***
Наруто погасил режим Лиса и, с трудом заставив себя оторвать взгляд от распростертого тела нукенина, посмотрел на Гаару. Тот стоял, скрестив руки на груди, непривычно бледный; его песок — жалкие остатки, которые не превратились в стекло от огненных техник, — неспешно стекался обратно в тыкву. Канкуро, еще более хмурый, чем обычно, сосредоточенно собирал остатки Момоко, которые, в лучшем случае, можно было назвать крупными щепками. Темари, обессилено опирающаяся на свой веер, встретила его взгляд и попыталась улыбнуться. Они все были целы, хотя и в последние минуты боя, когда Какузу окончательно рассвирепел, Кабуто едва поспевал лечить их. Ирьенин деловито поправил очки и поднял руку, подавая знак кому-то, стоящему на верху ущелья. Орочимару и Саске с нагрузкой в виде Хидана спустились вниз. Свой бой они, видимо, закончили уже достаточно давно: нукенин уже даже не орал — у него явно было время успокоиться. Он был жив, и даже не сильно поврежден — но из всех его ключевых суставов торчали кунаи, напрочь лишая возможности двигаться. Канкуро поднял недовольный взгляд. Сил сердиться у него уже не было, но он все равно недовольно проворчал: — Серьёзно? Ты решил притащить сюда именно его? — У меня не было времени, — вяло огрызнулся Наруто. — Орочимару-сама бывает жесток в методах достижения своих целей, но он исключительно честен и щедр с теми, кто оказывает ему услуги, — вступился Кабуто вместо него. Канкуро только фыркнул. Сам Орочимару вообще не удостоил разговор вниманием; он был слишком занят восторженным разглядыванием Хидана, неприлично заинтригованный его бессмертным телом. — Хрена себе, помер, — удивленно прокомментировал тот смерть товарища, наконец разглядев среди уймы нитей его безжизненное тело, и тут же, взглянув на Орочимару снизу вверх, добавил, — Слушай, безбожник ебаный, я передумал. Что именно он там передумал, Наруто не знал, и вскочил, когда санин, просияв, — а на его змеином лице это выглядело достаточно жутко — начал вынимать удерживающие Хидана кунаи. Тот встал, с удовольствием потянулся, закидывая руки за голову. Нападать он не спешил. — Что? — бросил он в ответ на настороженные взгляды, задрав бровь, — В этой блядской организации мне обещали гору ништяков и веселья, а пока что я получал только гору первоклассного дерьма. В пизду их. Кабуто обреченно пробормотал: — Это даже хуже, чем Таюя. Наруто заочно пожалел его. Судя по всему, Орочимару и Хидан спелись, а раз так, то Якуши еще предстоит с ним работать. А затем просиял вслед за санином, поняв, что с этого неожиданного союза может обломиться ему: — Эй! Хидан, так? — Чё те, пацан? — нукенин, которому даже вернули его косу, был на редкость благодушен. — Акацуки на днях захватили в плен одного человека. Не в курсе, где он? Мужчина всерьёз задумался, прижав ладонь к подбородку. Затем сказал, равнодушно пожав плечами: — Не, вообще ничего похожего. Но я точно знаю, что на ближайшие базы никого не притаскивали, — и, что-то прикинув, — Разве что, Лидер к себе в Амегакуре упёр. Наруто не знал, радоваться ему или сожалеть. То, что и Джирайя, и Обито оказались в Деревне Дождя, могло закончиться как очень хорошо, так и очень плохо.***
У них у всех не было времени на лишние разговоры. Орочимару, очарованный Хиданом, откланялся поспешнее всех. Песчаным шиноби требовалось наводить порядок в деревне: успокаивать Старейшин и отменять чрезвычайное положение. А Наруто и Саске давно было пора в деревню, пока их не хватились; да и уже давно следовало доложить ситуацию Пятой. Цунаде, узнав, что Обито пропал, а Джирайя отправился в Амегакуре и пропал, первым делом проломила стол. Но затем, вдохнув и выдохнув, приказала ждать. Узумаки, до глубины души возмущенный, попробовал уломать жаб переместить его — но те были полностью солидарны с Сенджу. Впрочем, они согласились вернуть его в Суну, и теперь он, тревожный и безрадостный, околачивался на пустой кухне. Первой домой вернулась Темари. Он чуял её чакру, слышал, как она разувается на входе и — гулкий стук — видимо, ставит