался обрабатывать полученную информацию, как будто она сказала это на другом языке. – Что? – замогильным голосом переспросила я. – Ты шагнула за грань, поздравляю, – объявила Марина, отхлёбывая из бутылки и морщась. – Теперь ты такая же, как и все ублюдки-экзорцисты. Видишь их. Только не забывай при этом наш главный закон: ты видишь их, они видят тебя. – Не пойми неправильно мой вопрос... – как можно более деликатно начала я. – Но ничего, что ты так много пьёшь? – Экзорцисты все пьющие. Есть только умерено пьющие, как я. А есть сильно пьющие, как... – она не договорила, снова прижимаясь к горлышку губами. – Потому что мы такого за свою жизнь насмотрелись, что только алкоголем и можно заглушить. Ясно. Чего-то вразумительного от неё добиться – вероятно вообще дохлый номер. Очень много неудобств доставляла порезанная рука. Они кое-как накрутили бинты прямо поверх рукава толстовки, поэтому теперь ткань была жёсткой от засохшей крови. Судя по всему, особо не заморачивались. – Аптечка есть? – осведомилась я, свешивая ноги с раскладушки. Марина молча отодвинула последний ящик и кинула в меня коробкой из-под какого-то китайского ингалятора. – Ещё раз, что произошло. Всё по порядку, – вытряхивая всё нехитрое содержимое на смятое покрывало, попросила я. – Пока вы возились там в снегу, пробудился Бафомет. Так просто избавится от него уже не выйдет. Будет крепнуть гораздо быстрее, чем раньше. И мы не знаем, что теперь с ним делать. С ним и с тобой. Поэтому тебя запихнули в наш штаб, чтобы приглядывали, пока они не придумают что-то получше, – спокойно пояснила Марина, а потом вдруг отвалилась на скрипучую металлическую кровать за доисторическим столом, закрывая лицо руками. – Ёбаный в рот, какой же это всё-таки гемор. Теперь ведь ещё и они придут обязательно! Я не успела даже переспросить у неё насчёт последней фразы, как снова отворилась дверь в комнату, впуская внутрь вкусный запах жаренной рыбы. – Ужинать будешь? – на пороге появилась девочка в коричневом фартуке с оторвавшейся лямкой. Маленькая ещё, лет пятнадцать всего. Ужинать? Я только сейчас заметила, что темно за окном. – Это Юля, – не вставая с кровати, махнула рукой экзорцистша в сторону вошедшей. – Юля, я предупреждал тебя туда не заходить! – послышался из коридора какой-то совершенно гневный рык. – А это Юрец, юное дарование и наша огневая мощь, – лениво пояснила Марина из горизонтального положения. – Только на этот раз обожгли его, да так, что он даже вилку держать не может. – Осколкова, я сказал тебе не пускать её сюда, – парень с забинтованными по самый локоть руками оттеснил плечом девчушку и протиснулся в комнату сам, гневно нависая над Мариной. – Сказать ты можешь, что угодно, – непробиваемо отозвалась она, не проявляя признаков сочувствия к его гневу, – а спать ей больше негде. – Тебя вообще хоть что-то заботит, кроме выпивки? – он отобрал у неё бутылку и, обнаружив, что та уже опустела, зло зашвырнул в угол. И тут до меня дошло. Я узнала. – Это ты! – вскочила со своей раскладушки, так что в ней что-то надрывно треснуло. – Ты, сволочуга, в меня ножом тыкал! Он поднял на меня голову. Лицо его выглядело сначала так, как будто вообще только что заметил моё присутствие, а секундой позже исказилось настоящей ненавистью. Не говоря ни слова он широкими размашистыми жестами начертил крёстное знамение в воздухе, и меня тут же прижало к покрывалу словно десятью тоннами. Вместо воздуха – иглы, причиняющие нестерпимую боль. – Что ты творишь... мразь, – прохрипела я, оттягивая от горла воротник, чтобы хоть как-то вдохнуть. Послышался звук подзатыльника. Меня отпустило, и из горла со страшным свистом вырвался наконец застрявший там сгусток углекислого газа. – Идиот, – проворчала