Академия "Overwatch"

      Прошло больше недели с того момента, как отчаянный рев Гэндзи пронзил всю больницу до основания. Как стены впитали всю его боль, всю ту безысходность, что он вложил в этот мучительный вопль, как пациенты с ужасом забились в углы палат, боясь пошевелиться. Слухи о том, что парень вернулся с того света распространялись так стремительно, что Циглер и не надеялась узнать об этом первой. Но тот кусочек ее сердца, будто бы отколовшийся с пробуждением парня, не мог соврать.       Все было так непросто. Каждый раз она проигрывала в сознании крики своего возлюбленного, буквально не представляя, что ей чувствовать. Облегчение? Радость? Страх? Собственную вину? Мысли о том, что она самостоятельно обрекла его на долгие страдания, не покидала окрепшую студентку.       Он не просил об этом, не мог желать такой участи для себя. Остаться навечно лишь жалкой тенью былого Шимада, блиставшего любовью к ней и надеявшегося на лучшее будущее. Теперь все это ушло, было уничтожено в ярком пламени и осело на дно жалким пеплом былой мечты, которой не суждено более сбыться. И в этом Ангела винила только себя.       Вошедший в ее палату знакомый врач нервно постукивал пальцем по стене, всячески пытаясь отговорить пациентку на необдуманные поступки: — Слушай, сейчас он крайне… Нестабилен, если можно так сказать. То шоковое состояние, из которого мы всячески пытаемся его вытащить, слишком сильно и остальные… Не знаю, я просто не уверен, что тебе нужно видеть его именно сейчас. Может все-таки передумаешь? — трясущиеся от гнетущего нетерпения руки вцепились в края тумбочки, пытаясь хоть как-то помочь ослабшему за столько времени телу. Да, больше она не могла оставаться здесь, лежать как бесполезный мешок и быть всего лишь обузой… Хватит с нее: — Простите за прошлый раз, Доктор… — подставляя ей свое плечо, этот уставший на вид мужчина выдохнул: — Август. Август Брэд. Уж теперь ты точно можешь звать меня по имени, после всех этих чертовых операций, которые, я надеюсь, не разрушат чью-то жизнь, — кивнув, блондинка с легкой неприязнью обхватила бледными пальцами стоявшую у двери трость, принесенную заранее: — Я… Я тоже на это надеюсь, Август.       Коридор казался ей бесконечно-долгой прямой кишкой, постоянно слепившей яркими лампами и заставляющей ноги идти мурашками от нестерпимой прохлады. Как же давно она не покидала свою палату.       Брэд, решив сопроводить ее до нужной двери, молчаливо шагал рядом, иногда одним взглядом желая помочь. Но девушка продолжала ковылять дальше, в исключительные моменты накатывающей усталости прислоняясь к ледяной стене. Нет, у бедного доктора и без нее хватит ненужных проблем.       Момент истины настал. Подкрался также незаметно, также внезапно и также стремительно. Сама Ангела мечтала, чтобы Гэндзи выжил, чтобы продолжил существовать и идти по своему пути дальше, но… Был ли это его путь отныне? Ведь все, что последует после этой несчастной операции — лишь результат эгоизма последней. Оправдывает ли ее действия слепая влюбленность? Можно ли с уверенностью сказать, что ее действия правильны и благородны? Неужели подобный дуализм будет преследовать ее всю жизнь, которую она мечтала посвятить спасению людей?       От дверной ручки веяло еще большим холодом, чем от всего коридора. Этот лед, сковывающий Циглер изнутри, обжигал больнее огня, заставлял все тело коченеть и погибать. Это и есть страх? Это и есть та плата, что она отдала за возможность еще хотя бы раз встретиться с любимым человеком? Стоило ли оно того? — Август… Я хочу вас попросить об одной последней вещи, хорошо? — повернувшись к ней, медик кивнул, убирая свой планшет подальше: — Да? — скривившись от сомнений и непостоянности приходивших в голову мыслей, девушка вдохнула полную грудь воздуха, говоря: — Не сообщайте ему, что именно я стала донором, хорошо? — нахмурившись, Брэд заметил ее неконтролируемую тряску. Все в ней говорило о опутывающем желании примириться с самой собой, но, разумеется, ничего не помогало. Возможно, хоть он как-то этому поспособствует: — Но почему? — протягивая ладонь к ручке, Циглер помотала головой, прошептав: — Он никогда не простит себя за то, что косвенно подверг меня такому риску. В его положении это может оказаться… Чрезмерным, — дверь открылась, запуская согласившегося доктора и пациентку внутрь.

