***
На протяжении всего третьего действия Йозеф чувствовал себя некомфортно. Он ощущал, что его буквально пожирали глазами: издалека рассматривали изящные, плавные черты лица в сочетании с островатыми скулами, наблюдали, как подрагивают ресницы, а тонкие длинные пальцы тихо барабанят по бортику ложи, обтянутому бархатом. Время течёт мучительно медленно, и Геббельс нервно сглатывает, ерзая в кресле. Он прекрасно понимает, на что ему намекает фюрер. Но связано ли это с его легким флиртом с теми женщинами, которые не значат для него абсолютно ничего? Гитлер вполне мог приревновать его, а его ревность никогда не предвещала доброго. Наконец полный печали Вотан прощается с дочерью: «Leb wohl, du kühnes, herzliches Kind!***». Звучат последние ноты, актеры почтительно кланяются под громкие продолжительные аплодисменты, а Йозеф напрягается, понимая, что у него остаётся не так много времени до тайной встречи с Адольфом, которую он совсем не ждёт...***
Едва переступив порог квартиры рейхсканцлера, министр оказывается в плену цепких рук, крепко обнимающих его за талию, а его лицо покрывают легкими и нежными поцелуями. Гитлер проводит пальцем по губам Йозефа. Он видит, что тот не отвечает на его ласки, зажимается. Многие женщины неоднократно оставались у него на ночь, но он никогда прежде не был с мужчинами. Он не был трусом, втайне мечтал провести ночь любви со своим фюрером, но сейчас ему было страшно. Он боялся той неизвестности, что ждёт его, боялся, что может не понравится, что это больно. Казалось, он сейчас задрожит, как осиновый лист, хотя и пытаясь скрыть своё беспокойство. Гитлер берет его за руку. - Прошу, не бойся - произносит он, и от этих слов Геббельсу неожиданно становится легче. На некоторое время он задумывается, взвешивая все за и против, затем кладёт руки рейхсканцлеру на плечи, обнимает, встаёт на цыпочки и целует его нос, щеки, лоб и только потом губы. То, что происходило дальше, Йозеф не забудет никогда. Он помнит, как Адольф взял его на руки, отнёс в спальню и бережно положил на кровать. Он помнит каждый жгучий, полный страсти поцелуй, помнит треск разорванной фюрером рубашки, пуговицы которой не поддались его рукам, помнит эти бесконечные ласки. Боже, как он ласкал его! Когда он увидел, как фюрер с предельной осторожностью взял его деформированную правую ногу, поцеловал каждый пальчик, просунул язык между ними, лизнул подушечку стопы, спускаясь к пятке, гладя и массируя и проделывая все то же самое со второй ногой, у него на глазах навернулись слезы. Он судорожно дышал, когда тот целовал его впалый, покрытый легким пушком животик, вылизывал впадинку пупка, играл с коричневатыми сосками, выделяющимся на бледной коже, легонько их прикусывая и вбирая в рот. Ему казалось, что он до сих пор слышит те нечленораздельные звуки, которые издавал он сам, толкаясь в чужой горячий рот, сжимая руками волосы и царапая кожу головы. Однако самым невероятным моментом той ночи, было их соединение. Когда он лежал на холодной, мокрой простыне с одной стороны и прижимал к себе, нежно гладя мускулистую спину и обхватив ногами поясницу, разгоряченное тело с другой, когда боли, о которой он столько слышал, не было, а если и была, то не могла сравниться с тем удовольствием, которое испытывали влюблённые, став единым целом духовно и физически, будучи лицом к лицу, соприкасаясь губами, переплетая пальцы рук во время медленных, размеренных движений...***
Йозеф не помнил, когда в последний раз спал так сладко и безмятежно. Лишь один раз за всю ночь он заворочался от того, что ему стало холодно, но его тут же укрыли, и обняли со спины, согревая теплом своего тела. Проснувшись, когда с улицы начали доноситься радостные крики детворы, увидевшей сверкающий на солнце снег, а солнечные лучи проникали в комнату сквозь темные шторы, Геббельс улыбнулся. Напротив него спал, поджав под себя ноги, Адольф. Для него это было приятной неожиданностью - увидеть фюрера вот таким: спокойным, не выражающим каких-либо эмоций. Разгладившиеся черты лица, тихое посапывание, разлохматившаяся челка, все это показывало его с абсолютно другого ракурса, в котором министр хотел видеть его почаще. Он провёл рукой по его щеке, и Гитлер открыл глаза. Он притянул к себе худенькое тельце и оставил поцелуй на лопатке, плечах, ключицах, нарочно щекоча усами кожу, тем самым вызывая звонкий смех. Стоило только рейхсканцлеру сесть и выпрямиться, как Йозеф увидел медленно покрывающиеся корочкой царапины на его спине. Он осторожно погладил их и встретился с лукавым взглядом прищуренных глаз. - В следующий раз ты получишь алые пятна на шее, чтоб видели все! Адольф, крадучись подполз к нему и коснулся губами его губ. - Только сначала позавтракаем, - с улыбкой ответил Геббельс, отвечая на поцелуй.