POV Акира
Сказать, что это было сумасшествием, — значит ничего не сказать. Я сбился со счета, сколько раз за этот вечер ловил себя на мысли, что все это дикость. Пусть я и смирился с Ним. С тем, что ему все равно, где и как. Пусть я отсосал ему несколько раз. Но то, что было дальше, перешло все границы дозволенного мной. Не знаю, придется ли мне, Тойя и Юкихито пересечься еще хоть единственный раз, но, думаю, никто из нас не желает этого. Иначе как теперь сделать вид, что ничего не было? В тот момент, когда Шики направил меня к Юкихито, словно по согласованности между ним и Тойя — последний сделал то же самое. Словно эти двое могли понять друг друга с полувзгляда и без единого слова. Тойя сосредоточился на нижней части Юкихито, позволив своему любовнику переключиться на меня. Не уверен, что ранее допустил бы это, не окажись мы в таких условиях, но как только я ощутил язык Шики у себя на животе и то, как он кладет мою ногу себе на плечо, мне внезапно стало все равно. Не знаю, понял ли это Юкихито, но в этот момент он просто притянул меня и начал целовать. Пожалуй, это первый мой поцелуй не с Ним. Сложно его описать, как нечто «приятное» или «не приятное». В тот момент мы все были немного не в себе и, казалось, даже самая гадкая вещь могла сойти за весьма приемлемое занятие. Но отличие вот таких моментов от повседневности в том, что их можно делать лишь раз в жизни. И не более. Именно поэтому я позволил Юкихито то, что никогда не позволил бы прежде. Они с Шики словно поменялись местами, теперь Юкихито касался губами плеч, шеи, лица, а Он в свойственной себе манере даже отсасывал, как ебанный Бог. Сомневаюсь, что был хотя бы в половину также хорош, как он. Чего не могу сказать о Юкихито. После настойчивых, собственнических поцелуев Шики, мягкие, теплые касания будоражили кровь. Я и сам не понял, как оказался тем, кто притягивает его, схватив за скулы так, как обычно это делал Он. Похоже, мне и правда перешли несколько его замашек. Не могу ответить Юки с той же нежностью, с какой он целовал меня. Чего не скажешь о настойчивости. Даже сам замечаю, насколько жестки мои поцелуи по сравнению с его. Казалось, я настолько осмелел, что если бы его зад не сминал Тойя, то потянулся бы уже и к нему. Его голос был настолько сладким, что до сих пор звучит в моих ушах, даже когда я заткнул его рот поцелуем. Видимо, он вовсе такого не ожидал. Удивленно таращится пару минут, а затем, словно уступая ведущую роль, позволяет повалить на столешницу. «Так и знал. Нравится? Еще бы». Отрываюсь всего на долю секунду, чувствуя, как прожигают затылок. О да, я знаю, что ты единственный, кто ожидал такого поворота, иначе ты просто не отдал бы меня ему. Лишь потому, что я решу взять верх, ты позволил кому-то целовать меня. В твоем извращенном понимании мы — те двое, кто получит удовольствие. А эта подачка в лице Юкихито — словно возможность побыть сверху. И теперь ты оцениваешь, изучаешь, соответствую ли я твоим ожиданиям. Твой похабный оскал и красный, чертовски притягательный прищур говорят за себя. Тебе определенно нравится. Именно поэтому дергаешь назад, собственнически притягивая бедра к себе. Отрываюсь от Юки всего на секунду, чтобы пошло хлестнуть своим взглядом то выражение, с которым ты проталкиваешь в меня несколько пальцев, хоть в этом уже нет необходимости, когда меня уже столько раз там подготовили: что этот рыжеволосый парень своим языком, что ты все теми же пальцами, когда помогал ему. Все равно делаешь это снова, лишь бы напомнить мне о своей роли. Не могу сдержать усмешку от твоего ребячества. Отвечаешь мне тем же. Усмехаешься как-то задорно и даже по-идиотски. Но вместе с этим же вытаскиваешь пальцы и лижешь их так блядски, насколько только возможно. Черт… Аж руки дрожат. Челюсти сводит. Вот насколько я хочу сейчас оторваться на Юкихито. И хоть знаю, что он здесь не причем и я никогда не смогу также поступить с тобой, ничего не могу сделать с собой. — А-аагх. Не могу сдержать голос, когда ощущаю, как одним рывком ты толкаешься в меня. Больно, но не настолько, как в тот раз в камере. Возможно, та порция возбуждения, что была во мне, позволила принять даже тебя намного легче, чем это было прежде. Уже через минуту могу продолжить, и, несмотря на твои толчки, назло тянусь к груди Юкихито, втягивая соски по очереди в рот. Его голова лежит около моего плеча, отчего слышу даже запах пыли в его волосах, однако даже это придает первозданное возбуждение. Он крутит ею так часто, что перед глазами то и дело мелькает его огненная макушка. А когда Тойя наконец не выдерживает и просовывает в него несколько пальцев, тот вовсе утыкается мне в грудь. Признаться, я и сам сейчас не в силах сдерживаться, изо рта все время рвутся возгласы, ведь именно меня сейчас имеют по полной. И когда мне дают небольшую передышку, только тогда могу вытянуть руку, чтобы помочь Тойя растянуть Юки. Не знаю, то ли наши стоны, то ли то, как в перерывах между ними наши языки сплелись, но что-то помешало Тойя подготовить его зад, как следует. Через несколько секунд, когда я только оторвался от его губ, этот чертов блондин пихает свой язык мне в рот. Возможно из-за того, что он просто перепутал меня со своим партнером, который стонет в мою шею, вскрикивая от болезненных толчков бедер, долбившихся в него. Несмотря на это, его поцелуй почему-то был еще нежнее, чем тот, что был с Юкихито. Усмехаюсь про себя от мысли, что только ты целуешься, как ебанный зверь, но отчего-то… Но отчего-то сам отстраняюсь от этих нежных губ, а вместе с тем и убираю руку, которой придерживал огненную макушку. Буду думать об этом как «сам устроил это, вот и участвуй», а не как «хочу твои»… Вытягиваю руку вперед и наклоняюсь, насколько это возможно с учетом огромного члена в моей заднице, который двигался даже в тот момент, когда притягивал тебя за шею к себе. Это было не просто сделать. Рубиновый омут в паре дюймов от моего лица. Возбужденный, непристойный и просто крышесносно-холодный взгляд ужалил меня. Не поддаешься, когда стараюсь притянуть ближе для поцелуя. Смотришь так, словно противно после кого-то делать это. «Вот уж нахуй». И угольно-черная бровь от удивления ползет чуть ли не на лоб, когда кулаком прохожусь по ребрам, а после, просто впиваюсь в жесткую линию губ. Ты весь напряжен, отчего мой кулак заныл сильнее чем нижняя губа, которую ты прокусил в двух местах, но уже через секунду, ощущаю, как рывки во мне сменяются плавными движениями, а на твоих губах играет самодовольная усмешка, пока ты слизываешь мою кровь. «Извращенец». В такие моменты не могу не заметить, как ты становишься будто бы прежним, тем, кого я знал ранее. Не думаю, что выдал себя. Мое откровенное наслаждение сейчас может весьма сыграть на руку. Отводишь мою ногу и разворачиваешь так, что член упирается в столешницу, отчего не могу понять: то ли от этого мои стоны перебили