Но есть те, кто сходит с ума, чтобы вписаться в рамки, куда их загнали как мышат в мышеловку.
Джин оказался главным участником в этом спектакле, так похожий на клинику для невменяемых.«Может, это я не в порядке?»
Он смотрит на остальных пациентов, они все тянут к нему свои руки, пытаются сорвать с него больничную одежду, клацают зубами и их горящие глаза преследуют, смотрят с каждого угла и потолка. Пациенты ждут. Ждут, когда он так же сойдёт с ума. В этом птичьем гнезде нельзя быть таким, нельзя быть собой. Для всех пациентов есть свод правил, а нарушителей отводят в комнаты, прожигают мозги, делая своими послушными марионетками, готовыми следовать любым указаниям и правилам. У всех бедных пациентов двоится лицо, раскалывается пополам, пытаясь урвать главенство. Каждый из них ведёт борьбу, где единственный зритель он сам. И как и во всяком противостоянии – один должен уничтожить другого. Джин видит за этими лицами огромную арену, если провести рукой по песку на её земле – нащупаешь зубы и осколки человеческих ногтей, запах пота и крови, прильнув ушами к земле — услышишь предсмертные стоны. Пациентам нельзя быть собой и рождается оно. Их внутренний зверь в человеческом обличии, он выглядит точно так же, обретая нарекаемые ему больницей, качества и черты. Зверь постепенно пожирает человека внутри, толкает глубже в тьму, прогрызает и оставляет издыхать в опустевшей арене, где покоились десятки тысяч таких же пациентов. Сокджин знает Белую ворону и Мин Юнги, знает Ким Намджуна и Намджуна, Чон Чонгука и Фэн Чонгана, Мин Хосока и Фэн Пенгфея, Фэн Ро и Ариэль. Знает этих пациентов с лицами зверей, знает этих убийц собственной личности. Они рвут глотки друг другу за главенство, которого никогда не будет, умрут они – придут другие. Империи падают, империи возрождаются. Он сидит в приёмной и ждёт, когда его примут, когда крики на арене смолкнул и настанет его черёд. Интересно, какого же окраса будет его зверь? Чёрным как ворон или рыжим как феникс? Перед ним стоит Розалия, отсюда ему прекрасно видно прошлый семейный герб с двумя близнецами драконами на её острых лопатках. При движении тонкой ткани, кажется, что эта чешуя переливается чёрным. Джину мало что известно о триадах, но он знал точно, что они намного могущественней корейских семей вместе взятых. Но никогда не мог предположить, что этот огромный клан на плечах женщины. Он смотрит на татуировку драконов и понимает – перед ним стоит человек, разрушивший его жизнь, отняв место в раю. Она является живым воплощением всей его ненависти. Сокджина поглощает сейчас ненависть, такая сильная, притупляющая даже страх перед ней, но самое главное – страх смерти.Это она убила Намджуна.
Из её уст был сделан приказ на его убийство, лишь слово, которым она лишила Джина всего. Отобрала его семью, дом и любимого. Она отняла всё, что могла. И теперь она стоит прямо перед ним, ведёт беседы, до неё можно так легко дотянуться, всего лишь в трёх метрах. Сокджина трясёт, но сейчас отнюдь не от страха – от сильнейшей ненависти. Он никогда и никого так ненавидел, как сейчас, это чувство бурлит в нём раскалённой лавой, растекается по венам и разогревает всё нутро, заставляя просыпаться самое тёмное, что есть в нём. Шепчет гнусно, поглаживает когтями изнутри и говорит: «проснись». И нечто действительно дёргается глубоко внутри, подаёт признаки жизни и начинает дышать. Там внутри расползается трещина, она с каждой секундой больше, скорлупа опадает и раздаются первые хлопки крыльев, сначала неуверенные, затем они яростно бьют ветер. Этот зверь открывает чернильные глаза, распахивает большие смоляные крылья, выдвинув клюв кверху. Сокджин чувствует кружащиеся вокруг чёрные перья. Ро будто наблюдает за этим рождением, знает, что происходит внутри, замечая, что человек перед ним другой, чем минутами ранее. Больше нет потерянности в этом мальчишеском лице, оно заострилось за мгновение, лицо окутано мрачной тенью, в глазах нет пустоты. Сокджин выбрал чем её заполнить и выбор пал на