Бумажное сердце

      Машина со скрипом резко останавливается, что Сокджин чуть поддается вперед по инерции. Он чует неладное. Волнительный холодный сгусток вибрируя, поднимается всё выше от кончиков пальцев ног. Вот оно, как выглядит тревога. Сейчас он её ощутил на ощупь, она как ледяная вода, быстро проникающая и заполняющая собой всё, бульканье в ушах, будто он уже под этой толщей воды. Барахтается как может, но от неё так просто не избавиться, она заползает в уши и рот, на вкус солёная и вязкая, как разбавленное морской водой желе. Джин оборачивается к водительскому сиденью, смотрит испуганно на Джи, чтобы он хоть что-то сказал, хотя бы любую чушь, вроде: ничего страшного, сейчас мы проедем дальше. Но он понимал, что ничего из этого не будет. Они в ловушке.       – Джи… – но сейчас ему ничего не остаётся, как ожидать что-то от старшего, надеется, что всё окажется не тем, что он думает. В то время Джиён тяжело вздыхает, его взгляд настолько напряжён, что даже не моргает, глаза его чуть поблескивают от нехватки влаги и если он не моргнет, то прослезятся. Всё-таки закрывает глаза и тяжело вздыхает.       – Не выходи из машины.       – Мы… ведь проедем?       Проехать мост они не смогли. Точней им это почти удалось, но на конце проезд был заблокирован. Впереди перегородили путь две машины с затонированными окнами. И это не может значить ничего хорошего, но как ни странно, из машин никто пока не выходил.       – Проедем через другой, – хотя он понимал, что им врятли дадут проехать. Но попытаться стоит, по крайней мере, им не выдвигали пока никаких условий. Он вцепляется в руль и разворачивает машину, зеркалом заднего вида наблюдая, что машины остались на месте. Но как только он хотел проехал пару метров, заметил, как напротив стремительно едет белоснежный Астон в окружении двух внедорожников. – Блять! – бьёт по рулю и резко останавливается. Это был тупик. Джиён прекрасно знает кому принадлежит эта машина, знает номера наизусть, ведь вёл за ней слежку.       Джин со страхом смотрит вперёд, ожидая всё что угодно, пулю в лоб в том числе. Но этот страх приумножается в десять раз, когда из остановившейся в трех метрах машины, выходит он. Прямо перед ним стоит его страх, обретший форму, разум и имя. Мин Юнги. Смотрит прямо на него через лобовое стекло, но кажется, что его и вовсе нет и между ними расстояние в десять сантиметров. А рядом с главой первой семьи стоит его правая рука – Чёрный ворон смирно ждёт приказа, расслабленно осматриваясь. Джин даже боится дышать, делает это очень тихо, словно ему нельзя совершать этот жизненно важный процесс. Глаза Юнги он видит чётко даже отсюда, их прищур и блеск, как они его разбирают по косточкам, скользят острым скальпелем по коже, он видит в этих глазах свои вырванные связки и зашитую культю руки. Он резко вздрагивает и прилипает намертво к сиденью, сжимает ремень слишком сильно. Джин ни за что и никогда не выйдет из этой машины, будет цепляться за что угодно, зубами будет хвататься, но не выйдет. Никогда не сделает и шага к этому монстру в человеческой коже. Не выйдет навстречу своей смерти. В ушах зазвенел его шепелявый шёпот, достающий из недр его сознания ледяной, морозящий жилы невыносимый страх. «Ты не имеешь право на жизнь, ты не должен был рождаться на свет, ты ошибка. И я эту ошибку исправлю, более того, украшу…».       Но сейчас за ним не приедет Намджун, он едет сейчас в Пуан. Он не успеет спасти его. От мыслей, что им никто не поможет сердце замирает. «Значит это конец?».       