ID работы: 6468143

Враг мой

Слэш
NC-21
Завершён
94
автор
hyena_hanye бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
353 страницы, 29 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
94 Нравится 76 Отзывы 32 В сборник Скачать

Глава 26

Настройки текста
      В этот вечер, словно удовлетворив какую–то потребность, твой взгляд стал спокойнее и яснее. Будто впервые за долгие годы ты обрел какое-то умиротворение, обуздав нестерпимую, непрекращающуюся муку. Ощутив твое внутреннее состояние — и во мне самом что-то изменилось. Бушующий плеск волн постепенно стих, лишь редкие порывы колыхали успокоившуюся гладь воды, превращаясь в приятный морской бриз. Возможно, мой альтруистический порыв, которым ты так активно воспользовался, дал о себе знать. Вот только не думаю, что тебе удалось принять столько крови, чтобы меня ноги не держали. Скорее это чувство связано с чем-то другим… С тем, что даже в мирном настроении эта первозданная страсть, свойственная ненасытной сущности внутри тебя, не отступает и на шаг от своего покровителя. Как ты и говорил, я пробую наслаждаться ей, не обращая внимания на те обстоятельства, в которых мы теперь оба находимся. Мы словно повязаны по рукам и ногам одной цепью, совсем как та, которая сковывала меня в одной из камер, где ты выплескивал всю свою боль. Даже когда стараюсь не думать, воспоминания сами лезут в голову. Ощущаю каждое касание, движение твоей ладони до тех пор, пока, схватив меня за предплечье, рывком не дергаешь, разворачиваешь и прижимаешь к себе. С волной крупной дрожи я почувствовал, насколько ты прилип ко мне. Вжимаешь в твердую, шершавую поверхность стены, и моя кожа, будто подражая ей, тут же покрывается мурашками.       Но дело вовсе не в том, что мне холодно, хотя на моем теле напрочь отсутствует одежда, а в комнате тот еще ледник. Огня в твоих глазах хватает, чтобы не думать об этом. И это не значит, что от него мне становится теплее. Нет. Он вовсе не греет. Наоборот. Это отвлекает настолько, что мысли только и крутятся вокруг него. Прохладные пальцы проходятся вдоль члена в привычной тебе манере. Словно длинными узкими косточками с тонкой подстилкой мышц и сухожилий, обтянутых бледной кожей до синевы, отмеряешь путь от основания к головке. До сих пор прихожу в некий странный шок от того, что мое тело слушается и подчиняется тебе больше, нежели законному обладателю. Ему нравится, как ты двигаешь кистью — рвано и жестко. И хоть я нередко замечал, но секс с тобой всегда имеет унцию боли, и, что более странно, я никогда не был мазохистом… Но даже так — откидываю голову, ударяясь затылком о стену, и уже собираюсь прикрыть глаза, отдаваясь этим ощущениям, которые приносят твои пальцы в невидимом мне переплете с языком и губами. Но по странной случайности в это мгновение ты тоже чуть отстраняешься, но не прекращая свои манипуляции рукой.       Встречаемся взглядами. Мой — уже туманный, расфокусированный и твой — жесткий и глубокий, каленым железом проходящийся по каждому вздрагивающему нерву. Выдерживаю паузу просто от того, что не могу взять и опустить веки. Видимо потому что знаю, что толку будет мало. Он настолько уже глубоко во мне, что, даже не видя его, я всякий раз ощущаю ожоги всей кожей. Но сколько бы он не внушал мне, всякий раз я принимаю это как уже что-то необходимое. То, без чего сложно представить себя самого. Менее полушага достаточно, чтобы ты вновь врезался в меня, зажав между собой и проклятой стеной. Как между молотом и наковальней. Сложно отдать чему-то большее предпочтение. И все же это происходит, когда твои твердые, прохладные губы касаются моих. Отвечаю на поцелуй раньше, чем ты принудишь сделать это, и твоему языку даже не приходится сильно надавливать, чтобы проникнуть глубоко внутрь. Пальцы левой руки не сжимают мои челюсти, как это было, когда ты силой заставлял открывать рот. Теперь они лишь поглаживают скулы, опускаясь и обхватывая шею, чтобы притянуть губы еще ближе. Не могу сказать, что это обоюдное решение, но все уже решено. Я сам согласился с Мотоми, что стоит еще раз попытаться. И мне, как никому иному известно, в чьих руках находятся наши жизни. Сейчас ты и Бог, и Царь. Только от тебя зависит, кому жить, а кому приносить себя в жертву. Правда вряд ли ты думаешь об этом так. Скорее ты просто делаешь что хочется. И тебе все равно, каков ты в чужих глазах.       — Мгх…а-а-а, — стоит только прервать поцелуй — и больше не могу сдерживать голос.       