Бафомет хранит секрет

Несмотря на то, что было уже десятое марта, вместо слякоти под ногами скрипел сыпучий снег. Замок на курте разошёлся, поэтому приходилось сжимать её края пальцами, которые от этого закоченели и не чувствовались. Я уже истащила свой запас матюков, и нечем было выразить своё отношение к этой отвратной ситуации. Телефона в кармане не было, и я понятия не имела, где нахожусь. Какой-то совершенно обычный двор из тысячи таких же дворов в Москве. Была надежда выйти к дороге, поймать какую-нибудь попутку. Хотя кто меня пустит к себе в машину? Я теперь в этой рваной куртке, взлохмаченная и с помятым видом выгляжу не лучше Осколковой. Единственные два человека, которые за всё время встретились на пути, и те при виде меня ускорили шаг. Я шла вдоль забора из синих прутьев, огораживающего какую-то школу или детский сад, может. В нелучшем расположении духа и с абсолютно разбитым самочувствием. Холодный свет сквозь ветки разливали по снегу редкие фонари. Я старалась не смотреть вокруг, только под ноги, потому что... Не знаю, может, эти дауны-экзорцисты вкололи мне какой-то наркоты или я сама умом тронулась по полной программе. Но я видела странные вещи. Если это были тёмные сгустки, которые Марина называла сущностями, ещё ничего страшного – их можно было игнорировать. Но когда на глаза попадались человеческие конечности... Ноги или руки, торчащие из-под снега и перебирающие пальцами, мне хотелось одновременно блевать, орать и провалиться под землю. Поэтому я шла почти зажмурившись, с силой возвращая себя мыслями к дому, к тёплой кровати, в которую я обязательно залезу по возвращению и не вылезу ещё неделю, как минимум. Я случайно налетела на кого-то плечом, пробормотала, не поднимая головы, неразборчивое «извините» и, не сбавляя скорости, пошла дальше. Мне никто не ответил, или, может, ветер унёс в сторону чужие слова. Спустя пару секунд я снова врезалась в кого-то, теперь уже другим плечом, и на этот раз отступила в сторону, поднимая голову. Вдоль узкого тротуара по обеим сторонам стояли люди. Обычные люди, каких каждый день на улице видишь. Просто стояли и всё. С отрешёнными совершенно безучастными лицами, с мертвецки серой кожей, не шевелясь. Внутри всё обмерло. Я, наверное, закричала бы, но чувство было такое, будто ножницами кто-то прошёлся по голосовым связкам. – Привет! – так звонко, словно ударили серебряной ложкой по колокольчику. Я зажмурилась, протёрла глаза. В конце колонны из полутрупов появилась девочка в белом платье. Босая – на снегу. Я действительно это вижу? «Ты видишь их, они видят тебя». – Помоги мне? – она сделала шаг вперёд. – Мне бы кто помог, – я отступила назад. Хватит с меня фильмов ужасов на сегодня. Чёртовы фонари. Из-за бледного света я почти ничерта не вижу. У неё за спиной тень, похожая на сущность на плече у Марины. Но только большая, напоминает человеческий силуэт. – Не уходи, пожалуйста! Они тебя не обидят, – она протянула ко мне бледную руку с тонкой, почти просвечивающей кожей. Меня объял такой ужас, что я мгновенно рванулась обратно, но не вышло, меня уже сжимали чьи-то руки, сковывая в движениях сколько бы не дёргалась. Холодные, как ледышки пальцы коснулись моего лба. И я тут же опустилась во мрак. Если где-то в мире существовало небытие, то оно было именно таким. Непроглядный мрак, в котором не видно даже собственную руку, как близко к глазам не подноси. Так, что начинаешь постепенно сомневаться, а есть ли у тебя рука. А есть ли ты вообще. Ни звуков, ни запахов. Даже ни намёка на собственное дыхание, а ведь оно должно быть очень громким – так сильно и тяжело колотится моё сердце. И чувство, что меня всё время засасывает в какую-то болотную трясину, глубже и глубже. Паника разгорелась очень быстро, будто чиркнувшая спичка упала в лужу бензина. Было тяжело вдыхать этот мрак, словно он