Месть ситхов

На следующее утро Оби-Ван умирал. Его голова болела так, словно в глазницу засовывали и высовывали лазерный меч, а потом проворачивали его внутри, превращая всё содержимое мозга в кашу. Он не мог двинуть даже пальцем, всё его тело страдало и умоляло о смерти. Кеноби попытался повернуть голову, совсем чуть-чуть, просто чтоб было удобней лежать, но сразу об этом пожалел — в голове будто взорвались тысячи солнц. Хуже всего было то, что боль, к сожалению, оказалась не единственным последствием вчерашнего времяпровождения и даже не самым ужасным. Оби-Ван всё помнил. И то, как они с Энакином поцеловались, тоже. Это была даже не вина Энакина, мальчишка просто прижался сухими горячими губами к губам Кеноби, а вот в настоящий поцелуй это превратил он сам. Он помнил ощущение кожи Энакина на своей, помнил, как сильно от него несло алкоголем, помнил, как Энакин испуганно попытался отстраниться, когда почувствовал ответ на поцелуй и намерение углубить его. И помнил, как он не позволил мальчишке это сделать, одной рукой ухватившись за джедайскую робу, а второй рукой удерживая голову. Помнил короткий и тонкий свист тви’лечки за спиной. Только сейчас джедай подумал о том, что это, возможно, был первый поцелуй Энакина, и он поступил очень мерзко, украв его. И всё же Скайуокеру просто не следовало делать необдуманных вещей, он не мог не видеть состояния Оби-Вана. Оби-Ван не забыл ни минуты своего пребывания в том баре, хотя действие алкоголя, по идее, должно было заключаться как раз в другом. Всё тело джедая ныло, болели даже кости. Казалось, с него сняли кожу, и теперь даже воздух режет и колет. А вот Энакин довольно бодрой фигурой мелькал перед глазами, словно и не пил вовсе. За тот вечер он выпил парочку таких же напитков, что и Оби-Ван, но он не лежал на постели и не умирал от боли в каждой клетке организма. Несколько раз он начинал насвистывать незатейливую мелодию, в которой с трудом, но узнавалась музыка из того самого бара, и сразу замолкал, услышав страдальческий стон со стороны кровати. Любой звук отдавался дробью по черепу. — Энакин, когда я умру… — страдальчески протянул Кеноби, специально не говоря «если». — Не драматизируй, Оби-Ван, от этого ещё никто не умирал, — уверенно перебил его Энакин, говоря из другой комнаты. — Ну, по крайне мере, я же жив. — Когда я умру, — всё же продолжал джедай, — позаботься о моём доме на Набу. Энакин закатил глаза. — Говорю же, не драматизируй. К тому же, у тебя нет дома на Набу. Умирающий громко — слишком громко — простонал и закрыл глаза, готовясь увидеть последний сон. — Зачем так жить, Энакин, у меня даже нет дома на Набу. Если бы Энакин физически мог закатить глаза ещё больше, он бы это сделал. Возле кровати послышалось шуршание, а затем звук льющейся жидкости. Оби-Ван с огромным усилием приоткрыл один глаз. В руке Энакина находилась бутылочка, с которой он что-то вливал в стакан. — Всё, Энакин, я брежу, это конец. Я вижу голубое молоко. Мальчишка вздохнул, но занятие не прекратил. — На, пей. — Хочешь меня отравить? — но стакан из рук Энакина взял. Он был готов выпить, даже если это и есть яд. Лучше умереть, чем и дальше испытывать что-то подобное. Уже со вторым глотком большая часть мучений Оби-Вана исчезла. В голове прояснилось, прошла боль. Дышать стало легче. Еще через несколько секунд исчезло желание убить себя на этом же месте. — Энакин, ты мой спаситель, — облегченно выдохнул он. — Я бы точно умер без тебя. Никогда еще Кеноби не был так кому-то благодарен, как сейчас своему бывшему падавану. — Конечно, — фыркнул Энакин. Замешкавшись, будто бы между