your immortal soul

Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности. Послание к Евреям, Глава 12, стих 11

      Последние три дня выходят довольно тяжелыми для Джойс Байерс, без сомнений. Она стоит в дверном проеме спальни младшего сына, смотрит на свернувшуюся под одеялом фигуру и тяжело вздыхает. Несомненно, самые тяжелые три дня, которые выдались у нее за этот год.       Джойс не устала на работе и не измучила себя хлопотами по дому, нет, но всё общение с Уиллом просто выбило ее из равновесия. Нет, мальчик не изменился никак внешне и всё так же приветливо ей улыбался, рассказывал, как прошел день в школе и показывал наброски, какие делал в перерывах между уроками, но Джойс чувствовала, что что-то было не так. Она смотрела на сына и почти не видела его, словно тот был за мутным стеклом, и она не понимала, почему такое вдруг произошло.       Конечно, особых причин думать о том, что Уилл как-то поменялся, у нее не было, но Джойс казалось, что все-таки есть – одна, смутно похожая на правду, причина. Было кое-что, что она увидела по чистой случайности, даже не желая этого.       Это был понедельник, почти окончание дня, когда она только вернулась с работы и прошла по коридору прямо к спальне Уилла, чтобы поприветствовать его, но замерла на пороге, так и не решившись зайти. Уилл сидел за столом перед старым сломанным радио – Джойс узнала приёмник сразу же, потому что сама купила его, когда ей только исполнилось восемнадцать, – и крутил колесико, перещелкивая каналы. Это было бесполезное занятие, ведь тот был сломан уже лет так семь, но Уилл упорно продолжал настраивать сигнал, увлекшись так, что не замечал ничего вокруг.       И в тот момент, когда Джойс только решилась войти и узнать, чем же таким ее ребенок занимается, она услышала это. Помехи и шорох, стрекотание и перещелкивание, доносящийся из пыльного динамика радио. Женщина застыла перед дверьми в спальню так, словно ее парализовало, потому что этого не могло быть – приёмник почти на запчасти разбирал Лонни, бывший муж, когда тот только перестал работать. Этого не могло быть, как и не могло быть голоса, доносящегося из радио вместе с этими помехами. Это не было похоже на песню или радио-спектакль, какие часто крутили, когда Джойс только купила этот приёмник, это едва ли вообще походило на что-то привычное слуху, ведь даже слов она не могла разобрать. Казалось, словно говорили на незнакомом языке, мертвом языке.       Тогда она никак себя не обозначила и отошла от спальни сына беззвучно, думая об увиденном почти весь оставшийся вечер. Уилл же вел себя как обычно; улыбался ей, беседовал с Джонатаном и провел за просмотром фильма в гостиной почти весь вечер. Он был обычным ребенком, но Джойс смотрела на него уже иначе. Она бросала украдкой взгляды, нервно поджимала губы и не понимала, почему держит себя на расстоянии от Уилла. Эти три дня были тяжелыми для нее.       Сейчас, стоя на пороге комнаты младшего сына и глядя на его спящую фигуру, Джойс лишь вздыхает; все ли так, как ей кажется? Правда ли с ее мальчиком что-то происходит? Конечно, у нее была мысль о том, чтобы поговорить с ним по душам, потому что в прошлом это всегда помогало, но она просто не представляет, что ей нужно у него спрашивать.       Отходя от спальни Уилла, она бредет на улицу, достает из заднего кармана пачку Лаки Старс и закуривает. Сигаретный дым заполняет легкие и вроде бы дает небольшой перерыв от тяжелых мыслей, что ее гложут. Она вдыхает свежий морозный воздух, запахивает на себе кардиган и делает очередную затяжку.       