«Against the Current — Legends never die»
Даже спустя столько лет после своей службы, армейская форма никогда не давила на грудь так сильно, стискивая ребра в тиски нитей и ткани. Золотистая щетина медалей не тянула к земле, не раздавливала позвоночник тугой связкой, как это делала эта нелепая лента и темная мантия, пошитая на заказ. И, разумеется, любой недовольный возглас командира был просто нелепым шепотом по сравнению с тем холодным взглядом, которым ее одаривала родная мать, помогая застегнуть все пуговицы и затянуть узлы туже: — Наконец-то хоть кто-то из нашей семьи взялся за ум и перестал корчить из себя нелепого вояку. Ты бы знала, как я горжусь тобой, Фария. Уверена, если бы Сэм был здесь, то он сказал бы точно тоже самое… — хмыкнув, выпускница старалась не смотреть на хихикающую Линдхольм, ожидающе стиснувшая дверную ручку в крепких пальцах. Конечно, она уже давно была готова. Хуже Аны Амари в ее дотошном следовании правил мог быть только максималист и перфекционист из далекой Швеции. Поднимая темную бровь, рассеченную в глупой и нелепой детской драке, Капитан спортивной команды Академии заинтересованно спросила, ступая будто бы на минное поле: — Разве у папы нет двух высших образований? — вздохнув, преподаватель обхватила ее пояс, не позволяя даже вздохнуть: — Я не уверена, что стоит говорить об этом, моя дорогая, — с легкой долей страха Амари-младшая заткнула свой рот, просто пытаясь провалиться под пол своего домика. Нужно сосредоточиться на чем-нибудь другом. Например… Ах да, на собственном Выпускном. Бригитта, переписываясь с кем-то по смартфону, вопросительно подняла свои глаза на давнюю подругу, с которой они прошли большую часть жизни рука об руку. Всем своим видом эта крепкая шведка показывала только одно — легкую озабоченность продолжительной подготовкой до этого собранной студентки. Но кто она была такая, чтобы спорить? — Тетя Ана, ваша дочь — просто великолепна, уверяю! Когда она будет выходит за своими наградами, то весь зал просто зальется аплодисментами, только-только завидев такую волевую… Э-э-э… И сильную… И-и-и… Такую ВАШУ дочку, да! — повернувшись к рыжему потомку викингов, египтянка заиграла скулами, практически без слов отвечая на столь надоедливый шум на фоне. «Да, определенно стоит лучше помалкивать… Запишу в дневник» — сглотнув комок в горле, Линдхольм спешно покинула свою обитель, надеясь вернуться туда лишь под утро.***
Пытаясь достать непослушными пальцами застежку своего платья, Амели в яростных потугах высунула язык, никогда не испытывая подобных проблем с вечерней одеждой. Тело будто бы костенело с каждым днем все сильнее, погружаясь в непроглядный и плотный кокон, из которого определенно не вылупится бабочка. Из пауков выходит лишь желчь после смерти, разнося неприятный запах вокруг. Пускай все знают, что еще одна особь с длинными лапками покинула бренный мир. Отогнав странные мысли в глубокую шкатулку в своем запертом подсознании, девушка с нескрываемой долей раздражения всматривалась в приоткрытое окно, в котором, помимо приятного аромата летнего вечера виднелись разномастные огни, разливающиеся из-под прозрачного купола их главного корпуса. Нельзя привыкнуть к такому, пускай и пройдет хоть десять лет, хоть двадцать — это совсем не ее… — Проблемы? — посмотрев в округлое зеркало, стоявшее только со стороны Вашвани в их небольшой комнатке, Лакруа хмыкнула: — Только одна. Стоит позади меня и продолжает поедать глазами оголенную спину, — улыбнувшись, Лена прижалась разгоряченными щеками к ледяным лопаткам, целуя подругу в позвоночник: — Ты никогда не умела просить помощи, — приподнимая подкрашенные брови, француженка повела острым подбородком, начиная выбирать подходящий под иссини-черное платье браслет: — Ее просят только слабые или те, кто хочет привлечь к себе внимание, разве я не говорила? — фыркнув, Окстон повернула студентку к себе, удерживая сумочку с хроноускорителем в ладони: — А ты у нас не особо любишь его привлекать, да? Или же… — приложив длинный ноготь к розовым губам англичанки, холодная особа прошептала: — Следи за языком, миледи, — убрав палец прочь, Амели перекрыла соседке кислород поцелуем, совершенно забывая про то, что она торопилась и их ожидали внизу две недовольные иностранки. Подождут. «Или нет…» — замечая в проходе возмущенную индианку, Лакруа пожала плечами, так и не разорвав связь с Леной. Сатья, притоптывая острым каблуком, демонстративно кашлянула, стараясь хоть как-то обратить на себя разгорячившихся и некомпетентных девиц: — Спешу напомнить вам о том, что на церемонии нас ждут чуть раньше остальных. Или вы так мечтаете подвести Ангелу? Ах, да… Научитесь запирать за собой дверь, для начала, — оставив после себя только призрачный аромат духов, Вашвани спешно удалилась на первый этаж, заставляя бедные ступени скрипеть от непривычной обувки. Румяная от легкого смущения спортсменка, отойдя на один шаг, провела языком по губам, проверяя целостность собственной помады, пока внешне спокойная француженка повернулась спиной, надменно говоря: — Ты мне поможешь уже наконец?***
Кажется, несколько месяцев непрерывных пробежек по утрам дали о себе знать. Переплетающиеся ноги, чувствуя себя максимально неуютно в этих давящих лакированных туфлях горели адским огнем, но от этого Фокс чувствовал себя даже лучше. В кого он превращается? — Еще пару неделек и вызову Зарянову на армрестлинг. Даже если откажется — плевать, уверен, что скоро ее догоню, ха! — задыхаясь, но продолжая бежать, парень в небрежно-расстегнутом костюме и чуть помятой рубахе стремился успеть вовремя к одному одинокому домику, в котором его определенно уже заждались. Конечно, он сам вызвался помочь, но без него… Куда они вообще собираются пойти? «Сосредоточиться на асфальте, потом — на деревьях. Огоньки там всякие вокруг, мельтешат, горят… Думать о зажигалке в кармане, о приятном сигаретном дыме, в котором пребывают ноздри большую часть времени. Просто не думать о том, как голова расколется пополам, просто не думать…» — стискивая зубы, он маневрировал между возрастающими толпами студентов в праздничных нарядах, так потешно смотрящихся рядом друг с другом. Еще не хватало, чтобы его кто-нибудь заставил выглядеть также глупо, как и эти придурки. Что они о себе возомнили? — Быстрее, быстрее, быстрее, быстрее… Кто, если не я?! — стараясь не переходить на крик в своей одинокой ненормальности, Джеймисон чуть не влетел в широкую грудь Директора, зачем-то шныряющего в студенческом городке. Мужчина в годах, попятившись, добродушно улыбнулся, поправляя костюм на хилом тельце своего ученика: — Прошу прощения, я совсем замечтался и не заметил… — Я привык, — прохрипел Фокс и побежал дальше, даже не скользнув расплывчатым взглядом на бывшего профессора. Нет времени, скорее!***