второй всхлипывающий голос, то ли от того, что ты головкой настойчиво долбишь одно и то же место, отчего башню срывает в одночасье. Не хватает только одного, что очень скоро, как по желанию, и происходит: Юкихито проходится ладонью по моему члену. Удивительно, но ты позволяешь это. Почему-то подумал, что было бы неплохо посмотреть на вас с Тойя целующимися… Его нежные губы против твоего властного языка с замашками садомазохиста. Тот еще коктейль. Только, думаю, ты врежешь мне, если хотя бы намекну на это. Или… Я ошибся? Замечаю краем глаза, как Юкихито, словно перепутав меня с тобой, тянет свои руки к твоим бедрам и, наткнувшись на раскрытую молнию штанов, отдергивает их, как ошпаренные. Глаза орехового цвета даже сквозь пелену возбуждения ошарашенно таращатся на тебя, и даже Тойя, по-моему, сбавил ход. Но, похоже, зря я считал тебя ханжой, ведь это ты все затеял, глупо думать, что тебя возможно смутить. Не позволяешь ему убрать руку — вижу по тому, как, сцепив его запястье, тянешь против воли на себя. Наполовину вынимаешь член и медленно проходишься его рукой по нему. Твое лицо как и всегда непроницаемо. Даже лишней порции гордыни не отразилось в нем. Самоуверенность, откровенная похоть и презрение — вот что здесь можно разглядеть. Ты насмехаешься так надменно, упиваясь их реакцией на этот жест. — Думаешь, дам пососать яйца, пока я трахаю твой объект вожделения? Не думаю, что он на самом деле хотя бы рассматривал такой вариант. Нет. Даже точно могу сказать это, хотя бы по этой его испуганной реакции, что ты и правда позволишь нечто подобное. Но, похоже, ты настолько самолюбив, что не поверишь в случайность, которая стала причиной того, что нас перепутали. Боюсь, во что это все может вылиться, и только поэтому я делаю то, что делаю…. — Угх, Шики… Не останавливайся, — тяну за безрукавку на себя, приковываю не только твое тело к себе, но и взгляд. Полностью заполняя собой все твое пристальное внимание. Правильно. Смотри только на меня. Я решил добровольно перенять все твои эгоистичные черты. Тревога отступает, когда вижу, как расслабились те двое. Еще бы. Даже боюсь представить, что могло произойти. Думаю, ты заставишь Юки делать то, о чем говорил, но потом тебе непременно станет противно и ты избавишься от него прямо на глазах у Тойя. Точно также, как и поступил со мной. Не знаю, может я слишком самоуверен, но почему-то возникает ощущение, что ты не многим позволяешь касаться себя. Вспомнить только… Только тот раз, как тебя перекосило от того, что Кеске дотронулся до твоей одежды. Тот раз, когда я потянул тебя для поцелуя, хотя до этого ты не очень брезговал, вылизывая все мое тело. И даже сейчас, когда лично принудил Юки касаться себя. В этой холодной надменности и презрении я уловил отвращение. Не знаю, возможно, это всего лишь мое воображение. Хотел бы я проверить, но боюсь за тех двоих. Оно того не стоит. Ты этого не стоишь.***
Сон. Затяжной, сопровожденный смутными образами и вздорными явлениями. Обволакивал, все глубже погружая в оцепенение. Где-то вдалеке, будто по ту сторону света, раздавались громкие возгласы. Будто бы человек, пребывающий в полной неподвижности, находился в стеклянном куполе, заглушаемом все голоса и шумы, раздававшиеся за стеной. Было в тех отдаленных, глухих звуках, что-то знакомое, но человек, стоявший под куполом, не мог распознать хотя бы один. Он смотрел так отстраненно и холодно. Словно на другой стороне было что-то маловажное, незначительное, и все же его сердце странно трепетало. Так бывает, когда ярким днем по ошибке или по рассеянности, входя в комнату, дернули выключатель — лампочка загорелась, но ее как будто и нет: такая бедная, не нужная. Тогда становится жалко растрачивать ее силы попусту, ведь сейчас от нее нет никакого толка. В ней нет необходимости. Шумы не прекращались, а вместе с ними внезапно послышалась какая-то возня, шарканье и громкий лязгающий звук. Они стали громче и отчетливей, но от этого ясности не прибавилось. Человек все еще был под куполом.***
— Главнокомандующий, это наша вина, мы готовы понести наказание, — почти что в унисон раздались два механических одинаковых голоса. В этом звуке не было никакой вины или каких-либо других чувств, присущих людям в минуты сожаления. Холодная решимость и готовность принять смерть. Два человека средних лет стояли у открытой нараспашку решетчатой двери. Две камеры, стоящие друг напротив друга, были пусты. В них и даже рядом не оказалось никаких следов, которые могли навести на мысль о борьбе или каком-либо противостоянии. Словно два пленника просто испарились. Высокая фигура, перед которой стояли двое служащих, склонив головы, незаинтересованно прошлась мимо камер. Безразличный винный взгляд лениво скользнул на дверные петли, замерев на секунду. Он обратился к двум людям в форменной одежде: — Это причина, по которой вы потревожили меня? — даже на вопрос не похоже. Слишком тонкая грань между угрозой и презрением. Служащие незаметно переглянулись и вновь заговорили в один голос: — Нет, по правде, есть еще кое-что. Но перед этим хотим услышать ваше распоряжение на счет бежавших пленников. Нам найти их? — головы мужчин вернулись в исходное положение, но глаза они по-прежнему не отрывали от пола. Было неизвестно, по той ли причине, что программа запрещала смотреть на Императора, или эти существа, далекие от человека, имели какие-либо страхи на этот счет. Скорее, эта реакция стала той неотъемлемой привычкой, которую вырабатывают у служивых псов посредством удара тростью. Но даже у этих, на первый взгляд, равнодушных существ мелькнуло удивление, когда вновь раздался голос Шики: — Нет, я сам. Это было совсем не похоже на то чувство, к которому вы привыкли, и моментами больше походило на растерянность, как это бывает у пса, который не понимает команды хозяина. Но что было более важнее — это поведение брюнета. В нем не было ни раздражения, ни удивления, ни каких-либо других чувств. Возникало ощущение, будто он сам освободил заключенных, преследуя какую-то свою цель. Дверные петли, на которых ранее был обращен его взгляд, были сдвинуты с посаженного места, словно некто одним махом рванул их с немалой силой, чтобы открыть решетчатую дверь. Вы спросите: кому это надо, если здесь не осталось союзников на светлой стороне? Ответ очевиден: так желает другая сторона. — Что там еще?***
