Бумажное сердце

Слэш
NC-21
Завершён
161
Размер:
390 страниц, 43 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
161 Нравится 123 Отзывы 92 В сборник Скачать

Воздушные замки

Настройки текста
      Героин медленно вводится в вены, после чего иглу аккуратно вынимают и откладывают на медицинский поднос. Он внимательно следит за реакцией организма: проверяет пульс, сердцебиение, глаза. Лицо постепенно смягчается, становясь всё более отрешенным. Юнги поглаживает девушку по щеке и убирает после себя всё оборудование — со стороны выглядело все так неспешно и обыденно. Он подолгу вглядывается в красивое лицо, от которого не мог отвести свой взгляд полный ностальгии, её он запомнил лучше всех — №133. Этот экземпляр подходил лучше всего: здоровые тёмные волосы, которые он отращивал ей целый год, бледное лицо с тонкими чертами — смотрит на неё, а в груди всё сжимается с такой силой, выжимая с него ещё что-то живое. В один момент у него не останется ничего. Когда-нибудь Юнги перестанет так цепляться за прошлое, но сама мысль об этом вызывала только уродливое желание истерзать только больше юных дев. Оглаживает кончиками пальцев лицо девушки, лежащей перед ним на кушетке, как и все — с ампутированными конечностями. Она определённо самый удачный материал: показатели стабильны, организм сильный и работает слаженно, её жизни ничего не грозит, состояние было такое же хорошее, как у любого другого здорового человека.

Больше всего Юнги боится забыть настоящий образ своей музы за этими копиями.

      Юнги всегда имел страсть к власти — это было сродни спелому плоду, росшего на высокой ветке, куда ему никак не дотянуться. А стоило попытаться — били палками, прогоняя прочь. Но он смог, пробираясь по головам, по трупам, но смог. Хотел иметь эту власть над вечностью и жизнями людей, по этой же причине он пошёл в медицину. Отцу было совершенно плевать на то, чем он занимался, так что даже не препятствовал его выбору, а мать он и не помнит, чтобы когда-либо видел без бокала вина. Хирургия дала вкусить ему этот сладостный плод. Юнги учился со страстью, заключая с медициной вечный брак, продавая душу.       В начале всё было не так. Он не хотел этого раньше, но вспомнить почему — не может. Юнги и не помнит себя прежнего, его поглотила другая сущность, та, что родилась ещё в то время, когда он был ещё с ней. Чудовище, порождённое пугающей, даже его самого, одержимостью, обглодало настоящего Мин Юнги до костей. Теперь Юнги никогда не вернёт себя, разве что только вместе с ней. Мин Юнги создала она и забрала с собой в могилу, оставив ему после себя чудовище. После он погрузился в бесконечную тьму, слепо скитаясь со своей болью, пытаясь утолить свой вечный траур в крови, но этот кошмар никогда не закончится. Как Юнги и хотел, вечность в муках — его судьба.       — Верни мне… Верни мне! — не знает, к кому обращён этот крик, но ему хочется прокричать то, насколько он устал и мёртв внутри. — Почему… почему ушла только ты? — Юнги падает на колени. Эхо стука расходится по почти пустому помещению. Укладывает голову на грудь девушки — размеренные удары сердца его успокаивали и давали понять, что он ещё жив. — Ненавижу, — почти воет и поглаживает прохладную скулу сто тридцать третьего номера. — Я должен был убить тебя ещё в тот день, моя милая.       В тот день он стоял у серой многоэтажки на отшибе города, всматриваясь в окна, пытаясь разглядеть там хоть что-то. Живут ли люди там? Такое же серое небо тяжёлыми тучами нависло над ним, затрудняя способность свободно дышать. Время рабочее и большинство окон пустует. Юнги приехал сюда совершенно один, не хотел, чтобы хоть одна живая душа, кроме неё, знала его таким. Это должно было быть только их секретом, воздушным замком на двоих, но принцесса сбежала из башни, оставив совершенно одного в пустоте огромного замка. Они выстроили его вместе до самых небес, и теперь он необратимо рушится, а вместе с ним и он. Юнги не хочет оттуда уходить.       Юнги останавливается у двери с потрёпанной временем покрытием и толкает внутрь — не заперта. С каждым сделанным шагом силы покидают тело, ходить всё сложней, охватывает неуверенность и дикий страх. Наверное, он был лишь драконом, державший в заключении принцессу, которая предназначалась не ему. Её украли у него под носом. Юнги готов быть эгоистом до самого конца, пусть она возненавидит его, но он вновь заключит в цепи, будет держать под семью замками, но не отпустит — без неё уже не сможет, как впервые её увидел ещё совсем маленькой девочкой. Ему нужна его зависимость. Внутри жуткая ломка. Юнги боится сломаться и осыпаться прямо сейчас, как их замок.       Она стояла у окна, тусклый свет с окна освещал её красивый профиль, она смотрелась как нимфа даже в этом простом платье. Она не заметила его присутствия, на её лице лёгкая улыбка и такое умиротворение, которое он никогда не видел прежде. Джису бережно поглаживала выпуклый живот, с таким трепетом и любовью, что Юнги прошибала горечь. Он хотел растоптать этот момент, очернить и стереть навсегда с этого лица спокойствие. Юнги хотел вырвать презираемого им младенца, который ещё и не видел света, скормить свиньям, избавиться, стерев с лица земли, как и его отца. Как только она посмотрела на него, выражение лица сменилось за секунду, обретая враждебные и жёсткие черты, так хорошо ему знакомые.