Бескрылые быстро убирают сопровождавших их людей Змей, затем Джин видит, как Юнги самолично достаёт пистолет и не задумываясь ни секунды, стреляет вперёд. Для Джина это происходит слишком стремительно, как мгновения одного моргания. Юнги метящий в их машину, дальше темнота и он уже с ужасом вздрагивает от громкого, протяжного гудка машины. Этот шум вокруг, стуки сердца, как и постукивания собственных зубов от сильной дрожи, его тело трясло так сильно. Но он всё равно поворачивает голову, тихо воет, прикрывает рот, в внезапном страхе выплюнуть своё сердце, бьющееся по ощущениям, где-то в горле. Пуля застряла в водительском кресле, Джин не может отвести глаза от чёткого кровавого отверстия на затылке. Джиён безжизненно упёрся лбом в руль, надавливая всем весом на клаксон. Сокджин не верит в происходящее, кто-то шутит над ним не переставая. Пуля прошла на вылет, кровь струйкой стекает в салон машины, пачкая колени и туфли Джиёна, которые он специально сам выбрал для сегодняшнего торжества, тогда Джин назвал их уродливыми и старомодными. Сейчас он не двигается, а его кровь повсюду, не собирается останавливаться, а протяжный сигнал продолжает громко бить по ушам, но он отходит на задний план.       – Д-джи… Ты… – ему кажется, что сейчас всё обернётся розыгрышем, он встанет и скажет, что это шутка или плохой сон, при этом не переставая ворчать на диалекте. Но этого не происходит, спектакль затянулся. Джин не верит, что это реальность, его реальность. Где он так часто видит смерть, она слишком близко к нему подобралась, жадно забирая всё. Сейчас он остался один, эта жестокая реалия выбивает почву из под ног. «Я не справлюсь. Я больше не могу». Сам не замечает, как слёзы текли ручьём всё это время.       Его будто швыряют головой об стену, выдернув из панциря, когда раздается глухой стук и Джин вздрогнув, резко поворачивает голову, вмиг прилипнув мокрой спиной к сиденью. Слишком близко. На капот машины запрыгнул Юнги, сейчас он присел, чтобы оказаться на одном уровне глаз. Ничего не говорит, не двигается, просто смотрит. Но Джин чувствует, как выжигает глазами так, как умеет это он. Взгляд его – сдирать кожу заживо и медленно, смакуя каждую секунду. Он чувствует это на себе невозможно остро, судорожно дышит, захлёбывается, мышцы живота сокращаются так быстро, что начинались невыносимо болезненные спазмы. Старается провалиться назад, продавить сиденье авто, но сбежать не получается, Джин даже не может пошевелить пальцем, оцепенев от страха, лишь смотрит загнанным в угол зверьком. Юнги смотрит, будто говорит: я убил его и убью ещё. Юнги получает чистое наслаждение от этого жалкого, страшно напуганного вида, хочет надавить сильней, до треска костей, раздавить как букашку, смешав с грязью. Искупать это прекрасное личико в крови, разделывать как искусный сушист живую рыбу. Пальцы колит от одной мысли о скальпеле и о том, как он будет проникать в эту кожу.       – Не надо… не подходи ко мне… не трогай… – шепчет неразборчиво под нос, впиваясь ногтями в кожаную обивку. Потом кричит, когда Юнги сильным ударом рукояткой вакидзаси бьёт по стеклу, потом ещё и ещё. Стуки, треск, гул сигнала – заполняют голову Джина, разрывая её на части. На секунду впивается взглядом в расползающиеся узоры трещин на стекле, в следующую секунду кричит страшно. – Нет! Не подходи ко мне! – кричит и закрывается руками, за них же его и хватают.       Прикосновение этих холодных рук для него сродни прикосновению раскалённого железа к его голой коже. Вырывается, оставаясь на месте только из-за ремня безопасности, но Юнги быстро решает эту проблему, прорезав ремень своим вакидзаси. Джин кричит жутко, видя холодный блеск лезвия. Его вываливают из машины через разбитое лобовое стекло, осколки рвут его одежду, оставляя полосы и на коже. Хватается за всё, что попадётся, содрав все ладони в кровь, как и поясницу, оголённую от задранной наверх рубашки.       – Попался, птенчик! – перекрикивает его Юнги, а на лице улыбка. Борьба подогревает его так, что он хочет порезать это создание на куски прямо здесь. Выволакивает из машины за шкирку, кидает на землю, Джин при падении больно ударяется и сдирая часть кожи со скулы и брови, проезжаясь лицом по жёсткому асфальту. Но он не чувствует боли – страх перекрыл собой все чувства и эмоции, возвёл себя на пьедестал и задушил естество.       