Академия "Overwatch"

      Выходя из ярко-желтого такси, Гэндзи внезапно попал в целую реку людей, неприветливыми и слегка шокированным взглядами провожающих нелепого в своей ущербности калеку, идущего куда-то за слишком уж бойкой особой.       Оливия шла впереди, сверкала своими фиолетовыми волосами и говорила о чем-то совсем не дожидаясь медленного собеседника. С трудом переставляя металлические ноги по этой каше из грязи и снега, юный Шимада стискивал зубы, чтобы сдерживать возникающую в позвоночнике боль. Не хотел признаваться себе, но ему доставляло некое удовольствие то, как эта девушка не обращала внимания на его недостатки, продолжая вести себя абсолютно точно так, как и множество месяцев назад. Была стервозной сволочью.       Оглядываясь по сторонам, парень пытался разобраться, в какое очередное злачное место могла завести его студентка Академии, определенно не славившаяся манерами и утонченным выбором мест отдыха. Но все, что Гэндзи мог наблюдать — очередная вычурная неоновая вывеска, подобие которых он видел в окне проезжающего мимо такси слишком уж много раз. — Что это за место? — наконец Шимада прервал тишину, замечая за собой, что они молчали всю дорогу сюда. Лишь коротко переглядывались и тут же отворачивали друг от друга взгляд. Или это делал только он?       Поворачиваясь на его логичный вопрос, Коломар лишь усмехнулась ловко уворачиваясь от множества острых плеч в выходящих и приходящих посетителей бара: — Я же сказала тебе — отличное место, чтобы промочить горло. Тебе этого должно быть достаточно, — вертя барахлящим визором направо и налево, Гэндзи пытался сдерживать нарастающую нервозность и беспокойство, определяющееся количеством окружающих его людей. Слишком уж давно он не бывал в таких тесных скоплениях человеческого муравейника. Стоило только выйти на учебу и… — Мне нельзя пить спиртное, ты в курсе? — Кто сказал, что ты будешь здесь пить? Я говорила только про себя, шашлычок, — стискивая механический кулак, парень прикрыл почти бесцветные глаза, невидимые простым проходимцам. Темнота небольшого коридорчика сменилась на переливающиеся огни свето-музыки, в которых легко могли потеряться не только чувство ориентации, но и любые моральные принципы.       Всюду бушевало веселье, вздымающиеся к высокому потолку руки со сверкающими браслетами и кольцами — и это были вовсе не те устаревшие атрибуты любого захудалого рейв-клуба, это были… — Кто все эти люди, черт подери? — даже с не до конца исправным имплантом для зрения он мог разглядеть сияющие штампы слишком дорогих для этих мест брендов. До боли знакомая картина давно ушедших дней былой славы. Его окружали богачи и их недалекие отпрыски. — Ты действительно уверен, что хочешь это знать? Некоторые здесь слишком уж дорожат статусом инкогнито, меняют фамилию, имя, иногда партнеров. Да, партнеров здесь меняют намного чаще, чем все остальное… — Никого не было на входе. Никакой охраны. Почему? — засмеявшись так громко, что звонкий смех был слышен даже через какофонию звуков, Гэндзи уселся напротив барной стойки, прислонив трость к высокому сиденью.       Показав бармену что-то на пальцах, Коломар кивнула, вновь поворачиваясь к своему несмышлёному другу: — Сладкий, ты ведь и сам частенько бывал на подобных «собраниях» золотой молодежи и не слишком уж… Молодежи. Рим, Китай, Германия, да даже в вашей проклятой Ханамуре есть такое место. Ты прекрасно знаешь, как они работают, не обманывай хотя бы меня, — морщась от слишком громкой музыки, которая сейчас слишком плохо воспринималась для чувствительных ушей, Шимада прохрипел: — Откуда ты знаешь про места, где я… — Не гони лошадей, люля-кебаб, вечер только начинается! — взглянув на глубокий стакан, в котором плескалась прозрачная жидкость, студент с нескрываемым недоверием понюхал содержимое, не уловив ничего опасного. Обычная вода. — В заведениях «экстра класса» еще на входе сканируют сетчатку глаза, очертания лица, походку и сердцебиение. Они занесены в базу данных и являются своеобразным пропуском. Но я никогда не был здесь… — болтая трубочкой в своем густом коктейле, девушка усердно кивала, попивая жгучий алкоголь: — Именно. Как и я! Услышала про это местечко от одного знакомого, который любит подобные заведения. Уверена, что тебе его имя ничего не скажет, так что не буду утруждаться, чтобы назвать его. В общем, осталось только найти его на карте Лос-Анджелеса и вух! Мы тут. Чудо, не правда ли?       