Она не передумает.

      — Джису, во что ты одета? Твой Тэхён о тебе никак не заботится, — на лице уверенная усмешка, а в груди дыра с размером в целый кулак. Она смотрит на него, и он хочет опустить голову, спрятаться, лишь бы она не смотрела на него так.       — Выйди туда, откуда ты зашёл, и забудь дорогу сюда. Впрочем, из-за тебя нам придётся снова переехать, — отворачивается к окну. Джису устала. Где бы она не пряталась, на какой край Земли бы не сбежала — Юнги найдёт её везде. Она устала от него и от вечного побега.       — Не глупи, ты ведь совсем не такая. Вернись… — последнее было сказано совсем тихо, Джису вздрогнула, обернувшись на него. Юнги чувствовал её сожаление и боль, которая пожирала и его самого, он мог прочувствовать её каждым миллиметром кожи. — Даже сейчас, Джису, ты можешь вернуться. Ко мне.       — Я дала тебе понять всё ещё тогда, когда собрала вещи и перерезала всю твою охрану. Я не вернусь, Юнги, уходи, — смотрит твёрдо, бесконечно устало, и это стальное безразличие в глазах заставляет его мир с дрожью разрушаться, поглощая в тёмную пустоту, лишая последнего человеческого, что у него осталось.       — Что с ним не так?! Почему он? Что он сделал, блядь?! Тэхён всего лишь нищий без рода, у него ничего нет, он не сможет тебе дать ничего из того, что могу дать я! — срывается на крик, уже готовый к тому, чтобы схватить её за руку и потащить силком в машину. Нервы рядом с ней сдавали к чёрту. Юнги был в отчаянии.       Она лишь мягко улыбнулась, смотря на него так снисходительно, что это заставляло закипать в нём злобе и пугающей черноте, но Джису ничем не напугаешь — она знает всех его чертей, как своих, она была там настолько глубоко, куда не заходил ещё никто. Джису пригладила всех его монстров, откармливала лаской, оберегала и любила, насколько бы ужасными они не были, а теперь ставила одного и его внутренние демоны рвутся наружу, воют и скребутся по груди, пытаясь вернуть свою королеву на последнем издыхании.       — Ты никогда не поймёшь этого, Юнги, ты ничего не знаешь о настоящей любви. Я люблю его, — вновь бережно оглаживает свой живот, в глазах тонет сожаление и невыносимая печаль.       — Что ты несёшь, милая? — он чувствует, как внутри него что-то вдребезги разбивается и умирает. От этого физически больно в груди. Слова с её губ, как кнутом по сердцу, оно готово прекратить биться, отмирая по кусочку, чернее и черствея с каждой секундой. — Не говори глупости, просто протяни мне руку и поедем кататься на машине всю ночь, как раньше, помнишь? Будем разъезжать и ходить по магазинам, я купил тебе столько всего, ты ведь любишь белый? Я купил тебе белый «Порше». Ну же, чего ты молчишь? — она отходит к кровати, продолжая молчать — это было пыткой для него. — Ответь… прошу тебя… — но он снова срывается. — Твою мать, чего тебе не сиделось на месте, решила поиграть в любовь?! Вот только ты заигралась, пора возвращаться, Джису! Я заберу тебя, а твоего ублюдка после рождения убью собственными руками! А Тэхён будет гнить с ним в одной яме!       Джису залилась хохотом, но больше похожим на истерику. Она смеялась долго и сильно, с выступившими слезами на уголках глаз.       — И что будет после твоего коварного плана? Отдашь меня Намджуну? Я была всего лишь вашей пешкой на игральной доске, крутили мной, как хотели, одевали в красивые платья, украшали бриллиантами. Ты всего лишь хочешь, чтобы я была близко настолько, насколько возможно, у Намджуна я была бы в поле твоего зрения. Ты лишь хочешь контролировать мной, как и всегда это делал, только вот, Юнги, запомни: я не твоя вещь и никогда ей не была. А участвовать в межклановых играх я не намерена, с меня достаточно. Уходи.       — Я люблю тебя, — слова раздирают глотку, он чувствует, что она отдаляется от него всё больше и больше, уже не достать — она слишком далеко. Юнги хочет вернуться на несколько лет назад, когда она ещё принадлежала ему.       — Нет, Юнги, я не люблю тебя. Я ненавижу тебя, ты омерзителен мне. Не хочу тебя больше слышать и видеть, хочу избавиться от этой связи раз и навсегда. Я никогда не испытывала к тебе что-либо — ты заблуждался, Юнги. Ты ужасный человек, которому нужна только власть — это отвратительно, — она говорила спокойно, но каждое слово больно резало.       И вот он уже стоял полностью истерзанный до крови этими словами, к горлу подступает ком. Юнги отводит от Джису глаза, потому что больше не в силах выносить этого. Она была самым дорогим ему человеком, была его светом и источником жизни. Теперь она так просто говорит то, что убьёт его. Только что его душу растоптали всмятку и станцевали на костях.       — Джису… Зачем ты так? Пожалуйста, не говори так… только не ты… — тянет к ней руку, но она делает шаг назад.       Юнги замер, широко раскрыв глаза, не смея пошевелиться. Джису приложила дуло пистолета к собственному виску.       — Не подходи ко мне, сделаешь попытку увести силой — я пущу пулю себе в голову. Надеюсь, теперь ты поймёшь, насколько ты мне противен и как я не хочу быть с тобой.       Смотрит в упор в эти родные глаза, но впервые не может понять их, эту бурю эмоций в их глубине.       — Будешь продолжать меня преследовать — я убью себя. Я лучше умру, чем буду с таким, как ты.       — Джису… прошу тебя, не надо… Не выбрасывай меня из своей жизни. Не поступай так со мной, — Юнги не смог сдержать слезу, что сам удивлённо дёрнулся. Он никогда не плакал перед кем-то, но она так просто его ломает одними словами.       В один момент на лице Джису промелькнуло сожаление, ей было сложней всего видеть слёзы у этого сильного человека, но она должна убить его, иначе никак. Остаётся только наступить себе на горло — трудно дышать, но терпимо.       — Прощай, Юнги, надеюсь, мы никогда не встретимся.       — Совсем скоро я убью отца и клан станет моим. А твоё возвращение, лишь вопрос времени. Я верну тебя, хоть по кусочкам, но верну. Как только я переступлю за дверь, будет уже неважно верну тебя живой или мёртвой. Надеюсь, ты будешь умницей, и мне не придётся обезглавливать тебя. Я слов на ветер не бросаю, моя дорогая. Только не вини меня, если тебе придётся сдохнуть по собственной глупости, — утирает с глаз влагу и смотрит с решимостью. Джису видит в этих глазах знакомых демонов и жуткий, студящий холод. Юнги умер прямо здесь и сейчас, она сделала это собственными руками, осталось только записать время и дату смерти. Теперь его ничто не вернёт к жизни. — И помни: моя рука не дрогнет. Уже нет. Как только я стану главой клана, я объявлю тебя его врагом, и ты будешь казнена у главного дома. Если только ты не сделаешь к тому времени правильный выбор.       Юнги выходит за дверь большими твёрдыми шагами, громко хлопнув дверью так, что Джису крупно вздрогнула и выронила пистолет с рук. Но Юнги больше не мог находиться с ней ближе, он просто сбежал, глотая ком обиды и ревности, прокусывая губу до крови. Джису всегда выигрывала в играх с тех самых пор, когда она ещё была шестилетней девчонкой. Но Юнги не может на этот раз проиграть ей — он поставил всего себя, без остатка, до последней капли крови. Если не вернёт её, он не сможет продолжать дышать. А Тэхён — дело времени. Она никогда не простит ему смерть своего драгоценного возлюбленного, но правила здесь устанавливает не она. Юнги уже видит, как он убьёт его и не родившегося ещё малыша за одно. Джису, его маленькая принцесса, никак не может носить в себе это мерзкое отродье.       Оставшись одна, Джису пробирает озноб. Ей внезапно стало плохо, и она упала на пол. По побледневшим щекам стекали слёзы, в груди раздирало в клочья — она наконец дала волю чувствам, которые стойко удерживала всё это время. Сердце сжималось до болезненных уколов, когда она смотрела ему в глаза и утопала в его боли, не щадившей никого. Она своими руками растоптала чувства дорогого ей человека, ведь Джису совсем не хотела говорить всё это, но иначе Юнги не поймёт.       Джису знала Мин Юнги лучше всех, пусть он будет для всех сумасшедшим, тираном, мясником, но для неё он всегда был слабым и хрупким внутри, как ребёнок. И она осознаёт, как слова могли сильно ранить в самое сердце. Юнги придаёт значение всем ужасным словам, что ему говорят в спину, всем косым взглядам, снисходительности старших братьев, презрению отца к нему и безразличие матери. Он всегда всё слышит и видит, но молчит, притворяясь, что его всё это не волнует, запираясь глубже в себя, утолщая маску безразличности, закрываясь за дверьми. И оттуда он вернётся ещё более озлобленным и жестоким. Юнги хотел доказать всему миру, что он чего-то да стоит, что не пустое место, не бесполезный, что с ним нужно считаться, он не слабый и его стоит бояться. Но для Джису Юнги всегда был поразительным. Он многому научил и был примером для подражания, ведь сколько бы его не упрекали — промолчит, но будет усердней учиться, лучше владеть мечом, быть лучшим в стрельбе и во всём, за что бы не брался. И она не хотела быть ему врагом, ни за что на свете, но ради того, чтобы защитить Тэхёна — она готова на всё.       Джису горько зарыдала, крепко хватаясь за свой живот. Малыш уже понемногу дёргался, но она всё плакала: сильно и в голос. Был ли правильным выбор оставить ребёнка — она не знает. Джису ничего не знает об этой жизни совсем — она сама ещё ребёнок. Её одолевает тяжёлое чувство вины, придавливая хрупкие плечи под натиском жестокой реальности, которая ломала всех. Хватается за свой живот и плачет сильней. Малыш ещё не родился, но ему уже грозит страх смерти, пожалуй, правильней было бы избавиться от него, чтобы он не видел всего ужаса жизни своей матери. Ей безумно страшно того, что ждёт её завтра, она застряла где-то в перекрёстке и не знает, что делать. Единственным человеком, кто ещё может ей помочь, была её давняя подруга. Ей необходимо с ней поговорить. Это единственный оставшийся человек, который может ей помочь и не осудит. Она не сможет ей отказать в помощи, ведь они всё ещё лучшие друзья, хоть и прошло довольно много времени.       — Прости меня… прости… — Джису не знает, кому она безустанно шепчет извинения: Юнги, Тэхёну или ребёнку.       Она подползает к шкафчику рядом и достаёт свой телефон.       — Выслушай меня. Пожалуйста, помоги мне… ты единственная, кто остался на моей стороне.

