Академия "Overwatch"

      Директор Моррисон, неторопливо идя по кабинету, слышал только отзвук своих туфель, пока за окнами Головного Корпуса шел снег. В скором времени большая часть учеников покинут территорию Академии, чтобы вернуться ненадолго к своим семьям. А он… «Overwatch» был его домом, родными и любовью. И больше этому измученному глубоко внутри человеку не было нужно ничего.       Постучав в дверь кабинета Райнхардта, Директор не услышал ответа. Посмотрев чуть ниже, он увидел отсутствие света в дверном проеме. Кажется, что Тренер новой команды уже покинул свою работу. Или же до сих пор находился в зале, измучивая студентов. — Хоть здесь его неутолимый энтузиазм пойдет в дело, — усмехнулся седовласый мужчина, пока шрам странно заныл. Коснувшись его длинными пальцами, Моррисон отмахнулся. Хоть такого не было уже больше двадцати лет…       Провернув ключ, он вошел в свой кабинет, не включая освещение. На немногочисленных стеклах оседала изморозь, готовясь рисовать морозом причудливые узоры. Джек, положив портфель на соседнее кресло, подошел к столу.       На секунду вцепившись голубыми глазами в компьютерную мышку, Моррисон повернул монитор на себя. В отблесках черной диагонали не было ничего необычного. На первый взгляд…       Почти не шевелясь, мужчина протянул руку вперед, но его пальцы сомкнулись на пустоте. Повернувшись к выходу, Директор услышал едва уловимый скрип, отозвавшийся в ушах.       Сев за компьютер, Моррисон включил монитор, пытаясь обнаружить нечто странное. Открыв дела студентов, Директор вводил на клавиатуре своды паролей, глазами ища следы проникновения.       Ничего.       Откинувшись в спинку своего кресла, мужчина задумчиво поднес кулак к подбородку, произнося в темноту кабинета: — Я не стану обвинять тебя, кто бы ты ни был. Если появишься сейчас, тебе все простят, обещаю. Я могу стерпеть проникновения в мой кабинет и взлом компьютера, но ложь здесь не приемлема.       Ответом ему послужила лишь тишина. Ни единого скрипа, шага или слова. Только сосущая пустота.

***

      Глубокой ночью, когда большинство домиков уже видели первые сны, под одной крышей все еще горел свет.       Лена, попивая кофе, уставилась в тысячную строчку, пытаясь понять, что именно она не знала. Плавными, но уверенными шагами, приближался последний экзамен в их семестре. Все четыре соседки были накалены до предела, кроме, кажется, Амели. Холодная француженка, не подавая признаков паники, продолжала читать свои романы, иногда заглядывая в конспекты.       Вашвани постоянно возмущалась насчет этого, но когда Лакруа сдавала очередной экзамен на отлично, гнев индианки спадал на нет. Тяжело жить рядом с гением, а?       Усмехнувшись от своей мысли, Окстон подняла уставшие глаза на лежавшую в кресле ледяную девушку. Та, уставившись в потолок, думал о чем-то своем, не подавая вида усталости. — Чего не пойдешь спать-то? — спросила англичанка, протирая веки. Амели, медленно повернувшись к ней, отвела глаза прочь, откинувшись ответом: — Не хочу. Я мешаю? — Лена, помотав головой, ударила себя по лбу, понимая, что соседка не увидела ее: — Нет, нет. Просто не понимаю, чего здесь лежишь. Поговорить хочешь? — усмехнувшись от своих слов, Лена вновь впилась в бумагу.       Лакруа, чувствуя нарастающее с каждым днем давление на свои плечи, скривилась. Так, чтобы никто не увидел человеческих эмоций: — Может, хочу посочувствовать ставшей одинокой соседке? — закатив карие глаза, англичанка отпила еще чуть кофе: — Не в твоем стиле… — Откуда ты знаешь, что в моем стиле? — холодно ответила Амели, поворачиваясь на бок к Окстон.       