Стараясь не удивляться пронырливости этой особы, Гэндзи отпил еще немного, ощущая во рту только вкус железа: — Как ты умудряешься заваливать все экзамены в Академии, учась информатике, но при этом с легкостью взламываешь защищенные до зубов системы таких клубов? Или тебе кто-то помогает? — поднимая брови, Коломар поежилась, проглатывая горькую оливку: — Отвечать на вторую часть вопроса не стану, а первую приму за комплимент, так что…       Отставив свой стакан подальше, Шимада повернулся к своей собеседнице, обрывая ту на полуслове: — Кто ты такая, Оливия? — подняв указательный палец вверх, она несколькими глотками закончила порцию, тут же заказывая следующую: — Мне нравится, что даже оставаясь лишь с рукой и причиндалами, ты продолжаешь гнуть свою линию и переть напролом. Это внушает уважение, понимаешь меня? — перехватив ее ладонь с поднесенным ко рту бокалом, он заскрежетал металлической челюстью: — Ты не ответила на вопрос.       Вздохнув, девушка впервые послушалась кого-то, кроме себя, опуская напиток: — Я уже рассказывала тебе, кто я такая. Еще тогда, когда ты лежал в палате и не мог ртом пошевелить. В ту ночь я доверила тебе один из самых своих больших секретов — свое прошлое. И не думай, что я могла врать о нем. Я могу врать обо всём, я могу врать всем, но если я решила посетить тебя в твоем локальном карантине глубокой ночью, лишь бы скрасить скучное времяпрепровождение угрюмого пациента и поделилась ЭТИМ… Я не лгала.       Пытаясь выловить из разрушенного пожаром сознания осколки былых воспоминаний о уродующей его больнице, о тех нескончаемых месяцах, что он там провел, бывший пациент едва мог дышать, не обращая внимания на царивший всюду балаган.       Он помнил. Каждый раз просыпался бесцветной ночью и пытался разглядеть нечеткий силуэт у окна, зачем-то продолжавшего приходить к нему и разговаривать будто с живым человеком. Это было ложью. Но не для него. Сам он уже давно решил, что умер, попав на больничную койку: — Тогда ты сказала, что любишь меня. Впервые не стала играться, как кот с мышью, сказала это прямо, сказала это без увиливаний. Я не разбираюсь в людях, как Лусио или Лена, не могу уловить, враждебен ли ко мне тот или иной человек, но… Тогда мои уничтоженные инстинкты говорили, что ты не врешь. Я помню это, Оливия.       Уставившись в стеклянную стойку бара, в которой блеснули ее широкие глаза, девушка играла своими скулами, словно перемалывая что-то во рту. Размышляла над собственными словами, сказанными случайно, вырвавшихся непроизвольно: — Довольно забавно сейчас вспоминать наши с тобой невинные шалости. Тогда, когда я была в одном полотенце, а ты так невинно защищался от простого поцелуя. Как я слала те сообщения, желая узнать, насколько быстро ты сможешь сломаться. Но сейчас… Сейчас это все кажется таким глупым дурачеством. Наверное я должна извиниться, но я не стану извиняться за свои чувства. — Да. Это определенно не в твоем стиле, — улыбнувшись по настоящему, Коломар щелкнула светящимися ногтями по бокалу, вглядываясь в ряби на спирте: — Откуда ты вообще можешь знать, что в моем стиле, глупыш, — визор не мог показать, как он закрывает глаза под тяжестью неудобного шлема. Не давал узнать, что сейчас происходит в этих обесцветившихся зрачках, постоянно искавших нужные ответы. Нет, сейчас он не может думать о чем-то столь эгоистичном. — Поэтому я здесь. Из-за того, чтобы узнать это. Перестать быть глупцом, которого втянули в игру, из которой нет добровольного выхода. Меня окружают люди, к которым я не имею никакого отношения, но они знают меня. Это необычные люди, неординарные… Как ты или доктор Донован. Я просто не заслужил такого внимания, учитывая мое нынешнее… — Ты идиот, Гэндзи Шимада. Полный идиот. Это — уже большая часть ответов, которые ты так хочешь