Монстр на ниточке - шарик в окно

      C тех пор, как Пеннивайз и маленькая Лекси переместились в мир клоуна, прошло порядка двух лет. Ритуал был завершён - красноносый лишился своего бессмертия и теперь, как и его соулмейт, обладает мощной регенерацией, устойчивостью к болезням и замедленным старением. Магия его никуда не делась, но какое-то время он не сможет её использовать.       Малышку он оставил, как думал, в неплохой семье и отправился досыпать оставшиеся годы, периодически просыпаясь и проверяя малую.

***

      Первый раз Пеннивайз проснулся, когда девочке исполнилось пять лет. Всё пошло по иному пути, нежели он рассчитывал. Мать его соулмейта в этом мире скончалась при родах, а маленькая Алексис осталась на попечение отца.       К слову, тот после смерти жены стал холоден с ребёнком, замкнулся в себе и совершенно не следил за малышкой, а потому та была сама за себя.       Второй раз сознание клоуна пробудилось, почувствовав сильную горечь обиды соулмейта. Переместившись к ней, он стал свидетелем непринятия малой в школе.       Ей было восемь.       В её классе сразу же сформировались "элита" и "отбросы". И его пара стала отбросом. А всё из-за разного мировоззрения на те или иные ситуации.       Сцена была до жути похожа на ту с Беверли. Та же школа, тот же туалет и даже та же самая кабинка. Весь тот шлак, что был в мусорке, был вывален на малышку. Благо та успела прикрыться портфелем.       Пеннивайз мог лишь выслушать своего незадачливого соулмейта и дать пару советов, после чего решил чуть "погулять", прежде чем заснуть.       И какая же это ирония судьбы, решил клоун, узнав кто у его девочки классный руководитель. Беверли Марш, ныне Хенском. Её соулмейт и муж, Бэн, работает библиотекарем.       Эти двое остались в Дерри на случай возвращения монстра. Это рассмешило клоуна. Жалкая самоуверенность. Он с ними повеселится вновь.       В следующий раз его выдернуло из состояния сна чувство обиды предательства, душевной и физической боли.       Пеннивайз как на себе чувствовал, как изнутри всё разрывается инородным предметом. Боль, словно от укусов, была такой, будто это сейчас происходит с ним. Все эмоции Алексис, словно цунами, накатывали по связи. Ей было больно. Очень. Картина, что предстала клоуну ввела того в оцепенение, а затем в бессильную ярость.       Трент Уин с маниакальным выражением лица вколачивался в свою дочь на всю длину, не обращая внимания на крики и кровь, стекающую по худеньким ножкам, и продолжал рвать её изнутри, оставляя синяки от пальцев на юном теле.       Взревев, как никогда раньше красноносый метался по помещению и понимал, что ничем не поможет.       После того случая малышка Уин долго не могла нормально спать, зная на что способен её отец. Она могла часами рыдать в подушку, а могла бесцельно смотреть на стену пустым взглядом. Истерики сменялись апатией и наоборот. Девочка сильно побледнела, под глазами залегли чёрные круги, словно всё живое из неё выкачали и оставили лишь пустую оболочку.       Пеннивайз знал, что она сломлена морально, так как сам тысячи раз лишал рассудка своих жертв. Он старался с ней разговаривать, ибо соулмейт с психическим расстройством ему не прельщает, да и к самой девчонке он привязался уже. Тот позитив, что тянулся за ней шлейфом, был полной противоположностью характера его самого, а от того они казались единым целым , когда были рядом.       Постоянно находиться с ней Пеннивайз не мог, а потому, спустя пару-тройку месяцев, когда его соулмейту стало лучше, он вновь погрузился в сон. Да, он чувствовал, когда это повторялось, но понимал, что когда пробудится окончательно, полный сил и магии, то от этого человека по имени Трент Уин не останется и миллиметра тонкой кишки.       Его малышке всего одиннадцать. Её телу всего одиннадцать. Ей рано такое испытывать. Его соулмейт не должен страдать из-за кого-то.       Они не достойны её слёз.       Наконец, прошли эти долгие двадцать семь лет. Наступила осень две тысячи шестнадцатого года, когда во тьме колодца загорелись яркие голубые огоньки, и раздался торжествующий смех психа, готового убивать.