Джин сидит в кофейне, где-то в спальном районе, — местечко тихое и непопулярное, кроме него только два школьника у прилавка с выпечкой. Подперев подбородок рукой, он меланхолично смотрит в большие окна, вскользь мажет взглядом по прохожим и считает их. За всё время он насчитал сорок два. Если до шестидесяти двух Чонгук не придёт, то он возьмёт свои любимые круассаны и свалит домой спать дальше. В школу было как-то не вариант после пробуждения к трём часам дня, и пока в его голове шла загрузка мозга, то настал уже вечер шести. И Джин вроде как не любит быть таким, но настроение располагает. Тоска в глазах, американо без сахара, серое небо Сеула способствует.
Сидеть вот так и пялиться в окно вызывает в нём странное чувство дежавю. «Интересно, что отец пытался разглядеть?» Воспоминания об отце становятся всё более размытыми, но иногда всплывают образы и диалоги, которые, как казалось бы, и никогда не происходили. Сейчас ему давно не семь лет, и он начинает многое понимать из детства. То, что папа не вернётся — он понял на второй год с Намджуном, в одно время просто перестав о нём спрашивать и плакать в ванной. Позже он чувствовал себя лишь покинутым и преданным, совершенно не зная причины того, почему родной человек его оставил. Через призму юношеского максимализма думает, что отец бросил его и ушёл. По мере взросления подкрадывались мысли, что отца может и не быть в живых, просто Намджун относился к нему как к ребёнку и до сих пор отмалчивался сколько не выпытывай. Иногда Джин задумывался: любил ли отец его когда-либо? Если сейчас вспомнить, то он проводил с ним немного времени, а если и был рядом, то всегда было ощущение, будто бы и не с ним вовсе. Его папа был странным, и казалось, словно он к нему безразличен, совершенно забывая про существование своего сына. Часто Джин недоедал, его попросту забывали покормить, но и папа тоже частенько не ел. С нынешнего положения стало понятно, как они бедно жили, и если сейчас задуматься, то он не помнит, чтобы отец где-то работал и вообще выходил из дома. Блёклый, серый силуэт у окна навсегда застыл в памяти. Что же могло его связывать с Намджуном, он также строил только догадки. В любом случае, правды уже не узнать.
Раздаётся звон дверных колокольчиков. Вместе с шумом улицы заходит молодой человек с кремовым плащом и с такой нелепой, дурацкой спортивной сумкой через плечо. Заметив Джина, широко улыбается, как может улыбаться только он — тепло и по-отечески. Джин сдерживает свои вмиг растянувшиеся уголки губ и смотрит на Чонгука, пока тот не плюхнулся с тяжёлым дыханием перед ним, скидывая сумку в соседнее кресло.
— Прости, припозднился! Совершенно забыл о времени, задержался с этими новичками, — Чонгук всегда был для него как глоток свежего воздуха через открытую форточку в затхлой комнате. Он говорит слишком бодро и не перестаёт улыбаться, но Джин уже привык к его излишне энергичной манере речи.
— Как и всегда, — бурчит младший, ведь Чонгук частенько задерживался на тренировках. И совсем чуточку он чувствовал в такие моменты мальчишескую ревность к его подопечным, потому что они, в его эгоцентричном мирке, не должны быть важней него, практически младшего брата. И плевать ему, что это работа. Чонгук лишь смеётся с его надувшегося лица и треплет по волосам в привычной манере, и Джин немного скучал по этому жесту и неосознанно поддаётся навстречу тёплой и широкой ладони.
Со дня знакомства Чонгук совершенно не изменился, разве что волосы теперь у него были чёрные, а не привычные каштановые. Всё также делится с ним заботой и всё такой же тактильный. Иногда Джин думает, что он и вовсе не стареет, выглядя с каждым годом всё моложе и моложе. Они были похожи сейчас на школьных друзей, забежавших попить кофе после уроков. Чонгук заказывает мокко с приличным количеством сливок и сиропа. Джин, смотря на это, только морщится, про себя думая, что кофе тут только для цвета — один сахар.
— Я думал ты со школы, — осматривая его внешний вид без школьной формы. Вместо неё подросток был в чёрной рубашке с провокационным вырезом, на шее поблёскивала тонкая, еле заметная, серебряная цепочка.