ненависть. Взгляд теперь наполненный до краёв, оттого и весит в десятки раз больше, что не каждому теперь выдержать этот груз размером с тонну. Он убил в себе хрупкость, слабость, надежды. Он хочет убить себя. Оказаться таким же пациентом, ведь по-другому не дадут право на глоток воздуха. – Вот теперь ты всё больше напоминаешь свою мать, – ухмыляется, но больше не так, как прежде. Ведь теперь догадывается, что с этим ребёнком нужно играть осторожней, если он и на пятую долю унаследовал от матери своего «ворона». – Мой глупый братишка напроказничал, пока меня тут не было. Хочу извинится за его плохое поведение, уверяю, он наказан за то, что оказался таким негостеприимным хозяином. – Что вы… – сжимает простыни и с громадными усилиями позволяет себе улыбку, но она выходит кривой, натянутой, через неё слишком явно просачивалась вся его ненависть, переливаясь за края. Взгляд падает на своё сломанное колено и то, как оно долго будет заживать. Если бы не нога, он уже знал бы, что делал. Джин надолго замолкает. В голове он уже всё чётко решил про себя – надо бежать во что бы то ни стало из этого логова зверей. Он не хочет пока копать глубже, спрашивать у себя зачем и для чего он должен выжить, для кого дышать и куда возвращаться. Но здесь он больше не может надолго остаться, неизвестно как долго ещё продлиться это «гостеприимство», и как долго после будет держаться Чонгук, чтобы не убить его. А Сокджин знает, убедился собственной шкурой, что он кровожадный ублюдок-психопат, который только и ждёт, чтобы убить его. Этот новый Чонгук поджидает, притаился и ждёт свой черёд, когда с него снимут цепи и намордник, тяжело дышит и питается его страхом. Вот только теперь Джин не даст ему пищи, устроит ему голодовку. Хоть и при мыслях о том дне, все внутренности скрючивают и выворачиваются на изнанку. – У тебя много вопросов, я постараюсь ответить на все, – поворачивается к нему всем корпусом и смотрит в упор, пытается прочитать его, но такая дикая схожесть с Джису отвлекает. Джин думает, что раз она ему не вышибла мозги за всё это время, значит он ей нужен, вот только непонятно зачем. Зачем ей заложник, а заложник ли? Его всё равно некому выкупать… Личные цели? Лучшая подруга матери из долга решила приютить сиротку? Сокджин не верит, он теперь никому не верит. – Зачем я тебе?.. – Хороший вопрос. Но позволь мне рассказать тебе всё с самого начала, – присаживается на кресло, видимо, разговор будет долгим. – Как я и сказала, я из Пекинской триады, последняя наследница и глава семьи Фэн. Чонгук и Хосок – они известны тебе по этим именам, но как ты понял и видел, они были моими тёмными лошадками. Чонган и Пенгфей мои младшие братья, которых я выслала в Корею до дня икс. День, когда я уничтожила сразу двух глав, быстрорастущих каст на азиатском континенте, так же и держащих курс на Океанию. Я сделала это в самый подходящий период, когда они не выросли до пугающих размеров, а у них был потенциал, хоть и корейские кастовые семьи достаточно молоды. У вас пять семей, а под моим контролем тысяча отдельных группировок и «Ариэль» на верхушке этой пирамиды китайских триад. Что? Держишь на меня обиду за свою страну, семью, любимого? – с издёвкой усмехается, наблюдая за его реакцией, как и ожидалось – не самой лучшей. Она видит, что единственное сдерживающее звено сейчас для Джина его сломанное колено, которое ещё не скоро заживёт. С одной стороны она немного благодарна брату за такую услугу, хоть и пришлось за непослушание отрубить палец и выкинуть в озеро. Но так Сокджин ещё долго не будет предпринимать попыток сбежать с их уютного дома и «добродушных» хозяев. Вздыхает и не может насмотреться на эту маленькую копию Джису, источающую ненависть – прямо как мать, чего стоит одни только глаза. От Мин Юнги ему не досталось абсолютно ничего, не даром он был таким слабеньким, в отличии от переполненной силой и здоровьем Джису. – «Ариэль» это не просто преступный синдикат, а мафиозная династия. Мой прямой предок был одним из первых создателей