Не способная оторваться от маленького зеркальца, Сатья пыталась добиться совершенной симметрии своих сережек, сложными геометрическими фигурами свисающих с чуть оттянутых мочек. Вспыхивая от злости, своенравная индианка попыталась переключить свое внимание на что-то другое. Что-то, что поможет ей забыть о надоедающих возвращениях ее маниакальной зависимости в порядке. Усевшись напротив скучающей Циглер, она молчаливо положила ногу на ногу, кивая на увесистый футляр рядом: — Ты уверена, что готова? — почесывая тонкую шею, девушка в белоснежном платье виновато пожала оголенными плечами, отвечая вопросом на вопрос: — А разве кто-нибудь может быть готовым на все сто процентов? — прикусив губу, восточная дива сверилась со временем, по которому они уже давно должны были выйти: — Если хоть кто-нибудь придет не вовремя и мы опоздаем лишь на минуту… Кто-то точно пожалеет об этом, — улыбнувшись, швейцарка взволнованно приняла вызов на свой смартфон, который стал разрываться от них в последнее время. Вашвани, не привыкшая испытывать чувство любопытства или заинтересованности в чужой жизни, тактично молчала, но когда подруга ушла в очередной раз в ванную, не выдержала: — У кого здесь еще есть секреты? — но не успела ее ярость потухнуть, как во входную дверь постучали, вырывая индианку из оков собственных эмоций. Подойдя к выходу, девушка заметила там почти что умирающего Джеймисона, смахивающего струящийся пот со лба и просящего всего пару мгновений на восполнение легких: — А я вот… Вовремя… — хмыкнув, Сатья молчаливо указала на футляр своим волевым подбородком, отчего запыхавшийся парень протяжно взвыл. — О не-е-ет, я думал, что избавился от нее навсегда! Не уверен, что смогу даже нести эту бестию в своих руках, вспоминая, сколько бессонных ночей она мне подарила своим ненавистным бреньканьем… Вздохнув, Вашвани взяла свой телефон, слыша протяжные гудки вызова. Взволнованный студент, недоуменно подходя ближе, спросил: — Что ты делаешь? — но та, отмахнувшись, ответила: — Звоню одному знакомому парню из своей группы. Слышала, что он любит тяжести таскать. Не утруждайся, если так не хочешь. Только потратил наше драгоценное вре… — но вызвавшийся носильщиком на этот вечер схватил ее тонкую ладонь, тут же раскатившуюся звоном десятков золотистых украшений: — Не надо, положи трубку. Мне уже пошутить нельзя? — с долей презрения вглядываясь в его бледную кожу, Сатья отрезала: — Отпусти мою руку, Фокс, — виновато пятясь, он повесил футляр на плечо, стараясь скрыть все те взрывы и эхо, возникающие между висок от вернувшейся мигрени. Таблетки, он их взял или нет? «Черт, твою мать, твою мать…» — примкнув к дверному косяку, Джейми без удивления заметил полное отсутствие сопереживания в лице обожаемой им особы. Разумеется, ничего необычного… — Привет! — вышедшая из ванной Ангела приветственно помахала парню, вызвавшемуся помочь ей с этим пока что неподъемным для нее грузом. Сухо кивнув, австралиец вышел наружу, слыша за своей спиной спускавшихся со второго этажа соседок. Кажется, вечер действительно только начинался.***
— Никогда не замечала, что ты столько болтаешь по мобильному! Что-то случилось? Поделишься, Ангелочек? — свесившись с плеча Амели, англичанка заинтересованно уловила на себе слегка недовольный взгляд голубых глаз, отчего стало только интереснее. — Эй, не смотри на меня так, мы же подруги, забыла? Что-то важное? Кто-то важный? Ну же! Неужели только мне интересно? Сати? Джимми? Но их партнер на вечер, спешно увеличив дистанцию, нехотя отмахнулся от подставившего его вопроса, упорно продолжая тащить увесистый инструмент ради возможной благодарности со стороны несносной индианки. И, судя по его вспотевшему лицу и покрасневшим глазам планы рушились даже стремительнее, чем он предполагал. — Да, пройдете металлические черные ворота, мимо охранника… Там за Головным Зданием будет виднеться полупрозрачный купол, не потеряете. Да. Да, конечно я буду там и встречу, если будет нужно. Благодарю. Да, спасибо огромное! До свидания, — отключившись от таинственного до поры до времени собеседника, Циглер улыбнулась, подходя ближе к сгорающей от любопытства соседке. Та, краснея буквально на глазах, подпрыгивала на месте, чуя скорую развязку такой скоропостижно сгинувшего секрета: — И-и-и-и… Ты скажешь прямо сейчас или мне нужно будет для начала угадать твой любимый цвет? Или там… Животное? Хоть что-нибудь нужно отгадывать, я не понимаю! — придав немного объема своему платью, Ангела помотала золотистой головой, начиная также маневрировать между возрастающими толпами студентов: — Все намного скучнее, чем ты надумала в своей фантазии, уверяю. Просто я наконец-то нашла себе место для практики и последующей работы. Надеюсь… Удивившись, Джейми начал потеть еще обильнее, вспомнив про начало летних работ, которые должны были начаться уже через две недели. Кроме пробежек и пары-тройки формул изготовления селитры и порошкового пороха он ничем не занимался в последние месяцы, пеняя на возрастающую боль в висках. Кажется, на этот раз отмазать себя не получится. — И кто этот счастливчик, которому повезет взять к себе такого многообещающего специалиста к себе под крыло? Не Брэд, или как там его, случаем? — спросила Сатья уже замечая в толпе светящуюся сединой шевелюру Вильгельма Райнхардта. Скорее бы смешаться со всеми и стать единым разнообразным потоком. Вдруг начнутся расспросы насчет одного их общего знакомого, так лестно оказавшегося под опалой не только закона, но и нескольких корпораций сразу. Швейцарка, пожав плечами, отринула ее догадку, сверяясь со временем: — Нет, Мистер Август скоропостижно ушел в отпуск и не оставил никаких контактов. Его заменяет новый Доктор, присланный откуда-то из-за границы. Говорят, что ее успешные показатели и количество проведенных операций просто зашкаливают. Ну и… Она заведует хирургией и особо сведуща в области генетики… В общем, я хотела бы заниматься именно этим. Если повезет, то попаду на медицинские разработки и начну понимать, что именно ты там постоянно мастеришь под чутким взглядом Директора, — услышав про это, индианка подозрительно притихла, решая не развивать дальше щекотливую тему. Не хватало еще и этого…***