веер. Она сразу, не поднимаясь к себе, вошла на кухню, и почти не удивилась незваному гостю. — Привет, — тихо кивнула она, проходя к плите. Только сейчас Узумаки заметил, насколько сильно девушка устала: бледная (обескровленная?), с глубокими синяками под глазами, она упрямо держалась на одной гордости. — Давай я, — сказал он, мягко отбирая у Темари турку и ступку с зёрнами. Он, конечно, не лучший повар, но с кофе справится. Девушка не стала протестовать. Её лица коснулась тень улыбки; она позволила себе опуститься на стул и подпереть голову руками. Наруто молча истолок зёрна и, только поставив турку на огонь, неожиданно даже для себя осмелился задать вопрос: — Темари, а что ты думаешь о Шикамару? Позади него раздался глухой, но добрый смешок. — Так заметно? — Нет, — признался он, — Просто ну, знаешь. Видение будущего. — Вот как. Кофе начал закипать, и Наруто прервал разговор, чтобы снять его с огня и разлить по двум кружкам. Темари с благодарностью приняла свою и, хоть в комнате было жарко, обхватила её обеими руками, будто согреваясь. Узумаки отзеркалил её жест. Немного помолчали. — Знаешь, — наконец произнёс он, не вполне понимая, зачем вообще это рассказывает, — Я изменил будущее уже во многом, но почему-то никогда не сомневался в том, что все переженятся точно так же. А сегодня увидел тебя с Кабуто, — он отпил кофе, прежде чем продолжить; поспешный глоток оказался слишком большим, и напиток предательски обжёг язык, — Глупо, да? Наверное, мне просто нравилось думать, что все мои друзья, — «и я» осталось непроизнесенным, — нашли свои родственные души. Сейчас ему уже так не казалось, наоборот, резко бросались в глаза несостыковки. Темари, с рождением сына растерявшая всю свою смертоносность, и, если совсем честно, индивидуальность. Шикамару, в принципе всегда нелестно отзывающийся о женщинах, и не утративший эту привычку в браке. Это — счастливая семья? Он поднял взгляд. Темари смотрела в свою кружку, но уловила перемену в его настроении. — Думаю, я была счастлива, — неуверенно улыбнулась она уголком губ, — Он умный. И красивый. Я была бы горда таким мужем. Гордость для песчаной воительницы много значила, это было сложно не заметить. — А Кабуто… Она не смогла продолжить, но этого и не требовалось. Он видел, как, перед тем как разойтись, эти двое до последнего тихо переговаривались между собой. Но, с другой стороны, Якуши напрямую подчинялся человеку, являющемуся персоной нон грата в её деревне. Цугцванг. И они снова разделили уютную тишину на двоих, размышляя каждый о своём. Разрушена она была только с приходом Канкуро и Гаары. — Кофе еще горячий, — сказал Наруто вместо приветствия, когда они ввалились на кухню. Канкуро, в отличие от сестры не скрывающий усталость, сильно сутулился, и такие мелкие вещи как лишние люди в его доме не могли пошатнуть его тотального, изможденного равнодушия. Он хмыкнул, воспользовавшись советом налил себе кофе и облокотился на стену, закрыв глаза. Больше в турке ничего не осталось, и Узумаки передал Гааре свою кружку, опустошенную на четверть. Тот, холодный и собранный, будто и не переступал порога своего дома, машинально принял её. Он приходил в себя очень медленно. Наруто видел, как постепенно расслабляются его плечи, светлеет взгляд, из позы исчезает выражение ледяной безжалостности. Наконец, Гаара отставил пустую кружку и откинулся на спинку стула, окончательно становясь самим собой. — Мы справились, — удовлетворённо резюмировал он, и это были первое, что Наруто от него услышал за весь день, и, без перехода, продолжил, — Кого у тебя похитили? Взгляд обращенных к нему бирюзовых глаз был требовательным, но не враждебным. Гаара не спросил ни о том, как так произошло, что он связался с Орочимару, ни о том, почему они позволили Хидану уйти. Единственное, что его всерьёз интересовало — это то, что у Наруто тоже были проблемы. И, конечно, Узумаки выложил ему все события последних дней. — Амегакуре, значит, — хмыкнул песчаный шиноби, когда Наруто закончил, — Ясно. И крепко о чем-то задумался.