call me, baby

Назначенное время уже давно подошло и даже прошло мимо, но Кихён до сих пор не объявился на горизонте, и, честно говоря, это начинает напрягать Чангюна. Особенно напрягает тот факт, что Хосок с Хёнвоном и Хёну уже давно покинули территорию университета, и даже Минхёк отправился к зданию общежития (а за ним и Чжухон, хотя и на расстоянии), а Кихён по-прежнему даже не показался со времени последней встречи в столовой. Чангюн долго и терпеливо ждёт, но потом всё же не выдерживает и звонит, но ответом только длинные гудки. Очень странно. Особенно если учесть, что на предложение встречи Кихён пару часов назад согласился. Единственной причиной задержки Чангюн видит только скорую сессию и потому дополнительную нагрузку по учёбе, старается убеждать себя именно в этом, но что-то беспокойное внутри всё равно копошится — Чангюн уже с трудом сидит на месте и теребит лямку рюкзака, то и дело поглядывая на двери. Но терпение скоро испаряется окончательно, и Чангюн решается отправиться на поиски запропавшего хёна. Пока Чангюн поднимается на нужный этаж — мимолётом отмечает, что почему-то уже запомнил расписание Кихёна, и едва заметно мрачно усмехается. Собственное-то не всегда правильно вспомнить может, а если остановить его резко и спросить, в какой аудитории сейчас должен быть Кихён — ответит, не задумываясь. Только аудитория, в которой должна была пройти последняя пара группы Кихёна и Минхёка, закрыта, а у дверей всего несколько студентов того же курса, молчаливо закопавшихся в страницы своих учебников. — Что-то потерял? — как-то скучающе интересуется сидящий на полу у подоконника парень с тёмными волосами и выражением лица уставшего от жизни ленивца. — Кого-то. — бросает Чангюн, всё ещё оглядываясь по сторонам. Интерес старшего понять можно — у первокурсников нет никаких занятий на этом этаже, потому что эти предметы ожидают только на втором и третьем курсе. — Уверен, что в нужном месте ищешь? — приподнимает бровь парень и коротко зевает, а Чангюн закусывает щёку изнутри и старается звучать максимально отстранённо: — Где Кихён? — А-а.. — парень щурится и сверлит взглядом долгих несколько секунд, а чангюново сердце по неизвестным причинам начинает биться ещё быстрее, — он пытается сдать зачёт. В четыреста первом, кажется, но я бы на твоём месте не стал мешать.. Чангюн только коротко благодарит и уже разворачивается в указанном направлении. Нужная аудитория находится на другом конце этажа, но оказывается пустой, и Чангюн уже собирается уйти, но вдруг улавливает голос где-то за стеной. Звук повторяется снова и исходит, по видимому, из-за неприметной двери в углу, ведущей в лабораторную. Голос явно принадлежит преподавателю, хоть и звучит как-то странно сейчас, Чангюн уже поднимает руку, чтобы постучать, но вдруг слышит тихий голос Кихёна. И хотя не слышно, что именно он говорит, но внутри замирает что-то плохой догадкой, потому что по интонациям — Кихён без особой надежды просит что-то, а ещё он очень сильно волнуется и, кажется, даже немного испуган и расстроен. Возможно стоило бы просто уйти и подождать, но Чангюн не может не подчиниться внезапно захлестнувшему порыву и действует, не думая. Может быть, просто хочет убедиться, что внутренняя тревога была ложной. Благодаря хулиганскому опыту своих школ Чангюн прекрасно знает, как преодолеть препятствия вроде хлипких дверей учебных заведений, а потому выбить замок не составляет никакого труда. Только вот тревога оказывается вполне реальной, и Чангюн чувствует, как где-то внутри неслышно закипает злость, а рука тяжелеет сама собой. Кихён стоит на коленях перед развалившимся в кресле преподавателем, и то, чем они тут планировали заняться — совсем не подходит под ранг отношений «профессор — студент» и уж точно не тянет на сдачу зачёта. В глазах Кихёна уже реальный испуг, а ещё — отчаяние. Он отшатывается и только смотрит на так внезапно появившегося младшего, и слегка дрожит, а преподаватель спешно прячет своё достоинство и спешит застегнуть штаны и ремень. В его глазах тоже испуг, но какой-то совсем другой, малодушный. — Так вот значит как вы, мистер Чон, со студентами общаетесь. — Чангюн звучит угрожающе