Но до того, как Джина вновь схватили, он дрожащими руками держит пистолет, но дрожь не даёт держать прицел ровно. Ему сейчас плевать на отнимание жизни другого человека, ему плевать сейчас на всё. В голове только одна мысль выжить, заменяя человека в нём животным инстинктом. Смотрит испуганно, целится Юнги в сердце, на поражение. Главная угроза жизни стоит прямо перед ним на расстоянии вытянутой руки, наблюдает за его попытками спастись и улыбается. Улыбка эта мягкая, словно одобряя, с такой улыбкой хвалят детей за пятёрку в школе, но не тогда, когда на тебя наставили пистолет.       – Слишком близко… – Джин хмурится, не понимает о чём ему говорят, он сейчас ничего не понимает, но до него доходит смысл сказанных слов, когда Юнги быстрым движением схватил его руку, отводя в сторону. Выстрел ушёл в воздух до того, как пистолет отбили и он откатился в сторону.       Надежда на его выживания сейчас лежала в трёх метрах от него, а смерть прямо перед ним, стоит, ухмыляется в безупречном белом костюме, поправляет перчатки на руках, наслаждается беспомощным видом. Джин начинает понимать. Ему не выжить. Он сделал всё, что мог, без Намджуна и Джиёна не справится, без них он никто, не представляет из себя никого. Сокджин только сейчас ясно ощущает, что он никто, ничтожество для которого нет места, слишком слабый, у него по одиночке ничего нет. Сейчас он сидит на коленях, опускает голову к носкам чужой обуви и принимает, сдаётся, перестаёт бороться. Этот запах отчаяния смердит и поднимает настроение Юнги.       Хватает младшего за волосы, тянет наверх, заставляя встать с колен. Смотрит прямо в глаза и говорит:       – Жаль отказываться от такого ценного материала. Ты был бы единственным бриллиантом у меня среди кусков глины, сиял бы у меня перед глазами, как напоминание моей победы. Мой дорогой трофей и племянник, – обнимает и раскачивается на месте, голос падает до полушёпота, напоминая Джину о существовании ада. Он может почувствовать вибрацию от каждого слова на своём теле, как и Белая ворона чувствует, как его трясёт. Поглаживает по затылку племянника, укладывая голову на своё плечо. Затем шепчет в самое ухо, – Но знаешь, птенчик, я очень жадный и получаю то, что хочу… Я обязательно заберу тебя позже, так что живи с мыслями, что я верну тебя туда, где тебе самое место. Каждый день просыпайся с мыслями обо мне, о том, как я буду делать из тебя искусство, мой не огранённый бриллиант.       Сокджина парализовало, язык прилип к нёбу, словно он стал неподвижной марионеткой, позволяя делать всё, что вздумается с собой, пусть даже ломают, рвут на части. Он так поглощён своим животным страхом, что не замечает подъехавшие машины, новых гостей к их кровавой компании.       Юнги внезапно разворачивает Джина спиной к своей груди, плотно прижимая. Младший перестаёт дышать, когда чувствует лезвие на своей шее.       – Я вложил тебе чип в зуб ещё тогда, когда ты гостил у меня. Дядя всегда знал, где тебя искать, – Сокджин чувствует, как по спине проскальзывает холодный ток и сердце уходит в пятки. – Если ты умрёшь раньше, чем я тебя своими руками убью – меня ничто не остановит, чтобы украсить ещё пятьсот «цветов», чтобы утолить твою потерю, последний идеальный штрих моей коллекции.       Джина колотит так сильно, что он боится упасть, точка опоры сейчас – Юнги, крепко державший его, только он не давал ногам согнуться и припасть коленям к земле. Сейчас он просто висел на нём, не в состоянии бежать и хоть что-либо сказать. Но в его голове не складывается воедино одно изображение, словно он видит только размытые пиксели, знает, кто перед ним, но не может поверить, не доверяет своим глазам. В нём намешано слишком много эмоций, даже не успевая реагировать на все. Поэтому он смотрит широко раскрытыми глазами сначала на Чонгука, идущего прямо в их сторону. Но это был не он. По крайней мере, Сокджин не узнавал прежнего Чон Чонгука, своего примера подражания с детства, соперника и близкого человека. Взгляд Чонгука поменялся: холодный, колючий и совсем чужой, безразлично мажет им по его лицу. Сокджину плохо. Он ищет спасения в его лице, что сейчас так заострилось и отталкивает одним выражением.       