***

      Он смотрит на того несчастного, кто попался сегодня к нему: с презрением скользит по грязной школьной форме и наблюдает за этим страх страхом в глазах. Раздаётся треск стекла очков под его подошвой.       — Кем ты себя возомнил, раз решил занять моё место в моё отсутствие? Ты лишь жалкий отпрыск людей, что вчера разбогатели, как ты смеешь мерить на себя мою корону? — в голосе ни капли сочувствия, лишь холодное безразличие. Он говорит тихо, но это ещё больше заставляет трястись в страхе школьника перед ним. Его бывший прихвостень поднимает на него испуганный взгляд, за что получает немедленно по лицу. — Ты недостоин смотреть на меня, — ухмыляется под гогот своей свиты позади.       Эта безнаказанность пьянит. Ему нравится, как перед ним все опускают головы — Сокджину нравится власть. И он прекрасно знает, что он здесь лучший среди всей кучки отбросов.       — На колени. Целуй мои туфли, — усмехается шире, наблюдая, как паренёк весь сжимается, становится меньше. Внутри него идёт борьба, за которой забавно наблюдать. Джин победно смеётся, когда несчастный безвольно падает на колени и нерешительно нагибается, тянется к ногам. Но его ожидает только удар по лицу новенькими кожаными туфлями. Вся компания начинает громко смеяться, только подзадоривая Джина. Парень скулит и держится за свой сломанный нос: вся рубашка уже в разводах крови. — Разберитесь тут, — махает рукой и скучающее следует в сторону лестниц на заднем дворе. Краем уха он слышит крики и всхлипы, но ему это уже неинтересно.       Охрана Намджуна за ним повсюду следует, но он уже свыкся с живой горой за собой. Присаживается на последнюю ступеньку и закуривает. Джин с блаженством затягивается и прикрывает глаза от слепящего солнца. День определённо удался, он и забыл за все эти недели сладостный вкус жизни. Чонгук был прав: стоило вернуться к этому раньше. Школа была для него игровой площадкой, куда он приходил поразвлечься. Напоминало коллекцию «Лего» из его девства.       На самом деле Сокджин был довольно способным и каким-то чудом ему удавалось оставаться в десятке лучших в рейтинге, хоть на него ему было совершенно плевать. Если спросить его о будущем, то он честно ответит: «Не знаю». Совершенно не имеет понятия чем будет заниматься, Сокджин всегда думал, что так и будет веселиться в модных тусовках и брать от жизни самое лучшее. Пожалуй, такой расклад дел его устроит, и он уверен, что Намджун это позволит. И если даже нет, то пойдёт туда, куда он велит, и будет развлекаться там. Прозвенел звонок на урок, и Джин поднимается с места, следуя к классу. Уроки ему нельзя пропускать — Намджун не одобрит.       День проходит размеренно и скучно. Остальные посмеялись бы и окрестили лузером — конечно, про себя, — увидев, как он обедает на пожарной лестнице в одиночестве. Хоть и еда из их кафетерия была довольно изысканной, но для него была совершенно безвкусной. В руке он крутит кусок круассана, преподносит ближе к лицу, ощущая приятный запах выпечки с малиновым джемом. Внезапно Джин заливается краской: теперь с любой выпечкой, хоть отдалённо напоминавшей круассаны, у него дикое смущение, ведь ассоциации совсем не о еде. Каждый раз смотря на них, перед глазами стоит лишь Намджун: его губы с привкусом шоколада, откровенные касания и низкий голос совсем рядом. В памяти ещё совсем свежи ощущения от тёплой груди за спиной и дыхания, обжигавшим ухо — внизу живота скручивает горячим узлом, а взгляд в мгновении перекрывается пеленой. И это совсем уж по-лузерски дрочить на пожарной лестнице от вида грёбанного круассана, но сейчас он лишь хочет побыстрей покончить с этим и получить долгожданную разрядку, когда в глазах ещё стоят яркие картинки с того дня. Джину совсем не стрёмно делать это перед глазами своей охраны. Он бы это хоть перед всей школой сделал, сейчас абсолютно плевать на подобные мелочи. На пике оргазма с губ слетает одно единственное имя, на которое будет и в гробу надрачивать. Сокджин чувствует себя одержимым, безвозвратным извращенцем, потому что Намджун единственный, о ком он думает весь день. Скребёт по бетону от того, насколько его хочет до онемения своей руки.       Остаток дня Джин прилежно учится, даже записывает все конспекты, отвечает на вопросы и выходит к доске. Прилежный и идеальный мальчик Ким Сокджин днём, а вечером начинается главное веселье в школе. Клубное время. Сокджин направляется к их кабинету, насвистывая весёлую мелодию под нос. За ним топчутся, как и обычно, остальные члены клуба, которые тщательно вылизывали ему задницу, потому что он президент их странного закрытого клуба, куда вступали только по приглашению самого Джина. Их называли «Элитными ложками», но официального названия у них нет.       — Какие сегодня предложения? — осматривая всех собравшихся, спрашивает Джин, сидя во главе стола совещаний. Этот кабинет он отжал у студсовета. Пусть кучкуются в помещении поменьше.       — Можем привезти сюда того пацана, слышал, у него и девушка есть, — ухмыляется один парень и все поддерживают его улюлюканьем при упоминании девушки.       — Уже не интересно, пройденный этап.       — Устроить разгром у совета? Они меня достали в последнее время.       — Или заменим все книги в библиотеке на порно-журналы?       Предложения сыпались одно за другим и следующая бредовей предыдущего. Джин потирает виски и вздыхает — совсем потерял хватку. Он прекрасно знает, что он мудак и последняя скотина на свете, ведь не даром так лелеял и растил этот образ годами. Ему так казалось правильным, таким, как надо. Джин должен быть лучшим и сильней остальных. Его авторитет ощутим среди золотой молодёжи столицы, а что уж говорить про такой маленький мирок, как школа. Сокджина боятся и уважают, восхищаются и целуют зад. Подросток думает, что обязан быть таким, требует от себя быть королём, ведь иначе никак. В его мозге вклинилась мысль, что от него этого ждут: такой репутации, власти, поведения. Ведь он из клана фениксов. Все от него только этого и хотят, а он соответствует. Но в глубине души идёт борьба, где есть ещё маленький мальчик семи лет, отчаянно кричавший о неправильности всего, чем он живёт. Но свернуть назад уже не может, ведь есть статус в обществе, Намджун с сильной харизмой и стальной манерой поведения, на которого он подсознательно ровнялся, есть Чонгук — его главный соперник и предмет восхищения, а ещё… его отец, на которого он не хочет быть похожим совсем.       — Не хотите поразвлечься с президентом студсовета?       — Ким Сокджин, ты зашёл слишком далеко! — девушка кричала, вырываясь из рук двух парней, удерживающих её за обе руки, но попытки были безуспешны — со своей миниатюрной и хрупкой комплекцией она бы даже не сдвинула их с места.       Парней только подзадорило сопротивление с её стороны, и все дружно подбадривали, кидая на неё сальные взгляды. Сокджин, как и обычно, сидел на своём месте, скептично наблюдая за происходящим, что казалось, он совсем не на этой планете. Сцена перед ним не больше, чем дешёвое второсортное кино.       — Хочешь подработать? Я слышал, твоя семья обанкротилась, — даже не смотрит в сторону сегодняшней жертвы, пролистывая ленту «Твиттера» в телефоне.       Президент мгновенно окаменела, перестав сопротивляться, в её глазах неподдельный ужас, ведь нет ничего хуже в этой школе, чем ученик без денег. Ты просто станешь массовой игрушкой для битья, сбродом, не лучше, чем дверной коврик, и смотреть на тебя будут, в лучшем случае, как на дерьмо. И никто не посмотрит на статус президента студсовета — её просто выпрут с поста.       — О-откуда… ты знаешь?.. — побледневшими губами проговорила девушка. Сердце подступало к горлу, а узел банта неожиданно начал душить. Джин не спешил с ответом, выдерживая мучительно долгую паузу, нанизывая на пальцы ниточки, увеличивая напряжение.       — Не издевайся, я могу получить доступ к любой информации. У меня может быть досье о каждом ученике в этой долбанной школе. Устрашающе? Ты что-то совсем побледнела, — встаёт и медленно подходит к ней, останавливаясь почти вплотную. — Знаешь, что тебя ждёт, узнай об этом вся школа? — в глазах ужаснувшейся девушки защипало, колени предательски задрожали — она прекрасна знала последствия, и от этого подкашивались ноги. Не может быть никого хуже и ожесточённей, чем подростки во вседозволенности, но она знает, кто в действительности хуже: тошнотворно богатые подростки во вседозволенности. — Наверное, концы с концами сводишь? Как будешь оплачивать учёбу? Сумма ведь немаленькая.       Её родители хоть и обанкротились, но всё ещё были довольно обеспеченными, но в этой школе это ничего не значит: среди всех учеников она на уровне с нищими. Родители не смогут теперь осилить оплату за обучение и ей придётся перевестись в школу классом ниже. А эта была самой лучшей в стране, для лучших учеников, но она теперь не одна из них.       —Поработаешь на мой клуб и я оплачу твоё обучение до самого выпуска. Для меня это всего лишь карманные деньги — это одна бутылка из нашего домашнего бара, — продолжает Джин, наблюдая за отчаянием в глазах президента. Она становилась всё меньше и меньше. — У тебя нет выбора, кроме как согласиться, иначе слухи быстро разойдутся, сама ведь понимаешь. А так — ты сохранишь этот секрет до выпуска, — её глаза наполнились слезами, она уже не могла их сдержать, сжимая кулаки до боли от ногтей. Откажи она Ким Сокджину — жизнь превратится в ад, для него ничего не стоит сломать всё её будущее.       — Что я должна делать?       — Залезай под стол и обслужи моих ребят. А я посмотрю на то, как ты низко падёшь. Чего стоишь? На коленки.