спокойно и с каким-то отвращением смотрит на то, как забегали глаза мужчины. — Это не то что ты.. — Да ладно? — Чангюн наклоняется к нему резко, и преподаватель вздрагивает, будто ожидает удара. Но Чангюн ведь хороший мальчик и никого бить не будет. По крайней мере, не сейчас и не здесь. — Прямо сейчас вы ставите ему зачёт и оставляете в покое навсегда, и сделаем вид, что ничего не было. Или же у вас будут проблемы, — Чангюн наклоняется ещё ниже и простреливает ледяным взглядом, как бы невзначай опираясь рукой о стену, — можете мне верить, я позабочусь об этом. Мужчина мямлит что-то и мнёт в ладонях края пиджака, постоянно отводит взгляд, но потом всё же тянется к зачётке Кихёна и ставит пометку. Всему деканату известно, что мать Чангюна работает где-то в органах, так что угрозы от её сына могут оказаться вполне реальны. Преподаватель прикрывает глаза и отдаёт зачётку Чангюну, сразу отворачиваясь и делая вид, что пришло время срочно заняться наваленными на столе бумагами. Молчавший всё это время Кихён всё ещё сидит на полу, и у Чангюна щемит что-то в груди от его потерянного взгляда. Он тянет хёна за руку и заставляет встать, молча выводит в коридор и тянет куда-то за собой за угол. Поблизости никого, а Чангюн уже не может сопротивляться внутренним эмоциям и притягивает Кихёна к себе, осторожно обнимая. Дрожь Кихёна всё ещё ощущается. И если у Чангюна в голове только одно слово — «зачем?», то у Кихёна — «об этом стоило знать кому угодно, но не тебе.» — У меня не было выбора, — Кихён смотрит в стену и даже рад такому близкому положению сейчас, потому что в глаза было бы смотреть сложно, — он отказывался ставить зачёт без.. этого. А ты же понимаешь, что меня не допустили бы до сессии.. — С одним несданным допустили бы, разве нет? — Чангюну неприятно думать о том, что Кихён действительно согласился пойти на это. — Но тогда прощай повышенная стипендия. Чани, мне не будет хватать, чтобы платить свою часть за квартиру, и тогда уж точно придётся податься куда-нибудь в бордель в ночную смену, как ты и предлагал. — Я не предлагал! — Чангюн чувствует щекой смешок Кихёна и чувствует некоторое облегчение от того, что хён уже немного успокоился. — Почему ты не сказал, что у тебя проблемы? — Чангюн отстраняется, но держит за плечи и серьёзно смотрит в глаза. — А должен был? — голос Кихёна звучит почти по-обычному непринуждённо, но в глазах ещё осталась эта потерянность. — Да. — А ты что, волнуешься? — Кихён приподнимает бровь, а Чангюн вдруг действительно задумывается, почему это он так распереживался. В голове одна за одной всплывают все эти сумбурные и не особо связные по смыслу субстанции эмоций и обрывков мыслей, которыми он и хотел поделиться в этом разговоре, и Чангюн уже открывает рот, раздумывая, с чего лучше начать, но Кихён вдруг спокойно спрашивает: — А кто ты мне, чтобы рассказывать о своих проблемах? Чангюна всегда поражала эта особенность людей бить словом гораздо больнее, чем с помощью любой физической силы. «Твой парень, ты же сам сказал.» — но вместо этих слов сами собой против воли срываются другие: — Слушай, а может поэтому у тебя такая хорошая успеваемость? Чангюн отпускает неожиданно и делает шаг назад, суживая глаза. — Потому что ты не брезгуешь отрабатывать хорошие отметки своим телом, а? Тогда всё встаёт на свои места! Действительно, а я-то думаю, что это я никогда тебя не видел засевшим за кучей учебников? Всё же так просто! Зачем пренебрегать своими достоинствами, ты же прекрасно знаешь, что на тебя каждый второй охотно клюнет! — Чани.. — Что Чани? Что? Ты же был не против отсосать этому древнему жирному козлу за зачёт, а может, ты просто частенько этим занимаешься? Чангюн фоном понимает, насколько обидные вещи сейчас говорит, но остановиться уже не может: захлёстывает изнутри собственная горькая обида и за слова Кихёна, и за такое его поведение. А ещё немного — ревность и злость за всю ситуацию. А не высказанные вовремя чувства только дополнительно жгут грудную клетку. — Чангюн, это не так.. — Кихён отшатывается к стене и прикрывает подрагивающими руками нижнюю часть лица. Слова Чангюна действительно обжигают ядовитым холодом. И