***

      Голубые глаза моментально наполнились слезами, стоило им увидеть несчастный обрубок, коим теперь являлся Шимада. Все эти шрамы, изрывающие кожу без остатка, не оставившие ни единого живого места. Там, где их не было, будто бы до сих пор тлели ожоги, сожравшие большую часть тела мучавшегося парня. Это было так неправильно, так противоестественно! Все кричало в Ангеле при виде дышащего трупа, продолжавшего гореть внутри себя.       Изумруд в его взгляде бесследно исчез. Сейчас там была только бесцветная зола, едва-едва отражавшая свет множества ламп. Всячески перебинтованные и скрытые от посторонних глаз культи дрожали, болью отзываясь на простое свое существование. Было так трудно представить, какого ему сейчас.       Ребра давили на грудь, не давая свободно дышать пытавшейся сдержать себя от слез девушке. Скелет прирос к полу, готовясь избавиться от ненужной кожи и мышц, лишь бы не видеть всего этого ужаса. Позвоночник будто обрастал коркой, костенея и превращая Циглер в молчаливую статую, способную только плакать.       Она это сделала. Все это — ее заслуга. — В скором времени мы сможем имплантировать голосовой модуль на его горло, а пока… Приходится довольствоваться только этим, — произнес в возникшей тишине Брэд, указывая подбородком на подвешенную рядом с единственной рукой Гэндзи электронную таблицу. Сглотнув комок в горле, девушка подошла чуть ближе, пытаясь хоть как-то привлечь внимание уставившегося в потолок Шимада. В его взгляде… Не было ничего.       «Твои глаза… Они меня не видят, так ведь?» — с еще больше нарастающей грустью подумала студентка, садясь рядом с койкой. В ноздри ударил гнилостный запах от всех этих гноящихся ран и ожогов, до сих пор почему-то обрастающих белесыми волдырями.       Стирая слезы со своих щек, она хотела что-то сказать, но ее сухая глотка не могла породить даже малейшего звука. Что она наделала, что… — Я… Это я, Ангела. Я здесь, — дрогнув от знакомого голоса, парень с прикрытым наполовину лицом старался повернуться в сторону шума, но открывшиеся ранения тут же заставили его прекратить бессмысленные попытки.       Хрипя, он с усилием закрыл глаза, будто пытаясь забыться в собственном сне. Ее же губа предательски задрожала, готовясь проиграть бой с фальшивым самообладанием. Страдание. Вот что она принесла в жизнь своего любимого человека. Только и только его. — Я так рада видеть тебя… Это просто чудо, что мы снова вместе… Я… — видя дрожащие пальцы с отсутствующими ногтями, потянувшиеся к стилусу, Циглер замолчала, позволяя пациенту «говорить».       Время тянулось крайне медленно, пока почти ослепший Гэндзи пытался написать своей левой рукой хоть что-то более-менее вразумительное. Из всех этих каракулей, едва ли похожих на человеческое письмо, девушка с острой болью разобрала только «пожалуйста, уйди».       Шмыгнув носом, блондинка прикрыла ладонью рот, открывшийся в беззвучном крике. Она заслужила этого, заслужила быть отвергнутой за все проявленные ошибки. Но заслужил ли этого сам Шимада? Тот самый, что теперь стыдился показать себя ничтожеством без будущего, мужчину, лишившегося всего. Это было невыносимо… — Я понимаю… Понимаю тебя, правда… Но я люблю тебя… Люблю несмотря ни на что. Хочу, чтобы ты знал это… — морщинки испещрили его изуродованное лицо, пока разрастающееся мычание не привело к скатившейся по разрубленной щеке.       «Умоляю. Оставь. Меня. Одного. Прошу»       Медленно поднимаясь со своего места, его посетительница понимающе кивнула, так жажда просто коснуться обугленной кожи. Почувствовать, что где-то под этой черной коркой все еще существует тот самый Гэндзи, который никогда не проиграет и не сбежит. Пожалуйста… Пожалуйста! — Отдыхай. Прости меня за все, прости… — словно призрак она проплыла мимо доктора, едва сдерживая свою нахлынувшую боль и агрессию. Агрессию на себя, на то, что она создала настоящего монстра, давно погибшего под завалами собственного дома. Что ей делать… Что же ей делать.       Август, смотря вслед безутешной особе, грузно вздохнул, осознавая свою правоту. Спасти жизнь — это лишь начало. Дать ей смысл, чтобы жить после смерти — вот что самое главное в их нелегкой работе.       Вернувшись к Гэндзи, он продолжил осмотр, видя все новые и новые попытки что-то написать. Нахмурившись, медик с грустным интересом взглянул на табличку, прикусывая собственную губу. Сообщение было болезненно-ожидаемым и таким очевидным, что сам мужчина снова ощутил себя старым сухарем, не способным чувствовать хоть какие-то эмоции: — Прости, парень, но не сегодня. Лучше помни о своей подруге… Хоть ты и не заслуживаешь подобного, — потянувшись к его пальцам, он отнял стилус и отложил тот подальше, выключая свет и покидая палату.

«Дайте мне умереть»

      Вот и все, что гласило удаленное навсегда письмо.