Острые зубы впиваются в кожу на полдюйма ниже ключицы, и ты вновь получаешь свою порцию болеутоляющего. На этот раз переношу все куда легче, да и ты, словно понял мои намерения, проявляешь гораздо больше скромности, отодвинув свою жадность и ненасытность до очередной вспышки.       Опускаешься вдоль груди, уделяя немало внимания остро торчащим соскам, отчего вытягиваюсь в струну, тазом двигаясь навстречу твоей руке. Не могу перестать стонать. Почему так приятно, даже когда ты просто дрочишь мне?       — А-ах, ах…ммм.       Предвкушаю, как ты слегка проходишься губами вдоль живота, жестко схватив под ягодицами, приподнимешь меня, а не в коем случае не сам опустишься вниз, а после берешь в рот, глубоко и властно, будто бы заявляя о своих правах на собственность. Но этого не происходит, просто потому что у меня нет столько ебаного терпения. Поэтому, стоит тебе только укусить за выпирающую тазобедренную косточку, выстреливаю несколько струй чуть правее твоего плеча.       Досадно и позорно. Но ты не насмехаешься, как обычно. И все равно проходишься губами вдоль него, будто читая мысли наперед. Чуть отрываю голову от стенки, чтобы посмотреть, что ты собрался делать, когда вновь почувствовал твои пальцы на себе. Большим собираешь несколько капель, все еще выделяющихся время от времени. А затем, мгновение — и ты отстраняешься, одновременно разворачивая меня к себе спиной.       Смешно, но раньше я полагал, что, занимаясь сексом подобным образом, люди отдаляются друг от друга, что это никак не сравнится с до охуения романтичной и старомодной миссионерской позой.       Вот уж нахуй.       От того, насколько тесно ты прижался сзади, похоже охренела даже стена, ибо мы навалились на нее с такой силой, что весь гребанный камень отпечатался на моем брюхе. Тут же еще и притягиваешь мои бедра, словно там еще было место между нами. Немедля и доли секунды, проталкиваешь в меня пальцы, влажные от спермы, которую ты собрал с меня же. От мысли «не пропадать же добру» меня просто пропирает на смех, но вместо этого звучит что-то среднее между ним и стоном, который не заставил себя ждать, стоило только пальцам двинуться глубже.       — Угх…       Царапающий кожу ряд зубов чуть ниже линии роста волос на моей шее заставил каждый волосок на теле стать дыбом. Не могу сдержать дрожь в коленях от ощущений, как твои пальцы давят на мягкие стенки, массируют и поглаживают лишь одну точку, выскальзывая поочередно, чтобы обвести тугое кольцо мышц. Очередной короткий укус — и от него цепочка влажных поцелуев между лопаток. Медленно двигаясь губами вдоль позвонков, поглаживаешь мои бедра, перемещая руку на живот, а затем и грудь.       — Ох. А-ангх!       Откидываю затылок на твердое плечо, вжимаясь ягодицами навстречу толчку, ошибочно полагая, что это будут пальцы. Но вышло так, что я даже не понял, когда ты их вытащил, но четко ощутил, как их место занял член. Двигаешься одновременно плавно и жестко, сжав пальцами волосы на моем затылке у самых корней. От того, что тянешь за них, приходится полностью запрокинуть голову, подставляя шею под очередную атаку зубов и языка.       Каждое движение все более рваное и грубое, но, как ни странно, это совсем не причиняет боли. Может потому что на этот раз ты не вонзаешься в кожу во всех доступных твоему рту местах, а лишь изредка проходишься острыми краями, царапая ее до чуть выступающей бургундской полосы. На фоне толчков бедер, ласкающих грудь пальцев и твоих следом идущих губ, все становится куда менее болезненно.       — Ха-ха, ха-ха…       Не знаю, куда деть руки. Они то и дело царапают стену, перемещаются на твои бедра, стараясь заставить сбавить ход, и в итоге касаются члена, который будто бы этого и ждет, изнывающий от мучительного трения о твердую и жесткую поверхность стены. В этот момент двигаешься резче, а затем дергаешь за бедра, увлекая их далеко назад. Твоя тяжелая ладонь надавливает на плечо, заставляя наклониться, чуть ли не согнуться пополам. После чего она медленно скользит по моей руке, но вместе с этим ты не прекращаешь двигаться во мне. Стоит ей только достигнуть кисти, как тут же заставляешь переместить ее на стену, упершись о нее ладонью. Чуть развернув голову, чтобы посмотреть через плечо, кладу свою другую ладонь также на стену. Замечаю твой взгляд, будто бы только этого и ждавший. Непристойный, откровенно довольный открывшейся картиной перед кровавой бездной. Не могу унять дрожи от одной только мысли о том, насколько ты испорчен и как это все влияет на меня. Словно тянешь меня за собой на дно чернеющей пропасти. Но от мысли, насколько меня влечет к тебе, могу лишь вернуть голову в прежнее положение, а затем опустить между расставленных широко рук.

