Linkin Park — Pushing Me Away
Звук открывающегося окна отчетливо отозвался глухим стуком в разрозненной болью голове Гэндзи, с легкой дрожью моргнувшим ослепленными пламенем глазами. Каждый неизвестный звук, каждый шорох и каждый шаг теперь были для него признаком опасности и вызывали неподдельную тревогу, отчеканившуюся в быстро бьющемся сердце. Смелости больше не осталось, на ее место пришел страх и постоянная раздражительность, не позволяющая беспомощному пациенту даже сдвинуться с места. Сейчас любое дуновение ветра было для него дыханием смерти, а голос — отражением собственных ошибок. Он перестал быть собой. Он стал просто очередной тенью, танцующей на серых стенах в ожидании очередного рассвета. Горло попыталось выдать хоть какой-нибудь звук, пока оставшиеся пальцы стиснули стилус, нервно печатающий многочисленные закорючки на планшете. До очередной операции, которая должна помочь ему вернуть хотя бы способность говорить, оставалось еще несколько недель… — Успокойся, все хорошо. Это я, понимаешь, я. Прошу, не заставляй меня вырубать любого, кто войдет в палату после твоих жалобных стонов, договорились? — неотчетливый силуэт, появившийся в свете матовой лампы, всячески старался быть похожим на одну его знакомую, пропавшую словно в другой жизни. Или это — очередная галлюцинация, вызванная пораженным мозгом? Оливия, найдя удобной стул, старательно-тихо подвинула его к больничной койке, с нахмуренными бровями смотря на искалеченного Шимада. Вздохнув, девушка смахнула слипшиеся от пота волосы и произнесла шепотом: — Прости, что не навестила тебя раньше, мне просто нужно было уладить кое-какие личные проблемы. Но, посмотрев на тебя, сразу понимаешь, что свои загоны даже «проблемами» язык не повернется назвать. Не в обиду, конечно, — устало переводя на нее выцветавшие зрачки, едва улавливающие на себе свет, парень поморщился всем своим обожженным лицом, вновь и вновь терзая тело нахлынувшей болью. Заметив это, Коломар облизала губы. Что она сейчас чувствовала? Вынув одинокий цветок из небольшой вазы, студентка вдыхала его аромат, продолжая молчать и изучать реакцию пациента на ее присутствие. В последний раз, когда они общались, этот пышущий жизнью и противоречием мужчина вселял странную уверенность в своих действиях, несмотря на многочисленные отказы в близости. Что с ним произошло сейчас? Исчез ли весь тот огонь, что питал и без того метавшегося из крайности в крайность Гэндзи, разрываемого нормальной жизнью и той, что никогда ему не светила? Глава Клана, студент, сын преступника, работник забегаловки — все раздваивало его личность, заставляло ее расщепляться и постоянно искать ответ. Что именно является правильным, что ложным? С незаметной горечью Оливия остановилась на его отсутствующих ногах, сияющих провалами одеяла. Окинула глазами все эти провода, трубки и приборы, пытающиеся протянуть жизнь сломанного человека еще дольше, причиняя страдания и принося осознание неполноценности еще ярче. Стоило ли оно того? — Уверена, что твоя подруга уже приходила, не так ли? И почему-то, зная тебя, ты ее спровадил. Не хочешь, чтобы тебя видели в таком состоянии? Чтобы запомнили только сильного и такого красивого мальчика, который смог бы решить любую проблему? Но посмотри на себя сейчас… Ты ничего не увидишь, это точно, потому что твои глаза наполнены слезами и яростью, ненавистью и отчаянием. Я не стану тебя жалеть, Гэндзи Шимада, потому что тебе этого не нужно. Не нужно было тому самому парню, который был крепок и принципиален, тому самому, что мог умереть в том пожаре. Здесь и сейчас. Ты — результат своих собственных ошибок, которые привели тебя к тому, что мы имеем сейчас. Стоило ли оно того? Нужно ли было поддаться, отступить и перестать быть собой? Ответить можешь только ты сам, потому что именно ТЫ сейчас лежишь здесь и пытаешься найти причины