упругий, как резина, и лёгкие только забивает своими ошмётками. И я поняла, что не могу: воздух застревает в гортани и дальше не идёт. А сердце в бешеном ритме разносит по телу углекислый газ. Ещё немного и насупит удушье. – Успокойся. Медленно выдохни. Ровно через три удара сердца до меня дошло. Это не мой голос. Я не одна здесь. В этой непроглядной тьме со мной, если верить словам экзорцистов, самое страшное существо, когда-либо существовавшее на земле. Осознала это, и по спине словно раскалённым резаком прокатилась волна мурашек. Я понятия не имела, насколько он близко, но мне казалось, что очень. Что сделаю одно неосторожное движение – и дотронусь. Но самое весёлое, самое дикое и безумное заключалось в том, что отсюда некуда бежать, мы заперты в моей голове, внутри одной черепной коробки. Я обычно не угорала по всяким религиозным штукам, но сейчас готова была молится кому угодно за какое угодно чудо, лишь бы спастись отсюда. – Твоё положение настолько плачевно, что надеяться придётся только на себя. Каждый звук этого голоса приводил меня в первозданную панику, заставлял дрожать крупной дрожью, как осинка на ветру, как те экстрасенсы, которые ко мне приходили. Но в этих словах, в том, что он говорил, было зерно разума. Здесь я могу надеяться только на себя. Неимоверным усилием постаралась взять себя в руки, почти буквально, обняла себя за плечи и медленно выдохнула весь этот чёрный воздух. Потом вдохнула снова, стараясь сосредоточиться только на этом, забыв обо всём остальном. Падение прекратилось. Вместо вязкости под ногами я почувствовала твёрдый пол, и ритм сердца успокоился вернулся к тому, что можно было назвать близким от нормального. – Найди свежее воспоминание, за которое сможешь зацепиться, чтобы вернуться обратно в мир, Прозрачный шарик, сквозь который, преломляясь, проходят лучи солнца. Покрытый серой коркой снег. Белые перчатки. Я остановилась на них, и память потянула за этим целую вереницу из вспышек: нож, поезд, ярко-красный цвет на снегу. Больно. Больно, что аж перебивает дыхание. Что непроглядный мрак перед глазами дрожит. И с каждой секундой – все больше. Я отчётливо услышала громкий треск, словно плотный купол надо мной разбили в дребезги, и в сознание бурным потоком снова хлынула реальность. Я обнаружила, что впиваюсь пальцами в рану на плече так, что они побелели и потребовалось несколько секунд, чтобы их разжать. Между тем, в настоящем мире прошли всего какие-то несколько мгновений — эта жуткая девочка ещё только убирала руку от моего лба. – Досада. Если морок её не берёт, тогда придётся по старинке, – обиженно надулась она. И я почувствовала, как руки, удерживающие меня, сжимаются плотнее. Нет уж, хватит с меня. Ждать, пока это кончится чем-то плачевным, я не собиралась. Рванулась, параллельно ударяя полутруп пяткой под колено. Есть у тебя разум или нет – неважно. Боль должна остаться на своём месте. Расчёт был верный – мне удалось вырваться, и я побежала, уворачиваясь от тянущихся ко мне рук и яростно, от души проклиная всё на свете. Да что за день-то сегодня такой, а?! Почему всё, что я встречаю на своём пути, хочет меня убить?! На повороте поскользнулась, разбив коленку. Задохнулась от боли. Пока пыталась встать, упустила момент, когда можно было увернуться, и чужие пальцы, жуткие, холодные, почти сомкнулись вокруг моей шеи. Я закрыла глаза. Мне конец. Всё-таки конец. Как-то фоном мелькнула до дурости смешная мысль, что завещание стоило составить ещё с утра. А потом меня дёрнули за шиворот. Так, что треснули швы на куртке. Рука в белой перчатке. – Нечистый, ступивший на хранимую богом землю, мечом и словом изгоняю тебя! Юрец выступил вперёд, выхватывая из ножен, короткий узкий клинок, отчего взметнулись потоки воздуха и света. Людей развеяло по ветру, как пепел от сгоревшей бумаги, а девочка взмахом руки переломила