Если вы спросите, по какой причине Шики выпустил пленников, которых презирал, казалось, больше всего, почему он не добил Кеске — этим вещам не было объяснения. Второе — навсегда будет прикрыто полотном сомнения, и вряд ли когда-либо оно откроет весь вид, словно подразнивая, показывая лишь одну сторону и вводя в заблуждение. Первый случай, пожалуй, можно было объяснить явлением под названием Акира. Прошлой ночью Шики посетила странная идея, ему внезапно стало интересно, как поведет себя юноша, узнай он о побеге друзей. Способны ли они вернутся к тому времени, когда были союзниками? Попадется ли он снова? Вчера он был настолько живым, что неосознанно мужчина испытал какую-то глупую потребность. Его взгляд, разящий острием стали, ошеломляющая смелость, несмотря ни на что. Именно эти две вещи стали в основе идеи дать скрыться тем двоим. Как он поступит тогда? Решится дать бой? Придумает план побега и скроется? Нет. Только не он. Мужчина предвкушал новое веселье. «Привет, я — рассудительный ты, который появляется, когда у тебя снова съезжает крыша. Потому и говорю тебе это сейчас. Убей их всех — и заживешь прежней жизнью. Только так ты станешь собой. Не нужно скрывать то, как ты изменился. Не перед мной».***
«Виски пульсируют, отчего даже просто лежать с закрытыми глазами не выходит. Даже в таком положении могу с точностью определить твое отсутствие. Несомненно. Ночь — это твое время. Наверное, охотишься, как и обычно. Я весь день старался не думать о том, что слышал за дверью разговоры о побеге от твоих служащих. Не знаю, как им это удалось. Но если уж ты Тойя с Юки заставил выполнять твои требования, то чего уж там говорить о тех двоих. Может ты даже время тратить на них не будешь, а попросту скормишь псам Арбитро. Хочу увидеть их еще раз… И хоть я уже все решил про свой чертов план убедить тебя, что я потерял себя прежнего, заставить верить, что не сбегу и останусь с тобой по своей воли, я не знаю, как к этому отнесутся они… Может мне удастся помочь им? Хотя не знаю, стоит ли. Есть ли смысл идти против тебя? Когда ты вышел и перед тем, как служащие нагрянули и увели Юкихито с Тойя, мы перекинулись парой слов. Они сказали, что Нано был самым сильным из совершенных солдат, а его кровь — источник лайна. Арбитро экспериментировал, стараясь подобрать нужную концентрацию, чтобы человек, принявший наркотик, смог выжить и обрести силу. Но достичь высоких результатов им не удалось. Ты единственный, кто смог принять его в чистом виде. Если совместить это с тем, что ты итак обладал нечеловеческой мощью и стойкостью, то получается просто невероятный результат… Но на каждое действие, как говорят… Не знаю, насколько они правы, но я привык доверять своим глазам и ощущениям. А я вижу, что ты вполне здоров и побочного эффекта нет….Хотя, если вспомнить, то иногда ты съезжал рельс. И хоть мне сравнить не с чем, но я знаю Шики спокойного, уравновешенного, а не того, что предстал передо мной — импульсивный… Настолько, что вспоминается зловещий двойник доктора Джекила. Черт… Не могу уже лежать неподвижно, плюс еще и этот адский холод. Нужно поискать одежду. Надеюсь, я не выдам себя, если пороюсь в шкафу и найду для себя что-то…» Акира нехотя опустил ноги на пол. Обе ступни коснулись черного квадрата шахматного пола. На этом фоне кожа юноши казалась совсем светлой. Он немного посидел в таком положении, стараясь не думать об отметинах на своих бедрах и коленях. Казалось, что и тот аморальный вечер не имел никакого значения. Что толку сокрушаться и стыдиться? Можно просто вычеркнуть этот фрагмент из своей жизни… Как и многое другое, что уже потеряло свое значение. Перенеся вес на ноги, парень, пошатываясь, поплелся в противоположную от стола сторону. Угловой, двухдверный шкаф, гардероб больше походил на антикварный. Вручную вырезанные узоры гармонировали с парой стальных колец, которые являлись ручками. Старинный дубовый декор, как ни странно, придавал комнате какую-то изысканность, и все же он чем-то беспокоил юношу. Слегка коснувшись стальных колец, Акира замер, вслушиваясь в тишину. Он планировал медленно потянуть за них, но как только до его ушей донесся очередной настораживающий звук, он резко рванул обе двери на себя. Он протянул руку, чтобы снять с плечиков одну из рубашек Шики. Пока он застегивал пуговицы, взгляд его опустился вниз, и он увидел несколько пар ботинок. Несмотря на опасение быть раскрытым, Акира потянулся за ними. Ему до безумия надоело щеголять босиком по ледяному полу. Он бы не отказался и от нижнего белья, вот только его здесь не оказалось. Вместо этого он нашел форменные брюки, аккуратно выглаженные и изящно свисающие с перекладины для вешалок. Когда он уже надел их, то заметил, что обронил одно из плечиков. Акира наклонился, несмотря на то, что его все еще покачивало от вчерашнего. Внезапно ноги подкосились и он оказался внутри шкафа. Стоило сделать один шаг — под ногами что-то дернулось. Он вновь качнулся, а затем медленно и мягко поплыл куда-то вниз. Темнота сгущалась с обеих сторон, пока целиком не вытеснила свет, что просачивался из-за распахнутых дверей. Парень опасливо протянул руку, чтобы ухватиться, и почувствовал, как кожу царапнула шершавая, быстро убегающая стена. На пальце ощутилась кровь, и порез начал щипать. Минута. Две. Три. Он по-прежнему спускался вниз. И, наконец, — мягкий толчок. Когда его перестало уносить вниз, также в темноте, Акира нашарил какую-то ручку, а после толкнул. Открылась дверь. В ту же секунду в лицо ударил тусклый свет, но после кромешной тьмы он показался ослепительно ярким. Юноша увидел, как сзади него быстро уносилась вверх небольшая квадратная платформа. Перед ним был узкий коридор и тысячепудовая тишина. Словно он был один в бесконечных коридорах. Под бетонным небом он шагал сквозь тихие звуки, будто где-то камень бьется о камень, а где-то капает вода. На круглых сводах располагались лампочки с бесконечно мерцающим, дрожащим светом. Представший перед ним коридор походил немного на подземную дорогу, только гораздо уже, сделанную из странного твердого материала. В голове мелькнула мысль о подземелье, где будто бы спасались во время третьей мировой войны. Дрожащий пунктир лампочек горел все тусклее и тусклее. Он шел минут двадцать, а после свернул направо и коридор стал шире, а лампочки ярче. Какой-то смутный гул резанул слух, как будто машина или даже голоса. Акира остановился возле тяжелой массивной двери — гул доносился оттуда. Он действовал наобум, особо не раздумывая, потому он так быстро решился постучать. Еще раз — громче. За дверью все затихло. Что-то лязгнуло, и дверь медленно, тяжело отворилась. Он не знал, кто из них двоих остолбенел больше — перед парнем стоял Мотоми. Все было так сумбурно, словно он заранее знал об этом месте. Как он решился на то, чтобы постучать? Шатен был удивлен не меньше. Он никак не ожидал встретить Акиру. На его месте должен быть один из служащих, который, вероятнее всего, должен делать обход, а после, когда его насторожили голоса, он решил проверить одно из старых и неиспользуемых помещений. Мотоми держал в руках что-то вроде арматуры, которой он собирался проломить голову служащему: не только ради их безопасности, но и чтобы отобрать его одежду. Видимо после побега ему так и не удалось отыскать ее и он мертвецки замерз. Шатен опомнился быстрее юноши и, вытянув руку, рванул парня на себя. Последний, не говоря ни слова, шагнул вперед, пока сзади торопливо не брякнула дверь. Быстрый топот, мягко отскакивающий от потолка и стен, и Рин, летучий, слегка запыхавшийся от бега, дышит ртом, повиснув на его шее. Высоковольтный разряд. Хочется кричать, широко разинув рот, когда из-за угла выходит Кеске. Невозможно вымолвить и слова, и даже тонкая, сжимающаяся на шеи рука блондина стала невесома.***
