«Выпустите меня! Пожалуйста! Выпустите! Умоляю, выпустите меня отсюда!»
Даже с плотно закрытыми глазами он видит всё, всплывает в памяти ярко и детально до последней помарки. Эти образы пугают, кровь стучит по вискам, сердце бьётся о решётки рёбер, не находя себе успокоения.«Когда вернётся мама?.. Она сказала, что вернётся ко мне, Джин… Где она?»
— Она не вернётся! — кричит со всей внутренней силой. Внезапно всё стихло и застыло. — Как и ты никогда не вернёшься! Папа… — последнее звучит слишком непростительно громко здесь. Словно снова притаилось, заползая обратно вглубь пещеры, чтобы дождаться удобного момента. Джин медленно отнимает руки от покрасневших ушей и осторожно открывает глаза.Один.
Совершенно один в этой белой комнате, впрочем, как и тогда, как и всегда. С опустошением цепляется взглядом за дыры в стенах и застрявшие в них пули. В ушах звон, но внутри ничего не унимается, ведь он знает, что ещё ничего не кончено. Как подтверждение догадкам, дверь открывается, но не столь драматично медленно, а вполне обыденно. Всё же… изменилось многое. Намджун пришедший с той стороны стоит перед ним, но совсем не такой, как тогда. У него теперь другое лицо и дело вовсе не в проявившихся ярче морщинах на уголках глаз и полосах на лбу, скорей, в его потухших глазах, как выгоревший полностью уголь. В нём больше не было того огня и запала, возможно, дело во взрослении видения самого Джина. Но сейчас образ Намджуна в корне отличается, совсем не отшлифованный его юным взглядом, теперь он видит его настоящего: слабости, страхи, недостатки. Поменялся ли он сам в его глазах? Джин верит, что да. Упущенное время отражается на их лицах. Джин не может понять, что он испытывает видя его вновь. Этот спектр эмоций необъясним для него, как и не найдутся объяснения у других. С ним он снова испытывает всё, что только может испытывать человек, но с ним — всё и сразу. Одновременно эта смесь невыносима концентрирована, она едва поддаётся пониманию, как и совмещению в себе. Кажется, что немыслимо чувствовать столько к одному человеку. Все его чувства, эмоции, мысли, буквально жизнь была в нём. Эта фиксация крепко засела в голове, он состоит из неё целиком и полностью. Паразит, живущий в нём сознательную жизнь, паразит травящий его и ведущий к гибели. Психика Джина не может осознать и принять сам факт того, что она сама зависит не от него, а от кого-то другого. Это разрушающе. Так не может быть в нормах рамок.Но ведь все они здесь ненормальные?
— Ты пришёл, — Сокджин повторяет эту сцену второй раз, но сейчас иначе. Ведь Намджун пришёл. Настоящий он из плоти и крови, стоит здесь, Намджун, который жил эти три года сейчас здесь. В белой комнате один на один. Но острота первого опыта до сих пор сильно колит, доходя до паранойи, что прикоснись к нему он расплывётся туманом. Хуже — обретёт облик Белой вороны. Абсурд. Намджун долго молчит и смотрит сейчас на такого разбитого Джина, покрытого всего трещинами и разваливающегося на куски прямо здесь. На всю выпущенную обойму и пистолет в углу. Его не было рядом с ним эти три года, его не было рядом с ним, когда он умер. Сколько раз он порывался бросить весь план, и так трещавший по швам, перевернуть всё вверх дном и оказаться с ним. Но так было нельзя. Не всё так просто в их мире. Нельзя было приближаться к нему до тех пор, пока не будут сменены игроки на доске. Они оба бы погибли. Сейчас, видя его таким, кажется, что лучше бы они так и поступили, быть счастливыми, но умереть вместе. Намджун не смог так. Он никогда бы не смог жить, даже умереть с мыслью, что Сокджин погиб и погиб по его вине. Ради этого он был готов на всё, прибегнуть ко всем методам. Он так сильно желал, чтобы этот человек дышал, чтобы его мир жил, что был готов быть низким и