До начала Операции «Программа Богов» осталось 5 часов
***
— У тебя все еще остались силы, Циглер? Впечатляет! Возможно, еще пару лет, и ты сможешь заниматься этим и без меня! Возможно… — падая на плотный мат, Ангела пыталась отдышаться, пока ее легкие горели адским пламенем. Она старалась забыть, сколько именно кругов она намотала сегодня по их спортивному залу, но скулящие ноги и промокшая насквозь форма постоянно намекали, что довольно много. Поднимая трясущуюся руку к потолку, девушка показала Фарии большой палец, закрывая глаза от льющего на них пота. Амари-младшая, садясь рядом, потянулась пальцами к своим ногам, слыша приятный хруст в спине. По ней и не скажешь, но она пробежала ровно столько же, сколько и швейцарка. — Давай пока не будем об этом, ладно? Даже мысли о физической нагрузке заставляют мои мышцы болеть… — усмехнувшись, выпускница приподняла ее футболку, с оглушительным звоном шлепая по блестящему животу: — Да ладно тебе! Ты не перестаешь меня удивлять, Циглер! Детская опухлость проходит, кожа натягивается, появляется твердость в животе — довольно успешно, особенно для той, кто никогда не поднимал ничего тяжелее ложки! Горжусь! — отмахиваясь от увесистой руки своего личного тренера, Ангела скорчила гримасу, поднимаясь на ноги. В глазах тут же потемнело, а сердце бешено забилось, но такие лестные слова от Фарии придали ей хоть немного сил: — Слышать такое от тебя действительно приятно, признаюсь. Может, ради этого и стоило превратиться в шагающий труп? — засмеявшись, Амари ударила ее по плечу, виновато ойкнув от последовавшей реакции ученицы: — Кто кому льстит, Циглер? Я всегда говорю правду, даже если она не нравится мне или тому, кому я ее говорю. Знаю, что в нашем мире такое качество не сильно ценится, поэтому и пытаюсь избавиться от него. Хотя, стоит признаться, Бри это чертовски нравилось! — повернувшись к огромным блинам штанг, которые сейчас приметила только ученица по обмену из России, Ангела заметно приуныла. Неосознанно, но этот разговор свелся к грустной теме для них обоих: — Скучаешь по ней? — услышав закономерный вопрос, Фария почесала татуировку на своем лице, поднимая густые темные брови: — Даже не знаю. Я много кого повстречала на своем жизненном пути, встречала кучу отличных людей и товарищей, но еще больше я отпустила и больше не увидела. В принципе, мы всегда можем связаться, я могу взять билет на самолет и улететь первым же рейсом, но… — садясь рядом, Ангела смотрела в ту же точку, что и Амари-младшая: — Не хочешь, чтобы расставание ощущалось так явно, да? Вы же были отличными подругами, как будто знакомыми всю жизнь… — усмехнувшись, девушка кивнула: — Ты даже не представляешь, насколько близка к истине. Но да, думаю, что ты права. Когда я не вижу Бригитту, то мне становится чуть легче, ведь так проще внушить себе, что я и не знала ее вовсе. А если не знаешь человека, то как можешь по нему скучать? Прошлое гнетуще, как бы это не было резко. Но это правда, — смахнув пот со лба, швейцарка видела перед собой улыбающегося и смеющегося Гэндзи. Те времена, когда все четверо соседок были в одном домике и все было так просто и легко. Не было никаких обязанностей, не было боли, которая съедала всю радость, не было… Не было так горько от того, что она постепенно теряла. И это было неотвратимо. — Мы ведь должны учиться принимать такие удары судьбы, не так ли? Иначе не будет никакого смысла во взрослении и жизни. Мы боремся с трудностями, преодолевая одну, мы идем к следующей. И радость за каждую такую маленькую, кажущуюся незначительной победу — вот он, смысл жизни. Фария, вспоминая многочисленные беседы с Директором, которые