Джин поправляет спадающие нежно-розовые прядки волос и выглядит как с обложки «VOGUE», когда просто сидит и ничего не делает. Смотрит на Чонгука уверенно, не так, как раньше, даже с вызовом и попытками что-то ему доказать. Чонгук только умиляется на его старания быть взрослым.
— Вчера Намджун вернулся с Кобе. Мне интересно кое-что. Почему вы расстались?
Чонгук так и знал, что он затронет эту тему, и еле сдерживается, чтобы не закатить глаза кверху. Джин думает, что это важная тема в взаимоотношениях их троих, но сложности тут устраивает он один. Чонгук киснет на глазах, если честно, он уже устал мусолить эту тему.
— Джин, мы взрослые люди, и мы встречаемся, потом тихо и спокойно расходимся — так бывает. Просто нам было комфортно друг с другом, и на этом всё.
— Вы встречались пять лет, — с неверием говорит Джин и прищуривается. — Я думал, у вас было всё серьёзно.
— У него загруженный график, у меня также. Но всё в порядке, мы остаёмся хорошими друзьями, которыми всегда были. Кроме того, мир, в котором он вертится, слишком…
— Грязный? — продолжает мысль Джин, отчего Чонгук морщится и отпивает из своей чашки. — Всё-таки, он из долбанной психованной семейки.
— Прошу заметить, ты теперь тоже участник этого кровавого цирка, — усмехается, но взгляд напряжённый. — Намджун в последнее время очень занят. Слышал, старшего сына Ким накрыли, и Намджун сейчас занят тем, что выгребает его из дерьма.
— Я знаю, — не особо заинтересованный Джин пожимает плечами, вновь устремив взгляд к окну. Разборки между мафиозными кастами ему до лампочки. Всё это всегда происходило где-то далеко от него, в другом мире.
— Мне кажется, ты не совсем понимаешь всю серьёзность ситуации, Джин. Намджун теперь не выпутается из этого, потонув в этом болоте по самые уши. Стоит вступить на этот скользкий путь — просто так не отпустят. Он уже долгое время откладывал неизбежное. Я рад, что у него было возможность спокойно растить тебя.
— К чему ты клонишь?
— К тому, что я знаю его брата, как и всю его долбанную семейку. И скажу, что личность он не из приятных и многим перешёл дорогу. Все копья, брошенные к нему, могут поменять свою траекторию на нового владельца картеля. Скорей всего, старший братшка поджал хвост и скинул всё на младшего брата, не сумев разобраться сам.
Чонгук начинает волноваться за Намджуна. Ведь он знает его больше, чем живёт Джин, это всё ещё его лучший друг. И Намджун совершенно не тот человек для всего этого, он всегда любил тихую и размеренную жизнь, нутром ненавидел их семейное дело. Но сейчас его насильно заставляют вступить в игру, откуда он уже не выпутается, пока не заберёт себе все ставки. Джин ещё ребёнок и не понимает серьёзности всего, что происходит. А Намджун достаточно азартный человек, раз вступил в игру — заберёт весь куш.
— Это же Намджун. С ним всегда всё в порядке.
Чонгук улыбается, смотря, с каким восторгом о нём говорит младший. Конечно, это же Намджун, он и не сомневался в нём. Но он не супермен как в представлении Джина, как и у всех, у него есть слабые места. Чонгук чувствует, что скоро к нему поступит звонок. Ему лишь хотелось уберечь своего друга, последние его человеческие крупицы, ведь Намджун каждый раз ныряя в болото, теряет частицу себя. Чонгук в моменты сомнений смотрит на Джина, ребёнка, который и не подозревает, как сильно меняет Намджуна, вынуждая не забывать о себе и о месте, куда он должен вернуться.
— Так и будет. Я скучал, Джин, — расплывается в улыбке, мягко смотря на него, и он немного горд, что Джин вырос таким юношей, не смотря на излишнюю избалованность.
— Я тоже, хён. Но это была вторая причина, почему я захотел этой встречи. Раз между вами всё улажено, я ведь могу? Я люблю его, — говорит Джин, смотря прямо в глаза.