вихри, не дав им себя коснуться. – Совсем страх потеряли? – выплюнул сварливо Юрец. – Какое разочарование! – возмущённо всплеснула руками девчонка. – Экзорцисты! Тень схватила её на руки и нечеловечески гигантским прыжком исчезла за поворотом. – Не преследуй их, Майоров! Она сейчас в зените, – подоспевшая Марина вытянула вперёд руку, преграждая ему путь. Глаза её в темноте промозглой ночи горели ярко-красным светом автомобильных фар. – Ненавижу март, – Мопассаном заключила она, переведя дыхание и отстраняясь из торчащей из сугроба руки, которая кончиками пальцев доставала до ворса на её шубе. – Вечно весной всякая дрянь вылезает. Уже три года её гоняем, а всё бестолку. – Ты тоже их видишь? – осторожно спросила я, кивая на человеческую конечность. Ужасная, со следами гниения плоть. Не дотянувшись толком до шубы, она выпала из сугроба на землю, и Марина брезгливо откинула её от себя сапогом. – А, это. Привыкнешь со временем. Ах, привыкну со временем. Уже набрала в грудь воздуха, но так некстати к горлу подкатил комок, и я согнулась пополам, схватившись за живот. Стошнило остатками завтрака, такое ощущение, что наружу вывернуло все кишки, и я чуть желудок не выплюнула. Потребовалось какое-то время, чтобы успокоить спазмы. – Ну вот, отлично, ты только посмотри, – откомментировал Юрец итог этого не самого приятного процесса. – Мне больше делать нечего, кроме как гонять за этой шмарой посреди ночи. – Сам ты шмара, понял? – отозвалась я низким, как у алкоголика со стажем, голосом, не разгибаясь по-прежнему. – Ещё раз меня так назовёшь, язык в бантик завяжу. Он хотел ответить что-то не менее, но закашлялся и не смог. Так-то. Простуда против мудаков. Вместо этого мне прилетел беспощадный подзатыльник от Марины. – Твою мать, не успела сказать про геморрой, она нам его уже устраивает, – грубо проворчала Осколкова, потирая ладонь. – Можно полегче? – я на всякий случай отскочила от неё, всё ещё переводя дыхание и сплёвывая. – Меня чуть не убили вообще-то. – Убили? Если б был шанс, что тебя убьют, хрен бы он поднял свою задницу, – Марина коротко кивнула на Юрца, пригашивая свои горящие глаза. – А это мелкие сошки, у них на такое кишка тонка. Они бы тебя продали. Кому-то, кто знает, как использовать силу Бафомета. А нам бы за это трусы на голову натянули. Ты вообще со всеми проблемами так справляешься? Убегаешь? – Осколкова пренебрежительно фыркнула и отвернулась, намереваясь возвращаться обратно, вслед за Юрцом. – Иногда лучше убежать, – горестно пробубнила я, плетясь за ними. – Если ещё раз придёт в голову такая мысль, подумай получше. Этих тварей прогнать не сложно, главное, успеть вовремя. Но есть и другие. У нас с ними договор, но ради Бафомета нарушат его и глазом не моргнут. Ай, ладно, завтра Тимка придёт и всё тебе расскажет. Я даже не стала уточнять, что это за Тимка, и что за срань он собирается мне рассказать. – Ты что, расстёгнутым по улице ходишь? Мозгов нет? – к нам тут же подскочила Юля, осматривая своего тупого братца. – Вот здесь я сплю, – перешагивая порог уже знакомой комнаты Марина указала на железную кровать, на которой валялась вечером, а потом перевела палец на такую же у противоположной стены. – Это Юлькино шикарное ложе. Раскладушка – твоя. – Замечательно, – я, не заморачиваясь, скинула рваную куртку прямо на пол, и сходу завалилась на скрипучую кровать. – Ещё одна свинья на нашу голову. Понятно, почему у тебя парня нет, – заявила Осколкова, подпихивая пуховик носком ботинка в угол. – Отвяжись, у меня был парень, – тяжёл вздохнула я. – Что, не выдержал и сбежал? – язвительно хохотнул Юрец, стоя на пороге уже. – Он разбился в автокатастрофе, – пробормотала я, отворачиваясь к стене. Резко повисла какая-то мерзкая тишина. – Давайте спать, – скомандовала наконец Марина. – День был очень хуёвый. Я впервые была с ней согласна.