организации, ещё при первом императоре. Иными словами, мы существуем столько же, сколько существует сам Китай. И именно благодаря нам, наша страна богата, мы обогащаем её в отличии от вас. В мои основные задачи входит укрепление экономики Китая, наши банки одни из мировых лидеров, также реклама – это денежный гигант в наше время. Всю заработанную валюту с продажи героина, рэкетов, оборота оружия – мы переводим обратно домой. И зная всё это, вы осмелились воевать со мной. В таком положении, «пять семей» должны были тихо сидеть и задвинуть нам всё. Они сами виноваты в своей непроглядной глупости, за что и поплатились кровью. – Но какая тебе выгода с меня? Оставшегося без рода и племени, в прямом смысле, – горько усмехается и сжимает в кулак простынь под одеялом. Он действительно остался совершенно одинок. Это знание пугает до ужаса, ведь у него ничего и никого теперь нет. Сокджин никто. Ему и бежать некуда. – Забрала в качестве трофея? Невозможно поверить, что ты сохранила мне жизнь, лишь из-за невероятной дружбы с моей покойной матерью, которую я и в глаза не видел. – У нас с твоей матерью была действительно близкая дружба. Она была мне словно младшая сестра, с которой мы были очень похожи как близнецы. Полагаю, это связь остаётся ни смотря ни на что. Я из семьи Фэн, потому честь и долг для меня превыше всего, а ты сын моей многоуважаемой и любимой сестры. Твоя мать действительно была потрясающей личностью, ты бы понял меня, если бы знал её лично. И я просто не могу смести тебя в одну кучу с моими конкурентами, кем бы они тебе не были. Я сохранила тебе жизнь и дам шанс на существование, лишь от уважения к ней, как бы она к тебе не относилась при жизни – ты остаёшься её сыном. Сокджин смеётся. Впервые смеётся спустя столько времени. Эти сошедшие с ума люди, о какой чести и долге они говорят? Смешно до боли в животе, как преступники и жестокие убийцы притворяются, мать его, сраными Робин Гудами, раздающее золотое дерьмо страждущему народу. Возомнившими себя чем-то высшим, чуть ли не на уровне с королевскими семьями, с чего-то взявшие, что весь мир лижет им пятки. Пожалуй, они бы не отказались и от собственных храмов, возводимых в их честь, в целые паломничества с человеческими жертвоприношениями, чтобы по их высокомерным лицам писали иконы, фрески, украшали витражи церквей.Мир сошёл с ума.
Или Джин перестал его понимать. Может, ему стоит играть по их правилам?
Нога заживала долго, каждый день к нему приходил врач семьи Фэн и следил за реабилитацией. Раздробленные кости надколенника заново собрали, кости срослись, но требовали хорошего восстановления. Потребовалось много сил, терпения, боли, чтобы она пришла в это состояние. Его ногу каждый день разминали, массажировали, Джина выводили в сад на прогулку. Неужели, он проведёт в заточении всю остаточную жизнь, которую ему щедро позволили прожить? Сокджин всем своим нутром отвергал такой расклад. Он не верит Фэн Ро. Сохранила жизнь от уважения, преданности, дружбы? В это может поверить сопливый школьник, всё ещё не отошедший от сказок про приключения и добрых разбойников, но если Джин и попал в сказку, то только в оригинальную версию братьев Гримм. А как известно – конец не всегда радужный. Скорей ему близок вариант, что она просто не воспринимает его всерьёз. Какой ей прок убивать никчёмного ребёнка? Даже если он останется в живых, не может представлять ей никакой угрозы в одиночку, тем более находясь в доме Фэн, этого пугающего механизма, с множеством потайных комнат, раздвижных стен, полов и потолков. Этот дом был готовой камерой пыток, собирающийся по желанной форме как конструктор. А при присмотре головорезов младших братьев, тем более. Здравый человек в своём уме не пойдёт против живой стены маньяка убийцы, у которого не всё в порядке с головой, его старшего брата – живого воплощения идеального оружия, к тому же, у них в руках пугающая власть. Но когда Сокджин относил себя к здравомыслящим?Мир уродливый. Но мир в котором живёт Джин – уродлив по особенному.