Они говорили вполголоса, разместившись вчетвером небольшим прямоугольником, используя в качестве стульев старые ящики, в которых хранились записи врачей по проекту «Омела» и всякий хлам. Мотоми рассказал юноше, как им удалось сбежать, а вернее о том, что кто-то под покровом ночи освободил их. Наутро, примерно за четверть часа до прихода служащего с его ежедневной порцией боли, их разбудил громкий скрежет. Спросонья им не удалось никого разглядеть, но позже показалась брешь в дверной камере. Из-за того, что наступил день, им было слишком опасно прятаться где-то наверху, потому они бежали, пока не оказались здесь. По пути им удалось отыскать Кеске, которого заперли после того, как Мотоми сделал все, что смог, чтобы парень еще раз поборолся за жизнь. К их удивлению, Шики так и не вернулся, чтобы добить его. Но и не способствовал его выздоровлению. Пищи и воды шатен не получал с того самого вечера, когда Мотоми и Рин заботились о нем через стальные прутья двери. Когда это увидели служащие, то уволокли Кеске и заперли в другой такой же камере, а после о нем просто забыли. — Не понимаю, почему этот садюга все-таки оставил жизнь Кеске? — после нескольких радостных возгласов от воссоединения и краткого рассказа Мотоми об их побеге проговорил блондин. Он собирался спросить, как им поступить дальше. Но, насмотревшись, как Акира с Кеске смотрели друг на друга, он не смог удержаться, чтобы не произнести вслух насущный вопрос… — Я правда пытался вникнуть в то, что творится у него в голове, но все равно не смог. Старик постоянно отмалчивается, хотя это он дохаживал тебя, — парень повернулся в сторону Кеске, который сидел на одной из проваленных от сырости коробок, совсем рядом с Акирой. — Однако это вовсе не случайность, если бы Шики захотел, то не оставил бы тебя в живых. Он никогда не допустит такой ошибки… Без обид, Кеске, — Рин, наконец, смог высказать свою мысль, замечая, как атмосфера, витавшая в этом склепе до этого вопроса, изменилась. — Возможно, он не убил меня из-за Акиры. Они же… пара… — после слов Кеске все еще более ухудшилось. Если коснуться лбов присутствующих, исключая последнего, то рука покроется тонкой соленой пленкой пота и испарина загустеет на глазах, впитывая все молчание. — Нет никакой пары и никогда не было, — первым из ступора вышел Акира. Он свел брови к переносице, придавая своему строгому голосу еще большую суровость. — Да-да, это звучит как бред, — после юноши добавил Мотоми. Его веселый, низкий тембр, слегка разбавил напряжение, повисшее над ними. И все же это не помогло исправить ситуацию. — Не нужно, Мотоми. Я слышал в тот раз, что ты говорил ему. Ты просил его не убивать меня, чтобы не потерять Акиру, и он послушал, — несмотря на старания Мотоми перевести тему, продолжил Кеске. Было непонятно, что послужило тому причиной: хотел он рассказать Акире, что получил жизнь благодаря ему, или же просто констатировал факт. — Это правда, Мотоми? —юноша даже и думать не хотел, что это все значило, ему просто нужно было подтверждение, которое последовало в качестве кивка. — Что?! Акира?! Только не говори, что уже простил его? — казалось, Рин понял раньше всех, к чему все шло. Этот разговор очень сильно походил на очередное оправдание для Шики. Словно всего один такой жест смог бы умаслить Акиру. — Ладно. Стоп. Если вы хотите провести меня по широкому тракту морали, то не нужно. Я и так знаю, что облажался, — он не хотел придавать этому значению, как и тому, что внутри что-то зашевелилось от тех слов. Он был уверен, что Шики рискнет им ради своей гордости. И не мог даже подумать, что его можно заставить ею пожертвовать… Из-за чего? Из-за страха потерять его? Это выглядело совсем неубедительно, словно сама идея притянута за уши… Вот только ее могли подтвердить как минимум два человека. — Как ты мог полюбить такого ублюдка-манипулятора? — решив окончательно добить парня, пробубнел блондин. — Ублюдок или нет, но он совершенный боец. Знаю, как это сейчас звучит, в нынешней ситуации, но до того, как он употребил чистый лайн, прямиком из вены Нано, ему не было равных. Сейчас тем более, за исключением того, что его сводит с ума та боль, которая терзала прежнего обладателя подобной силы. Из-за этого он не может нормально мыслить и слегка помешался, — Мотоми позволил Акире не отвечать на вопрос, но вместе с этим дал новую пищу для размышлений. — Слегка? — взгляд Кеске исподлобья больно кольнул Акиру, заставляя почувствовать свою вину перед другом. — Я не оправдываю Шики… Но сила — это не дар с небес. Он заплатил немалую цену за нее. Еще до употребления лайна он мог сражаться с Нано на равных. Утерянное младенчество, детство, возможность жить полноценной жизнью. Он рос не как ребенок, а как оружие. И он не просто потерял эту возможность, как вы, из-за неблагоприятных обстоятельств: ее у него отняли. Пусть в ваших глазах это покажется неправильным, но я ничего не могу поделать с этой виной, которую я испытываю всякий раз, как смотрю на него. Ту злобу, которую я питаю к Арбитро и себе, не передать словами …Поэтому скажу тебе, парень, прямо: он один из сильнейших людей, которых я когда-либо встречал. Если бы нам удалось его переманить на свою сторону, то все бы прекратилось в мгновение. Ситуацию можно было описать одной фразой: «Начал за здравие, а кончил за упокой». Если в начале его речи с ним еще соглашались, хоть и неохотно, то в конце его монолога все сошло на нет. И хоть в глубине души Мотоми осознавал свое предвзятое отношение к Шики из-за чувства вины от его значительного вклада в проводимые ранее эксперименты над людьми, он также знал, что этим парням, что сидели перед ним, пришлось тоже несладко. Просто по сравнению с Шики, пережитая ими боль меркла, сильно уступая кругам ада, по которым прошел брюнет. — Что? Ты опять за старое? Уже все кончено, и его не вернуть! — звонкий голос Рина отлетел от стен и почти эхом разнесся по помещению. — Мы должны убить его! — продолжил он, указывая на один из ящиков, на котором сидел. — Как? У Шики аллергия на пыль? — сарказм Акиры достиг предела. Это не осталось незамеченным его оппонентом. — Он не вселенский идол, а просто человек! И вполне земной, не уподобляй его гравитации или второму закону термодинамики! — всем присутствующим было уже понятно, что Рина будет не просто убедить в том, чтобы еще раз попытаться переманить Шики. Но в его словах было больше здравого смысла, чем в речах Мотоми. Только он был готов повторить их план вновь. Мужчина был