жестоким. Всего лишь хотел, чтобы они смогли жить свободно, имели будущее и возможность не опасаться за друг друга, сколько бы мучений перед этим не пришлось пережить, сколько бы жертв не потребовалось. И Намджун отдал. Отдал в жертву их обоих, но понял это только сейчас, увидев его спустя время, когда они почти смогли достичь этой утопии. Их корабль тонет, как бы сильно Намджун не пытался держать его на плаву, как бы часто не черпал воду маленькими порциями своими руками — ему не победить, не победить в этой войне, даже выиграв в игре. Он проиграл тогда, когда улыбка Джина навсегда стёрта с лица. Проиграл, когда Джин теперь смотрит на него с болью в глазах. Проиграл, когда сломал его своими руками. И даже такое примитивное и жалкое «прости» не сможет изменить самую малую часть. Это слово настолько мизерно маленькое, что оно попросту неуместно и смехотворно. — Я здесь, — слова даются с большим трудом, пальцы колются дрожью, как и сердце. Дышать здесь невозможно, будто они травят друг друга своими выдохами, своим присутствием так близко. Невыносимо тяжело, Намджун окутан этой плотной землёй всем телом. А в глазах словно песок, режется и слезит. Он не успел понять, как всё лицо покрыла мокрая соль, но он почти не ощущал этого, принимая естественно. Это вырвалось сразу же, как только он увидел в глазах напротив свою самую большую ошибку. Может, им стоило умереть тогда, чем ощущать это сейчас? Какое-то время они долго молчат, но между ними проходил диалог без слов, совсем не здесь. Они лишь впитывали и хотели понять, что в отражении этих глаз напротив, какой мотив преследовали, чем они жили порознь, что испытали. Но в них нет ничего хорошего. Это могло бы продолжаться вечно, пока они не потонут вместе в этом океане, идя ко дну, ближе к темноте, где солнце не достаёт, но так и не коснувшись до главной глубины — глубины сердца человека напротив. Они одновременно в одном аквариуме, но не могут пересечь невидимую границу, что спасение для одного, то гибель для другого. Это получается само по себе, когда Джин ощущает осторожные прикосновения; знакомые, так обжигают и он боится касаться этого вновь. Возможно ли зажечь костёр на золе? Сквозь одежду ощущается дрожь на пальцах, когда они осторожно цепляют ткань, обнажая кожу, чтобы увидеть истину. И истина скрывалась в боли. Физической и намного большей. Намджун прикрывает глаза, смаргивая влагу в них, закрытыми глазами очерчивая шрамы по всему телу. Грубые и частые, как разломы на земле. Касаясь их, он мог ощутить эту боль в своём теле, они кололи на тех же местах, выбивая воздух с каждой новооткрытой меткой. Рука болит, словно это она жестоко терзала это тело на протяжении многих дней. Когда Намджун сможет наложить все эти шрамы на своём теле — не сможет ощутить и долю его боли. Джин полностью состоял из уродливых шрамов снаружи и изнутри, как нестираемый отпечаток на остаток всей жизни. И эти следы напоминают отпечаток монстра. Намджун хотел стать для него спасителем, но обернулся монстром на обратной стороне. Пальцы смыкаются вокруг запястья, впиваясь в кожу до отчетливых следов, пытаясь покрыть уже те, что были — глубокие полосы. Утыкается лбом прямо в эти шрамы и не может сдержать эту бурю внутри себя, ломавшую последние остатки. Здесь и сейчас он распался на части, рассыпался пылью у его ног, падая на колени. Обнимая и пропитывая солью его запястья. Они так и застыли в этой позе, сломанные полностью. Увидев друг друга, они не чувствуют исцеления, только ещё большую боль необъяснимого масштаба, которую до конца не осознали. — Теперь ты видишь это. Я не могу остановиться… тебе придётся иметь дело с тем, что ты вырастил во мне. Намджун, я чувствую, как внутри меня разрушается что-то слишком важное и я не в силах повлиять на