Рядом с ним идёт незнакомая ему женщина, она смотрела прямо на него, не отрываясь. Она выглядела так неуместно среди происходящего, как нежный бутон лилии, среди кустов камышей. Движется, словно скользит по льду, если долго смотреть ей в глаза, можно понять, что изначальная мягкость ничто иное, как жестокость. Она знает, чего хочет, уверенность и есть её лицо.       Эти двое останавливаются прямо перед ними, Хосок подходит ближе к своему хозяину и сверлит Чонгука, между ними ионы взрываются, воздух становится электризованным. Юнги чуть надавливает на вакидзаси, но не так сильно, чтобы не порезать кожу шеи Джина.       Фэн Ро усмехается своими красными губами, выражение лица такое, словно она сдерживает смех. Джин недоумевает, почему Чонгук стоит и просто смотрит, не говорит ничего, словно ничуть ничем не удивлён, не обращая на него никакого внимания, словно это не ему тут вот-вот перережут горло. Юнги также хмурится, видя Чон Чонгука вместе с этой «сукой», как он зовёт Розали про себя. Но сейчас «верный» пёс дома Ким мало волнует его. Догадки доходят до него, в таком случае, не удивительно, почему всё прошло слишком гладко в пентхаусе. Вот о чём говорила Фэн Ро, когда сказала: «у меня есть джокер».       – Эта встреча прошла несколько некрасиво, ты так не думаешь, Юнги? – но смотрит на Джина, который не отрывался от Чонгука. Ро смотрела на юношу перед собой и была в восторге, видя его первый раз лицом к лицу. Это и есть сын Джису, её кровь и плоть. Такое чувство, будто она видит её после долгого времени, действительно, рядом с этим мальчиком создавалось ощущение присутствия Джису. Не удивительно, почему Юнги так вцепился в него. Но у неё другие правила: ничего не отдавать и брать всё к своим рукам. Фэн Ро не любила делиться с детства, так же, как и проигрывать в играх старшим братьям. Методы – последнее о чём она будет волноваться.       – Мне поебать, чем ты заманила к себе эту собачку, какой человеченкой откармливала, но я тебе не верю.       – Ты уже пустил меня за порог своего дома, будь гостеприимней. Я помогла тебе избавиться от второй семьи в обмен на неё. Всё честно. Мне не нужно всё, только владения Фениксов, мы сможем отлично сотрудничать. Если на чистоту, тебе не нужно ничего, кроме одного. Тебе плевать на кланы, ты лишь хотел быть настолько сильным, чтобы раздавить дом Ким. А зачем? Для мести? Всё сводится к тому, что твои усилия до этого момента, вся та пролитая кровь – ради Джису. Но от неё остался только пепел. Она будет твоей, но только в обмен на её сына.       – Не держи меня за идиота. Я знаю, что ты подгребёшь под себя все семьи, тебе, одной из триад, будет мало лишь одних Кимов. Я также буду стоять помехой к этому.       Юнги больше нечего терять, когда он уже почти добровольно отдал Фэн всё. Она убьёт его и он это знает, значит напоследок он заберёт с собой своё. Он рискнул ради этого всем.       – Ты не веришь мне, но поверишь этому. Чонгук, покажи ему, – после чего Чон послушно достаёт из кейса урну с прахом. Юнги внимательно смотрит на него, не может поверить, что там его сестра и они, наконец, воссоединяться после стольких лет. Он думал, что никогда не получит даже останки Джису. Она Мин Джису, принцесса бескрылых воронов, ей место в семье Мин, рядом с ним. У Юнги уже готова пышная усыпальница для неё, с самого ухода сестры.       Вместе с прахом он вытащил и маленький футляр. Фэн взяла в руки футляр из синего бархата, больше без никаких опознавательных черт. Когда она раскрыла его перед собой, Юнги замер, не смея сводить глаз с содержимого. Перстень. Серебряный перстень с гравировкой бескрылого ворона – их клановый обязательный атрибут, но этот отличался, он был в единственном экземпляре. У этого ворона было одно крыло, как отличительный знак того, кто был принят в семью, став первым не кровным наследником. В семье Мин были такие же правила, как у второй, но впервые у них возникло исключение. Джису была законным наследником, хоть и не являлась родной дочерью тогдашнего главы, но ей приписывалась большая часть наследства, он обеспечил свою любимую и единственную дочь всем. Она вполне могла бы стать главой клана, если бы захотела, запретов на это не было, у неё были равные права с братьями, если не больше. Даже после предательства Джису, отец не отменил эти правила, оставив в семейном реестре и право на наследство нетронутым. Возможно, он надеялся, что дочь вернётся, хоть и не искал её сам. И именно по его заказу был сделан этот перстень, как исключение.       