нельзя было раскрывать никому, даже собственным друзьям, поморщилась. Ее всю жизнь готовили быть солдатом. В какой-то момент она и сама решила, что это ее собственное желание. Но так ли это было на самом деле? Разве желать защитить страну, людей, которые в ней живут — плохое? Разве быть готовой отдать свою жизнь за что-то большее — глупость? Кто может осудить ее за это? — Если бы все было так просто, то таких людей, как моя мать или мистер Моррисон не существовало. В них просто не было бы нужды. Как и во мне… Прости, я что-то совсем задумалась и ушла куда-то не туда. Восстановилась? Давай еще пару подходов на турнике и будем заканчивать. Возможно, я угощу тебя чаем из кабинета старика… Профессора Райнхардта, я имею ввиду, — они посмеялись, но Фарра не могла отогнать от себя мысль, что что-то было не так. Какой смысл спасать чьи-то жизни, если приходилось постоянно врать?До начала Операции «Программа Богов» осталось 4 часа
***
Настойчиво стуча в дверь кабинета Директора, Коломар нехотя оглядывалась по сторонам, напряженно перебирая пальцы в кармане. Сейчас было явно не самое лучшее время, чтобы покидать домик, но не ответить на вызов старика было бы слишком подозрительно. Лишние хлопоты ей ни к чему. — Приветствую, Оливия, — произнес сидящий за столом Моррисон, когда она наконец вошла внутрь. Зажмурившись от слишком яркой лампы на его столешнице, девушка закивала, протягивая: — И вам не хворать. Вы, как я погляжу, слишком сильно доверяете моей подвыпившей соседке, раз попросили ее передать, что ждете меня. Если бы я не явилась, то уж поверьте — не из-за неуважения к вам, а… — Прошу, присаживайся, — произнес мужчина, указывая ладонью на соседний стул с высокой спинкой. Облизывая губы, мексиканка пожала плечами, уверенно шлепаясь на мягкую кожу: — Ого, а можно такие сделать в каждой аудитории? А то у меня спина отваливается от здешних стульев, аж сидеть невозможно. О, или можно дать каждому по такой подушке, знаете? И все были бы довольны! — внимательно слушая ее околесицу, бывший солдат утвердительно кивнул, попивая горячий чай: — Довольно необычное решение, мисс Коломар. Я обязательно прислушаюсь к нему в следующую нашу встречу, — усмехнувшись от последних его слов, Оливия тут же взяла себя в руки, натягивая новую маску: — Благодарю! Всегда здорово, когда руководящий состав прислушивается к обычным студентам, вроде меня. Это так мило! — протянув ей наполненную чашку, Моррисон улыбнулся: — Я всегда старался быть учтивым ко всем своим ученикам. Ведь в этом месте учатся не только студенты, но и преподаватели. Мы черпаем что-то от вас, вы, я надеюсь — от нас. Еще больше буду рад, если только хорошее, — не притрагиваясь к густому и ароматному чаю, девушка нахмурилась: — Даже не знаю, как относиться к такому откровению. Вы либо льстите сами себе, думая, что в вас может быть что-то хорошее, либо же надеетесь подмазаться к нынешнему поколению, тщетно цепляясь за любую возможность быть не забытыми… Ой, простите меня за откровенность, я не хотела вас обидеть! — понимая, что ее наигранный тон выдает ее с потрохами, Оливия улыбалась. Сейчас можно веселиться в полную меру. Услышав подобное, Директор поднял брови, пока его лоб пошел удивленными морщинами: — «Быть не забытыми», говоришь? Кажется, у нас немного разные понимания этой фразы, мисс Коломар. Я никогда не стремился остаться в истории, не хотел, чтобы мое имя красовалось в каком-нибудь учебнике как пример для нового поколения. Сказать откровенно, меня должны занести в графы для того, чтобы показать, каким становиться нельзя. Единственное, что я действительно хотел — оставить что-то после