это, — оказывается на одном уровне с ним и смотрит прямо в глаза. — Останови меня… Прошу. Я не смогу остановиться, пока сейчас я могу ясно ощущать всё и так явственно мыслить. Пообещай мне, хотя бы раз, не лги мне. Помоги остановить то, что внутри меня… — последнее срывается в шёпот, еле слышимый, чтобы не пробудить это, ведь он боялся, до ужаса боялся. — Я так сильно желаю убить тебя… — слёзы окутывают лицо перекрашенным одним крупным мазком кисти такой краской, как невыносимое отчаяние. Цвет её бледно-серый, на грани между. И Намджун видит всю тихую борьбу в этих глазах. — Я так сильно тебя люблю, даже тогда, когда ты срезаешь с меня по кусочку каждый раз. Я так сильно люблю тебя, что готов дать отведать тебе ещё больше моей плоти. Я так сильно люблю тебя, что готов дать поглотить этому меня полностью и стереть собственное лицо. Их объятия не похожи ни на одно чувство ранее испытанное. Это нечто другое. Двое оказываются в белой комнате среди призраков прошлого, они бродят здесь среди них, стоят за спиной и дыхание их щекочет затылок. В этой комнате были собраны они все. Вдвоём они несут на своих плечах этих призраков, увязавшихся за ними в вечный путь, сливаясь с их тенью и становясь ею. Им остаётся только мириться с ними и бороться. Бороться до тех пор, пока они не встанут на их место. Ведь если они оба будут светить одинаково интенсивно, они сольются с тенью.***
Всё это теперь больше напоминало реабилитацию после огромной катастрофы. Между ними остаётся дыра невероятного размера, тянущаяся вниз на многие километры без луча света. Это как идти вслепую по буре в пустыне, с риском для жизни, но с невероятным желанием выжить ценой жизни, как бы противоречиво это не было. И в очередной раз он стоит у него за спиной, тянет руки и крепко обнимает, желая впитать просочившуюся наружу темноту, умножая к своей. Хотелось очистить его, прочистить полностью изнутри, заменить мысли и избавить от хаоса. Но глубоко внутри понимал, что это невозможно, невозможно шагнуть на несколько сотен шагов назад и вернуть его. Остаётся принять его таким, какой он сейчас и он не хочет воспринимать это как собственное наказание. Это будет слишком эгоистично. Намджун прижимает сильней к себе, возможно до боли и синяков, но это было необходимо. Пачкается полностью и льёт невидимые сухие слёзы по тому, кого безумно любит, по тому, кто стоит перед ним умытый кровью. По ребёнку, который не должен был стать таким. Как и сказал сам Джин, ему придётся иметь и с тем, что идёт нога в ногу, любить и эту новую сторону. Нож соскальзывает с рук и звонко бьётся о пол. Сокджин словно парализован и одновременно пытается бежать изо всех сил, голова тяжёлая и мутная. Он снова это сделал и не может объяснить, в какой момент захотел этого. — Джин… — взывает к нему и просит вернуться, вынырнуть из тёмной воды, протянуть к нему руку, чтобы он смог вытащить его на сушу. Полностью поняв, что происходит, Сокджин падает взглядом на распятое перед собой тело, смотря на стекающую повсюду кровь и он знает, что покрыт ей полностью. Мужчина был привязан на стене и искромсан полностью, напоминая туши в мясных цехах. Это совершенно отличалось от того о чём думал Намджун, но в одно время повторяло его. Мин Юнги. Он жив и стал тенью Джина, претендуя на его место, пусть он сам этого не понимает. Коллекция Белой вороны была безупречна до деталей, изысканна и методична, как воскресный поход в церковь, но для него ею был его выставочный зал. Джин иной. Едина была лишь его мания определённым типажом и периодичностью, напоминая такие же мотивы. Все его жертвы мужчины средних лет, выше среднего роста и одинаковы в комплекции и типе лица. И Намджун прекрасно знает, кого они олицетворяют.Понимает ли это сам Джин? Очевидно, что да.