Этот мальчишка всегда знает, чего хочет и добивается этого любой ценой, спасибо воспитанию. И прямо сейчас он хочет одного человека. Спрашивать у Чонгука была лишь формальностью.
— Ты до сих пор? — устало вздыхает и трёт глаза. Чонгук знал о нездоровом влечении младшего к своему опекуну, но не придавал этому внимания, смахнув всё на временное помутнение. И зная Джина, если он захочет что-то, то он получает. Но с Намджуном это вряд ли пройдёт. Чонгук любит Джина и не хочет, чтобы ему разбили сердце. Но гадёныш всё прёт на огонь, ничего не зная, ведь ни разу не обжигался. — Выбрось эти глупости из головы. Твоим капризам должна быть мера, Намджун — твой отец.
— Да какой он мне, блядь, отец! Не смеши! Мой отец сдох уже давно, — он моментально взрывается. Злится и не хочет признавать Намджуна в статусе отца, потому что не хочет вот так. Ему хочется по-другому.
— Не говори так, Джин, — и младший сглатывает, в миг остывая. Чонгук редко говорил таким тоном: холодным, студившим жилы, тяжёлым, и оттого не продохнуть. Джин его боится, потому в глаза не смотрит, потому что придётся столкнуться с темнотой, от которой сами черти сбегают. От такого Чонгука ему хочется скрыться, спрятаться под стол, главное — подальше от этих чёрных впадин. Сейчас от солнечного и жизнерадостного человека не осталось ничего, и такая резкая перемена пугает. Но Чонгук моментально смягчается, возвращая лицу ту самую широкую улыбку. — Ты же знаешь, как любил тебя Тэхён. Он бы не хотел, чтобы ты так говорил о нём, — глаза моментально теряют цвет, улыбка сползает. — Тэхён многое для тебя сделал. Он всегда думал лишь о тебе.
Джин решается посмотреть на него и внимательно следит, пытаясь понять каждую эмоцию на лице. Он и правда ничего не знал о своём отце. Все его знали, кроме него.
— Откуда ты знал папу? — нерешительно спрашивает, боится услышать ответ, потому что никогда не решался спросить. Это было новым толчком. Чонгук никогда прежде не говорил о его папе, но его взгляд, когда Джин рассказывал ему, говорил сам за него.
— Меня с ним познакомил Намджун. Я запомнил его очень хорошим человеком, так и случилось, что мы дружили… втроём.
Вчетвером.
— Всего-то? Это самая скучная история.
— И всё-таки. Забудь про Намджуна, помимо того, что он твой отец, — смотрит прямо в глаза и вымораживает. Но Джин упрямо держит взгляд, храбрится.
— Ревнуешь? — ухмыляется, но как-то криво. Упорно смотрит глаза в глаза, но сжимает кулак под столом.
Чонгук на это заливается смехом, что начинает выбешивать младшего. Джин ненавидит, когда его не воспринимают всерьёз, принимают за глупого ребёнка, смотрят снисходительно.
— У тебя гормоны играют, тебе нужен не Намджун, а то, что у него под брюками. Представляю, какой это вынос твоего воспалённого мозга — каждый день такой набор фетишиста перед тобой. Я хорошо тебя понимаю, — следит за реакцией, улыбается. Он обожает дразнить его. — Найди себе другой член, вне дома и желательно твоего возраста, — Джин давится воздухом и возмущённо хватает ртом. Порой он думает, что совсем не знает Чонгука.
— Прости? Если ты думаешь, что мне нужно только это, я бы не заморачивался и давно нашёл другой, — зло бросает на стол купюру, но перед уходом останавливается рядом с ним. — Ким Намджун будет моим, рано или поздно. И даже ты мне не помешаешь, хён.
Чонгук улыбается на эти смешные речи, наблюдая через окно на нервно прикуривающего Джина. Эта его одержимость Намджуном совсем не радует, но за этим забавно наблюдать. И куда пропал милый мальчик? Ему на замену пришла истинная головная боль. Чонгук с сожалением думает, что этому мальчику весь внутренний мир выпотрашат, откормят осколками стекла и вручат его раздробленное на мелкие кусочки, сердце в руки. Он совсем ничего не знает о любви и уж тем более любви к Ким Намджуну. И, по-хорошему, Джина нужно остановить, пока всё не зашло слишком далеко, но разве он послушает? Чёртова Лолита.