Открытые врата в это царство света и музыки приветливо разливали из себя запах древесины и лака, отчего у Окстон тут же зачесался нос. Оглушившая их мелодия не была настолько будоражащей, как любой трек Лусио, но тоже знала свое дело — большая часть прибывавших на Выпускной студентов тут же пускалась в пляс, решая оторваться до церемонии побольше. Никто не мог их винить. Хотя… Возможно вечно недовольный чем-то Линдхольм-старший, скрестив руку и протез на груди, мог сказать что-то против, но в этой какофонии звуков, смеха и голосов его хрипоту все равно невозможно было уловить. Любительница читать все по губам, возвышаясь своей американо-египетской натурой, довольно смеялась, переводя все на человеческий язык своей подруге и матери. Та, ткнув ее острым локтем в ребра, молчаливо попросила дочь прекратить. Виновато опустив голову, Фария утянула Бригитту ближе к сцене — туда, где уже начинались собираться выпускные курсы. Шведская дева, подбирая непривычную мантию с пола, едва не упала всем своим мускулистым телом на довольно невзрачного Фокса, спешно обхватившего футляр и прижавшего тот к груди. Благо, его тонкий писк тоже никто не услышал. Похлопав студента по плечу, Линдхольм-младшая улыбнулась, замечая вместе с ним и неразлучных соседок, всюду следовавших друг у друга по пятам. Зависть ли это? Разве легко так просто найти общий язык с дочерью бывшего Капитана сгинувшей организации, сына Главы японского синдиката и… Нахмурившись, Бри решила больше не вспоминать о Шимада, так жестоко расквитавшегося с собственным братом. Лучше выделит пару часов и встретится с Гэндзи лично, желая ему скорейшего возвращения в строй. Если это возможно… — Вы почти не опоздали, Мисс Циглер, — дружелюбно принимая футляр в грубые руки, Директор Моррисон кивнул остальным дамам, с которыми планировал поговорить чуть позже. Лакруа, едва увидев этого напыщенного самодура, так легко выведшего ее из себя, инстинктивно сжала пальцы в кулак, чуть не прорывая кожу длинными ногтями. Надеялась, что это осталось без внимания этого дряхлого филина: — Простите, простите! Мы прибыли так, как позволила ситуация… — отдавшая честь англичанка, ворвавшись в разговор, засмеялась, пританцовывая на одной длинной ноге: — Ну вы сами понимаете — попросить четырех девушек прийти пораньше или вовремя… Думаю, что это невозможно, сэр, — согласившись с таким резким утверждением, Джек пожал трясущуюся от усталости ладонь Фокса, благодарно опустив бритый подбородок: — Думаю, что ты права, Лена. Ну… Ничего страшного, мое выступление будет только через десять минут, за это время вам нужно подготовиться, договорились? Мисс Циглер, вы уверены, что готовы к такому? Учитывая все, что произошло в последние мес… — От ваших слов я теряю уверенность еще стремительнее, Директор. Позвольте… — понимающе откланявшись, мужчина унес инструмент за кулисы, ожидая швейцарку там. Оставшись наедине, четыре соседки пересеклись взглядами, молчаливо поддержав друг друга и блондинку. Та, посмотрев на телефон, начала искать кого-то в толпе, пытаясь не обращать внимания на маячившую вокруг Окстон: — Подруга, если ты скажешь, кого именно надо искать, то я обязательно помогу, ты же знаешь! Тем более, с высоты моего роста… — Ты ниже нас всех, в курсе? — едко подметила Сатья, пока бегунья обиженно надула губы: — Будем считать, что мы этого не слышали, хорошо? — но ее тут же перебила Циглер, активно махая неизвестному в бесконечной реке из людей. Звук высоких каблуков заглушил даже чудаковатую мелодию нового диджея, пока длинные и бледные руки потянулись к своему будущему протеже, сверкая золотистым кольцом и поглощающим большую часть света перчатками: — Рада найти тебя так скоро, моя дорогая. А у вас здесь довольно… Людно, — вкрадчивый голос разливался в ушах, отчего по спине моментально пробежали мурашки, что застали врасплох даже спокойную до этого момента Сатью. Радуясь познакомить своих лучших подруг с новым будущим и скорым настоящим, блондинка вышла вперед, представляя девушкам высокую и худощавую незнакомку: — Попрошу немного внимания… Мира Донован, любезно позволившая стать ее помощником на ближайшее время, — Амели, повернувшись к этим гетерохромным глазам разного оттенка и цвета, к этим огненно-рыжим волосам бестии, к этой едкой ухмылке и едва заметной паутинке вен и сосудов под одной из темных перчаток, попятилась назад в приступе неконтролируемой паники, едва не сломав одну из туфель. К желудку поступал недавний ужин, пока ладони предательски потели, краснея от напряжения и боли. Вся грудь горела диким пламенем, а эта элегантная особа приветственно протянула ей руку, говоря с почти незаметным ирландским акцентом: — Мира Донован. Уверяю… Мне очень приятно встретиться с вами. Судя по крикам и возгласам толпы Выпускной начался. Или это кричала только француженка?***
Пытаясь успокоить дрожащие от восходящего нервоза пальцы, одинокая блондинка стояла за увесистым занавесом обширной сцены под огромным куполом, видя за ним только белесые огоньки появляющихся в ночи звезд. Даже летом тьма наступала здесь слишком быстро, вступая в законные права намного быстрее обычного. Возможно, это придаст ей той щепотки уверенности, которой так не хватает. Зачем она вообще согласилась на что-то подобное? Выдыхая горячий воздух из ноющих легких, давным-давно прижившихся искусственными тканями к оставшимся, Ангела уставшими глазами смотрела на Директора, так рьяно и любвеобильно прощающегося с очередным курсом, желая только самого лучшего и светлого. Того, чего не хватало именно ей. Прикусив сухую и потрескавшуюся под помадой губу, девушка тянула ладонь к чему-то теплому, к чему-то что могло хоть как-то создать мираж уверенности. Сейчас здесь должны были стоять Лусио и Гэндзи. Только они одним своим видом толкали хрупкую особу вперед, заставляя никогда не оборачиваться и следовать по своему собственному