***

      Хосок являлся правой и незаменимой рукой Мин Юнги. Все дела клана и даже личные, всё, что касалось Юнги, — шло через него. Практически всем кланом Мин и присоединёнными семьями руководил он, с указки Юнги. Он был его глазами, мозгом и позвоночником, без которого тело рухнет. Ещё тогда, когда он решил свергнуть прошлого главу дома, Хосок руководил процессом чистки всех его приближённых и старого поколения. Именно через его руки лилась кровь матери и братьев Юнги. В его венах течёт раскалённое железо, а сердце сделано из гранита, вкупе с холодным разумом — в этом и была устойчивая сила правой руки семьи Мин. Юнги же был подвластен своим эмоциям и часто решал вопросы на вспышке чувств, затуманивая ими разум, — именно поэтому он нуждался в нём.       Юнги любил Хосока как родного брата — единственная настоящая семья, опора и поддержка. Пока он с ним, Юнги может свернуть все горы. Хосок — дикий пёс, посадивший себя на цепь и вручивший поводок ему в руки, преданно ложится у его ног и позволяет гладить себя по голове, отчаянно желая от него этого. А именно: одобрения, похвалы, знать, что с любым делом может справиться лишь он один и он не заменим. Хосок послушно приносит ему одну за другой головы их врагов, чтобы получить его мягкую улыбку и похвалу. Ему это необходимо, он может жить только так, и никак иначе.       И он первым узнает, что их партнёров понемногу подчищают, а поставщики отказываются с ними сотрудничать, скрываясь и уходя без веских на то причин. Если так продолжится, это может не хило сказаться на бюджете клана. Они не могут сейчас упасть, показать свою слабость, иначе семьи, находящиеся под ними, взбунтуются и уберут их. И Хосок знает, кому это выгодно. Намджун решил действовать исподтишка: грязно и подло — это вполне в его стиле. Понемногу отщипывает от них пёрышко за пёрышком, заманивает в свою паутинку, плетёт её вокруг них, грозится сожрать. Клан Ким большая угроза для них, даже по одиночке: никогда не предугадаешь, когда они нападут, выползая из своей норы. Сейчас они просто прощупывают почву, ищут больные места и ждут от них реакции. И Хосок не заставит ждать его. Защищать дом Мин — первостепенная задача.       Хосок садится в свой огненно-красный «Ламборгини» и едет в офис к Юнги получить последние указания. Пора выходить на охоту.