Студентка, подняв на нее подбородок, ничего не ответила, лишь лениво отмахнувшись. Сейчас перед глазами стояли многочисленные даты и исторические личности, повлиявшие на право и экономику. Хотя, она переставала понимать, в чем отличие Хамурапи от Де Голя, путая многочисленные документы и декларации. — Ты не ответила на мой вопрос, — сказала Амели, вновь привлекая к себе внимание, что ей было совсем не свойственно. Окстон, вздохнув, смахнула каштановые волосы, пожимая плечами: — Ну не знаю, просто ты не особо любишь болтать, пока тебя не заставишь обстоятельствами или случайными совпадениями. По крайней мере, о тебе сложилось такое впечатление почти за полгода. Что поменялось сегодня? — француженка, грациозно потянувшись на диване, вытянула длинные ноги вперед, разминая пальцы: — Полгода назад одна англичанка доставала меня всеми возможными способами, а теперь сидит хуже привидения… — Тогда понимаешь, что я чувствую, когда ты рядом, — огрызнулась студентка, отпивая кофе с лихвой.       Соседка, закрывая глаза, что будто светились в темноте, приоткрыла полные губы, сияющие мертвецкой бледностью: — Сможешь забыть о своем Гэндзи во время Спортивного Фестиваля? Или придется проводить с тобой воспитательную беседу насчет того, как вести себя при разрыве отношений? — сжав скулы, бывший кадет помотала головой с прижатыми заколками-невидимками волосами: — Ой, как будто ты спец в том, как вести себя в таких случаях. Словно тебя кто-то мог бросить, а не наоборот, — Амели, вновь погружаясь в объятья прошлого, от которого смердело похлеще, чем от мертвого кита, поежилась в диване: — Не скажу, что это происходило так уж часто, но бывали случаи, когда и меня бросали. Давно, еще во Франции, — ее холодный голос бросал в мурашки не хуже снегопада за окном, что оседал на тропинках Академии. — И что? Их потом находили по частям в канавах? — усмехнулась Лена, думая, насколько громко. Лакруа, плотоядно приоткрыв свой рот, выдохнула: — Может и так. Сейчас тебе никто не сможет рассказать наверняка.       Переворачивая страницу снова и снова, Окстон посмотрела в чашку. Пусто… — С чего вообще такая озабоченность тем, как я себя чувствую? Не помню, чтобы давала повода… — Просто никак не могу выкинуть из головы ваш идиотский поступок в первую ночь. Тогда ты поняла, что это я кинула камень. Не испугалась моего холодного отношения к окружающим. Выпытала имя. Не многие на такое способны, — девушка, взглянув через волосы Амели, попыталась всмотреться в одинокий домик напротив, в окнах которого также горел свет. Точнее, он горел только со стороны комнаты Ханы. — Я просто не умею держать язык за зубами и все. В большинстве случаев это добром не кончается, а с тобой… Просто повезло, не более, — понимая, что они почти поменялись ролями, Окстон сжала лоб пятью пальцами, натужно вздыхая.       Лакруа, мягко садясь в диване, поставила одну ногу на другую, смотря на соседку: — На соревнованиях вам часто нужно будет пересекаться. Может, даже говорить. Ты же простила его, так почему сейчас не можешь отпустить? — стуча по столу пальцами, англичанка нервно избегала прожорливых глаз Амели: — Я могу отпустить, я это уже сделала. Уже почти неделя прошла, чего тебе еще от меня нужно? Я не преследую его, не лезу в его дела больше, он просто… Мой друг и все, — француженка, наклоняясь чуть вперед, скрыла почти половину своего лица за упавшими иссиня-черными волосами: — Чувствуешь, что ты виновата в чем-то, да? — ускоряя темп стука, Лена помотала головой снова: — Ничего я так не думаю. Он сам мне сказал, что это было ЕГО решение и я здесь совсем не причем… Что… — француженка, поднимаясь с нагретого места, подошла к столу, возвышаясь над маленькой студенткой: — И ты хочешь сказать, что не допускала мысли, что он будет с твоей подругой, которая постоянно светит ему своими золотистыми волосами? Не думала, чем же она лучше тебя? Хотела бы понять, что именно он в ней нашел, не так ли? Может, сожалеешь о том, что на девичнике попросила ее сдружиться с ним… — Окстон, прикусывая губу, поежилась, трясущимися от волнения пальцами касаясь выступившей капельки