меньше всего Кихён хочет, чтобы такое о нём думал именно Чангюн. — Все так говорят, «это не так»! Открыто себя признают только потаскухи за деньги, но ведь необязательно подрабатывать сексом по вызову, чтобы быть шлюхой! Кихён молчит несколько секунд с абсолютно ничего не выражающим взглядом. А потом бьёт по лицу и так же молча разворачивается к двери. От удара чуть горит кожа, и Чангюн хватается за скулу, но эта боль действует отрезвляюще и заставляет остыть и вынырнуть из пыла холодной злости, но уже поздно — Кихён хлопает дверью и исчезает где-то на лестнице. Но таким его Чангюн видит, кажется, действительно впервые. *** Не общаться с Кихёном — непривычно. Но Чангюна особенно задевает, угнетает, обижает, даже возмущает — и вообще всё вместе — именно тот факт, что теперь роли будто кардинально поменялись — теперь в глухом игноре находится он сам, а Кихён в его сторону не то что не смотрит — пресекает все попытки заговорить или приблизиться и вообще, кажется, делает вид, что Чангюна в его жизни не существует и не существовало никогда. Паршиво чувствовать себя полностью игнорируемым — но Чангюн понял это только теперь и ему даже немного стыдно за то, что он сам не пренебрегал такой тактикой, особенно по отношению к Кихёну. Каждый день Чангюн осторожно пытается вернуть внимание Кихёна, а каждую ночь прокручивает в голове тот диалог за углом раз за разом и корит себя за то, что умудрился наговорить лишнего. Понимает, что очень сильно задел хёна необдуманными словами, но неужели он настолько обиделся, что готов полностью вычеркнуть Чангюна из своей жизни..? А ведь и Чангюна понять можно было. Это даже немного обидно. Хотя Чангюн и понимает прекрасно, что довёл до этого сам. Буквально на следующий день после разговора, когда Чангюн ещё не успел оценить всех масштабов своей трагедии, он оказывается пойман на лестнице и прижат к стене и совсем не нежно. — Что ты с ним сделал? — Хосок интересуется почти спокойно, но по сведённым к переносице бровям и метающимся в глазах угрожающим искрам слишком очевидно ясно, насколько он зол сейчас. — Что? — Чангюн трясёт головой и не совсем понимает, чего от него хотят. Он ведь просто шёл в столовую. — Кихён вчера сам не свой пришёл, что ты сделал? — дополнительная встряска от Хосока заставляет прийти в себя и резко вспомнить всё, что происходило вчера. — С чего ты взял, что это я сделал? — Чангюн наконец выходит из оцепенения и пытается вывернуться, но пока получается только чуть-чуть ослабить хватку. — Он сказал, что задержится поговорить с тобой. А после как в воду опущенный и почти не разговаривает, что ты ему сказал?! Чангюну хочется сказать что-то вроде «воу, да полегче», но смысл слов настигает разум неожиданно, и только тогда Чангюн осознаёт, что действительно был слишком резок. Но вместе с этим — всё ещё злится где-то в глубине души. — Сам у него и спроси, если так интересно! — огрызается Чангюн и хватает руку Хосока, пытаясь убрать её, но всё ещё не сильно успешно. Просто это только их с Кихёном дело и попытки вмешаться в это раздражают. Хосок хмурится больше и, судя по всему, действительно уже прикидывает, с какого места начинать править Чангюну физиономию, но на его плечо опускается ладонь. — Оставь. — Кихён выглядит настолько безразличным, будто не его объекту симпатии грозит избиение. Хосок медлит несколько секунд, но потом всё же отпускает воротник чангюновой рубашки и отходит назад. «Только сделай ему что-нибудь не так, и разговаривать уже будешь со мной, имей в виду.» — читается во взгляде едва ли не большими буквами, но Чангюн уже не смотрит на него, а смотрит на Кихёна и даже открывает рот, но пока подбирает нужные слова — Кихён уже успевает развернуться и отправиться дальше по лестнице, прихватив с собой и метающего грозные взгляды Хосока. В этот момент Чангюн понимает, что действительно попал. Не только игнорирование Кихёна, но и собственная реакция на него ввергают в смятение и ступор, и Чангюн зол и недоволен всем вокруг почти постоянно. Если раньше он мог картинно закатывать глаза на фразочки и приставания Кихёна, то теперь его не замечают от слова совсем, и такая смена мест почему-то задевает. Не