Джина сегодня всё бесит, особенно эти двое, всё ещё считающие его малышом. И Джину немного обидно, что Намджун уделяет ему меньше времени, даже меньше, чем тому же Чонгуку. Изнутри сжирает ревность. Странное чувство ревности к этим двоим, ненависти и любви. Ему хочется разодрать улыбчивое лицо Чонгука, потому что никогда не сможет быть таким, как он, лучше него, лучше для Намджуна. Хочет отчаянно вырасти и проклинает разницу в восемнадцать лет. Хочется думать, что проигрывает Чонгуку только в возрасте. Но это же Чонгук — его любимый хён и пример подражания, тот, кто всегда был рядом и заботился о нём. Ему не хочется ненавидеть его, но, если надо, даже ему придётся подвинуться. Джин прекрасно знает, что иногда они тайно встречаются. Сегодня он и ничего не знал о том, что Намджун всерьёз взялся за грязные дела своей семьи. Ну, конечно, он ребёнок, которого никуда не посвящают. А у этих двоих всегда «дела». Он тоже хочет такие дела с Намджуном.
***
Первое, что Намджун чувствует — запах горелых тел. На улице моросит, к нему тут же подбегает охрана, прикрывая огромным чёрным зонтом. С раздражением смотрит на выгоревшее дотла здание, даже человеческие кости рассеялись пеплом. Взгляд тяжёлый и усталый. Но разбираться с этим Намджуну. Ему, откровенно говоря, бросили мёртвую псину в огород, не иначе, как объявление войны. Его безмозглый брат совершенно не умел управлять ничем, за что и пристрелил его при первой возможности, когда он подполз к нему за помощью. Намджун не терпит глупость, даже от родных. Всё равно до него не было никому дела в семье, даже похороны прошли быстро, никто и слезы не проронил, но отдать честь — это в лучших традициях таких семей. Намджун сделал услугу для всей семьи, избавившись от идиота, который проебался по полной, поссорившись не с теми людьми.
Семья Ким одна из «пяти семей» криминального мира Кореи и близлежащих стран Азии. Основная деятельность семьи: наркотики, рэкет, ростовщичество, отмывание денег, недвижимость, проституция и порнография. С давних пор у них действует перемирие с остальными семьями, но кто-то решил нарушить его, и он уверен, кто это. Но по существу, оно было нарушено ещё восемь лет назад, но в последнее время они начали действовать слишком активно, после назначения нового босса. Не иначе — встречают нового владельца картеля Ким. И Намджун прекрасно знает, что это ответочка именно ему.
— Что с камерами наблюдения? — голосом, не терпящих отлагательств, спрашивает Намджун.
— Это были чёрные фургоны без номеров. Но мы уверены, что это люди Мин, у одного из них было кольцо с гравировкой клана. Они забрали весь товар и сожгли склад вместе с нашими.
— Кажется, маленький ублюдок жаждет встречи со мной. Хотел бы остаться анонимно, всё бы подчистил. Это ведь прямое приглашение, правда?
Уже по пути ему приходит звонок, на экране высвечивается «Джин».
— Чего тебе? — безразлично интересуется Намджун. Он уже знает, чем он занят — о всех передвижениях ему докладывают.
— Хотел спросить, когда соизволите вернуться домой. Я тебя видел вчера утром, а сейчас уже час ночи. Я соскучился, — слащаво тянут на той стороне. Намджун знает, что наверняка он лежит в его кровати и болтает ногами, свесив голову.
— Завтра в школу, ложись спать, — неосознанно улыбается, и Джин слышит эту улыбку через динамик, обнимая подушку. И ужасно хочет его увидеть, редкую улыбку, ямочки, посмотреть в тёмные глаза, даже если он будет злиться на него, провести пальцами по жёстким волосам.
— Можно мне поспать в твоей постели?
— Можно, я всё равно вряд ли вернусь.