***

      Сквозь наушники громко играет NF — Paralyzed, юноша в чёрном капюшоне покачивает головой в такт музыке, подперев спину об кирпичную стену здания. Тихо подпевает и постукивает ботинком. Сквозь тёмные очки и спадающую тень капюшона лица почти не видно, лишь нашёптывающие губы. Вокруг город бурлит жизнью, солнце достигло своего зенита — он один выбивался из всей картины, как инородный организм в венах мегаполиса. В одиночестве и совершенно расслаблен, никуда не спешит, иногда на него кидали заинтересованные взгляды, но быстро проходили мимо. Рядом с его ногой лежала большая спортивная сумка, казалось, он кого-то ждал и временами посматривал на наручные часы. Время подходит к четырнадцати часам дня, и он отталкивается от стены с тяжёлым вздохом, подхватывает сумку и бодро следует к зданию через два дома.       Автоматические двери раскрываются и в нос ударяет запах рамёна с жаренными кальмарами — разгар обеденного перерыва. За стойкой двое что-то бурно обсуждают, не сразу заметив вошедшего. А как заметили, сразу поправили свою униформу и заинтересованно смотрят на незнакомца.       — Вам чем-нибудь помочь? — поинтересовался один из полицейских за стойкой, пытаясь вглядеться в лицо странного парня в чёрном.       — Да, пожалуй. Я нашёл эту сумку неподалёку, могу я сдать её сюда? Мне она показалась подозрительной, — ровный голос мягко излагает ситуацию, полицейский средних лет внимательно слушает.       — Ох, вы могли просто позвонить в участок и сообщить о находке. Но спасибо, что не остались равнодушны, — буднично-вежливо говорят ему. И под удивлённый взгляд юноша уходит, ничего не сказав. — Странный какой-то… — чешет затылок и переводит внимание на находку. Обычная спортивная сумка, но довольно тяжёлая.       В следующую секунду раздаётся оглушительный взрыв и полицейский участок летит в воздух. Люди, проходившие рядом, попадали на землю от ударной волны. Остатки здания охватил яростный огонь и чёрный дым окружил всю местность поблизости слишком стремительно. Рядом можно было ощутить запах горелой плоти и гари — от людей в участке остались лишь обгорелые жалкие куски. А минуту спустя взрываются и полицейские машины рядом, их горящие детали разбрасывает на несколько метров по парковке. Чонгук лишь отсылает «чисто» по номеру первому в контактах. Он быстро уходит за угол и садится в машину. Его ещё ждёт следующая точка.       В кабинет Юнги врывается Хосок — по его виду ясно, что случилось что-то серьёзное и из ряда вон выходящее. Юнги откладывает ручку и терпеливо ожидает ответов, смотря, как Хосок подходит к бару, наливает себе виски и осушает бокал. Он наконец садится на диван и говорит:       — Наш участок подорвали к хренам, — от этого известия Юнги изумлённо приподнимает бровь, откидывается на спинку кожаного кресла. Начинает нервно смеяться, и это уже не нравится Хосоку.       — Средь бела дня, надо же… — вдоволь отсмеявшись, говорит Юнги, но взгляд мгновенно падает вниз по Цельсию. Сжимает в руках свой вакидзаси и ему не терпится прирезать кое-кого. — Намджун очень любит мстить, вот как он мне ответил. Хорошо… Хорошо! Сегодня же доставь мне дохлое тело его главного головореза. Убрать его, всё равно, что поотрубать руки.

***

      После школы Джин едет прямиком домой, как ему и велено, ни шагу влево и ни шагу вправо. Дома он не застаёт Намджуна и пишет ему короткую смс-ку: «Ты где?». На что ему приходит через полтора часа скудное: «Я занят». Бросает телефон на постель и идёт отмокать в ванну. Уже лёжа в горячей воде, он понимает, как устал за день. Тело расслабляется и он начинает проваливаться в сон.       — Пап… а когда вернётся мама? — собственный плаксивый голос кажется ему безумно далёким и чужим. Отец снова не смотрит на него и вглядывается в капли дождя на стекле. Сокджину иногда кажется, что так он ждёт прихода мамы, которая так и не приходит. Серый силуэт отца при упоминании мамы становиться ещё бледней. — Пап?.. Мама… не придёт? — Тэхён долго молчит, что ребёнок думает: ответа не будет. Затем он слышит шелест высохшего голоса отца, совсем бесцветного.       — Я не знаю… Она должна вернуться, Джин… Она просто вышла в магазин за продуктами. Мама обязательно придёт. Просто она немного задерживается… — Джин наблюдает за не моргающим отцом, всё смотрящим в окно, будто боясь пропустить там что-то. Но он уже знает, что мама не придёт ни сегодня, ни завтра и ни послезавтра. Папа сказал, что мама ушла в магазин уже очень давно, Сокджин и не помнит когда.       Джин резко открывает глаза, вскакивая и бултыхаясь в ванне. Неожиданный сон про прошлое оставил на нём пыльный и неприятный осадок. Эти воспоминания были болезненными даже сейчас. Внезапно на душе стало невыносимо паршиво, что он буквально чувствует, как всё внутри него покрывается сыростью и плесневеет. Джин вылезает и идёт прямо к зеркалу, оттуда на него смотрит молодой юноша: красивый, но в глазах бесконечная тоска и непонятные тени эмоций.

«Ты будешь идеальной деталью в моей коллекции», — эти слова въелись в него, он пропитался ими.

