***
Амели, заходя в резные двери, которые перед ними открыл низкий мужчина в черном костюме, обернулась на Хандзо. Тот, недоуменно смотря на нее, кивком пригласил войти. Слыша стук каблуков о блестящий мраморный пол, отливающий золотистой белизной, девушка отдала свою накидку другому мужчине в таком же костюме, что покорно кивнул. — Надеюсь, Госпожа Лакруа, вы не слишком разочарованы скромностью жилища. Все же, после ваших Шато — это не настолько изящный дом. Бледная особа, уловил тонкую издевку в его голосе, повернулась к спутнику: — Ты сейчас смеешься надо мной, Шимада? — оба, улыбнувшись, прошли на второй этаж, преодолев огромную лестницу в центре зала. — Прошел уже почти месяц. Как тебе Академия? — спросил Хандзо, открывая перед Амели дверь в просторную комнату с длинным обеденным столом, расположенным так низко, что стулья не потребовались бы. Лакруа, оглядев стены, заметила там картины с изображенными символами, волнами, горами и лесами, хоть как-то напоминающие чете Шимада об их доме. Далеко забрались… — Я ожидала чего-то… Другого, — произнесла она, садясь на мягкий пол, смотря себе на ноги. Хандзо, кивнув третьему мужчине, махнул тремя пальцами. — Чего-то более элитного? — склонившись на свой кулак, уточнил Наследник. Бледная девушка, подняв на него голову, ответила: — Ты думаешь, что я одна из тех, кто не может находиться рядом с менее богатыми, чем я? К твоему сведению, я живу в домике с еще тремя девушками, — тот, улыбнувшись, провел ладонью по щетине, говоря: — Если я оскорбил тебя своими словами, то я прошу прощения. Просто интересно, что Лакруа делает в таком месте. И… Живет в домике с еще тремя девушками. Амели, посмотрев в окно, увидела там полную луну, которую не замечала достаточно давно. Еще когда сидела на огромной крыше поместья и пила красное вино вместе с… — В этом нет смысла, ты прав. Но… Хотелось бы испытать себя. Узнать, могу ли я что-то представлять из себя без своих денег и званий. Мои соседки даже не слышали фамилии Лакруа до этого. Забавно. Хоть они и надоедливые, назойливые и невероятно бесят… — Тебе нравится с ними? Замолчав, девушка вспомнила глаза Окстон, когда она схватила ее за руку однажды. Никто еще не позволял себе такого. Это было странно и… Необычно. — Не знаю. Я стараюсь не привязываться к людям. Тем более к тем, кто сам пытается создать со мной связь. Считаю это лишним. Сейчас нужно закончить обучение и вернуться домой. Им принесли несколько подносов, на одном из которых Амели заметила филе фугу, суши из рыбы оторо и еще множество блюд, что не могли себе позволить большая часть учеников Академии. — Прости, если банален донельзя и предложил японскую еду. Я слишком люблю свою страну, — улыбнулся холодными глазами Хандзо. Его спутница, пожав плечами, протянула в рот одно из блюд, ловко орудуя палочками: — Мне нравится ваша кухня. Так что не надо думать об этом. — Действительно… Сейчас я думаю совсем о другом… — Шимада, отставив палочки, налил ей небольшую чарку саке, сказав: — Я встречался с Лакруа раньше. Услышав это, Амели сжала кулак под столом, натягивая улыбку на бледное лицо: — И когда же? — Пять или шесть лет назад. Тогда наш Отец вел разговор с одним мужчиной, который также представился Лакруа. Зная его род, я не помню там такой красивой девушки. Когда вы познакомились? Пытаясь не утонуть в нахлынувших воспоминаниях, гостья отпила немного саке, ощущая сладковатый вкус риса: — Получается, сразу после той встречи. Но я не особо люблю говорить об этом. — Неудачный выбор? — спросил Хандзо, не отрываясь от нее. — Крайне, — коротко ответила Амели, отставив палочки прочь. Старший Брат, кивнув, понял, что на эту