Марина. – Хочешь, чтобы нашу квартиру разнесло? Она и так на соплях держится! – Я всё равно с этой мерзостью под одной крышей жить не собираюсь, – с неподдельным отвращением вызывающе фыркнул Юрец, складывая руки на груди. – Кто тут мерзость ещё, а? – я схватила под руку первый попавшийся пузырёк, чтоб запустить в этого умника. – Спокойно! – Марина вскинула руку в верх, принимая наконец вертикальное положение. – У него есть право так говорить. – А у меня есть право ему врезать. – Если попробуешь, я повторю, – Марина продемонстрировала сложённые вместе три пальца, – Нам только буйных тут ещё не хватало. – Просто какое-то сборище отбросов, – терпение подошло к концу и я с силой дёрнула кончики свежего бинта, закрепляя новую повязку. – Я ухожу. – Интересно, куда? – в блядской успешен скривилась Марина. – Домой, – я поднялась с раскладушки, бегло ощупывая себя на предмет ещё каких-нибудь повреждений. – Ты больше не можешь вернуться. – Кто такое сказал? – я отмахнулась от неё, как от назойливой мухи. – Мне не в прикол тут с вами тусить. Я хочу поскорее вернуться к обычной жизни. – Для обычной жизни ты мертва, – вдруг заявила Марина, ногой пиная дверь так, что она захлопнулась с оглушительным стуком. – Пора съезжать от мамки. И я поняла, что она не шутит. Что она абсолютно серьёзно. И это было чем-то вроде... предупреждения. – Я бы открутил тебе голову, избавив от страданий, но, видишь ли, обстоятельства... – ненавистно прошипел парень, весь исходя на яд. – Не обижайся на него, – Юля, опустив голову, сжала его запястье. – Десять лет назад демон внутри тебя убил за считанные секунды всю нашу семью. С этим немного сложно справиться. «Нашу семью?» Так они родственники. Совсем не похожи. По крайней мере, поведением. – Не нуждаюсь в адвокате, – осклабился он. – Хорошо. Послушай, – я медленно выдохнула, заставляя разум взять контроль над чувствами и оборачиваясь к своему свежеприобретённому ненавистнику. – Ты потерял близких. Я эти чувства понимаю. Они не дают тебе прав, вести себя, как мудак. Тем более, что я и он– это не одно и то же. – Понимаешь? – сощурился парень. – Да что ты можешь понимать? Впустила его к себе, значит, ничем не лучше, – ушёл, основательно хлопнув дверью. Как баба истеричная, честное слово. – Юрец вялый хуец, – вдогонку под нос пробубнила я. – Алекс! – Юля тут же открыла дверь следом, высовываясь в коридор. – Куда он ушёл? – На лестницу, – послышалось оттуда, и девчушка тут же выбежала из комнаты, на ходу развязывая фартук. – Юра! Юра, тебе нельзя курить! – Как тяжко-то... – Марина, тяжело наклонившись, подобрала с пола бутылку от текилы и, убедившись, что она пустая, ушла на кухню. Оставаться одной в этой гнетущей атмосфере не было сил, и я вышла в коридор вместе со всеми. Такие же отклеившиеся по стыкам обои, только теперь уже коричневые, стёртый линолеум, часы с кукушкой и раскрытый стенной шкаф, со сваленной в кучу зимней одеждой, среди которой я признала и свою куртку. Потянула её за рукав, высвобождая из завалов. Совсем рядом, в совершенно буквально двух шагах здесь была входная дверь. И я сделала эти два шага, максимально тихо. Нажала на ручку и она поддалась, отворяя проход в подъезд, на площадку перед лифтом. Сюда гулкое эхо лестничной площадки доносило приглушённый шёпот с пролёта ниже, где выяснялись свои отношения родственнички. Мне не было видно их, им, соответственно, меня. И я, не теряя времени, продавила кнопку лифта, молясь, чтоб он поскорее приехал, издавая при этом как можно меньше звуков. Впрочем, эти двое были так увлечены беседой, что не придали значения привычному клацанью лифтовой кабины. Металлические двери наконец разъехались и я, нажала кнопку «1», уезжая вниз, подальше ото всей этой херни.