      — Вот как выглядела мама? — прощупывает собственное лицо и хочет ненавидеть его, лишь потому, что оно такое же, как у неё. Он совершенно не знал эту женщину, но ненавидел с того времени, потому что именно она сделала отца таким. Его мать заставила сойти с ума любимого отца.       Решив, что самобичевание ни к чему не приведёт, он пытается взбодриться, но получается плохо, в груди ноющее опустошение. Но Джину хватает сил, чтобы заставить себя улыбнуться. Почувствовать себя лучше поможет лишь один человек. С решимостью подходит к гардеробу и надевает одну из излюбленных чёрных рубашек, чёрные скинни, завершая дело тонким кожаным чокером на шее. Ерошит бледно-розовые волосы и чуть подмазывает под глазами круги. И если честно, смотря в зеркало, Джин бы сам себя выебал, а значит: Намджун тоже. Он берёт машину с охраной и едет к нему в офис.       Сидя в машине, не перестаёт нервно сминать пальцы. Мало кто бы подумал, что высокомерный и пафосный Джин, король золотой молодёжи — трепетный девственник. Он только казался развязным и уверенным в себе, но дело было далеко не так. Вокруг него вьются множество молодых парней и девушек, что можно было подумать, что он с кем-то из них встречался, но нет. Да, он часто проводил время с ними, но только мимолётом, и в следующий раз выбирал себе другую персону для выхода в люди. Так и создавалось ощущение, что он менял пассий как перчатки.       В здание его пропускают без вопросов, как и в пустующую приёмную. Он удивился отсутствию той надоедливой секретарши, которая явно его ненавидела. Джин хмыкает и влетает в кабинет старшего, даже не постучав. Но то, что он увидел, заставляет его оцепенеть. Он не может поверить увиденному: Намджун разложил на столе какого-то паренька, втрахивая его в своё рабочее место, тот еле дышать успевает между громкими стонами и хватается за его спину. Сокджина будто гвоздями прибили к полу. Он всё продолжает смотреть на эту сцену, хочет отвернуться, но не может.       Намджун замечает застывшего парня и смотрит прямо в глаза. Тяжело дышит и ослабляет хватку на чужих бёдрах, останавливаясь. Младший совсем бледный, не моргает и не дышит даже, губы дрожат, порываясь что-то сказать, да не находят нужных слов. Намджун скользит взглядом по нему и застревает на шее, обтянутой тонкой чёрной кожей.       — Я же ясно дал понять, что я занят, — настрой пропадает окончательно, и он, нервно ругнувшись, так и не получив разрядки, отпускает парня и садится за свой стол, поправляя рубашку.       — Ты теперь шлюх на работу заказываешь? — Джин старается держать лицо и чертовски горд, что голос не дрожит, даже звучит нахально. С презрением провожает взглядом выбегающего из кабинета паренька. Если бы он обернулся на него, то от несчастного остался лишь пепел.       — Мой новый секретарь. А ты что здесь забыл? Я вроде не разрешал тебе никуда ездить, кроме школы, — смотрит твёрдо, но не может совладать с мыслями, глядя на этого мальчишку, что сейчас просверлит ему лицо. В глазах чёрная ревность и ярость — Намджуна это странным образом заводит не меньше, чем глубокий разрез на груди и долбанный чокер.       Вопрос задевает, но Джин не подаёт виду, спокойно подходит к столу и садится прямо на него, ощущая, как под ним твердеет член Намджуна. Смотрит с вызовом, а на губах невинная улыбка. Он прекрасно видит, как тяжелеет взгляд, темнеет с каждой секундой рядом, и откровенно манипулирует. Медленно выдыхает и с игривой нотой говорит:       — Я не могу даже навестить своего папочку? Может, я скучал, — расплывается в невинной улыбке и это обезоруживает. Намджун на секунду теряется. Джин тянется руками к нему и поправляет ему воротник. — Уволь его, — звучит несколько капризно и по-детски.       — Нет, — снимает заблуждение и его руки. Джин моментально хмурится и недовольно шипит, планирует соскользнуть со стола, но его останавливает крепкая хватка.       — Не уволишь, и я прямо сейчас его изобью до смерти твоей любимой вазой, — зло шипит Джин и морщится от боли в запястье.       — Ты ведёшь себя, как ребёнок, Джин. Не устраивай сцены на моём рабочем месте, — его терпение подходит к концу, и он сжимает руку сильней, чем планировал.       — А может тебе не стоило трахаться прямо на рабочем месте с шлюхами?! — кричит Джин и вырывает руку. — Я задушу этого урода своими руками! — в нём бурлит такая злоба, что он не в силах это контролировать, ему хочется лишь побыстрей её высвободить.       Но ему не дают исполнить свои замыслы. Намджун резко тянет его за руку через весь стол и говорит в самые губы, смотря в глаза: — Может, ты хочешь быть на месте этой шлюхи, малыш Джин?       И Джин дёргается назад, сбежать бы, но не может. В этих глазах он находит что-то поистине тёмное и пугающее.       — Только вот не забывайся. Ты возомнил, что можешь вертеть мной, как хочешь, но с девственниками я не сплю. Может, наберёшься опыта и тогда поговорим? — младший кусает губу и смотрит в глаза напротив, взгляд не отводит, и Намджун тонет в его обиде. А Джин и не мешает: топит в ней поглубже. В глазах щипает от стольких эмоций за раз, и он, выдернув руку, спрыгивает со стола. Намджун лишь смотрит на то, как он уходит, хлопнув дверью.       Оставшись один, Намджун скидывает со стола все бумаги и не понимает, почему он так зол. Напряжение никуда не уходит, и он вновь вызывает к себе секретаря, только вот зайти к нему медлят. В кабинет секретарь заходит, держась за свой сломанный нос, а вся его белая рубашка перепачкана в крови.       — Чёртов пиздюк.       Джин сейчас так сильно расстроен, что ему одновременно хочется вернуться и отбить всю оставшуюся морду секретарю, либо лечь прямо на асфальт и разреветься, как испорченный ребёнок. Но больше хочется ощутить себя в безопасности, в тепле родных крепких объятий и греться от солнечной яркой улыбки. Сегодня Джин ослушивается Намджуна второй раз, велев водителю ехать к дому Чонгука. Ему сейчас жизненно необходим его любимый хён.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.