узнать. Почаще думай об этом, — недоуменно повернувшись к своей вынужденной собеседнице, парень спросил: — О чем ты? — Хочешь игнорируй, хочешь нет, мне все равно. Но я не собираюсь забирать свои слова назад. Я действительно люблю тебя. И ничего не изменилось, даже после того, как твой дорогой братец лишил тебя большей части твоих достоинств. Знаешь, чем я отличаюсь от Ангелы Циглер? — Не вмешивай ее сюда… — В том, что она любит тебя из-за твоего безумного желания жить, смешанного с сосущим чувством вины за твое спасение. Не знаю, как она борется со столь трудным решением, но это правда, ты сам знаешь это. Но я… Я знаю, как ты хотел умереть еще тогда, в палате. Как испуганно посмотрел на нож в моих руках. Но боялся не смерти, нет. А того, что это сделаю я. Всего лишь Оливия Коломар, мексиканская пьяница, всюду сующая свой нос. Та самая, что как никто понимала тебя и твое стремление быть самим собой, вдохновлялась твоей честностью. Ничего не изменилось! Я все также вижу барана, упертого и стоящего на своем. И меня забавляет, как твой пылкий нрав моментально сменяется ледяным безразличием ко мне. Это чувство особенности доводит меня до мурашек каждый раз, каждый чертов раз!       Протягивая к ней человеческую руку, студент едва удерживал ее вес, стараясь не трястись от напряжения: — Но это все, что от меня осталось… Понимаешь? Я не смогу дать ни Ангеле, ни тебе того, что вы хотите. Того, чего вы заслуживаете. Я просто груда металлолома, которая все еще пытается стать человеком, но не более. Не более… — коснувшись его своими теплыми пальцами, Коломар изучала каждый шрам, каждый ожог, который оставил неизгладимый след на белесой коже: — Вот именно. Вот именно… — чувствуя его растущую неуверенность, Оливия продолжила. — В этом вся суть, Гэндзи. Я люблю не то, что облепляет оставшаяся кожа и кости. Я люблю то, что в тебе осталось внутри. Дикое необузданное пламя, рвущееся наружу, лишенное возможности сжечь все вокруг и быть самим собой. Стремившееся уничтожить само себя, если потребуется, но остаться грозным и ревущим океаном боли. Я нуждаюсь в таком человеке, как ты, Гэндзи Шимада. И то место, откуда я пришла — тоже. Ты понимаешь, к чему я клоню? — Что…       Положив его руку себе на колено, девушка отхлебнула еще немного коктейля, вытирая пухлые губы: — То, ради чего я поступила в эту проклятую Академию — это вот так поговорить с тобой. Не скрываясь за маской слабой студентки, которая хочет лишь гулять и пить. И ты тоже. Я знаю, что ты частенько беседуешь с доктором Донован… Ай, похер! Ее настоящее имя — Мойра О`Доран, ты заслуживаешь это знать. Видишь, у меня больше нет к тебе секретов, так что слушай внимательно. Тому месту, откуда я пришла, совершенно плевать, что ты из себя представляешь. Пусть от тебя хоть мозги в банке останутся! Моим боссам важно только стремление. Решимость. Рвение к чему-то новому. Бесстрашие перед переменами. Именно поэтому мы сейчас говорим, Гэндзи. Если бы это был разговор еще на первом курсе или даже в Бразилии, то после него я просто-напросто убила бы тебя, закопав в ближайшей неарендованной яме. Но сейчас… — Что изменилось сейчас? — улыбаясь, Оливия наклонилась к его уху, шепча туда сладостным и томным голосом: — Сейчас ты прошел свой катарсис, глупыш. Ты пережил то, что не должен был. И я уверена, ты цепляешься за любую возможность, чтобы не перестать быть человеком. Ну и самое главное — ты пошел за мной, не задавая почти никаких вопросов, а это уже половина пути. Ты дал понять, что я нужна тебе, Гэндзи. Что «Коготь» нужен тебе. Уверена, ты думал об этом, смотря на потолок своей палаты. Ведь только мы можем дать тебе силы и средства для одной особенной цели. Той самой встречи, которая так и витает в воздухе последние полтора года. Ты ведь знаешь, о чем я, не так ли?       Неосознанно сжимая ее мягкую плоть, парень перестал слушать свой рассудок, отдаваясь на слепое подчинение ярости и безумию, сковывающих его горло каждый день. Каждый час, который он провел в палате, пытаясь не сдохнуть от сумасшествия и страха. Нет. Не в этот раз… — Да, помню. Я обещал, что убью Хандзо.