чувствовать себя тем, за кем бегают, не чувствовать себя мишенью на радаре Кихёна — очень непривычно. Так же, как и не чувствовать его заинтересованные взгляды, его запах возле себя (и даже на себе, откуда он только брался там раньше?) и его прикосновения — Чангюн так сильно привык ко всему этому, что отсутствие этого сказывается, мягко говоря, негативно. Кихёна не хватает. Причина яснее ясного, но как жаль, что Чангюн не успел высказать этого до того, как всё испортил. Хотя он и считает свою злость вполне оправданной и не беспричинной. Кихён избегает Чангюна, а вместе с ним и его компания — если раньше они не упускали возможности подшутить над младшим насчёт их «отношений», то теперь так же молча проходят мимо. Только Хёнвон продолжает заниматься с Чангюном японским до самой сессии — считает себя нейтральной стороной — но он и с самого начала не был особо разговорчивым. Кихён выглядит, как прежде, — разве что становится чуточку молчаливее и сдержаннее. Но чем больше времени проходит — тем ощутимее всё возвращается в норму, а Чангюн почти оставляет попытки наладить контакт снова и уже обижается. Кихён с такой лёгкостью выбросил его из своего круга, что прям всё желание что-либо исправить испаряется в неизвестном направлении. А помимо обиды Чангюн чувствует ещё и почти явную ревность — Кихён всё так же спокойно флиртует со всеми подряд, но теперь у Чангюна нет ни возможности, ни причин повлиять на это и заявить свои права. Хотя какие тут права.. — Ну и пусть живёт, как хочет, а мне похуй! — Чангюн сжимает в руке ни в чём не повинную коробочку так сильно, что из трубочки прыскает сок. — Ты нормальный вообще? — Чжухон едва успевает спасти от жёлтых капель свой телефон и осуждающе смотрит на Чангюна. — Прости, не сдержался. — шипит Чангюн и забрасывает коробочку из-под сока в стоящую у двери урну. Причина плохого настроения сегодня в том, что Кихён непойми чем там занимался в машине с Хёну. — Заебал не сдерживаться! — бросает Чжухон обиженно и отворачивается на всякий случай, а Чангюн в ответ только показательно фыркает. То, что Чангюн стал нервный в последнее время — факт, но сам он, конечно же, этого не замечает. Или замечает, но списывает всё на маячащую сессию. Самое нервное время для студента — сессия, и со всеми этими сдачами и проектом Чангюн успевает так забегаться, что времени на подумать о Кихёне остаётся только ночью, но уже к утру мысли обычно возвращаются к очередному предмету. И Чангюн успевает не только забегаться, но и обидеться почти окончательно и почти готов отступить насовсем. «В пекло!» — направляет свои мысли о Кихёне Чангюн и пытается направить туда же и саднящие под рёбрами чувства. Ещё разочек плещет в лицо холодной водой, чтобы остудиться, и поднимает голову, но в отражении мутного зеркала университетского туалета внезапно видит блондинистую шевелюру за спиной и в первую секунду честно пугается. — Ты сквозь стены ходишь, или что?! — выдаёт Чангюн на повышенных тонах и закрывает кран, разворачиваясь к бесшумному хёну лицом, а Минхёк чуть усмехается: — Ну я не виноват, что ты ничего вокруг не замечаешь. — Что надо? — Чангюну не нравится то, что его подловили. А ещё он торопится домой, а потому задерживаться на какие-то разговоры совсем не намерен. — Поговорить. — Минхёк отлично чувствует настроение младшего, а потому уже предупредительно цепляет его локоть, как будто намекая, что никуда Чангюн не денется, пока не выслушает. — Это долго? — Чангюн устало закрывает глаза и снова поворачивается к парню, показывая готовность слушать. — Как пойдёт, — Минхёк лишь пожимает плечами и вдруг становится серьёзным, — Кихён мне всё рассказал. — Прям всё? — Чангюн не может удержаться, чтобы не съязвить, но Минхёк не обращает на выпад внимания: — Ага. Я вообще знаю больше, чем ты думаешь. Очередная колкость возникает моментально, но вместо этого Чангюн вдруг искренне задумывается над этими словами. — Ты не прав. — Минхёк расценивает молчание младшего по-своему и решает продолжить, пока тот ещё в настроении слушать, — всё то, что ты сказал, это не правда. Кихён никогда не опускался до такого и не опустился бы и в тот момент, но он просто не знал, как