***

      Не помню, сколько раз я уже кончил? Кажется, раза три, не меньше. Пока я отходил от первых двух раз, мы переместились в душ. Вроде он пытался меня помыть, но, зная, чем это кончилось в прошлый раз, я почти не удивлен, что мы трахнулись и там один или даже два раза. Как бы то ни было, но мы все же добрались до кровати, что меня не могло не радовать. Теперь, когда сил совсем не было, самое то спиной ощущать не твердую плитку или каменную кладь, а мягкий матрац.       Хорошо бы, если бы было так. Вот только до матраца мы не дошли. Шики не завалил меня на кровать, как это обычно бывает. Вместо этого он сел на ее край и, следовательно, меня усадил сверху по-прежнему спиной к себе. Конечно, я был готов к этому морально, но не к тому, что он вставит сразу, как только его чертов зад достигнет поверхности кровати. Вытянув руку вперед, Шики схватил меня поперек туловища, а его ноги расставили мои настолько широко, что мышцу бедра свело до боли. Правда это чувство постепенно прошло, когда Он занялся другой мышцей. Мне оставалось лишь откинуться на него и подстраиваться под движения.       — А-а-ах…       Только спустя время, когда мой голос наполнил всю комнату, я смог слегка приоткрыть глаза. Но то, что я увидел — испугало. Напротив — узкое прямоугольное зеркало. Ранее я его почти не замечал. Не думаю, что был готов к тому, что я в нем увидел. Даже если я знал, что изменился, видеть это своими глазами было дико. Ненормально. Пьяный, шальной взгляд, смотрящий на меня, был чужд мне. Я не только ощутил, как чужие руки всюду касались меня, но и увидел это; вместе с этим и то, где соединялись наши тела. Все в мельчайших подробностях предстало прямо передо мной. Нет. К этому я не был готов. Совершенно. Быть может из-за этого я резко дернулся, стараясь отстраниться и прекратить все. Но, даже зная, что Шики мне этого не позволит, я все равно хотел избавиться от этой картины, засевшей в голове. Навязчивое желание стереть этот образ из памяти навсегда не проходило. Хотелось содрать, ногтями или зубами скрести до белого, чистого фона, чтобы не оставить и следа в моих мыслях. Он знал причину такой реакции, не удивлюсь, если он сделал это нарочно, чтобы показать мне все. Позволить увидеть себя его глазами. Он неожиданно наклонился вперед, сжимая меня рукой спереди, а затем поцеловал в щеку. Сделав это, он медленно скосил глаза к зеркалу и посмотрел своим тяжелым, пронзительно долгим взглядом прямо в мои глаза, продолжая двигать бедрами и демонстративно надрачивая так, чтобы я рассмотрел все, не упуская и детали. Его хватка вдоль туловища стиснула меня так, что я не мог и пошевелиться, стоило мыслям лишь повторить идею вырваться и прекратить это. Даже несмотря на то, что в комнате стоял полумрак, я мог видеть, как мой кадык прошелся сверху вниз от того, что я сглотнул слюну, когда, не отрывая от меня глаз, он медленно стал ласкать шею губами. Он двигался размеренно, все шире разводя мне ноги, позволяя зрелищу стать еще более запоминающимся, чем это можно представить. Иногда он почти полностью выходил из меня, чтобы затем, вновь схватив свой член рукой, направить головку в узкий, сжимающийся под парой глаз проход. Пару раз он делал такое, и даже растягивал меня для наглядности.       От такой демонстрации и самодовольного, низкого голоса, звучавшего у моего уха, который будто бы двигался, перемещаясь с ключицы на шею, заставляя кожу болезненно покалывать — лишь от этого ощущения я готов был кончить. Но лицезреть еще и этот момент я отчаянно не желал. Чтобы отвлечь его и скрыть, какой стыд я при этом чувствовал, мне пришлось применить не мало усилий, чтобы проигнорировать вид напротив и развернуть голову к нему, подставляя свои губы под поцелуй. Двигая бедрами, что далось мне не малым трудом, так как его ритм перещеголять было не легким делом, мне удалось развернуться в пол-оборота, шаг за шагом увлекая его в кровать и тем самым заставляя забыть про сраное зеркало, которое я непременно захочу вынести к хуям на свалку ранним утречком.       Пока он наблюдал за мной со странной ухмылочкой, с поблескивающим, неприкрытым весельем в чуть прищуренных, обрамленных черной бахромой глазах, я положил ладонь на его торс. Пара пальцев медленно подцепила края водолазки и куда более уверенно потянула вверх, когда Шики, изогнув бровь, скривился, но все же поднял руки, позволяя избавить себя от антрацитового винила. Когда я снимал с него безрукавку, а по завершению отбросил ее к изголовью, то не сразу осознал, что уже полностью сижу на нем верхом.       Однако, я это начал — мне и заканчивать. Такова была эта реальность. Когда вступаешь в опасную игру, стараясь перенять инициативу, нужно быть готовым к любому роду последствий. Даже к самому худшему исходу из всех возможных вариаций.       Поэтому я не жалуюсь на то, что произошло дальше. Сколько бы еще мне не пришлось вспоминать тот образ у зеркала, я могу вообразить, какой вид сейчас предстал перед Шики, и с точностью могу заверить, что этого позора мне бы хватило на всю оставшуюся жизнь, даже если не брать во внимание предыдущие разы.

***

      Шики редко когда принуждал Акиру к активному участию и обычно делал все сам, разве что было несколько раз, когда он лишь направлял его бедра, задавая необходимый ему темп. На этот раз он лежал почти неподвижно, за исключением его рук, не перестающих ласкать ягодицы и поясницу юноши. Последний впервые полностью правил балом. Он сам задавал ритм, с трудом насаживаясь и принимая брюнета полностью. Его стальной, подернутый мутной дымкой взгляд смотрел сверху вниз неотрывно и глубоко в бездонный кровавый омут. Без тени стеснения, как то могло показаться на первый взгляд, он двигался, вытянувшись и изогнувшись в пояснице, соблазнительно постанывая в полголоса. Даже такой размеренный темп мог довести его до оргазма лишь только от мысли, что Шики сейчас подчиняется, позволяя вести их игру. Ритм движения бедер приходилось наращивать, так как он опасался, что Шики это надоест, о чем весьма настойчиво напоминали его руки, которые все больше смещались в бок, словно он собирался в любую секунду опрокинуть его на спину и довести дело до конца. Но это не происходило лишь до тех пор, пока мужчина не приподнялся, переместив ладонь на ягодицы парня, надавливая, заставляя приблизиться настолько, что приходится ухватиться за шею и участок спины, когда он зажимает между зубов затвердевший сосок. Секунда — и его рука скользит с ягодиц к паху, двигаясь по внутренней стороне бедра, что приводит Акиру к логическому завершению. После — все продолжилось по сценарию брюнета.