железно уверен, что это их единственный способ спастись. — Я не буду спорить с тобой… Может Шики и действительно самый сильный и все такое… — уже более спокойно вновь заговорил парень, обращаясь к Мотоми, — но не стоит им так восхищаться. Он стал сильнее из-за боли, которую испытал в детстве, и тех шрамов, что отпечатались на нем. Акира не собирался вступать вновь в диалог с юношей. Лишь до этих пор. Его тяжелый взгляд остро кольнул блондина. На секунду Рин даже растерялся, посматривая то на Кеске, то на Мотоми, словно спрашивая, что он сделал не так и почему Акира так разозлился. — Почему бы тебе, Рин, не выколоть себе глаз, может от боли и шрамов ты станешь сильнее? — Рин потупил взгляд в пол, то ли от стыда, то ли от пронзительного взгляда Акиры. — Акира, ну это уж слишком, — мужчина хлопнул юношу по плечу и неловко рассмеялся. Его короткий смех скорее походил на нервный кашель, но это было единственное, что ему пришло в голову. — Я понял. Вы все решили стать опять на его сторону. Уже забыли, что он сделал? Эма и Гвен умерли из-за него… — не отрывая глаз от пола, проговорил Рин, но затем, словно набравшись смелости, поднял глаза и обвел всех троих. — Стрелял-то не он, — очередная попытка шатена смягчить обвинения парня. — Но по его вине они умерли… — проговорил Кеске, осторожно ступая на сторону блондина. — Тойя и Юкихито, я, Кеске, и ты, Мотоми! Скажешь, он опять не причем? Все мы пережили далеко не радостные моменты в своей жизни. А ты, Акира? Разве не тебя он продержал в холодной сырой камере голым без еды и воды? А потом день ото дня насиловал? У него либидо зашкаливает, как кролик целыми днями ходит с членом на перевес … Ни для кого не секрет, что здесь были замешаны и личные чувства. Последняя фраза лишь подтвердила это. Мотоми едва заметно скривился, подумывая: «И как он только удосужился закончить такую речь этим? Больше на зависть и обиду смахивает». — Рин, зачем ты это говоришь? Чего добиваешься? Я и так его ненавижу, — Акира неохотно вспоминал все эти «приключения». К счастью, самое главное из них не подтвердилось… А остальное, пожалуй, он сможет пережить. Он это знал и потому не сильно пытался скрыть. Но заявлять об этом и в один голос соглашаться с Мотоми он тоже не планировал. — Я вижу! — блондин уже и сам знал, что лезет не в свое дело. Он знает, что только Акире решать, прощать Шики или нет, но его безумно злило, что, несмотря на все произошедшее, как минимум два его друга были на стороне его злейшего врага. — Все, парни. Закрыли тему. Пойми, Рин, если мы не попытаемся, если Акира не убедит Шики и не вернет ему ясность рассудка, то мы все считай что мертвы. Сегодня-завтра нас найдут, и тогда все вновь повторится, — Мотоми обратился к Рину так напористо, словно все остальные уже с ним согласились. — Но, благодаря Акире, у нас все еще есть шанс, — после недолгой паузы уже более мягким тоном добавил он. — Что на этот раз мне нужно сделать? — юноша даже не удивился тому, как плавно старик свалил все вновь на его плечи. Но это было куда лучше, чем выслушивать нытье Рина от обиды на Шики. Если бы тот узнал, чем они занимались прошлой ночью с Тойя и Юки, которые с его слов были еще теми страдальцами (хоть Акира и перестал так считать с некоторых пор), то его недовольный возглас точно бы достиг земной орбиты. — То, что и раньше: притворись его любовником и дай себя покусать до крови, — внезапно ход его мыслей оборвал голос Мотоми. — Ранее я заметил кровавые подтеки на твоей коже, когда вы приходили к камере, — как бы поясняя причину такого заявления, добавил он следом. — Дать, что сделать? — но его слова, прозвучавшие ранее, плохо растолковали его мысль. — Не совсем удобное время для этого разговора… И не так много времени чтобы все объяснять, но так уж вышло, что в твоих жилах течет антидот к лайну. Ты был слишком мал и вряд ли мог помнить Нано… Но ты тоже был там в качестве подопытного. Это произошло до того, как ты попал в приют. Не сказать, что слова Мотоми были для Акиры сродни молнии, поразившей мирное небо. Если быть честным с самим собой, то он помышлял об этом задолго до того, как попал в штаб. В его памяти было очень много черных дыр, которые изредка заполнялись отрывками из его снов. Он знал, что голос Нано он неспроста слышал во сне так отчетливо. Пребывание в гостях у Арбитро также неоднозначно намекнуло ему об этом. И еще многое другое, что он непременно склеит, но значительно позже, когда останется в одиночестве, чтобы никто не заметил его душевные терзания. — Знаешь почему инъекции донорской крови можно считать допингом? — словно незаметно меняя тему, произнес Мотоми. Он был тем, кто сам говорил о недостатке времени, и все же не смог избавиться от привычки «убеждать». — С древних времен было принято пить кровь побежденного соперника, считая, что с ней они получат его силу. Этот вид вампиризма процветает и в реальном мире. Все это не совсем мифы и появились неспроста, — было непонятным то, почему мужчина зашел настолько издалека и как это было связано с Акрой и Шики. Но его размеренная речь заставляла вникать, прислушиваясь, словно к чему-то важному. — Организм получает много питательных веществ из донорской крови, в том числе кислород, ферменты, гемоглобин и эритропоэтин. Все это необходимо для кроветворения. Ранее, когда люди еще не догадались колоть донорскую кровь, у некоторых процветала порфирия. Это редкое заболевание крови было тяжелой формой анемии и характеризовалась малой скоростью производства гемоглобина. В тяжелых случаях гемоглобин опускается до низкой отметки из-за недостатка кислорода и становится виден оскал зубов, а кончики костей, видных на пальцах, напоминают когти. Эти люди совершали убийство, чтобы получить кровь и облегчить страдания под покровом ночи. Гематоген из крови рогатого скота улучшал работу кроветворной системы. Некоторые не ограничивались животными, свободно нападая на людей. Позже стало ясно, что донорская кровь дает силу, как и кровопускание в небольших количествах помогает облегчить состояние при различных недугах. Сейчас это весьма распространенный факт. Но в то время… Потому, как люди справлялись с болезнью, появились байки о вампирах, хотя это просто способ выжить. Получая кровь при дефиците кислорода, все процессы начинали работать быстрее и более активно, — закончив свой краткий обзор по средневековой медицине, мужчина сделал паузу, перемещая взгляд с одного парня на другого. Когда он убедился, что слушатели смогли переварить информацию, он вновь продолжил свой монолог, завершая свою логическую цепь: — Полагаю, тот же способ применяет и Шики, только не из-за анемии, а потому что боль, которая его терзает каждую секунду, утихает, когда он получает хотя бы несколько капель антидота в твоей крови, — со слов Мотоми и его обращению к Акире несложно было понять, что и последующие слова будут адресованы ему же. Будто