После каждой «сессии» Джин плачет навзрыд, потому что понимает, но не может остановиться. Намджуну остается только принять это и пытаться вытеснить это своим присутствием, впитывая его страдания. — Я не могу прекратить, ведь если я… — слова застревают и препятствуют дыханию, слёзы мешаются с брызгами крови на лице. Намджун чувствовал телом каждую его дрожь, успокаивающе поглаживая по его кровавой руке, минуту назад кромсавшей ещё живое тело. — Ведь тогда ты убьёшь меня. Я понимаю, Джин. Все эти лица такие, что Намджун, словно смотрелся в зеркало.«Я убиваю, чтобы не убивать тебя, моя любовь».
Хлопки крыльев. Чёрные глаза как два дна колодца, наблюдают за всем со стороны и не могут не видеть эту параллель. Этот мальчик вмещал в себе всё, что туда закладывали: нежность Тэхёна, жестокость Юнги, манию Джису. Хосоку довелось видеть и иметь дела со всеми этими удивительными тремя людьми. И как это шокирующе видеть все их качества в одном человеке; это причина душевных метаний Джина, которому с трудом даётся быть сосудом для них. Они рвутся наружу всё сильней и скоро поглотят его в свою пасть, ведь капкан поставлен уже давно, Джин слепо попадает в него.***
— В руководстве содержится предупреждение о повсеместной прослушке и рекомендации, что делать в случае ареста членов группировки. Госпожа премьер-министр, не думайте ли вы, что вступление этого закона представляет угрозу для гражданской свободы? — Организованная преступность будет подвергаться активному преследованию, ведь тогда полиция нашей страны сможет продемонстрировать, что с помощью этого закона они добились реальных результатов. — В новом законе даются слишком размытые определения понятий «террорист» и «организованная преступная группировка», благодаря чему власти получат больше возможностей контроля и наказания граждан. По словам представителей оппозиции, некоторые из 277 «тяжких преступлений», перечисленных в законе, не имеют явной связи с терроризмом и оргпреступностью. Вы продвигайте ваш «дефектный закон» как «психологию страха». — По всей Корее в группировках состоят примерно 60 тысяч человек; эти организации сами по себе не являются незаконными, однако большую часть доходов они получают от незаконной игорной деятельности, проституции, торговли наркотиками и хакерства — это только основная их деятельность. Они спекулируют налогами, которые добропорядочные граждане добросовестно вносят. Вы спрашивайте, не угроза ли этот закон для граждан? Пора принимать серьезные меры, в настоящий момент преступные синдикаты глубоко внедрились в саму систему и их трудно полностью исключить. Но вместе с этим законом мы сможем бороться с ними с новой силой. С этими изменениями в законодательстве против оргпреступности Корея присоединится к Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности. В окружении аплодисментов покидает трибуну уверенной и сильной походкой, выражение лица твёрдое с серьезными намерениями. Джейн Ким позволяет себе немного расслабиться только в самолёте, скрывшись от всех глаз корреспондентов, глаза болят от вспышек, лицо от улыбок. — Организуйте мне приватную встречу с Пак Чимином сразу после посадки. Чимин встречает её в том же казино, что и всегда. Он уже ожидал с открытой бутылкой вина и за одиночной игрой в бильярд. — Я смотрел ваше безупречное выступление. Оно поразительно, ваши меры. Вы даже выпустили руководство для своих членов, содержащее инструкции о том, как избежать ареста в связи с принятием в стране нового законодательства против терроризма и оргпреступности. Этим вы надели ошейники на всех. Ваша новая политика