***

POV Шики

      Какой чудесный мир. Надо быть психом или эгоистичным куском дерьма, чтобы заставлять кого-то бороться за жизнь в нем.       Даже если я понимаю это, ясно вижу Его мотивы… Я не могу этому сопротивляться. Нет. Не не могу, а просто не хочу, даже несмотря на то, что мне известно, что их жалкая шайка собирается воедино, лелея беспочвенные иллюзии и плетя новые интриги против меня. То, что чертов старик скорее всего продолжил обнадеживать их бесполезными мечтами о будущем, которого у них никогда не будет, побуждая не сдаваться и отчаянно двигаться напролом, не заставит меня что-то предпринимать. Предпочитаю и дальше наблюдать, как, постанывая сквозь приоткрытые губы, он нетерпеливо насаживается на мой член. Это не перестает меня удивлять. На что еще он готов ради жизни, как своей собственной, так и жизней тех отбросов. Это раздражает до такой степени, что хочется сбросить его и в эту секунду спуститься в подвал под штабом, чтобы окончательно избавить мышонка от того геморроя. Вот только вряд ли он мне спасибо потом скажет. Я пока не решил, что заставляет меня сдерживаться… Возможно, все то же, что и минуту назад.       Но вместе с этим его желание выжить мне почему-то кажется крутым. Это совсем не то, что я вижу всякий раз, направляя острие клинка в глотку очередной псины. Это что-то еще. Что-то, что есть только у него. Всматриваюсь в его опьяневший, напускной блядский взгляд, и все равно вижу этот металлический блеск. Ощущаю его невесомые, мягкие касания к моей коже, когда он помогает себе двигаться ритмичнее. Его движения все еще отдают неловкостью, хотя это заметно лишь в эти моменты доминирования. Очевидно, насколько уязвимо сейчас его самолюбие, когда он подрагивающими пальцами направляет мой член к своей заднице. Как бесится от того, с каким трудом он входит, несмотря на то, что всего несколько минут назад я был внутри него. Но уверен, что одновременно с этим он возбужден сильнее обычного. Его определенно заводит быть сверху, особенно заметно, когда вытягивается струной и запрокидывает голову, наконец принимая меня полностью, хотя и пришлось для этого впихнуть в себя пару пальцев, делая это незаметно для меня, хоть и безуспешно. Нужно будет заставить его как-нибудь поиграть со своей задницей. Чтобы еще раз насладиться видом. А пока мне хватит и этого ощущения, как с каждым движением мышонок становится более уверенным в себе, проглатывает свою гордость, которая столько значит для него, и отдается наслаждению, стараясь сосредоточиться лишь на этом. Таков его способ справиться с этим, что весьма справедливо, особенно когда он так быстро очухался после возвращения крыши с пенсии. Сейчас между нами все предельно очевидно, но это не обсуждается вслух. Ему известно, что я в курсе всего, что они там решили, а также о его собственных планах. И все же мы не затрагиваем эту тему, будто бы оба плывем по течению, наблюдая, как далеко оно нас отнесет. Но что более важно… Сколько он еще планирует двигаться в этом жутко медленном, консервативном темпе? Если бы не это вид сверху, у меня бы уже член упал. Хватит с тебя, мышонок. Хочу услышать твои сексуальные, крышесносные крики, которые я тут же проглочу.

***

      — Зачем ты одеваешься, если все равно придется снять?       На следующий день, когда Акира отправился к двери, у которой начался их вчерашнее рандеву, Шики остановил его. К счастью, парень уже успел надеть на себя пару вещей, необходимых, чтобы чувствовать себя чуть более комфортнее, чем когда он щеголял половину дня обнаженным под длительным, откровенно голодным взгляд красноглазого зверя.       — Зачем ты кончаешь, если у тебя все равно стоит после этого? — вопросом на вопрос и без тени стеснения. Акира единственный, кто способен удивлять Его.       — Все для тебя, рыбка. Если у меня не будет стоять, как ты сможешь оседлать меня?       И вновь череда воспоминаний бьется, бурным потоком брызжет в мозгу еще добрых пятнадцать минут после упоминания о вчерашней ночи. Но уже спустя минуту, после этого яркого напоминания… — Как-нибудь переживу… — юноша постарался не отводить взгляд так уж очевидно, но встречаться с надвигающимся кровавым омутом тоже не хотелось. Он держался в стороне, обособленно, словно избегая даже намека на продолжение.       — Да что ты. Мученик Акира, хочешь, я сожгу тебя? — Шики наклонился так близко, что его слова произнеслись прямо в губы парня, и то, как при этом скривилась линия его рта, напомнило Акире об их прошлом, в котором не было такой путаницы. Потому он на мгновение очутился в том времени, пока еще мог быть самим собой перед Ним, доверяя ему больше всех в этом мире.       — Пошел нахуй …- его слова прозвучали значительно резче, чем стоило бы, особенно если учитывать этот взгляд полного отчаяния и печали, от воспоминания внезапно заигравшего красками в его голове. Шаг — и низом живота он ощущает холод ножен, когда мужчина концом меча ведет вверх, приподнимая полы рубашки, оголяя его туловище.       — Я так завелся, вот, потрогай, — не убирая нихонто в сторону, мужчина взял юношу за руку и прижал ее к своему паху.       — Прекрати, — резко отдернув руку, словно от огня, Акира заметно отшатнулся.        — Это что, неудачный эфемерный отказ? — если бы юноша мог еще более испытывать стыд или неловкость, то испытал бы в данный момент, так как в эту секунду всего оттого, что мужчина приблизился, от того невесомого касания у живота он действительно возбудился. И Он это заметил.       Брюнет как всегда наслаждался этой привычной, тщетной попыткой сопротивления самому себе, проглатывая с жадностью каждый клокочущий выдох из чуть приоткрытых губ.       Он потянул за пояс брюк концом меча, оттягивая и вынимая ремешок из петлицы. Он делал это так легко и непринужденно и, как ни странно, это у него выходило действительно красиво. Как и любое другое действие. Через минуту брюки опустились на пол, а вслед за ними — поддетое концом меча нижнее белье, которое юноше с большим трудом удалось выторговать у Шики еще утром. Сложно было заметить и отсутствие верхней части одежды, когда кончик ножен изящным движением принялся вырисовывать узоры на коже, оставляя белые, быстро краснеющие полосы. Он опускался ниже, сохраняя все тот же мучительно-медленный темп, заставляя задать себе главный вопрос: пойдет ли он до конца? Забудет ли он про свой ритуал, оставит ли пост главнокомандующего в сторону и забьет ли на ежедневные пытки людей, чтобы остаться сегодня здесь? С ним…       Пожалуй, это было главной причиной, почему Акира стоял неподвижно, позволяя Ему сделать свой выбор. Обычно Шики уходил еще до того, как тот проснется. Но сегодня ему удалось застать этот момент. Видимо из-за того, что Акира проснулся, Шики не ушел так стремительно и легко, как это было прежде. Теперь он столкнулся с одним странным чувством: его непринужденность, с которой он мог легко пожертвовать спящим парнем в пользу своей другой потребности подавлялась нежеланием куда-то идти и что-либо делать. Такое было с ним крайне редко. И все эти моменты были связаны лишь с Акирой. Последнего сильно интересовало, что выберет брюнет: потребность забрать чью-то жизнь или…       Голод, который ему не утолить без Акиры. И речь идет не только о том, чтобы вонзиться своими зубами в нежную плоть и рвать на куски, когда он вновь начнет съезжать с рельс от бушующей крови внутри себя; испачкав и без того израненную кожу, пока судорожные возгласы и лохматое утихомирившееся чудище внутри него не вернет самоконтроль; напоминая ему еще об одном желании, сдерживая его и помогая не сожрать жертву целиком.       Только от этих мыслей Акиру бросило в жар. Он так и стоял перед Шики, воображая себе все то, что тот и так делал с ним сотню раз.       — Еще чуть-чуть, и я больше не стану сдерживаться, так что лучше не соблазняй меня. Или мне приступить к делу прямо сейчас?       Алый взгляд уперся в кровавые следы на шее, ключицах, бедрах, и его глаза вновь темнели, подтверждая его слова. Ухмылка становится шире, открывая ряд светлых зубов, когда его взгляд заметил багровые темнеющие следы от собственных пальцев на молочной коже.       Это недвусмысленным сигналом побудило Акиру вовремя среагировать и отстранить ножны от своего тела. Он первым уступил, позволяя себе заткнуть крики самолюбия и трусливо удалиться, предварительно собрав свою одежду с пола.       Шики позволил это, сопроводив действия парня длительным, провожающим взглядом из-под темных густых ресниц.