бы он оставил попытки убеждать всех остальных и сосредоточился на главном, на том, кто сможет понять ход его мыслей. — Возможно, ты единственный, кто способен помочь ему, — он действовал грязно, играя на чувствах юноши, но, делая это, он не думал только о себе. Судьба Шики, Акиры — его это тоже волновало. — Только избавившись от нестерпимой муки он сможет ясно взглянуть на вещи и помочь нам, — между мыслями и отголосками совести, вторящей об опасной жертвенности Акиры, мужчина продолжил своим низким и хриплым голосом. — Но что делать, если он будет забавляться с Акирой, а этот план провалится, как и предыдущий? Он продолжит быть его игрушкой? Ты об Акире подумал? — на этот раз со словами Рина согласились все. В особенности Кеске. По его напряженному и взволнованному выражению лица можно было точно сказать, что от этой мысли он пришел в ужас. От того, как блондин произнес «игрушка», его плечи чуть заметно дрогнули, но он быстро скрыл это, принявшись разминать шею, словно та затекла от того положения, в котором он сидел. — При возможности я лично перережу ему глотку. Голос Акиры прозвучал достаточно твердо, чтобы убедить всех троих, хоть Рин и проронил после этого тихое «ну конечно», его настроение значительно приподнялось. У него возникло непреодолимое желание еще пооскорблять Шики и убедиться, что Акира говорил всерьез: — Не хотел говорить… — И не надо, — его очень быстро оборвал юноша, словно догадываясь, что именно тот намеревался обсудить. Он не показывал это, но за последние несколько минут Рин его сильно взбесил. — Все. Я все понял. Как ни смотри, но все сводится к его члену, не так ли? — будто теряя всякий интерес, светловолосый парень подскочил на ноги. Его испачканные в грязи колени напомнили Акире про темницу, в которой его держали. Это смягчило его, но он все равно не оставил слова парня без внимания. — Еще слово, Рин, и твоя маленькая задница сама присядет на его член, — на этот раз не было ни скрытой угрозы в голосе, ни гнева, а всего лишь толика издевки, которая показалась ему забавной после того, как детское личико Рина слегка заалело. — Стоп. Акира, это точно уже за гранью моего понимания, на этот раз вмешался Мотоми, выставляя перед собой обе ладони, словно защищаясь от чего-то. — Почему это? По мнению юноши несправедливым было то, что его вдоль и поперек положили под Шики, но при этом занять его место запрещалось кому-то другому. Только ли проблема в возрасте? Возможно Мотоми слишком много придает этому значения. Все-таки поганец Рин только выглядит как ребенок. Особенно, если вспомнить, как он хотел продемонстрировать свое «сокровище», доказывая свою принадлежность к мужскому полу. — Я не против связи между парнями, но инцест… Такое себе дело. Только двое из присутствующих поняли смысл сказанного. Акира чуть вскинул бровь, как это делал один его знакомый, когда изображал удивление. — Какой еще… Что? — но после небольшой паузы и пронзительного взгляда на блондина в его голове украдкой поселилось сомнение. «Не может быть… Глаза больше. Их цвет, и цвет волос. Комплекция. Рост… Но если подумать, то у него все еще полно времени, чтобы вырасти… Какого бы были цвета Его глаза, если бы не эксперименты? Нет… Вряд ли голубым… Но черты лица… Если так посмотреть, то Рин весьма мог походить на ангельскую версию Шики в детстве». — Ты думал этот парниша просто так его недолюбливает? — Мотоми уже видел, что Акира поверил в это, пока тот рассматривал блондина с таким выражением лица, словно Армагеддон грянул. Потому, усмехнувшись, он схватил блондина за шею и с силой прижал светлую макушку к груди. Ряд светлых зубов показался еще шире, когда парень замахал руками, пока тяжелый кулак Мотоми ерошил светлую копну волос. — Это не правда! Я ненавижу его не из-за того, что он мой брат! — возмущенный голос парня только убедил Акиру и Кеске в сказанном Мотоми. Хотя от слова «брат» Акира чуть заметно скривился, все еще ставя под сомнение этот факт. Голубоглазый парень недовольно поправлял волосы, когда ему, наконец, удалось вырваться из хватки шатена, но в процессе этого его недовольный взгляд все еще посматривал в сторону Мотоми. — В прошлом… Он отнял у меня близкого человека, просто чтобы показать, что я ему не брат и ему никто не нужен. Несмотря на то, что я простил его, когда он убил мать и отца, — краткий обзор прошлого теперь уже брата Шики не оставил вопросов у Акиры… Ему теперь сложно будет воздержаться от комментария на этот счет в присутствии брюнета…. — Ладно, мы больше не можем здесь находиться все вместе, — Мотоми последовал за Рином, вставая с места и печально рассматривая потрепанные лоскутки на своих бедрах, которые раньше были штанами. Его ноги также, как и у Рина с Кеске, были в ранах и грязи. Из них четверых только Акира выглядел более или менее опрятно, ведь, в отличие от них, последние дни он провел в кровати Шики. Правда по виду его шеи можно было предположить, что им хотел полакомиться дикий зверь, пока его вовремя не отпугнули. — Пора расходиться, — после этого сравнения даже сквозь речь у Мотоми проскальзывала улыбка, — подумай хорошенько, Акира, как заставить его принимать свою кровь. И, возможно, уже завтра образуется что-то новое, невероятное… Просто потому, что самое страшное просто закончится.***
Вернуться тем же способом, что и раньше, Акире не удалось, так как платформа, напоминающая лифт, вернулась в исходное положение. Необходимо было, чтобы кто-то спустил его вниз, чтобы Акира смог им воспользоваться. Поэтому ему пришлось искать другой выход. Он решил притвориться заблудившимся, если вдруг наткнется на Шики или на служащих, но пока ему удавалось быть незамеченным, он старательно искал путь к кабинету. Ему было совершенно не на руку то, что у него практически отсутствовали воспоминания, когда Шики тащил его из камеры в свой кабинет. Он обладал тем типом памяти, которая фокусировалась преимущественно на зрительном впечатлении, позволяющим в деталях запомнить даже незначительные явления. Правда это касалось того, что он видел не так давно. Потому он и не мог вспомнить Нано, хотя все его нутро подсказывало, что он явно его видел прежде. Но, в отличие от того воспоминания, если бы он тогда был в обычном состоянии, то непременно запомнил бы дорогу. Ему пришлось бы еще долго бродил по коридору, если бы не подсказка Мотоми, как они оказались в этом месте. Ведь они бежали прямиком из камер, а значит и он сможет вернуться к ним, если последует описанию мужчины. Оказавшись в месте назначения, он с легкостью смог вспомнить дорогу, так как именно этим путем он возвращался с Шики после той небольшой «демонстрации» перед камерой Рина и Мотоми. Проблема была в том, что из-за побега друзей это место было прямо-таки заполнено служащими, так что юноше пришлось остановиться за каменной колонной, скрывающей его, чтобы подумать, как можно убедительнее