От этой комнаты чувство подкатывающей к горлу тошноты, которую он всеми силами пытался затолкать обратно в желудок. Эти бежевые стены, камера в углу, эти уплотнённые окна с небьющимся стеклом, вычурная мебель и эта картина – глаза следящие за каждым его шагом, как вторая камера. Но отвратительней, когда за тобой следит не металлическая конструкция с объективом, а человеческие глаза. Напоминало тюрьму с райскими условиями, но от этого тюрьма не становилась раем. Но смогла стать адом, адом его головы. Собственные мысли обернулись против него, оставшегося заточённым и обездвиженным, в постоянном ограничении. Намджун. Он не мог не думать о нём. Как это произошло? Не зная почему его сознание поступает так с ним, но оно подло размышляло о причине его смерти. Как Чонгук убил его? Сказал ли он что-нибудь перед смертью? Ему хотелось знать это, может, в наивной надежде, что его смерть – ложь. Маленький мерзкий росточек поселившийся в нём шептал о надежде. Надежда – самая жестокая вещь на свете. Она вводит в заблуждение, как вела бы слепого ребёнка в чащу тёмного леса на съедение стае голодных волков. Джину лишь хотелось верить, что он умер безболезненно. Хотелось видеть его место смерти, чтобы прекратить питать росток в груди, прекратить мыслям сжирать себя, искать варианты хорошего конца. Сокджин слабо верит в счастливый конец страшной сказки. Каждую ночь его мучили кошмары, он не знал, чего он боялся во сне, но там он видел лишь темноту, чувствовал бесконтрольный страх и слышал голос Намджуна. И каждый раз просыпался с мокрым от слёз лицом и саднящим от криков горлом. Как бы поступил Намджун на его месте? Сокджин вспоминает ту ночь, когда он впервые оказался в заложниках. Жизнь любит капризничать, она как вредный ребёнок, и она захотела так, что похитителем оказался его родной отец. Тогда он смог вырваться из комнаты, лишь с мыслями о Намджуне. Он бы на его месте что-то придумал и выбрался из этого дерьма, в котором от тонет. Джин смотрит в бесцветное небо, кажущимся таким далёким и непостижимым, как и горизонт озера. Придумать план бегства никак не удавалось. За дверью круглосуточная охрана, а в особняке могут оказаться в любой момент братья Фэн, как и сама Роза. Выбраться хотя бы из дома не кажется реальным, даже если удастся выйти из него, ограду не пересечёшь – тут же словишь пулю в спину. Но если фантастическим способом суметь выйти за пределы владений Фэн, то Китай всё равно, что их личный дворик. Его поймают за полчаса, далеко не убежит, а по возвращению ему сломают второе колено – такая перспектива не привлекает совсем. Остаётся, лишь дождаться более гениальных идей спасения. Дверь в его комнату неожиданно открывается и её скрип слишком выделяется на фоне общей плотной тишины, разбавленной лишь собственным мерным дыханием. И Сокджин не может не напрячься всем телом, обостряя все свои органы чувств, впившись взглядом в полуоткрытую дверь. Первое, что он видит – носки чёрных берцев. Фигура человека всё чётче появляется перед ним и вскоре он уже стоит перед ним для полного рассмотрения. Джин плавно перетекает с ботинок по крепко сложенным длинным ногам в чёрных штанах-карго, проводя зрительный путь по кожаной куртке, надолго застревая взглядом на этом отточенном лице. Это лицо невозможно так просто забыть, взглянув на него раз – запомнишь до мельчайших деталей. Мин Хосок, чёрный ворон или же старший из братьев Фэн, Пенгфей. Сокджин видел его не раз, но каждый раз ощущения, словно первый. И он не изменяет себе, хоть он и был тёмным джокером, его личность была настоящей и одной. Хосок никогда не играл чужого, не переменял привычки, манеру поведения и речи, свой жестокий взгляд и густую холодную ауру. От него чётко веяло смертью, именно таким воплощением она бы пришла в этот мир, в этом аристократичном заострённом лице, не знающим жалости. Вороны птицы ветра, живущие триста лет, принося с собой смерть, поедая усопших. Хосок изучает его растерянное лицо, наполненное настороженностью, и не зря, от него всегда исходит сильный запах опасности, как правило, никогда не знаешь о чём он думает за этим каменным лицом, смотрящим на тебя с превосходством. Братья Фэн разительно отличались друг от друга, если младший был неуравновешенным и импульсивным, то старший был эталоном самообладания и холодного разума, вместе с гордо поднятой головой и самодовольством