пути. Проведя ногтем по натянутой до предела струне, швейцарка так и слышала шепот бразильца над своим ухом: — Им понравится. Мне бы точно понравилось, — усмехнувшись от собственного разыгравшегося воображения, студентка могла только гадать, что в данный момент происходило с этим бывалым оптимистом и храбрецом, рискнувшим посягнуть на мастодонтов бизнеса где-то за океанами и морями. Справится ли он? — Ты только дыши, — от почти забытого голоса Гэндзи все тело пошло мурашками, скрывшими кожу под гусиной броней, пока сердце билось все стремительнее. Нужно было остаться с ним, а не праздновать здесь чужое торжество. Нет, ей здесь не место, совершенно точно, нужно просто бежать и… — Встречайте… Будущая студентка второго курса медицинского дела — Ангела Циглер! — пара каблуков ринулась по паркету, сдерживая нахлынувшие слезы. Нет, сейчас нельзя сдаваться. Засомневается — проиграет. Вперед. Вперед! Благодарно кивнув Моррисону, блондинка едва-едва смогла открыть рот, тут же сожранная десятками и сотнями взглядов на себе. Каждый что-то шептал, кто-то что-то хотел, кто-то не обращал внимания, кто-то — внимательно изучал симпатичную девицу. Этот диссонанс захватил скромную швейцарку и понес слишком далеко, отчего тонкие ноги будто бы треснули, норовя обломиться и обрушить все тело вниз. К желудку что-то подступало… — Я… — звук микрофон резко ударил в уши, что только усилило растущее напряжение и скованность. Все работало против необычно-дерзкой студентки, никогда не отличавшейся решительностью или жаром азарта. Ее Профессор, недоуменно поправляя повязку на глазу, терпеливо пытался понять, зачем именно ее ученица вышла на сцену. Только чтобы промолчать и опозориться перед всеми? Решила подшутить так над ее любимой дочерью? Или же… — Лучшая! Давай-давай-давай! Мы ждем! — громкий выкрик юркой англичанки рассеял царившее вокруг ожидание, отчего остальные заметно оживились, приветственно хлопая и будто бы стараясь поддержать краснеющую от стыда особу. «Вновь спасает ситуацию. Окстон, да? Не удивлена, что Джек что-то нашел в тебе» — ехидно усмехаясь, Ана направилась к напиткам, решая пропустить бокал-другой. Закрывая глаза, Ангела схватила микрофон и приблизила его к губам, неуверенно начиная: — Сегодня… Сегодня великий день у множества замечательных людей. Я не знакома со всеми вами, но уверена, что вы — достояние этой Академии. Те, кто прошел через множество испытаний, чтобы достичь того, с чем вы пришли сюда… Ваши знания, ваши умения, ваши навыки и те связи, что вы получили, учась в этом месте — неоценимы. Ни как со стороны преподавателей, ни как с моей — простой первокурснице, которая только начинает походить на вас… — Фария, встретившись с ней взглядами, заметила нарастающую дрожь в розоватых коленях выступающей, припоминая свои первые деньки на учебе. Все было точно также. Благо, никто уже не припомнит ей те годы слабости и неуверенности, которыми просто дышала эта блондинка. Ничего. Это пройдет. Переминаясь с ноги на ногу, девушка на секунду затихла, будто что-то проматывая в голове: — Знаете… Вспоминая мой первый день в Академии… Ох, поверьте, лучше в этом один раз поучаствовать, чем слушать мои заикающиеся речи. Все было в новинку, абсолютно все — места, город, страна, люди… Особенно люди. К чему это я? Да. Нисколько не умаляя труда Профессоров, Тренера, даже Мистера Броука, однажды не пустившего нас в студенческий городок… — Было дело! — согласилась с ней Лена, пока охранник на заслуженном отдыхе злобно фыркнул в свою темную фуражку. Ему не в первой. Улыбнувшись, Циглер посмотрела на музыкальный инструмент в своих руках, все еще сохранившей засохшие капельки крови одного бессменного диджея: — Не умаляя их огромных заслуг… Эту гитару мне подарил один наш общий знакомый, радовавший нас всего пару месяцев назад отличными песнями иногда даже собственного производства. Он доверил ее мне, передавая будто бы частичку себя самого в не заслужившие того ладони, просто потому что… Поверил в меня? В ту девушку, которая никогда не могла отличить скрипку от фортепиано, ту, которая боялась прикасаться к чему-то столь сложному и одновременно значимому… Но вот я здесь, перед вами. Стою в платье и держу ее в трясущихся от страха и пота руках, надеясь, что вы этого не заметите. Заметите, конечно… — мимолетный смех, пробежавший волной в первых рядах выпускников, поддержала сама выступающая, кивая бледным подбородком. — К чему это все? Думаю к тому, что как бы вы не старались, зубрили дисциплины, оставались после занятий и пытались сдать все экзамены… Ничего важнее, чем приобретенный опыт общения с самыми разными людьми у вас не отложится. Все те вечера, что вы проводили со своими соседями, с друзьями, даже с конкурентами! Именно этим прекрасна студенческая жизнь, именно это скрепило вас и дало возможность оказаться сегодня здесь — в таких длинных и неудобных мантиях, слушая нелепые слова неопытной студентки, которая в будущем тоже хочет стать как вы. Тоже хочет слушать речь, тоже хочет вспоминать все самое лучшее, что подарила мне Академия. Тех подруг, что у меня сейчас есть, тех особенных людей, которые меня окружают изо дня в день, не давая сдаться и продолжать идти вперед. Речь не обо мне, да… Но я желаю вам, дорогие выпускники, чтобы и за пределами этих стен вы шли рука об руку только с такими добрыми, отзывчивыми и понимающими людьми. Все, что я хочу сказать за вас… Впервые в жизни улыбаясь так широко и искренне, Амари-младшая сдерживала верную подругу детства за плечо, уберегая ту от необдуманных поступков, ведомых исключительно проявленными эмоциями. Бригитта же, входя в унисон с сияющей со сцены Ангелы и будто бы летающей по залу Окстон, кричала во всю глотку, подбивая всех остальных. Фарра, закатив глаза, сняла с себя академическую шапочку, желая оторвать щекотавший ее узелок. Держаться больше было нельзя: — ПРОЩАЙ, АКАДЕМИЯ! ПРОЩАЙ, АКАДЕМИЯ! ПРОЩАЙ, АКАДЕМИЯ! — троекратное «ура» тут же затихло от пальцев, начавших перебирать мелодичные струны такой старой, но верной гитары. Свет практически погас, оставляя золотистый ореол вокруг усевшейся на небольшой табурет Ангелы, почти не сдерживающей дрожащего голоса. Ее время настало:«Legends never die When the world is calling you Can you hear them screaming out your name?»