территорию лучше не заходить. Учтивость — главная черта Главы. — Сейчас в Ханамуре уже почти полдень. Ты когда-нибудь бывала в Японии, Амели? — девушка, вновь и вновь видя перед собой высокое дерево с розовыми лепестками, голос народа на рынках и едкий запах лапши, молчаливо помотала головой: — Никак не получалось вырваться туда. Но, я уверена, сейчас там особенно красиво. Шимада, поправив часы, улыбнулся, вновь наливая ей саке: — О, цветы сакуры опадают на землю, пока ручьи начинают петь свою звонкую песню. В этом месяце зарождается праздник Шелка. А это значит, что все девушки и женщины выходят на улицу, вывешивая тончайшие нити у своих дверей. Повсюду столько красок и цветов, что начинаешь забываться, куда ты попал… — видя, как глаза Хандзо блестят при этом, Лакруа спросила: — Откуда сын самого влиятельного человека в Японии может это знать? — Шимада, засмеявшись, залпом осушил свою глиняную чашечку: — Я не всегда был Наследником Клана. Мы с Гэндзи часто сбегали из Имения и залазали в самые укромные уголки города. Это было интересно, рискованно и так опьяняло. Славное время… — Сложно представить тебя в грязной подворотне и с порванной одеждой, — улыбнулась девушка. Хандзо, посмотрев на стену, впился в одну из картин, нарисованную тушью: — Ну, сейчас я частенько вытаскиваю из подобного своего Братца, когда тот попадает в очередную передрягу. Он это любит, хоть я и говорю ему стать серьезнее. Ведь он может стать… — замолчав, мужчина коснулся своей левой руки, спрятанной под дорогим костюмом. Лакруа, решившая не докучать своими собственными вопросами, уподобилась спутнику, сказав: — Когда я была маленькой, то часто закатывала истерики, когда не получала того, что хочу. Родители потакали мне во всем, но в этой потребности долго тянули. — В какой же? — повернулся к ней Наследник. Девушка, занеся черный локон за ухо, вздохнула: — Я хотела заниматься балетом, а они говорили, что я выше этого. Хоть искусство… — Не знает границ. Видимо, у вас эта поговорка тоже распространена, — сказал Шимада. Кивнув, Амели продолжила: — Именно. И когда я все же уговорила их, то у меня ничего не получалось. Я падала, ломала пальцы, пачкала пуанты кровью. Но мне так хотелось показать себя. Я перестала общаться со всеми друзьями, бросила все, чтобы стать лучшей. Полностью отдаться делу, забыв про все… Хандзо, услышав это, не мог оторваться от ее лица, когда гостья рассказывала ему о своем прошлом. Именно в такие моменты она будто оживала ото сна. — …и, думаю, это того стоило. Все эти восторженные взгляды и… — Ты отлично двигалась на Вечере. Я помню это до сих пор. Все это отпечаталось так глубоко. Видимо, ты и правда рождена для такого утонченного танца. Ощущая легкость от нахлынувшего на голову саке, Амели позволила себе немного забыться, улыбаясь и рассказывая этому мужчине все, что он хотел бы услышать.***
— Черт, черт, черт, черт! Прошел всего месяц, а я уже успела повести себя как идиотка! Рекорд, Окстон, просто молодец! Дура! — шепча все это про себя, девушка бежала по тускло освещенным дорожкам, чувствуя гравий у себя под ногами. Вечер нахлынул на голову, а глаза резало прохладным ветром. Осень, не смотря на свою теплоту, все же оставалось осенью… Остановившись на развилке, девушка помотала головой, думая, насколько далеко Ангела могла убежать из домика. Кусая ногти, первокурсница услышала голос: — Если ищешь заплаканную девушку, похожую своей бледностью на смерть, а значит, медика, то она побежала туда, — обернувшись, Окстон увидела медленно прогуливающегося Директора, державшего в руках свой неизменный коричневый пиджак. — Сэр, спасибо, сэр! — вспоминая свою прошлую учебу, машинально ответила англичанка, ринувшись в вечернюю глушь. Моррисон, удивленно подняв брови, коснулся своего шрама, пересекающего все лицо: — Давно мне так не отвечали.***