Её мысли не отпускают младшего сына, и Джойс, пропуская взлохмаченные волосы через пальцы свободной руки, думает о том, что подобные изменения в нем начала замечать около недели назад. Как раз тогда, когда тот вернулся от Майка Уилера, где оставался с ночевкой. Конечно, она знала о чувствах её сына к отпрыску Уилеров и поддерживала его, как могла, даже в мыслях не осуждая. Как она может, ведь это её ребенок, и это его право, кого он должен любить. Но сейчас, думая о том, как Уилл изменился, никаких предположений кроме тех, что в доме Уилеров что-то явно произошло, – что-то, чего её мальчик ей не рассказывает, – у нее нет.       Делая еще одну затяжку, Джойс тушит сигарету о старую пепельницу, сделанную из жестяной банки, и отмечает для себя, что нужно обязательно поговорить с Майком.       Сам же Уилл никаких изменений за собой не замечает. Как и не замечает взглядов матери; настороженных, брошенных украдкой. Он продолжает ходить в школу и веселиться с друзьями, проводить время в компании Майка, все так же смущающе-неловко, едва касаясь пальцами под столом во время ланча в школьной столовой. И Уилл правда не замечает, не чувствует, будто что-то переменилось.       Сейчас, сидя за школьной партой и потягиваясь, он не спешит подниматься; звонок прозвенел уже как три минуты назад, но Уилл просто не может заставить себя встать. Он полулежит на деревянной столешнице вздыхает и глядит на Лукаса с Дастином, которые из-за него тоже не спешат покидать класс. Майка в школе сегодня нет, у того высокая температура, и эта новость лишь несколько усугубляет настрой Байерса на дальнейшую работу – хочется домой.       – Эй, ты в порядке? – Дастин спрашивает уже третий раз за день, и ответ у Байерса так и остается прежним.       – Да, все отлично. Не думаю, что за час после твоего последнего вопроса что-то изменилось, – Байерс улыбается, понимая намёк и, наконец, поднимаясь из-за стола. – Я просто плохо спал сегодня.       Здесь он не лжёт. Он едва ли смог уснуть этой ночью; сон никак не хотел принимать в свои объятия, а постоянный скрип за стеной мешал. Ещё Уилл все не мог забыть, как проснулся на кухне дома Уилеров с перепуганным Майком рядом, и это тоже мало помогало в попытках уснуть. Мысли так и срывались в опасения, что вновь будет ходить во сне по дому.       Выходя из класса, Байерс думает о том, чтобы не досиживать оставшиеся два урока, но отметает мысль быстро – она словно чужая, не его. Он никогда не прогуливал школу, если для этого не было веской причины. Сейчас же, следуя по коридорам за друзьями прямиком на улицу, где те решают провести перерыв между уроками, Уилл думает о том, чтобы попросить завтра Джойс не отправлять его в школу. Чувствовал он себя все же неважно из-за недостатка сна.       И все бы, наверное, было хорошо; он бы досидел эти оставшиеся два урока, собрал бы свои вещи и отправился домой. Возможно, поговорил бы ещё с Майком по телефону, пока ехал, и зашёл бы в супермаркет, что у дома. Но, чувствуя болезненный тычок в плечо, Уилл уже тогда понимает, что этого не будет.       Трой Харрингтон со своими друзьями никогда не упускал случая поддеть их компанию, и этот раз явно не становится для них исключением. Проходя мимо, он больно пихает Байерса плечом, усмехается и тормозит рядом. Оглядываясь на друзей, ушедших пусть не сильно далеко вперёд, но все же отделившихся от него, Уилл думает окликнуть их, но голоса все равно не подаёт. Вместо этого он поднимает взгляд на Троя, глядит на него хмуро и, перехватывая покрепче лямки рюкзака, пытается обойти его.       – Куда это ты, педик? Уже сбегаешь? – Трой развлекается, ловко перехватывает за портфель и тянет обратно, да так сильно, что Байерс едва не падает. – А как же немного повеселиться?       – Отвали, Трой, – вторая попытка тоже не увенчивается успехом, но Уилл хотя бы замечает друзей, которые уже спешат к нему. Это несколько приободряет его, но не стирает окончательно опасений из-за хулигана, продолжающего задевать его.       – Эй, гомик, не стоит быть таким грубым, – Харрингтон вновь пихает рукой в плечо, толкает Уилла прямо на Джеймса, который словно мяч отбрасывает мальчишку от себя, и Уилл валится на асфальт, больно ударяясь носом. Кровь на лице он чувствует сразу, металлический привкус на языке секундами позже.       – Ох, я надеюсь, ты не собираешься плакать? – Трой кривляется и гогочет, а Уилл, поднимаясь, на него даже не смотрит.       Там, вдалеке, он видит его; мужчину в строгом костюме с выражением на лице недовольным, почти гневным. Уилл смотрит на него как завороженный и не обращает внимания на обидные слова Троя, на тычки в плечо от Джеймса, даже на крики Дастина и Лукаса, подоспевших к нему. Он не видит почти ничего, кроме мужчины, но отводит от него взгляд, когда тот поднимается со скамьи.       Оглядываясь, Байерс слышит над самым ухом голос Дастина:       – Уилл, ты в порядке? Все хорошо?       – У него нос разбит, ты не видишь? Какое “хорошо”? – голос Лукаса встревает и доносится до Байерса как из-под толщи воды. Он оглядывает друзей – рядом только они, Трой с парнями продолжили свой путь дальше, – и смотрит в спины обидчикам.       Для Уилла Байерса все в тумане с тех самых пор как отвел взгляд от мужчины. Он стоит, глядит на Харрингтона и не чувствует себя. Словно что-то другое, что-то горячее затмевает его, утягивает в свою дымку, потому что Уилл Байерс никогда бы не пожелал кому-то чего-то плохого. Но это не Уилл Байерс, это совсем не похоже на Уилла Байерса, а потому желает, думает, почти ведёт к этому.       – Уилл? Уилл, ты в порядке? – друзья маячат перед глазами и аккуратно трясут за плечи, и он, наконец, смотрит на них, отводя взгляд от спины Троя.       – Ты в порядке? Ты словно вырубился на мгновение? – Лукас выглядит обеспокоенным и вкладывает в руку Байерсу носовой платок. – У тебя кровь уже рубашку залила.       Уилл бубнит благодарность и спешно вытирает кровоподтеки, когда слышит крик. Позади них, на футбольном поле, где старшеклассники отрабатывали броски, собирается куча народу, но Уиллу не нужно подходить, чтобы узнать, что там происходит. Он видел все своими глазами. Видел, как один из старших ребят, внезапно отвлекшись, отвернулся от поля и побежал в сторону троих мальчишек, весело смеющихся над тем, что только что сделали. Он видел, как тот, размахнувшись битой, со всей силы ударил ею по руке Троя Харрингтона, словно та была бейсбольным мячом. Он видел, как Трой повалился на землю, а парень так и продолжал бить его руку битой, нанес, по крайней мере, ещё три удара, пока его не оттащили прочь. Тогда Уилл отвел глаза, и все стало как прежде, туман прошел и он, наконец, услышал взволнованные голоса друзей, и четко видел, как Лукас вкладывает платок ему в руку.       Уилл Байерс выныривает из тумана и не понимает толком, что же чувствует.       Произошедшее с Тройем обсуждает вся школа на протяжении целого дня, и только Уилл, которого отпустили с двух оставшихся уроков из-за разбитого носа, едва ли вообще хочет слушать об этом. Он, надев наушники и оседлав свой велосипед, сразу набирает номер матери, чтобы поставить ее в известность, что уже едет домой. На вопрос о том, почему так рано, он обещает рассказать ей все позже, ссылаясь на то, что просто не хочет отвлекать ее от работы. В какой-то степени так и есть, но Уилл чувствует, что, возможно, есть и что-то ещё, что-то, что вертится у него на кончике языка, но никак не желает слетать. Словно маленький красный кардинал, сидящий на плече. Джойс с решением сына не спорит, говоря лишь, чтобы тот был осторожнее на дороге, и прощается с ним. Уилл же просто надеется, что ей не позвонят из школы раньше, чем он сумеет рассказать ей все сам.       