***
Гэндзи, оставленный наедине с двумя девушками, пытливо пытался услышать хоть какое-нибудь движение внизу, но, к его сожалению, все попытки были тщетны. Оставалось довольствоваться лишь вырывающимися неумелыми звуками из гитары в руках Ангелы, также бессмысленно перебирающей по струнам пальцами. Вздохнув, парень осторожно поднялся, чувствуя на себе подозрительный взгляд Сатьи: — Пойду проверю, что у них там случилось. Если не вернусь через пятнадцать минут — вызывайте кавалерию, так как вы сами знаете, как страшны эти девчонки в гневе, — не успела Циглер ничего сказать в ответ, как горячие губы нежно коснулись ее лба. После закрытой двери наступила долгожданная тишина, сопровождающаяся только пыхтением Вашвани: — Считаешь, что все нормально? — выдохнула наконец индианка, отрываясь от бесконечных конспектов на одно мгновение. Вспотевшая от натуги соседка обняла древесный инструмент, улавливая тонкие нотки потертого лака: — Если ты говоришь про мою игру — то крайне отвратно, а если… Да, я поняла, про что ты. Не знаю, не могу говорить за нас всех, но что возникает все больше недопонимания между нами — это чувствуется даже в воздухе. Сама знаешь, как я плоха в понимании таких тонких материй, — улыбнувшись, кроткая львица сползла к ней на ковер, обрушивая голову на плечо: — Место идиотки в нашем девичьем полку уже занято, Ангела Циглер. И уж не тебе говорить о непонимании намеков… Просто… Я была бы рада привычной холодности Амели, взбалмошности Лены, твоей заботы и моему нытью… Чтобы все было как раньше, как всегда. Похоже, что консерватизм во мне каждый раз побеждает, едва встретив даже самую легкую перемену. Не могу принять, что все меняется, что мы меняемся, не остаемся на одном месте… И Амели уже не похожа на живое привидение, и ты больше не та наивная девочка с коробкой печенья в руках… Только Лена не изменяет своим привычкам и все также достает небывалом оптимизмом… А я… Я… — подбородок ее подруги плавно опустился на макушку, пока ладонь медленно успокаивала вздымающуюся спину: — Да. Мне тоже его не хватает, Сатья. Но мы и правда идем вперед, как ты сказала. Может, что-то и изменится, может, изменится сильно. Но мы-то останемся прежними, понимаешь? Дурной компанией глупых студенток, которые могут испортить даже такую недотрогу, как ты, — сглатывая комок в горле, индианка глухо засмеялась. Возможно, она и права.***
Свесившись с неустойчивой и скрипучей периллы, парень заглянул на кухню, сокрытую в наступившем вечере. Сейчас здесь главенствовал мрак, иногда разбивающийся одинокими всполохами света пробивающегося через снегопад фонаря. Пройдя чуть дальше, Гэндзи и не надеялся хоть кого-то найти, просто давая шанс двум соседкам выговориться по поводу случившейся истерики у Лакруа. Пытаясь найти ладонью злополучный включатель, чтобы заварить чай и не оставаться с голыми руками, Шимада застыл. Кажется, в одном из углов обширного зала послышалось какое-то движение, направляющееся к нему. Нахмурившись, студент не ощущал угрозы, но его пальцы инстинктивно сжались в кулак. Что за чертовщина? — Лена? Амели? Чего сидите в потемках… — но появившееся из черноты лицо Оливии застало его врасплох. Попятившись, гость местного домика припер своей спиной стену, недоуменно прорычав: — Какого черта ты здесь делаешь, Коломар? Девушка, слегка придерживая обмотанное на голове полотенце, кивнула на приоткрытую дверь, ведущую в ванную: — Да так, у меня просто воду отключили, решила воспользоваться гостеприимством. А ты, как понимаю, явился сюда явно по другой причине, судя по количеству одежды, — стараясь не двигаться, японец смахнул мешающиеся волосы со лба, пожимая плечами: — Здесь живет моя девушка. Как считаешь, с чего я должен сюда явиться? Включи фантазию — будет намного легче жить. Как здесь включить свет… — босыми ногами Оливия сделала несколько уверенных шагов, касаясь пальцами его торса: — Самому не смешно? — опуская на нее изумрудные глаза, Гэндзи увидел только неплотно прижатое к мокрому телу полотенце, так и намеревающееся поиграть с ним: — Не понимаю, чего ты мелешь, — огрызнулся напрягшийся студент. Захихикав, мексиканка приблизилась еще ближе, видя его растерянность: — Будто ты не понимаешь, о чем я. Сам глубоко внутри ненавидишь притворяться хорошим, пытаешься выжимать из себя голливудскую улыбку, строишь из себя пай-мальчика! И зачем? Чтобы трахаться с какой-то врачихой? — замечая светящиеся в темноте ногти, Шимада смог сам лицезреть подарок на Рождество. Отмахнувшись от ее пальцев, парень оскалился: — Ты нихера обо мне не знаешь, Коломар. Сколько бы не пыталась «раскрыть» меня, у тебя не