делом, добавил: — Мне всегда помогало. Первые несколько секунд Оби-Ван не понимал. А потом он, тлея, осознал, что чертов засранец совершенно спокойно около получаса ходил вокруг него, умирающего и мучающегося, наблюдал за его страданиями, хотя чудодейственное снадобье точно было у него под рукой и он абсолютно точно знал, что оно в мгновение освободит Кеноби от всего. — Ты просто хотел отомстить мне за все твои годы обучения у меня, да? — поднимаясь и с удовольствием замечая, что боли больше нигде нет, спросил Оби-Ван. Он хотел злиться, но не мог. Не на Энакина. Энакин стоял рядом и потягивал то же голубое молоко из своего стакана. — Джедай не ищет мести, Оби-Ван. Не этому ли ты меня учил? — пожал он плечами. — Я просто хотел, чтоб ты отвлекся. У тебя вечно были проблемы из-за меня, ты выгораживал меня перед Советом… Так что это была благодарность. Откуда я знал, что у тебя нет чувства меры, — и уже на грани слышимости, шёпотом, — И что ты не умеешь пить. Оби-Ван молчал. Теперь ему было неловко разговаривать с Энакином. Всё же тот поцелуй никак не выходит из головы. В трезвом уме Оби-Ван бы никогда и не подумал о подобном. Наверное, будь он и в стельку пьяным, тоже. Всё больше он склонялся к тому, что в том напитке было что-то, что заставило его это сделать. «Ну, или ты хочешь спихнуть всё на напиток, Оби-Ван». Видимо, Энакин понял причину паузы в разговоре и благоразумно попытался исправить это. — Слушай, Оби-Ван, если ты нервничаешь из-за того, что случилось в том баре, то не стоит. Я перебрал, ты ещё больше перебрал. Нам стоит забыть об этом и жить дальше. Не убили же мы кого-нибудь, в конце концов. Энакин улыбнулся и, залпом допив своё молоко, пожал плечами. Он снова свёл всё к шутке. Это странно, но это подействовало. Оби-Вану стало легче, его смущение отошло на второй план, но самое главное — он осознал, что всё это время Энакин сохранял хладнокровие. Он не краснел, не избегал Кеноби. Он просто принял случившееся как факт и начал решать более существенную проблему — временное недомогание Оби-Вана. Энакин поступил, как настоящий джедай.

***

— Почему мы до сих пор сидим здесь, Оби-Ван? В просторной комнате на узком диване сидели два джедая, в центре играл с маленькими крейсерами мальчик-забрак. — Проявляй терпение, мы делаем это на благо Республики. — Ты хотел сказать: «Мы ничего не делаем на благо Республики», так как мы сидим здесь чертов месяц, наблюдая, как ничего не делает преемник человека, который ничего не делает. Оби-Ван вздохнул. Сколько лет он учил Энакина терпению и пониманию, беспрекословного подчинению приказам Совета, чтоб осознавать, что всё впустую. Энакин сидел спокойно первые несколько дней, ожидая нападения на наследника Организации и бдя 24 часа в сутки. Потом он заметно расслабился — ничего не происходило. Ни на следующей неделе, ни на той, что была после. Его энтузиазм пропадал с каждым днём. — Терпение, Энакин, — с раза в раз повторял Оби-Ван. — Если мы защитим Нареллу от того, кто ему угрожает, у Республики будет поддержка в виде провизии и оружия, кроме того, его отец обеспечит нам поддержку армией, если мы в ней будем нуждаться. Энакин закатил глаза и цокнул языком, без слов объясняя, что он думает обо всём этом. — Оби-Ван, никто на него не нападает, — чуть не скулил Скайуокер. — Никого не было за этот месяц. Да с его головы даже волос не упал! Оби-Ван не должен был смеяться над подобной шуткой. Ни за что. Нет ничего смешного в том, что Энакин сказал, что из головы забрака не упало ни волоса. Это же расизм. Оби-Ван держал невозмутимое лицо секунды три, перед тем, как