***

      С того дня все превратилось в тупую мыльную оперу, которую будто бы начали смотреть с середины. Дни проходили без особого смысла, а иногда глупости, которые случались, невольно заставляли задуматься: «Чего он добивается таким поведением? Почему ничего не предпринимает и ведет себя так… непринужденно? Словно их ежедневный ритуал сработал, позволяя вернуться к «обыденности» в той или иной степени. Но это было непросто, особенно если учитывать, в какое время они жили. Акира все ждал каких–то событий, словно с тем, что к Шики вернулась ясность суждений, не затуманиваясь более мучительной агонией, произойдут какие-то перемены, но он продолжал вести прежний образ жизни, словно ничего не изменилось, заставляя юношу лишний раз усомниться, было ли это для него мукой вообще и можно ли его считать освобожденным от нее. Возможно, они с Мотоми сами придумали себе этот сценарий и роль Акиры во имя спасения Шики, а вместе с этим и их шкур. Может мужчина и вовсе не ощущал ничего из того, что грезилось юноше? Но очень скоро парень получал ответы на свои вопросы, так как ощущения не могли подводить его так часто. Ведь всякий раз, когда они пропускали «прием болеутоляющего», Шики незаметно, с присущим ему хладнокровием все же менялся. Это выражалось легкой несдержанностью или тем, что он мог часами не произнести ни слова или ни разу не показать одну из своих «улыбочек». Чтобы описать череду этих дней, потребуется значительно больше времени, но можно сосредоточить свое внимание лишь на тех, которые особенно запомнились юноше.

***

      В один из таких обыденных до нелепости дней брюнет вернулся в комнату, и, как уже вошло в привычку, юноша вышел ему навстречу. Вместо надменного лица Шики первое, что бросилось в глаза парня, был пакет, напоминающий своим видом те, что выдавала сеть супермаркетов почти на каждой улице в Токио.       Мужчина принялся избавляться от кителя, когда Акира неосознанно протянул руки, принимая бумажный пакет из его рук. Одну руку он переместил на дно, чтобы придержать его снизу, но как только его ладонь коснулась пакета, на его лице отразилась гримаса отвращения и легкого испуга. Резко отдернув руку, ошарашенный стальной взгляд уставился в ладонь, испачканную кровью.       — Шики… С него капает кровь, — переведя взгляд на мужчину, который развернулся к нему, оказавшись уже в антрацитовой водолазке, проронил парень.       — В нем сердца твоих друзей, — непроницаемый голос зазвучал как удар в гонг у самого уха. Казалось, глубоко внутри юноша вздрогнул от ужаса, поверив ему на слово.       Комнату наполнила абсолютная тишина, продолжавшаяся до тех пор, пока уголок губ криво не пополз вверх, подсказывая юноше, что это была всего лишь шутка.       — Расслабься, там просто пара стейков, которые я собираюсь поджарить на обед.       Эти слова стали сродни свежего воздуха после длительного дефицита кислорода. Но юноша попытался скрыть это, незаметно разворачиваясь, словно решая, куда определить пакет, чтобы с него не капала кровь на его ноги.       — Ты будешь готовить? Сам? — переведя дыхание от жестокой шутки как ни в чем ни бывало проговорил он.       — А ты думаешь, что я доверю это тебе? — изогнув бровь, мужчина медленно повернул голову в сторону парня, заметив, как Акира крутился возле одной и той же точки и не мог решить, куда поставить пакет. — Но не расстраивайся, я позволю тебе украсить наш двор на Рождество, дорогая Марта.* По мере того, как он заканчивал свою речь, его выражение приобретало еще более самодовольный вид, чем обычно. Он протянул руку, возвращая пакет себе, намеренно делая вид, будто не заметил испепеляющего злобного зырка в свою сторону. Вместе с этим он заметил за этим выражением откровенного гнева что-то еще, то, что юноша пытался отчаянно спрятать за напускным ядом от кровавого омута напротив.       Шики уже догадался о причине такого состояния, но оставил ее без своего красочного комментария, поражаясь своей деликатности больше самого Акиры.