себя, то, что сможет быть полезным хоть кому-то. Понимаешь, я совершил множество ошибок в своей жизни, от последствий которых мне никогда не избавиться. Стараюсь ли я выбить себе пикантное место в облаках, а не в адском котле после смерти? Не знаю. Думаю, каждый боится умереть с сожалениями на душе, размышляя о том, что бы он мог предложить миру, кроме свежевскопанной земли на кладбище. Вот и я не стал исключением. Ведь я такой же человек, как и все остальные. Такой же человек, который зачастую не может сначала подумать, а только потом начать действовать. С годами ты поймешь, о чем я, Оливия, — скрипя зубами от его монотонного голоса, девушка подняла колени к своему подбородку, забираясь на кресло с ногами. Сейчас, в этом темном кабинете они были одни. Не было стука циферблата часов, не гудела кофе-машина, готовясь подарить новую порцию свежего напитка. Было тихо и одиноко, отчего мрачные краски на лице бывшего профессора сгущались еще сильнее. — Некоторые люди даже к своей пенсии не могут различить, совершают они ошибку, или же нет. Это не приходит с годами, мистер Моррисон. Это приходит после того, как они обделались и пытаются спешно убрать за собой зловонную кучку, теша себя надеждами на то, что в следующий раз не забудут снять штаны. Я не верю в людей и в то, что им стоит что-то оставлять. Они ничего мне не должны, как и я им, все довольно ценно. Никто не захочет потратить всю свою единственную жизнь только на то, чтобы у него была призрачная возможность запомниться кому-то не как полному уроду. Не проще просто жить так, как тебе самому захочется? Ведь всегда найдутся те, кому ты будешь поперек горла, сколько бы больниц, школ, Академий и прочего дерьма ты не построил. Люди просто мудаки, которые жаждут найти козла отпущения, который будет являться сосредоточением их гнева и ярости. Так они и живут. Так МЫ и живем. Отхлебнув еще немного чая, мужчина пожал плечами, аккуратно ставя чашку обратно: — То-есть ты предлагаешь прожить всю свою жизнь в эгоистичном порыве, где будешь важна только ты? Я правильно тебя понимаю, Оливия? — усмехнувшись, студентка рассматривала свои накрашенные ногти, поглядывая одним глазом на остывающий чай: — Звучит так плохо, когда вы говорите про это, буду честной. Слышится только речь уставшего от всего старика, который все еще теплится надеждами… Даже не надеждами, а надеждой! Что все, что он сделал, хоть как-то окупиться в его малюсеньком послужном списке кармы. Я слишком молода для подобных мыслей, а вы слишком зациклены на других, чтобы понять меня, так что сейчас это просто разговор двух кирпичных стен, да и только. Посмотрев на зашторенное окно, Моррисон не обращал никакого внимания на раздражительный и оскорбляющий его тон, продолжая допивать свой напиток: — Я не буду спорить с тобой или навязывать свою точку зрения. Разумеется, у каждого будет своя правда. И я очень рад, что ты пытаешься отстоять свою, значит, не все еще потеряно, я прав? — надув щеки, мексиканка хрустнула шеей, понимая, что разговор ей наскучивает. Сначала это было хотя бы немного похоже на игру, но теперь… Старик просто хотел поболтать. — Не представляете, как я рада это слышать. Может, если вы закончили, то я пойду? Уже поздно, а идти одной по темным тропинкам вашей Академии ой как страшно, — на входе уже стояла Ана Амари, скрестив руки на груди. Застыв всего на секунду, девушка повернулась к Директору, который вновь протянул ей чашку чая: — Не волнуйся. Когда мы договорим, тебя обязательно кто-нибудь сопроводит до домика, — засмеявшись, Оливия вернулась в кресло, положив ногу на ногу: — Это что, получается… Уютная беседа превратилась в допрос