получится. Знаешь, почему? Потому что это и есть настоящий «Я» и другого мне не нужно. Хочешь завести новых друзей? Не оскорбляй их девушек. Уйди с дороги. Сейчас, — игриво закатив глаза, Оливия прижала его к холодным обоям, слыша каждый стук разыгравшегося сердца. Настолько близка, что можно было разглядеть каждую каплю, медленно скатывающуюся по полуоткрытым грудям. Каждый влажный волос, выбивающийся из-под махровой ткани, каждую ресничку и каждый зуб в улыбке, ведущей его к губам: — Я пытаюсь это сделать, потому что мы с тобой похожи, глупый ты мальчишка. И я не могу смотреть на страдания настолько родственной души. Хочешь, облегчу их? Хочешь докажу тебе обратное? Что я права? Что ты легко сменишь свою маску и вернешься к настоящему «себе»? К рвущемуся наружу пламени, застрявшем в золотистых волосах Циглер. К силе, что растрачивается понапрасну. Поверь мне, это не сложно. Нужно лишь… Довериться мне и перестать бороться… — она медленно приподнялась на носочках, стараясь дотянуться до его лица. Сам Гэндзи, застыв, будто вкопанный, дрогнул кадыком. Почему тело не движется? Нужно прогнать ее. Выдворить прочь и больше не встречаться даже взглядами. Ангела не заслужила такого, не заслужила обмана, нет! Просто… Двинуться и… Томное горячее дыхание сбивало его с мысли, пока полные губы приближались к нему, не теряя времени. Коломар уже не скрывала своих намеков, отпустив ненужное полотенце. То, держась на честном слове, готово было скользнуть вниз в любой момент… — Первый этаж в моем домике всегда свободен… — кончики их носов соприкоснулись, как Шимада стремительно отвернулся, поборов дрогнувшую стену собственной похоти. Нет, нет и нет! — Замолчи. Ты влюбилась в того, кого больше нет и не будет. Плевать мне на твои предложения и намеки, плевать мне на тебя и все то, что с тобой связано. Я не стану тем, кем ты хочешь меня видеть, не сломаюсь и не вернусь в ту болотную трясину, откуда меня с таким трудом вытащили. Желаешь развлечься? Сигани в сугроб своей голой задницей, только одежду не забудь, — оттолкнувшись от нее, Гэндзи включил свет, разминая шею. Отвергнутая студентка, прикусив ноготок, улыбалась: — Мы такие нежные, ей богу. Что, неужели я не достойна даже маленького поцелуя от великого Шимада? Гордыня не треснет? Или самолюбие склеивает ее с таким же усердием? Ты такой забавный, когда злишься. Но насчет твоего предложения я подумаю. Только если ты будешь смотреть, ха-ха! — сжимая ручку чашки, парень обернулся на раскрывшуюся дверь, из которой показалась раскрасневшаяся от мороза Лена. Ведя за руку Амели, англичанка застучала зубами, кивая бывшему: — П-п-прости, но… Уроки Ан-н-нгелы придется от-ложить… Не мог бы оставить нас в этот ве-еч-чер? Прошу, — недоуменно ставя утварь на стол, гость вздохнул: — Что опять? Неужели придумала нечто невразумительное и глупое? — усевшись на край столика, Оливия засмеялась, болтая ногами: — В прошлый раз это стоило мне окна, дорогуша! Так что я тоже в деле! — моментально согласившись, бегунья достала из-под обувного шкафчика увесистую бутылку, судя по пыли, хранившуюся здесь с самого начала обучения: — Х-хорошо! Спасибо, что-что-что… Что понимаешь, Г-гэндзи… Я передам Ангелочку «пока» от тебя! Ид-дем! — трясущимися руками она прихватила и Коломар, что напоследок подмигнула собирающемуся парню. «К черту этих девчонок…» — подумал студент, завязывая шнурки на ботинках.***
Влетая в спальню подобно урагану, Окстон перепугала уставших подружек, только-только собравшихся с мыслями. Мексиканка, с любопытством гуляя глазами по стенам, мило помахала ладонью: — Holla! — удивленно двигаясь к своим кроватям, Циглер и Сатья решились наконец спросить: — А… А что происходит? — закрывая шторы и накрывая торшер легкой простыней, Лена выключила основной источник света, погружая комнату в таинственную атмосферу загадочности и уюта. Из-за расцветки постельного белья все присутствующие мгновенно окрасились в матово-оранжевый, пока бегунья уверенно не поставила в центр обширного ковра бутылку, произнеся: — Это — бурбон, девочки. Девочки — это бурбон. Сегодня у нас снова ночь без сна, поэтому готовьте свои головы и жопки к усталости и болезненному ощущению неполноценности! Что мы будем делать, спросите вы? — радостно поднимая руки, Коломар опустилась на край кровати: — Неистово пить! — помотав головой, Лена вновь плотоядно ухмыльнулась: — Не-а, лучше. Мы будем играть в «правду или действие», а малюсенькая бутылочка нам в этом поможет. Отказы не принимаются, ставки тоже. Как тебе такое, а? — Амели, пытаясь сказать хоть что-то, обескураженно рухнула на пол. Ночь действительно обещала быть долгой.