жить, ничем помочь не могу. Судорожно захрипев, пациент увидел блеснувший в смуглых ладонях нож, появившимися воспоминаниями о стали катаны Хандзо сковавший израненное сознание. Как же он слаб, как же напуган… Заметив эту перемену, Коломар стала демонстративно чистить перед ним яблоко, избавляясь от ненавистной ей зеленоватой кожуры. Фрукт, изливаясь соком, норовил испачкать ловкие пальцы девушки, но так не обращала внимания на столь незначительную деталь. Вся ее концентрация уходила на вкрадчивый голос, который вместо спокойствия приносил только потаенную тревогу, растекающуюся по всей палате: — Знал, что больше восьмидесяти процентов Мексики живут за гранью бедности уже больше тридцати лет? Что на каждого грамотного мексиканца приходится по меньшей мере четверо или пятеро неграмотных? И я вижу довольно интересную закономерность в том, что после той самой войны в моей стране пошел такой удивительный спад на качество жизни, а? Разумеется, ты уже знаком с одним бедолагой, страна которого также погрязла в нищете, но в чем главное отличие меня от всеми любимого дос Сантоса? Бразилия — страна вечного праздника и карнавала, страна надежды и сильных бойцов, готовых защищать свое до самой смерти. Что остается мексиканцам? Быть самими собой, делать то, к чему нас приспособила жизнь и многовековые стереотипы. Мы стали теми самыми убийцами, ворами, неучами и прочим отребьем, в представлении зазнавшихся американцев и стран первого мира, — ее собеседник по неволе, даже сквозь призму своего плачевного состояния видел, с каким наслаждением эта особа говорит о родной стране, оставшейся позади. Что именно хочет сказать ему этой информацией, что желает донести? Все расплывается в одеревенелой коже, сдерживаемой тонкой пленкой ранений и ожогов. Захрустев очищенными дольками, студентка пожала оголенными плечами, прислушиваясь к шагам в коридоре. Не хватало лишних свидетелей: — Все, что оставалось делать нетерпимой к другим стране, насильно повязанной чужим договором, это терпеть чертовых жестянок, которые и лишили большинство моих близких их домов и родных. Вся забавность ситуации в том, что в самой Америке крайне редко можно встретить ИХ на улицах, а знаешь, почему? Можешь не утверждаться ответом. Потому что намного легче спихнуть металлические ведра на бедных жителей одного из многочисленных городков беднеющей страны, когда-то всецело подчиняющейся чуждым ей законам. Вот так и росла одна девочка, окруженная ненавистью, нетерпимостью, бедностью и одним-единственным выходом из ситуации. — покрутив нож в руках, Коломар пронзила его острием сердцевину яблока. — Нужно уметь примерять любые маски, чтобы не просто выжить, а начать жить по настоящему, мой дорогой. Ведь без обмана кто мы есть на самом деле? Кто-то лжет реже, кто-то чаще, только вот суть всегда одна — это и есть человеческая натура, которой не стоит стесняться. Невозможно стыдиться самого себя, потому что таким тебя сделала сама природа — с сильными ногами, руками и думающей головой, нуждающейся в удовлетворении самых низших и самых высших потребностей. Думаешь, что я издеваюсь над тобой, Гэндзи? Пришла сюда под покровом ночи, лишь бы нагло ухмыляться тебе в лицо и постоянно твердить, что я была права? Ведь ты, прожаренная курочка — настоящее исключение из правил, по другому не назовешь! Ты единственный, кому так не идет изменять самому себе и постоянно лгать, лгать и лгать окружающим, родным, даже своей ненаглядной, даже собственной жизни, даже зеркалу. Может, именно поэтому я так люблю тебя, Гэндзи Шимада? Я привыкла к мерзкой, склизкой и такой густой лжи, что будто бы сама состою из нее, словно кольнешь — потечет не кровь, а вонючая нефть, пропитавшая меня насквозь, но ты… Ты совершенно другой. Такой яркий в своей естественной силе, такой беспринципный, такой настоящий. Иногда я могу показаться слабой, если