крови. — Я… Я не знаю. Я просто хочу, чтобы люди вокруг были счастливыми и все. Мне будет достаточно и этого, — Лакруа, положив свою ледяную руку на ее, чуть наклонила голову, с заинтересованностью произнеся: — Ну, а когда ты найдешь время для самой себя? — замолчав, Лена смотрела на бледную ладонь подруги, видя на ней едва заметный след от кольца. Стоит ли спрашивать ее о прошлом? Хотя, сейчас Амели явно волновало настоящее. Причем не только свое… — Я надеялась, что когда мы прилетим на соревнования, я перестану думать о нем, что забью себя только тем, как показать себя с лучшей стороны. Я постоянно стараюсь стать той, на которую будут равняться, но… Похоже, что в любовных делах я полный профан, — горько усмехнувшись, Окстон увидела неподдельную грусть в глазах француженки. В них, будто всплывая на поверхность, появился небольшой огонек старых дел, что тут же погас в темноте нависшего на ней бремени. — Как насчет того, чтобы взять с собой в Бразилию всех наших дурочек? — улыбнувшись, спросила холодная соседка. Лена, недоуменно нахмурившись, прохрипела: — В каком смысле? Я нисколько не сомневаюсь в ваших способностях, но не думаю, что вы войдете в состав команды почти перед самым отлетом… — Лакруа, проведя по ее запястью пальцем, пожала плечами: — Кажется, ты не понимаешь, каким именно способом мы отправимся в Бразилию. Самолет любезно предоставлен семьей Шимада, что согласились доставить нас туда. Не думаю, что твой бывший откажется прихватить Циглер с собой… Ну, а Сатья может поломаться чуть-чуть. Ну, я немного приподняла твое настроение? — Окстон, активно почесывая лоб, понимала, что ее губы неосознанно лезут вверх при каждой мысли о том, как бы провести побольше времени с друзьями вне стен Академии. Осталось только одно…       Посмотрев в глаза Амели, англичанка спросила, сглатывая слюну: — А ты… Ты поедешь? — француженка, улыбнувшись, прошла к ней за спину, положив руки на плечи. От такого движения даже сама Лена немного смутилась, говоря: — Воу, воу… Ты довольно близко. Обычно все наоборот.       Мягко одернув ее голову к своему животу, Лакруа посмотрела Лене в перевернутые глаза, говоря: — Знаешь, у меня на родине этот стиль диалога означает очень доверительные отношения между собеседниками, — англичанка, чувствуя, как краснеют ее щеки, чувствовала затылком пупок холодной девушки, что сейчас была тепла, как никогда: — Э… Это почему? — Лакруа, чуть нагнувшись, произнесла, пока ее волосы защекотали девушке нос: — Потому что в таком положении ты не сможешь успеть понять, когда нож устремится к твоему горлу, — Окстон, чуть дернувшись, почувствовала на коже своей шеи острый ноготок соседки, что медленно, но верно, путешествовал к ее подбородку: — У тебя на родине, что, все такие мрачные, а? — Амели, склонившись почти ко лбу Лены, прошептала, пока ее глаза подобно пауку изучали свою муху: — Просто скажи мне, что ты думаешь. Я не буду ждать вечно. Скажи, — Окстон, покраснев так, что машина Гэндзи нервно гудела в стороне, забегала взглядом по всей соседке. — Я… Я хочу… Я хочу, чтобы ты поехала с нами в Бр-Бразилию, — Лакруа, показав верхний резец, прошептала снова: — С «нами»? — Лена, закатив карие глаза, сглотнула слюну, чувствуя волны синего ногтя на своем горле: — Я хочу, чтобы ты поехала в Бразилию со мной.       Удовлетворенно получив желаемое, девушка отпустила свою пленную, отправляя ее к конспектам.       Окстон, повернувшись на стуле, спросила ей в спину: — Почему ты так холодна, когда тебя окружают другие люди? — Лакруа, подходя к ванной, взглянула на нее ледяным взором, прохрипев: — Пошла к черту, — хлопнув дверью, та скрылась из виду, пока Лена хихикнула.       Амели, включив полный напор, упала на пол, прижимая колени к лицу, чувствуя, как к ее вечно сухим глазам подступает целый ручей слез. То, что могло обрамить ее бледное лицо своей теплотой…