левый уголок его рта нервно дёрнулся. Кеноби чувствовал себя премерзко, но улыбку убрать так и не мог. У него самый худший падаван какого только можно представить. Кеноби мельком взглянул на мальчика-забрака, проверяя, не обиделся ли тот, но он и дальше играл со своими игрушечными крейсерами и истребителями. — Нас приставили к нему как нянек, Оби-Ван, — уже тише говорит он. — Мы должны помогать, сражаться, ведь идёт война, но мы сидим здесь. Он зарылся пальцами неживой руки себе в волосы и прикрыл глаза. В Силе чувствовалась его досада и разочарование. Джедай не должен так себя вести. Спокойствие и ясность мыслей. Не отчаянье. Оби-Ван смотрел на него и понимал, что утешать — это тоже не дело джедая, но ведь это же Энакин, его бывший падаван. Тщательно подбирая слова, он начал: — Кто-то сражается, а кто-то защищает. Терпение, Энакин. Как он вообще прошёл испытания, если не может выполнить такого простого задания? Им ведь даже попался не самый худший вариант — мальчик-забрак сидел спокойно, во всём слушался, и им оставалось только наблюдать. Было легче и потому, что на него за этот месяц и правда не было никаких покушений, не смотря на то, что его отец рассказывал об ужасных угрозах жизни мальчика — единственного сына — и о том, что повсюду их ждут наемные убийцы. Если он просто преувеличивал, то это не проблема, даже так его отец должен был выполнить свою часть уговора. Скайуокеру давно пора бы научиться не давать своим чувствам влиять на ситуацию, ведь с таким подходом, напади кто действительно, он едва бы успел защитить ребёнка. Чем дольше Оби-Ван думал об этом, тем больше он сомневался в правильности решения Совета. Глубоко в душе он и сам, если честно, частично был согласен с Энакином. Подобное задание можно было поручить какому-нибудь мастеру с падаваном, не магистру и мастеру. Они могли бы сражаться, их дуэт лучший, по всей Галактике разносятся вести о их победах. И вот теперь они сидят в детской и наблюдают за игрой ребёнка. Точно как няньки. Ситуацию накаляло ещё и то, что провизия и оружие действительно были нужны Республике, и такое легкое задание было простым способом их получить. И даже принимая во внимание всё это, у них было задание и они должны его выполнить. В конце концов, уговор был о двух месяцах защиты, один уже прошёл. — Я понимаю твои чувства, Энакин, — Оби-Ван положил руку ему на плечо, — но идёт война. И если есть способ помочь Республике без насилия, то вот он. И мы должны его использовать. Абстрагируйся от своих чувств, они обуза. Ты уже давно не мой падаван, не заставляй меня из раза в раз повторять тебе простые истины. Скайуокер явно стал спокойнее. Даже Сила вокруг них стала светлее, что было редкостью для таких тёмных времен. Он успокоился просто от слов. Почти как настоящий джедай. Всё же рука, лежавшая на плече Энакина поверх коричневой джедайской одежды, чувствовала, как тот напряжён. Мальчишка умом давно был на поле битвы, не в комнате маленького забрака. — Энакин? — не отнимая руки, позвал Оби-Ван. — М-м. — У нас есть выходной. Один, но всё же. Мы оба устали тут, я думаю, было бы неплохо… Энакин поднял взгляд на Оби-Вана. В его глазах читалось недоумение напополам с интересом. — Мы могли бы снова навестить то заведение, — всё же договорил, отчаянно краснея, Кеноби. Он совершает ошибку, идя на поводу у своего желания подбодрить Энакина, но всё же он прислушивается ко своему внутреннему чувству опасности, готовый в любой момент передумать, едва почувствует хоть что-то. Как и весь этот месяц, оно молчит. В голове была только одна мысль: «У меня плохое предчувствие».