Юнги узнает его даже после стольких лет. Его очень трудно подделать в точности до детали. Также на обратной стороне были вложены мелкие бриллианты по желанию самой Джису, бриллиантовая россыпь вырисовывала на серебре «Y. J» – инициалы Юнги и Джису. Брат значил огромное место в её жизни, она хотела, чтобы часть него всегда была с ней.       «Y. J» не просто надпись или символ. Это неразлучность их связи, она хотела придать этой связи форму, ощутить её на пальце, именно поэтому она попросила её на обратной стороне перстня, чтобы чувствовать кожей вместе с выпуклостью маленьких бриллиантов. Когда она снимала его, на пальце всегда оставался еле заметный отпечаток их связи.       – Убедился? – сдержанно улыбается и закрывает футляр. Слишком резко и быстро для Юнги, он хотел ещё раз посмотреть на него, с ним связано так много воспоминаний. Это заставляет проснуться в нём раздражение, что он чуть сильней надавливает на вакидзаси, от чего Джин деревенеет, чувствуя, как стекает тоненькая струйка крови по коже.       – Знаешь… Сокджин-и, ты ведь должен знать свою мать. Ты был слишком близок с её убийцей. Поэтому подскажи мне... Если ты ответишь верно, то я отпущу тебя, – шепчет на грани слышимости, Розали с Чонгуком не могут слышать о чём он говорит. – Отвечай, ты видел её?       Джин со страхом смотрит перед собой, почему-то застревая на Чонгуке, который совершенно не смотрел в его сторону, о чём-то переговариваясь с незнакомой ему женщиной. Он уже понял от разговора, что его обменяют. Но что это за женщина он не знает, но с ней Чонгук. Значит… они ему помогут? Тем временем Юнги не намерен отступать и продолжает давить всё с тем же напором.       – Д-да…       – Так подскажи мне. Если ответишь честно – отпущу. Соврёшь – сам знаешь, что будет. Я непременно узнаю, если ты начнёшь врать. Моё лезвие у твоей глотки, ты обязательно сглотнёшь, у тебя пересохнет в горле.       У Джина сейчас и правда пересохло в горле, он боялся сглотнуть и выдать себя, хотя даже ничего не сказал, но заранее боялся соврать.       – Это… не она. Джису закопана в лесу, под безымянной могилой. Гранатовое колье – единственный опознаватель.       – Колье?       – Шато Шеваль Блан 1947 года… Намджун каждый год приносит к ней на могилу…       Юнги не двигается и хмурится. Это действительно было любимое вино его сестры, которое всегда было в их домашнем погребе. Сокджин сейчас говорил правду. По крайней мере, он хочет верить ему, нежели Фэн Ро. У Сокджина нет скрытых мотивов, только неподдельное желание выжить, сейчас он скажет ему любую правду, секрет, лишь бы жить. Розали соврала, значит придётся прибегнуть к другому варианту.       – Молодец, – Фэн Ро смотрит на Юнги тяжёлым взглядом, но в нём нет ни капли сомнения, смятения. Всё такая же самоуверенная. Чонгук напротив, будто где-то не здесь, его заботят другие вещи. Ему хочется разобраться с тем, что здесь творится и быстрей уйти к себе. Полететь в свой родной дом, в Пекин, скрыться в своей комнате, где он не был уже давно. И закрыться на семь замков. Чонгук не хочет видеть Сокджина. Не сейчас. Даже если он глазами молит о помощи, но даже если бы он висел на краю пропасти, Чонгук бы не подал свою руку. А лучше – толкнул вниз. – Фэн Ро, ты не получишь его, хоть где-то ты должна была просчитаться! – отводит лезвие в сторону, чтобы одним движением перерезать шею Джину.       