***

      Стейк оказался действительно хорошим. Могу полностью заверить, что просто отменным. Кусок жареной говядины с рифлеными ромбами от решетки намекнули, что Шики готовил мясо на открытом огне. Угольный гриль придал стейкам аппетитный аромат дымка. Акира не мог вспомнить, чтобы хоть раз так наслаждался едой. Он аккуратно разрезал его на несколько небольших кусочков и медленно и со вкусом клал в рот, почти не замечая, что Шики уже съел свою порцию и отнес тарелку в мойку. Со стороны можно было подумать, что парень не был настолько голоден, потому и продолжал не спеша пережевывать, с большим интервалом накалывая на вилку очередной кусок и макая его в соус для барбекю. Но все было совершенно наоборот. На самом деле в нем пробудился просто зверский аппетит, но он хотел продлить этот миг еще на некоторое время, чтобы вдоволь насладиться вкусом. Однако этому не дано было случиться. Откуда ни возьмись возле него очутился Шики и, отняв его тарелку, наколол оставшиеся четыре кусочка вилкой и одним махом прикончил их все.       — Ты все съел! — недовольно упрекнул Акира мужчину, когда перед ним оказалась уже пустая тарелка.       На самом деле Шики не был голоден. Ему вполне хватило своей порции, но из-за того, с каким видом юноша вкушал пищу, ему внезапно захотелось тоже попробовать. Как будто его кусок мяса был куда вкуснее, чем у брюнета. Но, само собой, все дело было не в том, у кого вкуснее. Шики одинаково приготовил мясо, но порция Акиры была куда заманчивее, потому что она была именно его, а не чей-либо еще. Вот если бы им пришлось разделить один кусочек на двоих, или юноша мог бы его покормить из своей тарелки, забрав себе его порцию, тогда еда оказалась бы намного вкуснее.       — А ты копайся больше, — проходясь салфеткой по краешкам тонкой линии губ ответил брюнет.       Правда, позже он уверил расстроенного парня, что завтра принесет побольше и приготовит вновь.       — Я тебе не верю, ты просто хочешь подмазаться за то, что спер мою еду, — недовольно буркнул парень, всем видом показывая недоверие его словам и что это по вине Шики он остался голодным.       — Я оскорблен твоим подозрением до глубины души, — с хитрой усмешкой прокомментировал мужчина, усевшись на край стола возле все еще сидевшего на прежнем месте юноши. Весь его вид так и говорил: «Если голоден, съешь лучше меня», однако Акиру куда более привлекал стейк…       По крайней мере, тот не спит и видит, как оттрахать его до полусмерти.

***

      И все же Шики выполнил обещанное. На следующий день он вновь принес мясо точно такого же качества и в таких же пакетах, разве что его было вдвое больше, отчего можно было не волноваться, что он съест порцию юноши. В этот раз парень лично присутствовал при приготовлении. Пока Шики разжигал угли, Акира сидел на столе, даже не задумываясь о том, чтобы предложить помощь мужчине. Он был из тех людей, которые могли испортить даже яичницу, и, казалось, будто Шики знал заранее о его «талантах», поэтому нисколько не возмущался и не напрягал его с помощью. Юношу же все устраивало, за исключением того, что Шики принялся обжаривать мясо, не отмыв его от крови. У парня это зрелище вызвало чувство брезгливости, но через время, когда его ноздри уловили приятный аромат, это стало не таким важным.       Во время всего процесса готовки и даже самой трапезы юноша говорил с Шики о прошлом. Словно одновременно старался спровоцировать и напомнить ему о том положении, в котором они оказались по его вине и как все могло быть, если бы он остался тем, кому Акира когда-то верил. Но от брюнета было ноль внимания к данной теме. Словно ему было побоку. Спроси у него о чем угодно — и он все пропустит мимо ушей, увлеченный лишь приготовлением пищи.       «Чтобы привлечь его чертово внимание к этому разговору, нужно схватить за член и потрясти! Хотя… То, что он не запер меня в подвале после этих слов, — уже хорошо».       После он плавно перешел к тому дню, когда их план рухнул, а вместе с ним и большая часть их сторонников.       — Эма была очень сильной женщиной, хоть и закончила так печально… — к счастью юноши, он выбрал удачное время, упомянув имя женщины после еды, иначе в голове всплыли бы воспоминания о том, в каком состоянии Эма была в последний раз, когда ему удалось ее видеть. Наряду с тем, что они ели, к горлу подступило чувство тошноты. Чего не скажешь о Шики.       — Я это запомнил бы на тот случай, если нужно будет перетащить вещи, но, увы, она мертва.       — Да. Я не могу не упомянуть бедолагу Гвена, напомни, чья в том вина? — будто бы не заметив отменную порцию иронии в словах мужчины проговорил Акира, с упреком уставившись в упор.       — В том, что он не нашел применение своему волшебному жезлу, нет моей вины.       Акира нисколько не удивился, а также не стал доказывать, что речь идет о вине, которая лежала на нем из-за его смерти, а не той, о которой он упомянул. Он продолжал допытывать его; сам не понимая, чего хотел добиться, он продолжал упоминать своих друзей. Это было глупо и бесполезно, но Шики не сердился на него, продолжаясь отшучиваться или вкрадчиво проговаривал:       — Мне нет дела ни до тебя, ни до Хатико       Стоило Акире пойти дальше, как терпение Шики лопнуло. Но это едва витало где-то в воздухе, невесомо намекая юноше о том, что он на грани.       — Его зовут Кеске… — Акира мог так легко произносить его имя лишь потому, что был уверен в его безопасности… Если бы этот разговор состоялся с ним до того, как он узнал о том, что его друг жив, то вряд ли бы оставался спокойным. Особенно сейчас, когда нихонто мужчины было в шаговой доступности, ведь по вечерам он занимал место у изголовья их кровати, в которой они сейчас очутились.       — Да насрать.