Довольная таким удачным вступлением Лена не могла сдержать улыбки на своем лице, отвлекаясь только на снующую повсюду Вашвани: — Ты знала об этом? Эй, почему молчишь, а? — мотая головой, Окстон схватила ее руки в свои, начиная чуть пританцовывать. Амели куда-то запропастилась, едва блондинка познакомила их с ее будущим начальником, но… Ничего, она обязательно найдет ее. Скорее всего, в очередной раз затаилась где-нибудь в углу и пытается слиться с тенью, подбивая других на действие по принципу обратного примера: — Не-а. Знала только, что наш Ангелочек хочет что-то исполнить, но чтобы ТАК — нет. Сюрприз, я полагаю? Танцуй к тем колонам, будем искать молчаливую подругу! — усмехнувшись от собственного неведения, которое в этот раз было только в радость, индианка послушно протискивалась между мужских плеч и женских открытых лопаток. Где они только нашли столько человек? Лакруа же, вцепившись в холодный камень не менее ледяной хваткой, стояла рядом с некой Мирой Донован, спокойно попивающей пузыристое шампанское: — Будет довольно невежливо, если твоя подруга не увидит тебя в первых рядах на своем незамысловатом выступлении, как считаешь? — скатившаяся соленая капля пота могла бы раскалить своим жаром мраморный пол, но француженка тут же взяла себя в руки, пытаясь сфальшивить: — Она мне не подруга. Просто очередная дура, которой так легко вертеть… Не больше, — улыбаясь тонкой нитью своих губ, доктор пожала худосочными плечами, водя пальцем по стеклу: — Как ты завелась, моя дорогая, пощади. Избавь от своих ненужных сентиментальностей и просто будь начеку, хорошо? Я здесь не для того, чтобы ты все испортила, даже не начав, а один наш общий знакомый… Ты сама знаешь, как он не любит неудачи, верно? — дрогнувший подбородок выдал в ней слабость, отчего Амели поежилась: — Все идет точно так, как и предполагалось, доктор… Донован? До чего ленивая фамилия, — засмеявшись, рыжеволосая бестия согласилась, поднимая брови: — Думаешь? В прочем, мне не так важно твое мнение, буду откровенной. Тем более, решив действовать по своему и нарушив приказ, ты подвергла все необоснованному риску, который… Не приветствуется. «Лакруа»? Ты и правда всего лишь девочка в теле сногсшибательной девицы. Девицы без мозгов, — больше всего на свете желая разбить этот чертов бокал в ее руках и перерезать горло наглеющей с каждой секундой суке, француженка мило улыбнулась, переводя разговор в другое русло: — Вы можете все испортить одним своим появлением. ОНА разве не сообщила вам о защите на входе? Она считывает… — Считывает ДНК, да. Не тебе учить меня подобным вещам, дорогуша. Наша подруга как раз и пригласила меня сюда, решив проверить кое-какой трюк. Как видишь, никаких вертолетов, турелей безумного шведа и немецких рук на моей шее до сих пор нет. И, как вижу, эксперимент довольно удачный. Ну же, расслабься, Амели. Я здесь и ради тебя тоже. В твоих же интересах закончить все быстро и без лишней огласки. Ты же не хочешь, чтобы сюда прибыл Мигель с остальными? Услышав про очередную игрушку безумного ученого, девушка мгновенно помотала головой, корчась от подступающего назад ужина: — Нет, нет, я… — Тогда перестань уже выискивать точку «G» у своей англичанки и выполни то, что велено. Я ясно объясняюсь, госпожа Гийяр? — припав вспотевшей спиной к стене, она не могла дышать. Все внутри разбивалось на мелкие куски и старалось собраться вновь, разрывая острыми краями сердце. Ребра треснут, голова сейчас разорвется… — Ясно, — смогла выдавить студентка, как ее собеседница куда-то исчезла, своим присутствием напоминая только едким ароматом странных духов.***
«Legends never die They become a part of you Every time you bleed for reaching greatness Relentless you survive…»
Кожа на плече постепенно превращалась в пылающий уголь, норовя треснуть и разорваться на тонкие лоскутки. Стискивая желтоватые зубы, мальчик смотрел в потолок пока в глазах танцевали десятки выдуманных звезд и причудливых узоров. Пальцы посинели, сдавливая деревянные подлокотники, пока высунувший язык парень продолжал свою работу, в которой не был настолько хорош. Сиделка остальных ослабленных ленных, спасенных больше месяца назад, стояла у него за спиной, всячески стараясь выглянуть и узнать, что же именно дос Сантос пытался сделать с юным помощником: — Слушай, тебе не кажется, что… — смахнув бусинки пота со своих жестких волос и лба, бывший студент вздохнул, осматривая незаконченное творение: — Ты беспокоишься за него или за то, что я растерял весь свой дар, пока разговаривал с тобой? — фыркнув от безнадежного оптимизма этого бразильца, Игги нервно обошла этих двоих, нависая головой над носом дос Тьяго: — Просто он еще такой неокрепший, такой слабый и хилый… — одновременно злясь и смущаясь от такой близости своего первого в жизни друга, спасенный сглотнул кровавую ныть слюны: — Ерунда… Это не больнее чем клеймо… Только разница в том, что это я буду носить с достоинством… Как свободный человек, а не как раб. Разве не здорово? — видя его красное от потуг скрыть боль лицо, девушка вздохнула: — Твои слова не помогают, Айзек. Сам Лусио сделал это в куда более зрелом возрасте, не так ли? Стирая кровь с детского плеча, революционер с горькими воспоминаниями коснулся содранной кожи на месте идеально-ровного круга — метки подпольного бойца, победителя Ям. Того, отчего он уже давно отказался: — Мне сказать правду или мы будем считать тебя правой? — кладя свою горячую ладонь на холодеющую руку мальчика, она скорчила рожу, тайком шепча бывшему рабу на ухо: — Ты очень