Джин хмурится и только сопит в трубку. Намджун представляет его обиженное лицо и посмеивается у себя в голове. Телефон вновь пищит, и, отняв от уха, Намджун видит второй звонок.
— Повиси минутку, — принимает второй вызов, прежде чем младший успел возмутиться.
— Ты обдумал моё предложение? — переходит сразу к сути Намджун, вслушиваясь в тихое дыхание и шуршание ткани.
— И тебе привет. Я всё ещё думаю.
— Только не говори, что звонишь, потому что соскучился, Чонгук? — уже более мягко и прикрывает глаза, расслабляясь в кожаном сиденье. Чонгук всегда действовал на него успокаивающе, от него веет домом.
— Сегодня виделся с Джином, он был всерьёз настроен на тебя.
Намджун смеётся, что этот ребёнок ещё не успокоился.
— Знаю, опять бесился?
— Очень, — Чонгук заливисто смеётся, чему не может устоять Намджун и расплывается в широкой улыбке. — Но если ты серьёзен со всем, что грядёт… охраняй свой дворик лучше, нынче сезон насекомых.
— Поэтому мне и нужен ты, возвращайся.
— Я выстроил свою жизнь с таким трудом не для того, чтобы потом вернуться.
Намджун понимает, что сейчас использует грязную уловку, но без Чонгука ему и правда никак. Только ему он может полностью доверять.
— Ты ведь так же любишь его и хочешь его безопасности. Поэтому, пожалуйста, — он никогда никого ни о чём не просил, но сейчас он должен, для безопасности своего
дома. Намджун доверяет Чонгуку и уверен, что все получится, если он будет рядом.
— Чувствую себя женатой парой со спиногрызом. Но я ведь не могу отказать, правда?
— Не можешь. Обговорим детали позже, сейчас у меня важная встреча.
— Береги себя, — сбрасывает звонок, оставив после себя облегчение. Значит, Намджуну не придётся его заставлять.
— Чего так долго? Кто это был? — в ту же секунду накидывается с расспросами Джин. Он тяжело дышит, будто, пока ждал, решил пробежать вокруг дома три круга.
— Важный звонок с работы, — врёт и собирается заканчивать этот бессмысленный разговор, но прислушивается и отчего-то сжимает корпус телефона в руке. На том конце слышно прерывистое, тяжёлое дыхание и сладкий высокий голос, шептавший его имя. — Какого чёрта? — не выдерживает Намджун, но с ужасом понимает, что собственный голос звучит гораздо ниже. Джин слышит его и громко стонет в телефон, подрагивая всем телом от такого желанного голоса, от которого электрический ток по всему телу.
— Твоя кровать так вкусно пахнет… Она пахнет тобой, — хрипит Джин с тяжёлым дыханием, сгорая от мысли, что Намджун мог бы быть рядом, и тесней прижимает телефон к уху, пытаясь быть ближе к нему. Он лежит на кровати в одной рубашке Намджуна на обнажённом теле, вдыхая запах его парфюма, которым пропахла вся комната, и от этого запаха мутит, болезненно-сладко тянет внизу живота.
— Ты такой испорченный, Джин, — и слышит громкий, не сдержанный стон и своё имя, с судорожным дыханием. Он немного подвисает на этих звуках, в голове проскальзывает подлая картинка Джина с приоткрытыми губами на его кровати, и он шумно сглатывает, затем прогоняет эту мысль. Джин кончает от одного его голоса и своего имени, он хочет ещё слушать и слушать, как звучит «Джин» в оттенке голоса Надмжуна. Жарко, не хватает воздуха, ноздри забиты этим запахом, а голова — голосом. Джин сильней сжимает свой член в руке, медленно проводя по нему, размазывая сперму.
— Так перевоспитай меня, пап, — с придыханием прошёптывают. У Намджуна дёргается в штанах от этого неожиданно хриплого шёпота. — Прости, я испачкал твои простыни, — резко сбрасывает звонок и даже отбрасывает телефон от себя подальше. Смывает наваждение и думает: «Какого, блядь, чёрта?» Его строго выстроенный мирок лопнул, как мыльный пузырь, у него на глазах прямо сейчас. Внутри ворох смятых эмоций, и он не знает, за что ухватиться и что думать.
— Чёртов пиздюк.