***

      После, юноша ещё чаще стал донимать мужчину. Он не упускал ни единого дня, чтобы не переубедить Шики. Он заводил бесполезные речи, говоря то об одном, то о другом, словно проверял на прочность нервы брюнета. Но это было не так. Ему всего-то показалось, что сейчас Шики стал более или менее походить на того, кого он когда-то знал. Было не ясно, в чем состояла причина: в его крови, которою он жертвует каждую ночь, или в чем-то другом, но умиротворенное состояние зверя было непременно добрым знаком. Это послужило причиной такой смелости в его лице.       Один из подобных порывов побудил его начать разговор однажды вечером, когда брюнет внезапно предложил ему выпить. Шики неожиданно покинул комнату почти сразу после своего возвращения и вернулся с бутылкой, неся ее небрежно, словно она была не из стекла, а из какого-то мягкого материала, который не разобьется, если тонкое, хрупкое горлышко случайно скользнет между длинными пальцами, зажавшими его. Эта бутылка была совсем не похожа на те, которые специально посыпают пылью для туристов, а просто очень грязная, пролежавшая много лет в подвале. Он уверенно откупорил ее, понюхал пробку и принес две большие рюмки.       — Навевает воспоминания, — сказал он Акире с надменной усмешкой и налил немного скотча на донышко одной и второй рюмки.       Он взял ту, что была слева от него, и вдохнул аромат напитка. Затем отпил глоток, откинулся на спинку кресла и кивнул в сторону второй, предлагая Акире отпить из своей рюмки, наполненной на треть.       — Попробуй-ка, — сказал он, внимательно наблюдая за движением руки Акиры, полного скептицизма по отношению к напитку.       Он медленно поднес рюмку к губам и едва отпил, после чего сразу же поставил рюмку на стол. Шики наблюдал за ним. Акира недовольно посмотрел на мужчину.       — Что там на этот раз?  — спросил он, а затем словно осмелел и сделал второй глоток. — Хороший скотч. Его не пьешь, а словно вдыхаешь, — Акира делал это нарочно. Играл с Шики, зная, как он любит это. Несмотря на его жуткий страх в душе, что он не очухается после этого откровенного и отчаянного шага.       — Я никогда не повторяюсь, — самодовольно заявил Шики. — И, как ты тонко подметил, он весьма неплох. Возможно, я сделал правильно, оставив тебя в живых. Собутыльник никогда не помешает.       — Всегда к твоим услугам. Я могу пить с тобой хоть всю ночь, как тебе известно, я не только в этом хорош, — Акира самоуверенно посмотрел в упор, словно добавляя вторую часть предложения, которую следовало читать между строк: «Сам же говорил, что я постоянно соблазняю тебя. Стало быть, я в этом весьма неплох».       — Хм. Ты многим рискуешь. Я столько не выпью. Вернее, выпью, но после этого скотча кому-то придется раздеться, — мужчина словно нарочно поправил себя, будто этот диалог преследовал какую-то цель.       — Напротив, я пообещал себе больше тебе не сопротивляться. Я сделаю все, чтобы убедить тебя помочь мне, и буду предельно честен с тобой.       — Твое «все» — это то, что я получу взамен, помогая тебе? Зачем мне делать это, когда я и так заполучил тебя всего?       — Пусть так. Но я не перестану тебя убеждать. Если ты взглянешь на все это под другим углом, то сможешь понять меня, — юноша незаметно поставил рюмку на стол и будто забыл о ней на время. — Ты не заинтересован во власти и политике. Бюрократия тебя раздражает. Интересы Арбитро ты не разделяешь, а, следовательно, тебе это не нужно. Ты можешь остановить все это. Вернуть на круги своя. Сломать этот строй, очиститься от гнили в лице министерств и спасти этих людей. Не для них, а просто чтобы сохранить то, что когда-то было, — юноша говорил быстро, словно боялся, что мужчина может перебить его или оборвать его речь на полуслове. Но ему отчаянно хотелось договорить.       — Мы сможем жить также, обычной жизнью, также выпивать и говорить обо всем на свете. Жить где-нибудь уединенно и никогда не вспоминать об этом месте, — он знал, что, возможно, перегибал палку, пользуясь расположением мужчины, но его одержимость убедить Шики нельзя было остановить простыми доводами рассудка. Правда осмеливался он на такое лишь в те моменты, когда видел спокойную бургундскую гладь напротив. Однако это умиротворение длилось недолго и исключительно в те мгновения, когда они только заканчивали заниматься сексом. В эти моменты Акира уже несколько раз выступал в качестве донора крови, а потому и отваживался на такой смелый ход.       — Акира, прими свои таблетки, — но Шики, как и прежде, отшучивался. Он совсем не злился на Акиру за его навязчивую идею убедить его, хоть тот и был весьма надоедлив с некоторых пор. Это можно было заметить по тому, с каким выражением мужчина сидел напротив него. Его скотч стоял на столешнице всего на пару дюймов левее от локтя руки, на которую он скучающе оперся. Его указательный и средний палец словно подпирали висок, будто бы его мучали жуткие головные боли, и все же он полностью выслушал парня, с ровным терпением и без малейшего раздражения продолжал разговор, как ни в чем не бывало. В эти моменты юноша понимал, что давить на Шики может быть опасным, и успокаивался до следующего точно такого же раза.       На этих строках можно было бы закончить упоминание о том вечере, но когда парень замолчал, отмечая нереальное терпение мужчины, его взгляд обратился к рюмке оппонента.       Лунный свет, просачивающийся через незашторенное окно, словно мерцал в полутреснувшей рюмке, из которой отпил Шики.       Акира только сейчас смог рассмотреть небольшую трещину, идущую от дна к самому краю, которого сейчас касались Его губы… Дьявольски притягательный и харизматичный мужчина не знал, что юноша был так недоволен этими мыслями, возникшими в его голове. Не то чтобы он не догадывался о его внутреннем противостоянии на его счет, а просто он не задумывался, что сейчас творилось в этой пепельноволосой голове, пока юноша делал очередной глоток, поглядывая на него исподлобья в полном молчании. На самом деле он вовсе не собирался спаивать парня, просто в последнее время ему расхотелось пить в одиночку, ибо всякий раз, как он брал в руку бутылку сосудорасширяющего, его мысленно относило к ночи, проведенной в душной, затхлой душевой…**