выйти, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что он вышел на поиски Шики. Он постоял так еще несколько минут, а затем глубоко выдохнул, собрав всю уверенность, и нацепил на лицо одно из глупых выражений, которого в нормальные дни стыдился бы. Его глупый вид, с которым он скучающе бродил и беззаботно рассматривал все вокруг, мог обмануть кого угодно… Но вряд ли это сработает с Шики. Вот о чем подумал юноша, когда путь ему перегородила высокая фигура с самоуверенной и твердой манерой шага. На нем была форма главнокомандующего, которую Акира уже видел прежде, когда тот приходил к нему в камеру. От вышивки серебристо-серой шелковой нити и выглядывающего белого воротника рубашки до матово-черных, идеально отполированных сапог. Он выглядел идеально. За исключением этого странного выражения на лице. Его военная выправка и острый холодный прищур придавали какое-то неловкое волнение, учащая пульс юноши. Линия губ изогнулась сразу же, как он увидел Акиру, и не исчезала до сих пор. Стараясь взять себя в руки, парень старался как можно естественнее приблизиться к мужчине. Ему безумно хотелось раствориться в воздухе, лишь бы не испытывать на себе этот липучий, жарким пламенем проникающий и обволакивающий взгляд. С каждым шагом он понимал, что он сильно рискует, играя с огнем. А вместе с этим он понимал, что просто приблизиться будет не достаточно. Теперь, когда он притворяется его зверушкой с поехавшей крышей, нет места для гордости. Именно поэтому, оказавшись вплотную, он прильнул к нему как настоящая шлюха, умоляющая о ласке. Нельзя было сказать, о чем брюнет думал в этот момент. Но даже если это всего лишь игра, ему непременно нравилось быть ее участником. Видеть Акиру таким… блядски участливым. Ощущать, как его руки обвивают шею, и он почти виснет на ней, горячим дыханием согревая кожу. Как весь объятый его тонким ароматом, проникающим в ноздри, распаляющим и будоражащим кровь, мужчина готов был признать, что это было выше его ожиданий. Акира не мог прочесть по его не меняющемуся выражению лица, поверил ли он в это представление. Но, ощутив движение широкой ладони от поясницы к лопаткам, он с облегчением выдохнул. — Я не разрешал тебе надевать одежду и выходить из комнаты, — голос, раздавшийся у уха, не был сердитым, как могло показаться на первый взгляд. Наоборот. Шики был подозрительно игрив, даже несмотря на то, что вокруг слонялись служащие, изредка косившиеся на то, как брюнет, прижимая парня к себе, мимоходом расстегивал рубашку на нем. Его длинные пальцы, обтянутые белыми перчатками, медленно и изящно проталкивали в узкие петлицы маленькие пуговицы. Даже не смотря вниз, Акира ощутил, как пальцы остановились у пупка. До конца рубашки все еще оставалось пара пуговиц, которые он так и не расстегнул. Вместо этого его ладонь прошлась по груди, отодвигая края воротника, чтобы оголить плечо. Акира почти носом касался его шеи, пока тот не склонился для острого поцелуя в изгиб, переходящий в плечо. «Он что, вообще поехал? Тут что ли собрался трахаться?» Удалось ли ему скрыть напряжение, возникшее в мышцах, когда он ощутил возбуждение брюнета, когда тот еще плотнее прижал его к себе? И хоть юноша знал, что Шики было все равно, как и где, он все же надеялся, что тот не станет делать этого, стоя среди кучки зомбаков. К счастью, его желание исполнилось, и вскоре, неохотно оторвавшись от него, мужчина поспешно потащил его за собой. Он не проронил ни слова за все время, пока они шли к его комнате. Лишь у дверей он сообщил парочке служащих «не беспокоить», а затем втолкнул юношу внутрь. Стоило двери закрыться, как он оперся о нее спиной, тут же надавливая на плечо Акире, принуждая опуститься на колени. Вторая рука тяжело легла на пепельноволосый затылок, заставляя прильнуть щекой к оттопыренной ширинке. Акира выругался про себя, когда понял все без слов. Шики специально не высвободил член, словно приказывая сделать это ртом. Это стало слишком очевидным, когда юноша поднял руки, чтобы прикоснуться к ширинке, но мужчина ударил по ним, заставляя тут же отдернуть. Пушистые ресницы чуть дрогнули, когда он выдвинул челюсть вперед и сцепил зубами застежку молнии брюк. Не нужно было прикладывать особых усилий, член стоял настолько, что стоило лишь слегка потянуть, как молния под давлением сама по себе разъехалась в стороны. К счастью, привычка Шики не застегивать пуговицу штанов и не носить белья сыграла на руку, и ему не пришлось изворачиваться, чтобы высвободить орган полностью. Конечно, это везение было делом относительным. Акира вряд ли бы порадовался такому в прежние времена. Шики смотрел сверху вниз, двумя пальцами приподнимая лицо юноши за подбородок. Стальной взгляд будоражил в нем кровь. Он видел его насквозь, потому ни разу не засомневался, игра ли эта. Единственный раз, когда Акира был не в себе, был той ночью, когда он притащил его из камеры. Но он все равно продолжал подыгрывать ему. Ведь смотреть в этот серый, с синеватым металлическим блеском взгляд, пронизывающий холодными иглами ярости, было истинным наслаждением. Он ощущал кожей его дыхание, и то, насколько сложно ему дается эта роль, отчего не смог удержаться, чтобы не поддразнить его сильнее. По-прежнему удерживая за подбородок, Шики подносит к губам вторую руку. — Сними, — короткий приказ, после которого юноша, сцепив зубами край перчатки, тянет ее на себя, пока светлая кисть не высвободится полностью. Едва он успевает уронить перчатку на пол, как тут же в его рот вторгаются пара пальцев. Они с силой давят на язык, двигаясь жестко, почти доставая до глотки. Смирение, принятие, похоть — это не те слова, которые могли бы сейчас охарактеризовать то, что отразилось на лице юноши. Его провоцирующий буйный нрав, выплескивающийся сквозь капли свинца, нельзя было скрыть так просто. — В чем дело, милая? Тебя это заводит? — с другой стороны предстал кровавый, бездонный омут. Акира злился еще сильнее, когда видел эту похабную ухмылочку, по которой раз за разом проходился язык. Тянущаяся нить слюны пачкает воротник рубашки, когда он вынимает пальцы, и уже в следующую секунду в губы упирается головка члена. Колени саднит от жесткого пола, но юноша и не подавал вида. Он стоял в той позе, которую хотел видеть Шики. Высунув язык, он прошелся вокруг головки несколько кругов. Его взгляд не пропадал из вида алых глаз. Это он уже успел уяснить: Ему нравилось наблюдать, как парень сам себе наступал на глотку, потому и заставлял всякий раз идти наперекор принципам. Именно поэтому он сейчас не может удержаться от комментария, когда уже плоть до половины скользнула в рот. — Не строй из себя Деву Марию. Ты просто пытаешься высосать себе свободу и, кстати, ты в этом не так хорош. Рот был слишком мал для члена, а потому головка очень быстро уткнулась в глотку, лишь Шики двинул бедрами. От комментария или от рвотного рефлекса, а может от того и