охотника. Недаром его звали Чёрный ворон, в отличии от вечного клейма «пса» младшего брата, которому стоит только ослабить цепь, чтобы вытирать за ним кровавые следы лап. Ким Сокджин – ничего интересного. Слабохарактерный избалованный подросток семнадцати лет, теперь уже сирота и навечный пленник дворца – данная ему роль. По крайней мере, сейчас. Это всего лишь роль данная ему обстоятельствами и его же сестрой. Ближайшее будущее Джина не покинет стен этой комнаты, дома, озера, став безликим призраком, увядая на глазах, иссыхая забытым гербарием между страниц. Ким Сокджин – сын Мин Джису и Мин Юнги, его бывших господ. Также как и в равной степени сын воробья, приемник феникса. Пожалуй Джин пугливый и глупый воробушек. Был им. Но сейчас Хосок видит перед собой маленького воронёнка, когда с перьев слез рыжий окрас, так неподходящий ему по цвету. Ким Сокджин – чёрный. Хосок видит этот цвет сейчас так насыщенно и явно, но в отличии от мудрых старших воронов, у него нет переливов. Пока. Джин наблюдает неотрывно за его перемещениями по комнате, так тихо, что не едва ли слышно его шуршания шагов. Напряжение в теле настолько отчётливо и натянуто, что было готово расхлестаться по внутренним стенкам сосудов. Джин вздрагивает, когда загустевшую до мягкого теста тишину рассекает, этот остро наточенный, голос как ножом. И видит издевательские смешинки в углях глаз напротив, которые не могли не заметить его нервозность. – Ты здесь уже так долго… – казалось, больше слов не добиться, но после протяжной и мучительной долгой паузы, он продолжил. – Сестра решила сделать из тебя сувенир и поставить красоваться на полочку, ухаживая и стряхивая пылинки по надобности. Ответь честно, ты ведь совсем не против такого расклада? Тебе то и бежать некуда, никто тебя не ждёт, у тебя больше нет дома. – Пришёл бросить горстку земли? Хосок хмыкает, убирает спадающие пряди со лба, между его бровей залегла небольшая полоса, выдававшая бурный мыслительный процесс. С последнего раза, как Джин его видел, ему показалось, что в нём нечто едва уловимо изменилось. Хосок был теперь тусклым, словно потерявший свой цвет, это можно было только почувствовать, но не увидеть. – Я лучше отгрызу себе руку, чем буду здесь, дышать одним кислородом с вами ублюдками, – говорит медленно, не повышая прежнего децибела, но при этом в нём неожиданная твёрдость и каждое слово пропитано концентрированной ненавистью, заполнявшей всю комнату. Дышать становилось трудновато, лёгкие просто не пропускали в себя этот ядовитый оттенок ненависти. – С теми, кто отнял у меня всё, –Губы еле заметно искажаются в победной ухмылке. По воздуху летают чёрные перья.
– Ненавидишь? Ненавидел ли Сокджин их? Ненависть – слишком мягкое слово для того, что он чувствовал. Он знает убийц в лицо, они ходят под его взором, распивают лучшие вина, наслаждаются жизнью, спят как младенцы и сидят за роскошным столом, вылепленным кровью его клана, людей которых он знал, его близких и любимых. Со стола стекает густая масса крови Намджуна, Джиёна, остальной семьи Ким. Он видит их лица, полностью умытые красным, кровавые следы тянутся следом за ними километрами. Сокджин хочет отплатить им за каждую каплю крови, за каждый их последний вздох. Винит Фэн Ро за начало войны, за то, что посадила Мин Юнги на трон, за застрявшую пулю с гравировкой бескрылых во лбу Джиёна, за то, что заставила поверить и полюбить Чонгука, за то, что отняла Намджуна. За то, что разбила ему сердце. Сокджин больше никогда не проснётся в комнате Намджуна, не будет смеяться с Чонгуком, не будет больше завтраков от Суджон, как и не будет больше ворчания Джиёна, даже не будет презрительных взглядов фениксов. У Сокджина больше ничего не будет. Теперь он так осмысленно чувствует эту черту, видит слишком ясно. Той жизни у него больше нет, она кажется ему красивым сном, от которого пришлось проснуться в беспроглядной темноте, окрашенного такими же чернильными перьями.Любовь – второе имя ненависти.
Злоба желания точит нож ненависти.
Чем сильней желание, тем сильней злоба.
Любовь – это жизнь.
Любовь – это смерть.
– Если хочешь сбежать от врага – беги к его врагу. Если хочешь мести – имей терпение. Если хочешь утолить ненависть – убей в себе человека. Люди любят любить. Так что ты на это скажешь, Ким Сокджин? Если я скажу тебе, что мой жадный младший брат хочет убить тебя?