Начиная задыхаться от столь продолжительного бега, бывший кадет наконец увидела сидящую на спортплощадке блондинку, сжавшую ноги к груди. Остановившись, Лена не знала, что сказать. Сейчас все мысли путались, а в голове была только каша, не остывшая после поцелуя Шимада. — Ангела, я… — начала англичанка, как Циглер перебила ее: — Отстань от меня. Не решаясь сесть рядом, первокурсница застыла на месте: — Я не хотела обидеть тебя. И тем более говорить такие плохие вещи. Я просто… Не знаю, что на меня нашло! Правда, все это очень не похоже на меня… Ангела, не поднимая светлой головы, в волосах которой отражался свет фонарей, произнесла: — Потому что это бывает, когда говоришь, что думаешь. И когда ты права. Так что прошу, уйди. Встав напротив нее, Окстон протянула руку к ее плечу, шепча: — Нет, я хочу это обсудить… — но девушка, отмахнувшись от нее, повысила голос: — А я — нет! Не думай, что я простая девочка, которую можно просто заговорить! Может, я кажусь простушкой, ведь я пытаюсь найти общий язык одновременно со всеми, но и у меня есть чувства! Видя застывшие в ее глазах слезы, что никак не могли покинуть своего убежища, бывший кадет прикусила губу: — Просто я… Просто… — не способная найти нужных слов, Лена опустила голову. — Уйди. Мне нужно побыть одной. Просто прошу тебя, Лена. В этот раз твой оптимизм не вытащит ситуацию. Иди спать. — Я хотела сказать, что была не права. И что ты — явно самая ответственная из нас четверых. Прости… — смахнув со своих ресниц влагу, Окстон побрела прочь, сжимая скулы. Циглер, оставшись одна, сжала кулаки, пока по телу прошел холодок наступающей ночи. Открытые колени тут же пошли мурашками, а руки затряслись. Стуча зубами, швейцарка закрыла глаза. «- Просто поверь мне, хорошо, Ангелочек? Все будет хорошо, мы с Мамой вернемся и я подарю тебе те крылья феи, что ты так долго просила. Просто… Наша работа — помогать людям. Понимаешь? — эти доверчивые глаза отца, сиявшие голубизной. Золотые волосы матери, стоявшей рядом и гладившей ее по голове. — Я не понимаю, почему вы должны улетать, Папочка! Мама, отговоли его! Плосто пошлите длугих влачей и все! — всегда капризничала, когда приходилось оставаться одной. Женщина, сев перед ней на колено, произнесла: — Прости нас, Ангела, но у врачей нет выбора. Мы всегда должны быть в самой гуще событий. Мы спасаем людей и не можем оставить их, будучи здесь… — Но вы же оставляете меня! Лазве это честно? — нахмурившись, маленькая девочка с пухлыми щечками покраснела от недовольства. — Ангелочек, пойми, что…» На ее трясущиеся плечи легла черная кофта с длинными рукавами, скрывшая спину и часть головы капюшоном. Обернувшись, Ангела увидела прошедшего мимо Лусио, поправившего футболку на своей крепкой груди: — Похоже, мой долг как будущего врача спасти вас от грусти, пациентка. Девушка, сдерживая слезы, закуталась в кофту с носом, говоря: — Ты не вовремя… Иди, куда шел… Парень, поправив волосы, завязанные в тугой пучок, сел напротив нее, улыбаясь: — Но я шел сюда, так что я не знаю, что мне сейчас делать. Уйти или остаться? Слишком сложные запросы у вас, девушка! Блондинка с трясущимися губами вставая со скамьи, прошептала: — Тогда прости, что мешаю. Пойду сама… — но, увидев этого парня перед собой, раскрывшего ладони, зарыдала, ныряя в крепкую охапку, чувствуя запах пота от его футболки. С пробежки? — Давай-давай. Это всем нужно, — улыбаясь, диджей обнял ее своими татуированными руками, опуская подбородок на макушку.