другого, Акира дернулся в сторону, стараясь высвободиться. Но давящая на затылок ладонь не позволяла отстранить голову. Шики это делал вовсе не из-за того, чтобы поиздеваться. Просто спазмы, заставляющие сокращаться мышцы глотки, приносили именно те ощущения, которые он хотел получить от него, что ни в какое сравнение не шло с ленивым блужданием языка ранее. На самом деле, мужчина был весьма обходительным с ним, и если бы он захотел, то смог бы добиться нормального минета от Акиры, игнорируя слюну, стекающую по подбородку и его члену, слезы на щеках и начинающуюся рвоту. Он был не настолько брезглив, поэтому спокойно бы смог лицезреть это не менее часа. Однако тратить столько времени даже на минет ему не хотелось. Если говорить о том, что более всего ему срывало крышу, нельзя было назвать определенно одну вещь. Ему нравилось все, что делал Акира. За исключением того, что он водит дружбу с отребьем. — Мышонок. Посмотри на меня, — прошелестел брюнет, после того как убрал руку с затылка парня, и тот, громко кашляя, наклонил голову, пряча лицо за растрепавшейся челкой. Дрожь в пальцах больше нельзя было сдерживать. Злость взяла вверх, и, не думая более о последствиях, Акира произнес: — Обязательно быть таким до охуения циничным? — почему он не врезал ему как следует? Может потому, что еще надеялся, что, несмотря на эту фразу, Шики все еще будет подыгрывать ему? Если бы он знал раньше, что тот ни секунды не верил в его подчинение, прекратил бы он еще тем вечером, когда тот устроил групповуху? — Я лучше буду до охуения циничным, чем отрицать очевидное, — Шики смотрел так, словно о чем-то раздумывал. Было странным, что он не предпринимал никаких действий и просто смотрел на юношу сверху вниз. — Хорошо, — внезапно проговорил он. — Раз уж ты наконец сдался, приняв свою роль шлюшки, как должное, — двумя пальцами он потер прядь волос, свисающую вдоль щеки, продолжая пронзительно всматриваться то в приоткрытые, влажные губы, то в откровенно растерянный серо-голубой взгляд. — Покажи мне, как ты можешь наслаждаться ею, и быть может тогда я поверю тебе, — прежде чем он закончил фразу, его пальцы уже сжали плечо юноши и потянули его вверх, поднимая с пола. Он приблизил лицо Акиры, чуть развернув его в бок, а затем, высунув язык, повторил путь дорожки от слюны. Вторая рука оглаживала плечи, одновременно избавляя его от рубашки. Следующим жестом стало избавление от брюк и обуви. Вместе с этим он продолжал наслаждаться вкусом кожи, которую он ласкал по мере освобождения от одежды. Акира не мог понять, что им двигало, но отказываться было глупо. Ибо он тогда не мог представить, как ему себя вести, чтобы добиться нужного результата. Если он вновь станет самим собой, продолжит сопротивление, пустится в поток ругательств, то скорее потеряет шанс на достижение своей цели.***
«Как мне это сделать? Как мне заставить тебя выпить столько, сколько нужно, чтобы, наконец, ты пришел в себя? Не скажу, что сейчас ты особенно не в себе, но временами я против воли оправдываю тебя. Неужели тебе настолько больно, что только эта холодная ярость позволяет жить? Смог бы я вынести это? Сейчас, когда звучат слова Мотоми в моей голове, я не понимаю, как я прежде не заметил, что с тобой что-то не так? Я был настолько зол, что не заметил это? Нет, я вовсе не забыл все, что произошло по твоей вине, и все мои действия — не что иное, как «применения» твоих страстей во благо моим ценностям. Ощущаю боль в плече. Сжимаешь его в такой манере, что можно раскрошить сустав, связывающий кость с лопаткой. Теперь я знаю, что делаешь ты это не от чувства ненависти и злобы, не от того, что желаешь причинить боль. А от того, что те муки, которые терзают твое тело, мешают полностью контролировать силу. Ты не ощущаешь ничего, кроме агонии, и тебе невыносимо больно. Теперь я вижу это. Вижу, как потемнел твой взгляд, окрасившись из алого в бордовый. Ранее я счел бы это дурным знаком, теперь — это сигнал. Возможно, не такой плохой идеей было притвориться твоей шлюхой. Теперь я могу вытворять такие вещи, которые, пожалуй, никогда не осмелился бы сделать. А при том условии, что мне необходимо сделать, я понятия не имею, как бы я выкручивался. Когда боль в плече усилилась, толкаю тебя так, чтобы спиной ты уперся в дверь. На самом деле такого бугая сдвинуть не просто, это стало возможным лишь потому, что ты и так был впритык, а сейчас лишь голову прислонил к твердой поверхности двери. Смотришь сверху вниз с таким выражением, словно говоришь: «И что дальше?» Даешь мне свободу, но, опять же, в пределах кольца твоих рук, которые сжимаются вдоль моего туловища. Ощущение, словно восьмидесятидюймовая змея обернулась вокруг моего тела настолько туго, что не пошевелить и пальцем. С каждым разом мышцы ее тела все больше сжимают меня, пока кольца вот-вот не сомкнутся и не сломают кости, а одно из ребер не прошьет мне легкое. А потом… Потом я просто задохнусь. Но, несмотря на это, льну к тебе лишь сильнее, теснее прижимаясь, проскальзывая между твоей рукой и боковой частью грудной клетки с двух сторон в области подмышек, протискиваясь ладоням, обнимая спину. По мере этого вытягиваю шею, буквально подставляя ее под твои губы. И да. Это срабатывает. Целуешь, и тогда я срываюсь на полустон, подкатывая глаза, и двигаюсь с тобой в одном ритме. Ты не сдерживаешь силу, вновь прикусываешь до крови. Терзаешь кожу острыми краями зубов, изрядно запачкав белоснежный ряд в темно-алый цвет. Боль сначала отчетливая и резкая, словно ты дошел до нерва, и это нестерпимое чувство путает сознание, навязчиво подсказывая отодвинуться от источника. Но уже спустя время она тупеет, оставляя после себя тягучее онемение кожи вокруг источника. Если размышлять здравым рассудком, понимаю, что в моих интересах нужно вытерпеть эту муку, позволить утолить жажду, пока твоя агония не утихнет, но боль настолько сильная, что затуманивает мысли. Еще немного, и это сведет с ума. Но в тот момент, когда собираюсь отстраниться, ты словно чувствуешь это — кладешь ладонь на мой затылок, не позволяя хоть на дюйм отодвинуться. Стоны, слетающие с губ намекнули о том, насколько это было болезненно, также как и пальцы, сжимающие плотную ткань кителя на твоей спине. Легкое головокружение и это странное чувство слабости изрядно подкосили меня. Дрожь в коленях лишь усилилась, когда ты медленно отстраняешься, совсем немного, лишь для того, чтобы зализать рану на моей шее. Признаюсь: сейчас я с облегчением готов выдохнуть, что вытерпел это. Не знаю, сколько раз в день мне предстоит нечто подобное… Хоть ты и делал то же самое и раньше, но теперь, когда я не сопротивляюсь, продолжительность этого процесса сильно возросла, а ведь мне нужно делать это столько раз, пока ты не избавишься от страданий Даже кожей ощущаю, что это помогло. Мотоми был прав. И твои поцелуи по онемевшей от боли коже — подтверждение этому.