с пристрастиями? Не ожидала от вас такого подлого маневра, мистер Моррисон! — глухо хмыкнув, мужчина подвинулся к столу чуть ближе, вглядываясь в выключенный экран компьютера: — Я крайне этому удивлен, мисс Коломар. Ведь я думал, что вы знаете про меня довольно много, не так ли? — сощурившись, студентка наигранно спросила: — Не понимаю, о чем вы говорите, — Амари-старшая, цыкнув языком, сделала широкий шаг к ним, но Директор помотал головой, останавливая боевую подругу: — Ты верно сказала, что осознания совершенных ошибок приходят не с годами, а с последствиями этих самых ошибок. Профессор Амари совершила их много. Профессор Райнхардт и Линдхольм тоже. Я сам совершил еще больше. Не знаю точно, сколько именно совершила их ты, но про одну знаю определенно. Перестав глупо улыбаться, Оливия подняла бровку, надменно спрашивая: — Какую же, позвольте узнать? — стиснув скулы, Директор опустил подбородок, говоря четко и уверенно: — Недооценила то поколение, которое всячески цепляется за возможность не быть забытым. Думаешь, что если ты явилась в Академию, имея гигантский багаж знаний и умений о том, как правильно взламывать личные данные и добывать информацию, то мы, пережитки прошлого, не поймем этого? Улыбаясь, студентка пожала плечами, наивно строя глазки: — Все еще не понимаю, о чем вы, мистер-профессор-директор Моррисон, — пожимая широкими плечами, мужчина со шрамом на лице разочарованно вздохнул, мотая головой: — Ты очень умна и опытна. Ты знаешь, что ты хочешь найти и находишь это любыми способами. Два года назад, когда я вернулся в свой кабинет, то сразу почувствовал, что что-то не так. Как ты и сказала, Оливия, я — крайне зацикленный человек. И уж точно знаю, что никогда не оставляю хотя бы одну папку на рабочем столе открытой. Прости, что прервал тебя тогда, но все это время мне было крайне любопытно, зачем кому-то понадобится рыться в множестве личных дел студентов? Что там может быть такого важного или интересного? Но это ведь все мелочи. Когда я вернулся, кто-то все еще БЫЛ В КАБИНЕТЕ, хотя этого и не было заметно. Я лично клал с отличными рабочими здешний паркет. И точно знаю, как он скрипит, когда на него наступаешь. Недоуменно бегая глазами, девушка пыталась остановить его полет фантазий, спешно говоря: — Я правда, все еще не понимаю, о чем вы говорите, Директор! — Ты же ведь прекрасно понимала, зачем за тобой все время ходит Фария Амари. Почему пытается набиться в подружки, зачем на соревнованиях в Бразилии таскается рядом. Ты не глупа, ты легко распознаешь фальшь. Я знаю подобных людей. Знаю, что вы попытаетесь казаться либо жертвой, либо будете стремиться взять ситуацию под полный контроль, указывая нам же на наши просчеты. Да, после того, как вы покинули Академию и улетели в Рио, то нападки на мой компьютер прекратились. Точнее стали не так агрессивны, как раньше. Ты знала, что я тут же пойму, что это ты, стоит тебе уйти за порог. Ведь добыча информации прекратиться и мои подозрения подтвердятся. Но они подтвердились именно тогда, когда ты это поняла. Взламывать такую обширную базу дистанционно — ты крайне талантлива и умела, никто не оспаривает это. Но ты совершила свою следующую ошибку. Ты была уверена, что никого умнее тебя нет. Ненароком показывая белые зубы, Оливия тут же сменила свою самоуверенную маску на отстраненность и страх: — Если я учусь программированию и люблю компьютеры, это не значит, что я виновата в том, в чем вы меня обвиняете! Я без понятия, как работает эта ваша система, не знаю паролей, которые потребовались бы… Да и вы сами сказали, что не понимаете, что такого интересного в личных делах учеников! Мне-то они