поступить правильно. Все ошибаются. Знаешь, как много времени Кихён отдаёт учёбе? Я знаю. Не помню ни одной сессии, чтобы Кихён был не готов хоть к какому-то предмету. Вся его образцовая успеваемость — заслуга только его знаний и упрямства. Он спать не ложится, пока всё не выучит! Чангюн только молчит и смотрит в стену, а Минхёк уже начинает жестикулировать от переизбытка эмоций: — Может быть он и выглядит как ветреный парень с девизом жизни «будь что будет», но это совсем не так! Иногда мне кажется, что я знаю его даже лучше, чем себя, так что можешь мне поверить. Кихён всегда сдаёт всё по-честному. И такие слова, как «шлюха» или «потаскуха» не должны звучать в его сторону, ясно тебе? У него даже парней было по пальцам пересчитать! Он только пофлиртовать любит, дальше обычно не идёт, а ты.. а ты такой глупый, Чангюн. Он ведь любит тебя. И если предыдущий довольно сумбурный поток эмоциональных слов переваривался не сразу и требовалось время, чтобы уложить всё по полочкам, то последние два слова внезапно ударили в плывущем от слишком большой нагрузки мозгу и заставили впасть в бесконтрольное смятение. — Знаешь, у меня только один вопрос. — Чангюн прерывает затянувшееся молчание и заодно затруднительный поток мыслей и поднимает глаза на блондина. — Какой? — Ты-то почему так за всё это переживаешь? Чангюн не особо надеется на какой-либо однозначный структурированный ответ и ждёт чего-то вроде «за друзей и двор..», но последовавшие почти сразу слова звучат ещё большим шоком чем всё, что было до: — Люблю его, что поделаешь. Чангюн смотрит в совершенно спокойное лицо Минхёка и сначала даже думает, что ему послышалось или что он что-то понял не так. — А..? — Дыши, парень. — блондин ударяет по спине, и Чангюн действительно благодарен, потому что это помогает вернуть способность дышать на самом деле, — если ты думаешь, что я тебе конкурент, то расслабься. Я его не интересую. — Что..? — Чангюн на полном серьёзе сбит с толку и даже не знает, как ему стоит реагировать. И стоит ли вообще. — Расскажу забавный факт. Я действительно хорошо знаю Кихёна. Он меня тоже. Я всегда рядом. А он не против. Он рассказывает мне абсолютно всё. И абсолютно обо всех своих симпатиях и влюблённостях. Даже вплоть до интимных подробностей. Так что и про тебя я всё прекрасно знаю. А я уже давно понял, что никогда его не привлекал. Он может доверить мне реально всё, что угодно, кроме взаимных чувств. Занятный парадокс, не правда ли? Я всегда был только другом. Пусть даже и самым близким, но всего лишь другом. Минхёк улыбается краешком губ и на его лицо падает узкая полоса солнечного света из окна, но больше всего сейчас Чангюну хочется стереть из памяти это выражение глаз. — Ну, а ещё я забочусь об этом потому, что он достал уже ныть о тебе. Серьёзно, мамой клянусь, если он ещё раз начнёт — я его ударю. — Минхёк жмурится от солнца и наклоняет голову, пряча руки в карманы, — а вообще, он такой ранимый, когда дело касается его чувств, на самом деле. Тебе нужно быть осторожнее и мягче с ним. А если обидишь его ещё раз — не только Хосок тебя побьёт, но и я тоже, понятно? Чангюн не может выдавить из себя даже звука, а потому только замедленно кивает. Ощущает это странным, но почему-то даже не ревнует. Единственное, что он ощущает сейчас — жалость, смешанная с желанием отказаться от своих претензий на Кихёна прямо сейчас и уступить Минхёку. Потому что он заслужил гораздо больше. Минхёк по выражению лица и молчанию младшего понимает, что слова до него всё же дошли, надеется, что Чангюн всё поймёт правильно и примет к сведению, и уже собирается уйти, но Чангюн вдруг хватает его за руку. — И как давно..? — слышит свой голос немного севшим, но не придаёт этому значения. — Что? — Любишь его? — Не знаю.. с самого первого дня встречи, наверное? — Минхёк задумчиво закусывает губу и отвечает таким же взглядом в глаза. — И ты не говорил ему? — Не-а. — Почему? — А зачем? — Минхёк снова чуть улыбается, но в отражении этой улыбки — миллиарды осколков одной души, — я же знаю, каким будет ответ. Кажется, он уже давно смирился со своей болью, а потому она отражается только где-то на самом дне тёмных