моя личная выгода возымеет успех, могу быть ведомой, могу стать куклой на толстых ниточках, но ты… Ты никогда не слушаешь приказы, ты идешь напролом, сметая все на своем пути, пока не встретишь сопротивление. В этот раз подобным сопротивлением оказался Хандзо и эту стену ты не смог преодолеть. Знаешь, почему именно, юный дракончик? Хочешь я открою тебе самый главный секретик в твоей короткой и такой горячей жизни, окончившейся на этой самой больничной койке? Ну же, тебе стоит лишь дать мне знак… — парень, учащенно дыша под скрывающей его лицо тряпкой, находился в постоянной агонии, которую врачи не желали прекращать. В обуревающем его шторме пламени, в когтистых руках Смерти и под завалами чужих костей. Все это было наяву. Все эти слова знакомой еще с прошлой жизни девушки были оглушительным звоном колокола, триумфом духовых и стоявших позади них барабанов. Это было невыносимо и это было очень и очень больно… Обгоревшие пальцы осторожно обхватили скользкий стилус, пока засохшая корка крови не позволяла острию полностью написать слова на планшете. Теперь даже это проклятое общение стало настоящим бременем, которое ему непосильно. Это… Это и есть… Нахмурившись, Коломар внимательно следила за каждой выведенной буквой, которые постепенно складывались в одно-единственное слово, заклейменное в рассудке обезумевшего от собственной жизни Шимада.«ПОМОГИ»
Прикусив губу и пустив собственную горячую кровь, ночная посетительница гневно смахнула планшет на пол, слыша отчетливый дребезг. Теперь, когда эхо разнеслось по всему этажу, приход дежурного врача оставался делом времени. Нужно было спешить: — Даже не смей, понял? Ты — Шимада, даже если остался с чертовой культей, понял? Ты сгорел, ты лишился всего, но это — ошибка, понятно тебе?! Ты думаешь, что заслужил это, что сам сотворил подобное с собой, но это не так, не так! Подумай о том, кто на самом деле виноват, не слушай остальных смазливых ублюдков, решающих, как именно тебе стоит жить. Они будут твердить, чтобы ты оставил прошлое и просто шел дальше, не оборачиваясь… — приблизившись к его испуганному лицу, Оливия сдернула с него окровавленную тряпку, под которой на протезах пытался удержаться иссушенный язык, отвечающий только истошным мычанием. — Ни за что не забывай своего прошлого, не выкидывай из головы лицо того, кто отнял у тебя все, кто отнял тебя у меня, ясно? Ты обязан это сделать, ты должен! Перестань корчить из себя жертву, прекрати трястись и бояться, преврати этот страх в ярость, что позволит тебе не просто встать, но и сделать нечто более важное. Дрожавшая от напряжения ладонь Гэндзи, пытаясь прорваться через целый пластиковый лес трубок и игл, испуская кровь и разрываемая трескавшейся от ожогов кожей на части, тянулась к едва различимому в лунном свете силуэту, который принял это уродство в свои ледяные пальцы, довольно шепча: — Именно. Я знаю, что мы с тобой совершенно разные, что ты бы никогда не остался со мной, но сейчас мне это не нужно. Мне нужно, чтобы ты стал самим собой, тем самым драконом, что сжигает любую стену, любую маску, любую страну, обуревает пламенем маленькую девочку, что так хочет быть с тобой. Не забывай своего прошлого и то, что с тобой сделали, мой Гэндзи. Ты обязан…УБИТЬ ХАНДЗО ШИМАДА
Медики, влетевшие в полупустую палату, в центре которой лежал изуродованный студент, с толикой беспокойства ринулись поправлять все аппараты жизнеобеспечения, вновь вонзая эти трубки, вновь разрывая плоть иглами, вновь скрывая его искореженное лицо новой тряпкой, вновь закрывающие открытое окно и вновь не замечавшие самого главного. Того, что в ослепленных глазах их безнадежного пациента разгоралась неподдельная ярость, продолжавшая бороться с одурманивающей слабостью, твердившей о том, что лучше было бы умереть прямо сейчас. Но бой только начался. И победа была под большим вопросом.