смелый ребенок, — отчего он стал еще более пунцовым. Боль свернулась в тугую воронку, которая отделилась от него и отошла на второй план, пока вся мысли были заняты приятным чувством от близости единственной сиделки в их не столь надежном укрытии. Еще пару мгновений и борец за справедливость отложил острую палочку, стряхнув с нее несколько капель крови. Здесь, среди разрушающихся стен, соленого ветра и постоянной возни десятков беспомощных людей он продолжал оставаться собой, находя новых лиц, так сильно напоминавших о былой жизни, которую он так спешно отринул. И даже сейчас, когда до конца неокрепший малец сжимал и разжимал кулак, стараясь успокоить «курицу-наседку», дос Сантос продолжал видеть в нем тот самый огонек, который разглядел в неожиданном сопернике и таком же неожиданном друге. Эти темные волосы и стремление идти вперед… — Отлично смотрится, Гэн… Кха-кха-кха… — внезапно для себя ударившись в воспоминания, диджей закашлял, наиграно избегая заинтересованных взглядов. — …Айзек. У тебя определенно есть вкус, а у меня — талант! Засмеявшись, изнеможённый несколькими бесконечными часами мальчик откинулся в спинке пошарпанного кресла, найденного в очередном завале разрушенного и покинутого дома. Взяв свечу трясущимися пальцами, дос Тьяго удовлетворенно разглядывал то, что заставило его быть сильным. То, что навсегда отпечаталось в памяти, так как стало первым в жизни образом, который он встретил на пути освобожденном от пут. Даже самые прочные оковы не могли удержать его, потому что металл будет сметен прочь этой картиной, засевшей приятным паразитом в подкорке. Судорожно сплевывая кровь, он смотрел на татуировку в виде рассвета, навсегда запечатленной на пока что хрупком плече. Это изменится. Но не изменится он сам — найденный новым братом не по крови, а по смыслу жизни: — Теперь ты точно один из нас, Айзек. Поздравляю, — приподнимая того, Лусио крепко стиснул мальчонку, которому еще предстояло пройти длинный и долгий путь. Путь к справедливости. Ну, а он… Он поможет ему, освещая повороты и помогая найти верные ответы в тех местах, где без чужой помощи не обойтись. Пусть у него все будет совсем иначе. Ошибки сожженного города не должны повториться. Не должны.***
«They never lose hope when everything's cold and the fighting's near It's deep in their bones, they'll run into smoke when the fire is fierce Oh pick yourself up, 'cause…»
Отрезвляющее чувство неполноценности. Охватывает тебя, охватывает твое тело, охватывает твой разум. Не дает уснуть, не дает сознанию отдохнуть хотя бы на минуту. Постоянно ищешь повод, постоянно жаждешь разорвать чью-то глотку, хочешь причинить кому-нибудь боль, чтобы убедиться в том, что все окружающее тебя — не сон. Апатия сменяется гневом. Гнев — проблеском надежды. Надежда — улыбкой. Ты смеешься, хохочешь в одиночестве, разливая страх неминуемого пробуждения от реальности по всей одинокой и пустой палате. Да. Ты один. Никому не нужный, отверженный уродец, потерявший все по вине собственных ошибочных суждений и навязанного образа жизни. Той самой, которую ты потерял, оставив тлеть в пожаре вместе с оторванными собственноручно ногами. Они все еще там. Ждут тебя. Хотят вернуться к законному хозяину. В очередной раз твои буйные выкрики приходится усмирять санитарами и несколькими уколами в ничего не чувствующую кожу. Обгорелую до костей, до хрустящей корочки кожу. Наркотики, которыми они пичкают тебя, заставляют и без того тягучие мысли ползти еще медленнее. Считать до десяти. Раз, два… Когда доходишь до трех, наступает следующий день, ничем не отличающийся от предыдущих. Вечер-ночь-день-вечер-ночь-ночь-ночь-ночь… В глазах постоянно темно, а в руке — пусто. От тебя убрали все острые предметы, потому что в попытках выбраться ты едва не выколол глаз одному из сотен одинаковых докторов. А кровать продолжала продавливать твои внутренности через позвоночник. Сегодня Выпускной, не так ли? Ведь это лето за окном, да? Да? Нет-нет-нет, определенно все произошло зимой, он не может находиться здесь так долго, за ним обязательно придут и заберут прочь, сказав что-то про затянувшуюся шутку и… Безумный крик твоей агонии заставляет небольшой ручеек крови пролиться из опаленного глаза, пока металлические части намертво скрепляют с остатками человека. Человека… Да, ты еще человек, кажется. Какого это ощущение? Словно тебя пронзают раскаленными прутами. Медленно, раскручивая их, проворачивая до основания, пока кости не зашипят под пузырчатыми мышцами и волокнами тканей. Они дробятся, они трескаются, превращаются в порошок, пока твою голову держат несколько смелых мужчин, не боявшихся остаться без очередного пальца. Металлическая нижняя челюсть отлично дробит фаланги пальцев. Почему… Почему они продолжают мучать тебя? — За что… За что? ЗА ЧТО?! — твой голос наконец прорезается, когда из стальных зубов льется кровь, окрашивая белые халаты в винно-розовый. Тебе нужен один простой ответ, который так тщательно скрывают. Скрывает врач, скрывает санитар, скрывает мертвая мать, постоянно возникающая перед глазами гниющим трупом. Даже Ангела, державшая над ним нож, нервно усмехается, о чем-то перешептываясь с Оливией. Размозжить им головы, раскроить череп, посмотреть, что там внутри!!! Искрений плач вырывается из взрослого человека, потерявшего всё. Тебе больно, тебя сгрызает досада и несправедливость. Постоянно меняющиеся эмоции забивают последние гвозди в крышку воображаемого гроба. Закопайте живьем, только дайте шанс на то, что вся эта боль уйдет, он умоляет… Где-то