Чонгук видит застывший страх на Джине, в его глазах всё ещё таилась надежда, отчаянное желание жить, но в примеси с безысходностью. Он знал, что сейчас умрёт, когда вакидзаси так близко, а хватка на нём железная. Эти секунды для него должны были быть последними и эти секунды он смотрел на Чонгука. А он чувствовал на вкус эту жуткую примесь эмоций, от них остро пахнет тем, что он так любит. Чон знает, что будет дальше, но всё равно надеется, что он не успеет и Сокджин исчезнет навсегда с лица Земли, от него останется лишь никчёмное тело. Но происходит по изначально задуманному плану старшей сестры. Она никогда не проигрывает в игры, уж в эту тем более.       Юнги каменеет, падает на колени и дыхание сковывает тупая боль в груди. Эта боль хуже боли на затылке от удара. Никак не получается вковать это в сознание и сложить два плюс два. Это просто не тот формат, который мог бы уместиться в голову. Юнги не хочет признавать произошедшее, факты кажутся немыслимыми. Сейчас он опирается руками на землю и смотрит расширенными глазами вперёд. Сокджин не понимает, что произошло и сидит рядом, чуть дальше от Юнги, затем сразу отползает в сторону.       – Что… – с пересохшим горлом сипит Мин и смаргивает, будто пытаясь внушить себе, что показалось, он ошибся.       Розали смеётся, она долго сдерживалась. Наконец, она может кинуть на стол своего припрятанного джокера. Ударив под дых Белую ворону. Этот сладкий вкус победы, возвышения над свергнутым королём – внушает лёгкое чувство опьянения, как от вина. Улыбается и смотрит вниз, на Юнги припавшего к земле, пытающегося собрать себя воедино, но рана слишком глубока. Он буквально лишился одной руки. А без неё он практически ничего из себя не стоит, сидя один во всём мире. Юнги действительно остался одиноким. Дальше следуют короткие вспышки и град пуль. Люди Бескрылых падают на землю вслед за своим кровавым королём, оставшегося беспомощным. Все и не успели ничего осмыслить.       – Я победитель в этой игре и во всех, что я затеваю. Тебя было легко одурачить. Мин Юнги остался посмешищем, как и вся ваша империя «Пяти семей» ничего из себя не стоит. Вы лишь детишки, пытавшиеся запрыгнуть выше своей головы, но против меня – исход был предрешён с самого начала. Вот как выглядит конец вашего господства, я отберу у вас всё, осталось только втоптать тебя в землю. Но это я оставлю на потом, для тебя у меня ещё припасены сюрпризы, которые сломают тебя полностью и раскрошат в пыль.       – Ты врёшь… Этого не может быть. Фэн Ро! А ты! – оборачивается и смотрит с такой злобой, от которой щиплет в глазах. Это горькое противное чувство полностью овладевает им – вкус предательства, которое он ощущал не раз. Он думал, что не переживёт это чувство в первый раз, но теперь может сказать, как ощущает разлагающееся сердце в груди. Гниёт, распадается на куски, отравляя кровь, пуская по венам мерзкое чувство предательства. С этим чувством ничто не сравнимо. Юнги открылся, но получил самый остро заточенный кинжал в спину, рана сквозная. Ирония в том, что он сам заточил так остро это лезвие, лелеял, прогрев рукоятку своей кожей. Но оно прорезало его сквозь кости. «Я не должен был пускать никого».       Хосок смотрит на своего босса с верху вниз и убирает пистолет, которым он пристрелил членов клана.       Чонгук разочарованно фыркает и отводит взгляд. Всё-таки, он надеялся, что брат не успеет, прозевает момент и прольётся кровь. Но увы, он как и всегда безупречен, делает всё чисто и чётко по плану.       Хосок и Чонгук всегда были как Том и Джерри – вечно соперничают, соревнуясь за внимание сестры ещё с детства. Дрались всерьёз и не жалели друг друга, а после внедрения в главные дома, ситуация ухудшилась – слишком вжились в свои роли, почти слились с ними, спустя столько лет живя под чужой личностью. Но они знали, что остаются семьёй, несмотря на их вечные тёрки. Чонгук носит почку брата и чуть не отнятую его жизнь. Как говорила всегда Фэн Ро: «Мы втроём – Сань цай. Мы и есть триада».       – Сань цай пора воссоединиться и вернуться домой.