зрачков. На этот раз Чангюн даёт ему уйти. А сам мешком оседает на грязный пол и долго думает, прижавшись к холодной стене. Теперь ему абсолютно понятны эти небольшие странности в образе Минхёка. Чангюн думает, что не пожелал бы оказаться в подобной ситуации вообще никому, даже бесячему одногруппнику, который постоянно тырит ручки, и вредной продавщице, что раз за разом требует паспорт. А ещё думает о том, что поговорить с Кихёном — вопрос жизни и смерти. Другое дело, даст ли он возможность высказаться. *** Чангюн висит на подоконнике уже минут пятнадцать и смотрит в окно, даже не стараясь подавлять глупенькую улыбку. Там внизу, на скамейке у здания сидит Минхёк и, судя по всему, пытался читать, но его занятие оказалось прерванным назойливым вторжением Чжухона. Чангюн понятия не имеет, о чём они говорят, но видит смущение на лице друга и время от времени мелькающую улыбку на губах Минхёка и чувствует странную смесь удовлетворения пополам с облегчением. После того разговора почему-то возникло чувство какой-то ответственности и немного — солидарности, и теперь Чангюн считает себя обязанным проследить за тем, чтобы и Минхёку привалило счастья на блондинистую голову. Чангюн не знает Минхёка совсем, но то, что этот хён имеет слишком хорошее сердце, чувствуется рядом с ним. И Чангюну очень хочется, чтобы Минхёк завязал с этой своей убивающей привязанностью и смог чувствовать себя свободнее. И даже не столько потому, что их интересы сошлись на одном и том же парне, сколько потому, что так будет правильно. Чангюн не знает, почему, но точно уверен. Чжухон внизу передвигается ближе к хёну, и Чангюн усмехается. Вот уж кто в подкатах хуже, даже чем он сам — так это Чжухон. Но похоже, его подкаты кажутся привлекательными своей провальностью, потому что Минхёк не может сдержать смешков и, кажется, совсем не планирует сбегать куда подальше. Чангюн заключает, что внизу всё идёт хорошо, и решает оставить их друг другу и отправиться дальше по коридору. Честно говоря, Чангюн всё ещё надеется найти Кихёна сегодня. С момента разговора с Минхёком прошло уже несколько дней, но собрался с духом для серьёзного разговора Чангюн только теперь. Мысли расставлены стройными рядами и подобраны нужные слова, хотя Чангюн и так знает, что в момент икс они все помашут ему ручкой и испарятся. Чангюн задумывается так сильно, что когда действительно натыкается взглядом на Кихёна — сначала думает, что у него глюки. Но на подоконнике действительно сидит именно Кихён, но спиной к младшему, а потому не видит застывшего у поворота наблюдателя. — А курить вредно. — не особо думая, выпаливает Чангюн и думает, что планировал начинать совсем не с этого, но уже поздно. — В этом и фишка. — пожимает плечами Кихён, едва скользнув взглядом по парню, затем снова отвернувшись к окну, и выпускает струйку дыма в приоткрытое окно. — Ну и зачем? Ты же так старался бросить. — Чангюн подходит ближе и останавливается у другого конца подоконника, так же глядя в окно. Осознание того, что он давно не видел Кихёна с чупа-чупсом, приходит неожиданно, как и осознание причины этого. — Подумаешь. — Кихён снова косится на него из-под пепельной чёлки, и Чангюну стоит считать это большим личным достижением, потому что такими длинными фразами Кихён не разговаривал с ним уже давно. — Ты должен бросить. — Чангюн и сам немного удивляется тому, как строго это прозвучало. — Раскомандовался тут. Мой рот и мой организм, чем хочу, тем и порчу. — Кихён в ответ только ворчит и упрямо отворачивается, а у Чангюна молчаливый вопрос «ну и кто тут хён вообще?» — Знаешь, что? — Чангюн наклоняется к Кихёну и забирает у него недокуренную сигарету. С чувством абсолютного удовлетворения ломает её и выкидывает в окно под звуки возмущения со стороны старшего, —раз уж ты не можешь решить за себя сам, то решу я. С сегодняшнего дня в твоём рту должно быть только это. — кладёт на колени сто лет назад купленный для Кихёна чупа-чупс, который не успел отдать до внезапной ссоры. — Чангюн, ты.. — Или.. — ..ахуел? — ..это. — Чангюн опускает руку на затылок Кихёна и разворачивает его голову к себе, заставляя податься вперёд. И настойчиво, с чувством, целует.