там сейчас веселились ублюдки. Вся Академия сейчас потешалась над ним, сидела в узком кругу и обсуждала его, определенно точно! Они обговаривали план того, как сделать его жизнь еще более ужасной, как заставить залезть в петлю… Все эти смешки, жалобные взгляды, полные нескрываемого отвращения непривлекательной наружности изуродованного человека. В этом все люди. Все чертовы люди от Окстон до Коломар. Задушить собственной рукой, как представится возможность. Или сначала себя? КТО БУДЕТ ПЕРВЫМ?! — Готово. Вколите еще пару кубиков, — со страхом и омерзением он повернулся к своей культе, теперь представляющую из себя грубый металлический отросток, тянувшийся от плеча. Даже с его ухудшенным зрением Гэндзи видел, как постепенно сжимаются и разжимаются его новые механические пальцы, как неестественно отблескивает сталь и как мертвая и словно чужая конечность пытается походить на былую руку. — В кого… В кого вы меня превращаете… — непослушная искусственная челюсть, протираемая от крови тряпкой, безнадежно опустилась вниз, пока очередной укол не ввел его в вегетативное состояние. До поры до времени. Ведь скоро за ним придут и скажут, что это всего лишь шутка. Просто посчитать до десяти. «Раз. Два. Три…»***
Гитара давно не чувствовала на себе столько куража, столько выплескиваемой агрессии и огня, что разрастался на струнах новыми порциями крови из пальцев. Новый законный владелец полностью вошел в свои права, прорезая кожу и оставляя на инструменте частичку себя. Да, может ее голос не был так хорош, как у Лусио. Может она не могла повторить его успеха и стать величественным музыкантом, готовым разрывая тысячные стадионы одним только прикосновением к диджейскому пульту. Но все, что ей было нужно… Ангела получила это сполна. Едва сдерживала порывы в своей груди, из которой постоянно лилась песня, разрастающаяся своей громкостью на весь зал с выпускниками. Что же это такое? Все эти возгласы, все эти выкрикивания, пытающиеся попасть в так нарастающей мелодии, рукоплескания и множество пестрящихся улыбок, сопровождаемых слезами у особо ранимых натур. Свет, мелькавший перед голубыми глазами, оглушительная процессия из поддержки и крышесносная волна адреналина, окатившая поющую на сцене блондинку. Так себе чувствовал дос Сантос каждый раз, когда выходил к фанатам? Точно так же смеялся и плакал, как она сейчас? «Ты слышишь меня? Слышишь из любого места на планете, где бы ты не был? Знаешь, как мы скучаем? Знаешь ли?» — голос дрожал, но продолжал ее слушаться, пока губы зашептали в микрофон:«Legends never die…
They're written down in eternity
But you'll never see the price it costs
The scars collected all their lives…»
Ведомая исключительно растущим страхом и паникой, Амели покинула душное помещение, борясь с вонзенными в ее голову щипцами, ржавыми зубцами разрывающими мозг, пока к горлу подступала едкая желчь, граничащая мерзостью с кислотой. Пройдя всего пару шагов, девушка припала к основанию лестницы, по которой когда-то поднималась в студенческий городок. Среди всех этих взрывов красок и гула, никто не заметил притаившуюся француженку, сражавшуюся с собой. Не способная набрать в грудь воздуха, Лакруа-Гийяр отмахивалась от предстоящего наваждения, принимающего форму недавно встреченной знакомой, так «деликатно» напомнившей ей, кто она есть на самом деле. Паук? Нет. Обычная тля, жрущая отходы и испражнявшаяся колкими замечаниями, строившая ненужный никому образ недотроги и призрака, не желавшего контактировать с людьми лишний раз. Почему же… Почему же ТАК БОЛЬНО?! Упав на колени, студентка изрыгнула из себя весь недавний ужин, берясь за горло и пытаясь будто удушить себя, пока по глотке копошились мерзкие лапки. Они не настоящие, только в ее голове, не больше. Пройдет, пройдет… Обязательно пройдет… — Подруга, ты что-то совсем плоха в последнее время. Смотри, не перебарщивай с алкоголем, а то будем искать тебя по всей Академии. Нашей с тобой любимой Академии, да? — поднимая еще более бледное лицо, Амели увидела перед собой Оливию, постоянно что-то проверявшую в своем телефоне. Судя по довольному выражению, девушка получила за один вечер все, что хотела, подтвердив все поставленные теории. Медленно поднимаясь на натирающих кожу каблуках, француженку вновь стошнило, пока тело била странная лихорадка: — Встречалась… С НЕЙ? — усмехнувшись, Коломар кивнула, с легким отторжением избегая разномастной жижи на газоне: — Разумеется. Что-то не так, моя дорог… — она упала на землю, держась за разбитый в кровь нос, пока горячие капли стекали с костяшек и кольца молчаливой студентки: — Подвергнешь мои действия сомнению — я тебя убью… Ты меня поняла, тварь? — замечая в прытких пальцах мексиканки сверкнувшее лезвие, Лакруа схватилась за отрезанную мочку уха, неизвестной кометой приземлившейся в темноте. Стирая грязь со своего простого платья, Оливия шмыгала и задирала голову, не давая даже малейшей частички себя растратиться понапрасну: — Ты забываешься. Твоя озабоченность Окстон превышает все протоколы, которыми тебя напичкали, как таблетками. Хочешь сопротивляться им? Хочешь, чтобы пришел кто-нибудь ХУЖЕ, но в этот раз — за нами? Не забывай, amigo… Не забывай, — стоило только мимолетному блику света прекратить свое существование, Коломар тут же исчезла из виду. Дрожа, Амели выискивала в толпе танцующих одну-единственную девушку, которая показала ей, что нужно делать. Как поступить и как… Продолжая бить уже себя, француженка закричала, пока нити слюны вырывались из ее рта. Нельзя полагаться на эмоции. Они — это яд. Они — это зло во плоти. Только холодный расчет, только приклад у плеча. Только это важно, только этим она и живет… Выживает, если быть точнее. Вечер окончен.***