напоминает диктатуру, — поднимается со стойки и подливает себе на дне бокала. — Не желаете? — Распивать вина с криминальными авторитетами? Это и входит в рутинный досуг премьер-министров? — улыбается и присаживается напротив, но от бокала отказывается, что было воспринято с лёгкой насмешкой в глазах Чимина. Впрочем, он с удовольствием наслаждается вином один в этот приятный вечер. — У вас для меня поручение, не так ли? — садится напротив, чуть облизнув губы, смакуя вкус. У Джейн Ким лицо напоминает рекламный баннер, но Чимина это нисколько не смущает. — Специальный докладчик ООН по праву на частную жизнь — Лиам Кларк. Заметил его, правда? Чимин ничего не говорит и приподнимает бокал перед тем, как сделать очередной глоток красного вина. — Этот мальчик, Мин Джин. Не думаете ли вы, что мы ошиблись на его счёт? Как долго он будет послушным, и так ли много в нём влияния Ким Намджуна. Всё пойдёт к чертям, если он совершит хотя бы одну помарку в планах. Мне нужно подтверждение моему закону, мне нужно пушечное мясо, которое он не должен испортить. Я рассчитываю только на роял-флеш. — Не волнуйтесь, вы ошибаетесь на его счёт. У него полно сюрпризов, но… Он отличная приманка и очень цепкая. — Фэн Чонган в бегах и он может испортить всё. Теперь он нам не нужен, если у нас есть его брат. А что касается Мин Джина, то он всерьез настроен возродить авторитет первой семьи, чтобы приструнить его пыл и нужен Ким Намджун. Мне не нужен второй Мин Юнги. И уж тем более, чтобы он провоцировал Таоко Шохея.***
Шохей прилетает в Сеул ранним утром по приглашению. К завтраку он появляется в неофициальной одежде: хлопчатой свободной рубашке и простых брюках — встреча в неформальной обстановке. Сначала он немного задерживается в саду, ему было интересно посмотреть на него в приглядном виде, ведь часто слышал в его рассказах о доме. Глаз приятно радует вишневое дерево, укрывая от солнца — сегодня погода неожиданно хороша. Он с интересом рассматривает всё, не упуская ничего. У беседки он зацепился взглядом за пепельницу с тремя окурками, свои пальцы немного дрогнули и он не удержался от соблазна присесть и прикурить в эту погоду. Это действительно умиротворяло, как Джин и говорил, хоть это был вид вовсе не на зеркальное озеро, а бассейн. Определённо, наличие воды успокаивает, пусть и такого типа. Джину также нравилось часами сидеть в саду главного дома Ямагути-гуми. Щурится от дыма и зачем-то смотрит на пепельницу, аккуратно доставая оттуда один окурок. Стоило приблизиться и он читает на ней «Phoenix». В этот момент он слышит шорох шагов со спины, чему он чуть улыбается, оборачиваясь. Джин на ходу достаёт сигареты с кармана, где Таоко замечает и на ней чёткое «Phoenix». — Заметил тебя с окна, — прикуривает с любезно поданной Шохеем язычка огня зажигалки. Таоко невзначай замечает, что сигареты Джина и правда чуть приятней на запах, чем собственные. Теребит край своей уже полностью скуренной и бросает в пепельницу, перенимая с чужих пальцев. Джин наблюдает, как дым выскальзывает изо рта и обволакивает точеный профиль Шохея, в который раз убеждаясь в художественности его лица. Осматривает дом и щурится от солнца, то ли от сигаретного дыма, представляя, как здесь бродил семилетний мальчик. При дневном свете дом выглядит иначе, он уже бывал здесь в один из дождливых дней, застав его опустевшим и отчуждённым. — Нас ждёт Намджун, — прерывает идиллию, приглашая гостя в дом. Шохей следует за ним, замечая на окне второго этажа стоявшего Намджуна. Чуть притормаживает, чтобы присмотреться к его выражению лица и оно его не обманывает.