Следом, после окончания разговора с матерью, Уилл несколько минут колеблется, прежде чем набрать номер Майка. Он не уверен, что сейчас это верное решение, но ему хочется поговорить с Уилером, хочется услышать его голос и просто убедиться, что хоть в чём-то его сегодняшний день будет приятным. Он уже выкатывает на главную улицу, когда Майк, наконец, отвечает на звонок.       – Привет, у тебя все нормально? – вопрос почти сразу сбивает Уилла с толку – уж слишком часто его начали об этом спрашивать. – Лукас написал, что Трой разбил тебе нос.       – Он просто толкнул меня, я упал и сам…       – Не оправдывай его, – Майк вздыхает в трубку и этот вздох проносит мурашки по спине Уилла. Хочется думать, что тот беспокоится за него, хочется думать, что их странные отношения не закончатся на этом. – Так… Как ты?       – Наверное, все же лучше чем, сам Трой, – Уилл произносит и чувствует горечь на языке; говорить об этом неприятно, даже в какой-то степени жалко обидчика, но эти мысли быстро откидываются, не самим Уиллом, но чем-то другим, чем-то, что заставляло смотреть.       – Да, я про это тоже слышал. Дастин говорит, что он получил по заслугам, – голос Майка приятно ласкает слух, и Уилл даже не сразу вдумывается в смысл сказанного, не успевая возразить. Ведь лично он так не думает. – Я тоже так считаю. Давно кто-то должен был поставить его на место. Не таким, конечно, способом, но… Парни говорят, ему руку почти в мясо разбили.       – Да, вроде бы так, – бормочет Байерс, тормозя на светофоре.       Он видел. И там было не просто “мясо”, Уилл назвал бы это иначе. Он видел, как бита раз за разом приземлялась на чужую руку, слышал, как дробились кости. Он видел кровь, разорванную сломанной костью кожу, видел белое крошево раздробленной лучевой. Он видел избитую почти в пласт руку Троя, будто та была его собственной.       Тошнота подкатывает к горлу внезапно, и Уилл тут же хватает ртом воздух, лишь бы не задохнуться прямо здесь, на перекрёстке.       – Уилл? – голос Майка в наушниках обеспокоенный, и Байерс, наконец, вспоминает, что не один, что говорит с ним по телефону, что едет домой, а не стоит на поле и глядит на искалеченное подобие руки Троя Харрингтона.       – Прости, я… Я просто задумался.       Майк незримо кивает, – Уилл уверен, что именно кивает, – и говорит о том, что Трой, правда, заслужил это, но умалчивает что-то ещё. Байерс слышит напряжение в голосе друга и не может понять, что же такое, пока тот не спрашивает.       – Это случилось сразу после того, как он ударил тебя?       И словно пазл складывается в голове Уилла и больно ударяет в сердце. Неужели Майк думает, что он виноват в этом?       – Я никого не просил, чтобы с ним такое случилось! Я не подговаривал никого из старшеклассников, я даже этого парня...       – Уилл? – Майк удивленно задыхается и почти тут же спешит добавить: – Я тебя ни в чем не обвиняю! Уилл, я тебя знаю, и ты бы ни за что подобное не… Я просто не это имел в виду.       Они молчат около минуты, пока Уилл катит по склону и выезжает на свою улицу, где уже видит дом. Это молчание ему не нравится, трудно что-то решить, когда не видишь собеседника, и потому Байерс спешит поскорее попрощаться с Майком, обещая, что перезвонит тому вечером. Уилер же прощается неохотно, это слышно в его голосе и от этого даже слегка трепещет в груди, но все же отключается, когда Байерс слезает с велосипеда.       Как и ожидается, в доме никого не оказывается; Уилл стоит мгновение на пороге, оглядывает улицу и, заметив на другой стороне уже знакомого ему мужчину, улыбается и слабо машет ему рукой, прежде чем скрыться в доме.