Досчитать до десяти и все это пройдет… Дверь тут же откроется и к нему зайдет смеющаяся Ангела, держащая в теплых и таких родных ладонях целый набор разнообразных учебников и брошюр. Она улыбнется, потреплет его по волосам и они наконец смогут сделать то, что давно хотели — поехать в Японию. В то место, где города никогда не спят, где краски и веселье не затихает даже с заходом солнца. Отец все поймет, он примет ее в семью. Потому что она так похожа на Маму, он уверен. Все заметят это, все захотят в Клан нового голубоглазого Ангела, способного подарить им только любовь и уважение. Ангела Циглер. Гэндзи Шимада. Ведь так отлично звучит! Нужно просто… Досчитать до десяти и… »…Ч-четыре. Пять. Ш-ш-ш… Ше…» — Сколько… — прохрипел он, пока вновь бритая голова, наполненная ожогами и шрамами заживала от очередного операционного вмешательства. Стиснутые металлические пальцы согнули края его койки, пока ремни так опасно натянулись под напором ослабшей груди. Оливия, сидя напротив, гладила его по небрежному и такому угловатому протезу ноги, тонкими стальными прутьями вгрызавшемуся в разрушенную оболочку плоти. Как он вообще сможет ходить на этих ненавистных ему палках? — Полтора года. Год и семь месяцев, если быть точнее. Стоит считать дни? — уставившись в потолок, парень судорожно засмеялся, непонимающе хмуря опаленные брови: — Что? Нет, вчера был Выпускной… Я помню, ОНИ дали мне ЭТО. — стальная конечность зашевелилась под мягкими оковами, которыми было охвачено все его тело. — Ангела должна была прийти с утра и… Помотав головой, Коломар с казалось бы истинным и не фальшивым сожалением ответила: — Он был полтора года назад, Гэндзи. Все это время ты метался от коматозного состояния до умалишенной активности, разбивая все вдребезги. Ты помнишь это? Помнишь, как чуть не заколол себя вилкой? — открывая рот, чтобы возразить, Шимада опустил бесцветные глаза на размытый торс, видя там новые швы и блеск очередных ремней. Поэтому он связан? Что… Голова раскалывалась новыми приступами боли. Вновь огонь, крик брата и вспышка. После нее — темнота. Ничего не слышно, не видно. Нет руки? Ног? Это точно происходит с ним, а не с кем-то еще? Пытаясь осознать случившееся, студент глухо зарыдал, хотя даже его подбородок из стали не дрогнул: — За что… За что мне это… Ты можешь ответить, Оливия? Прошу тебя… Помоги мне, умоляю… — вздохнув, девушка помотала головой, резко обрывая страдания: — Только ты сам можешь помочь себе, понимаешь? Никто не будет рядом, ни одна душа не будет с таким калекой, ты сам это прекрасно понимаешь. Сейчас все, что представляет из себя былой красавчик — туша сожалений и не сбрасываемого балласта, который тяготит плечи твоей дорогой Ангелы… — Она… Любит… — Очнись уже! Уже как полтора года она работает в больнице, трется у всех докторов, посещает пациентов, хочет стать лучше. В ее жизни давно началась новая глава, в которой… Нет места для тебя, понимаешь? Ты просто влечешь свое существование, напоминая ей о слабости и мимолетности человеческой натуры. Она никогда больше не полюбит, всегда будет видеть искореженное тело, о котором придется заботиться всю оставшуюся жизнь. Такой ее удел и все это… — истерично засмеявшись, он подхватил: — Из-за меня. Встав у окна, чтобы перегородить весь золотистый свет, Оливия Коломар стиснула его живые пальцы, шепча: — Вот именно. Не из-за тебя. Ты просто жертва. Несчастная жертва несправедливости и слабости. Твой брат виноват. Тот самый, что сидит на троне и правит, пока труп твоего отца гниет за стенами вашего Имения. Припоминаешь? Или бред выместил все твои воспоминания? Хандзо. Хандзо Шимада — это твоя цель, твоя натура, твой… Смысл. Именно поэтому ты встанешь. Да-да, ты покинешь эту палату, я тебе обещаю. Ты покинешь ее на своих двоих, ты будешь сильнее, ты будешь яростнее. Вспоминай о тех днях, что ОН отнял у тебя. О той жизни, которой у тебя никогда не будет, той самой, которая разделила тебя и Циглер. Покажи всем, что ты не просто овощ, который не способен даже самостоятельно существовать, хорошо? И тогда я обещаю тебе, просто клянусь… Тебе обязательно воздастся по заслугам. Повернувшись к ней своими полуслепыми глазами, парень прохрипел в беззвучном крике, пуская слюну на плечо: — Как ты можешь такое обещать? Ты? Кто ты вообще такая, чтобы разбрасываться такими громкими словами? У тебя нет ничего… Как и у меня… — засмеявшись, Тень облизала губы, вырезая что-то на подлокотнике кровати: — Ты ошибаешься, мой дорогой. Серьезно ошибаешься. Да, мы с тобой просто отбросы, которые паразитируют на других, но главное наше с тобой различие в том, что я могу всё, а ты — ничего. У меня есть власть, у меня есть сила, которая поможет нам завершить твою миссию и обрести настоящий покой — убей ЕГО. Убей Хандзо Шимада и всех, кто предал тебя огню! Заставь их кричать и молить о пощаде, пока твой гнев разорвет толстые глотки! — не способный самостоятельно подняться с койки, пациент прошипел: — Как? КАК Я ЭТО СДЕЛАЮ?! Отойдя от него, Оливия указала подбородком на вырезанный символ, острыми краями будто бы пронзающий своих несуществующих врагов: — Скажи мне, Гэндзи Шимада… Ты когда-нибудь слышал о «Когте»?«When everything's lost, they pick up their hearts and avenge defeat Before it all starts, they suffer through harm just to touch a dream Oh pick yourself up, 'cause… Legends… Legends always die»