зачем? Ладно, я признаюсь, что иногда залезала в компьютеры профессоров, чтобы подделать себе оценки и посещаемость, я готова понести за это наказание… Простите меня, пожалуйста! — ни один мускул на лице Директора даже не дрогнул, когда Коломар перешла в защиту. Все эти мокрые от слез глаза, дрожащие губы — слишком просто, слишком тривиально. — Ты права. Я не мог поверить в то, что кто-то из моих учеников, которых я тщательно выбирал лично, может поступить так с моим доверием. Поэтому я всячески отвергал любые мысли об этом. Во мне продолжал царить тот солдафон, который подозревает всех и вся, но… Именно он вынудил меня дать творческую свободу Сатье Вашвани. Уверен, что вы знакомы. У нее появилось оборудование, у нее появились возможности спокойно работать и творить, создавать то, что потенциально может быть интересно определенному кругу лиц. Только поэтому во всех технологиях, которые я выделил на ее проект, стояла защитная программа. Небольшой проект былых дней одного моего знакомого ученного, который грезил о искусственном интеллекте. Эта программа сразу же дала понять, что в нее кто-то вторгся. Причем сделал это через посредника, не собственными руками, а каким-то устройством. Да, я знаю, что ты не сама присутствовала при взломе, знаю это благодаря твоей заносчивости и желанию быть на несколько шагов впереди. — Я не знаю, о чем вы говорите, правда! Клянусь! — ее голос сорвался на крик. — Что может быть интересного в личных делах? Ничего, если ты не ищешь кого-то конкретного. Кого-то, кто нужен исключительно тебе. Но ты уже что-то знала об этом человеке, не пришла сюда с голыми руками. Только хотела подтвердить свои догадки, не больше. Именно поэтому ты так удачно заняла соседний с НЕЙ домик в студенческом городке. Именно поэтому ты оказалась в спортивной команде, в которой была ОНА… — Я просто хотела со всеми подружиться и стать частью коллектива! Почему вы кричите на меня? — из ее глаз пошли слезы, которые тут же размазали тушь на остром лице. — Именно поэтому ты втиралась в доверие, то отключая воду, то свет в своем домике. Хотела быть как можно ближе. И как удобно, когда твоя единственная соседка — стример, обладающая всем нужным оборудованием. Это даже выглядит не так подозрительно, не так ли? Уверен, что именно ты подбирала все составляющие для Ханы Сонг… — Директор, прошу, не кричите на меня… — Зачем тебе и Амели Лакруа нужна Лена Окстон, Оливия? Или мне лучше сказать «Сомбра»? — продолжая оглушительно рыдать, девушка подняла голову, хихикая: — Я же сказала, что всегда будут люди, которым вы поперек горла. И на вас такие найдутся, Директор. Уверена, что вы даже не представляете, что именно ждет вас и всю эту жалкую Академию. Думаешь, сможешь защитить их всех? Джек, у тебя нет ни единого шанса, даже не смотря на все защитные поля, на все турели, которые ты попытался выставить по периметру. Все бесполезно, когда один наш общий знакомый, который так уютно спрятался на твоей фотографии в правом ящике стола, явится сюда. А он явится, поверь мне. И тогда ты будешь благодарен, что я сейчас сказала тебе это. Потому что у тебя есть еще немного времени, чтобы свалить отсюда и никогда больше не возвращаться. Ну, а пока… Я бы хотела… — вытащив из-за пазухи пистолет, Моррисон выстрелил, пробивая обшивку кресла насквозь. Вздрогнув, Амари подбежала к студентке, но та моментально куда-то исчезла, не оставив после себя и следа. — О чем она говорила, Джек? — косясь на открытый ящик своего стола, он увидел там лицо Габриеля Рейеса, устало смотрящего на него. Все было одновременно невозможно и очевидно.До начала Операции «Программа Богов» осталось 1,5 часа