***

      Другой очередной всплеск у Акиры мог случиться прямо наутро после их пробуждения. Даже адская боль в заднице после их пьяного секса и головная боль не помешали начать разговор.       — Разве ты не чувствуешь, как зеленоглазое чудище сжирает изнутри? Разрушает тебя? — голосом пастыря из воскресной школы заговорил Акира, стоило служащим принести им завтрак в комнату.        — То есть это не кофе? — угольно-черная бровь насмешливо поползла вверх, когда юноша заговорил о «чудище». После этого он отпил из белой фарфоровой чашки со свежесваренным кофе с горьковатым ароматом, витающим в комнате, и откинулся на спинку кресла.       Акира выдохнул так, словно только что принял решение сдаться, и опустил взгляд вниз. На тарелке точно такого же цвета и материала, как и чашка в руке Шики, лежали несколько зажаренных тостов с джемом, видимо, это предназначалось для Акиры, ибо по выражению лица Шики было понятно, что маловероятно, что он мог употребить нечто подобное.       — Уверен, «они» бы сейчас были рады, будь у них тосты на завтрак… — словно забывшись, неожиданно проговорил парень. После недолгой паузы он будто опомнился и опасливо взглянул на Шики, который смотрел на него в упор пристальным, изучающим взглядом. В его руках по-прежнему была чашка, но взгляд, даже когда он делал очередной глоток, не пропадал и на миг.       — Они разве смогут есть твердую пищу? — но, к странному удивлению Акиры, он вновь не рассердился и спустил все на тормоза. Вообще его очень беспокоило поведение мужчины, он был подозрительно спокоен.       — Тебе не занимать в упорстве, но и я не собираюсь сдаваться тебе на милость, и ни на что другое… — минуту погодя произнес Акира серьезным голосом, поднимая свой стальной взор вверх и смотря в упор.       — Какое облегчение. Можно выйти из-за стола, — промокнув уголок губ салфеткой проговорил он, а после отодвинул кресло для того, чтобы встать.       Парень вновь проглотил это. Он почти смирился со всем Его дерьмом. И даже уже порядком привык к этим закидонам. Хотя недавнее происшествие в который раз напомнило ему, что Шики был тем еще засранцем. Тем же днем парень спокойно отливал, забыв запереть дверь туалета. Так как Шики часто отсутствовал, особенно в этот промежуток времени, у Акиры это уже успело войти в привычку. Вот только он никак не ожидал, что в процессе этого вполне обыденного действия к нему ввалится Шики. Если бы кто-то другой вошел в помещение и обнаружил, что туалетом кто-то уже пользуется, то незамедлительно поторопился бы удалиться; и уж тем более маловероятно, что он пристроился бы рядышком. Их плечи почти соприкоснулись, когда Шики расстегнул пуговицу, а затем и молнию штанов.       — Ты чё, не можешь подождать, пока я закончу? — не выдержав, Акира возмутился, когда по звуку стало ясно, что мужчина приступил к делу. Акира старался смотреть ему в глаза, но все равно ему каким-то образом удавалось подсмотреть за процессом, и, как назло, у него не выходило закончить первому.       — Смотри, куда целишься, — спокойно прокомментировал мужчина, заставляя юношу вернуться в прежнее положение, чтобы не зацепить его.       А после того, как парень закончил и стал поспешно застегивать ширинку, стараясь как можно быстрее закончить эту странную беседу в неожиданном месте, добавил:       —Я все равно уже все видел.

***

      В промежутках между сном, сексом, едой, душем и редкими разговорами, которыми парень неспешно подбирался к мужчине с целью подготовить почву для решающего их судьбу разговора, возникали необычные ситуации вроде той, которая произошла сегодня утром. Неожиданно в дверь постучал служащий, сообщив Шики что-то о непрошенном посетителе. Акира на секунду задумался, кому в голову придет явиться на глаза Ему с утра пораньше, когда Он сам стал чаще отдавать предпочтение на проведение большей части времени в постели с Акирой. Конечно, это не значило, что он совсем прекратил свои ночные похождения, вот только теперь он лишний раз не задерживался, словно ему было куда спешить. Этим непрошенным посетителем должен быть тот еще псих.       В ту же минуту на парня снизошло озарение. И в это же время за дверью спальни, которую Шики захлопнул, приказав перед уходом не покидать комнату, пока он не позволит, раздался маслянистый, повизгивающий голос масочника. _____________________________________________________________________________       *Отсылка к Марте Стюарт, телеведущей, освещавшей в своем шоу советы по домоводству.       **Этот момент будет описан в эпилоге последней главой.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.