Прийти к миру снова

Не прошло и нескольких минут, когда Гаара отмер, быстро крепко сжал переносицу, стряхивая усталость, и просто сказал: — Ладно. Думаю, я знаю, что можно сделать. Наруто ошалело поперхнулся воздухом. Он искренне не представлял, что вообще можно было здесь придумать… Ну, кроме штурма Амегакуре, разумеется. И тут же весь подобрался, готовый слушать план. Объяснений, однако, не последовало. Вместо этого, песок притащил Гааре свиток и чернильницу, и тот, разложив их прямо за обеденным столом, принялся быстро что-то писать. Узумаки было потянулся заглянуть в письмо, но сразу же сдался: письмо было зашифровано, и он решительно ничего не понял. Зато поняла Темари. Узнавание и неодобрение промелькнули в её глазах, и Наруто даже не успел спросить, в чем дело, настолько молниеносно она наябедничала: — А Гаара списывается с Акасуной. Это было так… неправильно, что Наруто даже не сразу понял, что она имела ввиду. Гаара на секунду перестал писать, чтобы поднять на нее строгий взгляд: — Сестра, ты жалуешься на меня человеку, приведшему в деревню Орочимару, — тон его, однако, не был суров, скорее, его это несколько забавляло. — Это не одно и то же! — вспыхнул Узумаки прежде, чем подумал, но сразу же стушевался: на самом деле, это было резонное замечание. В уголках губ Гаары заплясала ухмылка. Это только злило сильнее: ничего веселого в этом точно не было. Это было ужасно опасно, и неоправданно рискованно, и… — Да как ты вообще умудрился! — простонал Наруто, пряча лицо в ладонях. — Ну, — охотно отозвался Гаара, не прекращая быстро писать, — Он любит держать руку на пульсе событий. Предпочитает иметь повсюду своих шпионов. Так что, конечно, когда я нашел способ связаться с ним, он схватился за эту возможность. Полагаю, я показался ему… полезным. Он даже не пытался скрыть самодовольство в голосе. — Мы ведь говорим об одном и том же беспощадном смертоносном психопате? — Третий Казекаге доверял ему и был убит, — ляпнула Темари будто между прочим. Наруто показалось, что она больше хочет раззадорить его, чем поддержать. Это было вполне в ее духе. Назло ей, он постарался взять себя в руки и выслушать Гаару с пониманием. — О человеке, фактически, убившем себя… дважды. Да, полагаю, особенно стабильным его не назовешь. Узумаки нахмурился. Он опять чувствовал себя каким-то дураком, абсолютно не понимая, куда Гаара клонит. Тот, наконец, поставил последнюю точку и, оставив свиток высыхать, обратил своё внимание на Наруто. Под цепким взглядом болотных глаз было почему-то жуть как… странно. Узумаки, избегая его, опустил взгляд ниже, на по обыкновению сложенные домиком пальцы юноши, но и это не избавило его от непонятного ощущения. Немного легче стало, только когда он уставился на песчаную стену позади Гаары. — Талантливейший шиноби песка с неопределенной лояльностью, которому мне, так получилось, есть что предложить? Позже, если появится определенность, на совете Старейшин я заявлю, что это даже не обсуждается. Однако, если тебе есть, что сказать… Ого. Это было приятно. Наруто задумался. Конечно, Коноха не раз закрывала глаза на военные преступления. В «прошлом» они негласно сотрудничали с Саске и Орочимару, и даже сейчас они покрывают Обито, и готовы взять под свое крыло многих других… не он ли надеется переубедить Нагато? Но Акасуна Сасори… Это было чем-то совсем иным. Он был непредсказуем, чертовски опасен… «И неоценим» — шепнул Кьюби изнутри. Наруто не мог не согласиться. Если только Гаара найдет способ обуздать это стихийное бедствие… «Не недооценивай меня, Узумаки Наруто» — всплыло с глубин памяти. — Я доверяю твоему решению, — твёрдо сказал парень, поднимая взгляд. Он не заставит друга думать, что он в нём сомневается. — Спасибо, — прозвучало в ответ с искренней благодарностью. Темари на фоне закатила глаза с громким вздохом. Гаара хмыкнул, и, удостоверившись, что чернила высохли, скатал свиток. — Мне пришлось сообщить ему несколько ключевых фактов, которые он, вероятно, высоко оценит. Об Эдо Тенсей, в частности. Ну, пока что это вызывало у Наруто только желание немедленно сжечь свиток. Гаара поспешил продолжить: — Он человек песка, а значит, человек чести. Наруто… ничего об этом не знал? Вот прям вообще ничего. Он мало знал песчанников, — почти никого, помимо этой семьи, и они все, ну, были просто хорошими людьми с несколько суровым культурным наследием? В любом случае, он сделал вид, что поверил. Судя по мягкой усмешке Гаары и мрачному «фу, невежа»-взгляда от Канкуро, не очень правдоподобно. — Он… посодействует в нашей проблеме, я уверен. Так или иначе. *** Наруто не верил в порядочность преступника до тех пор, пока через пару дней не вернулись Джирайя с Обито — вместе, относительно невредимые, разве что смертельно уставшие, — и после не верил, пока они, докладывая о своем побеге, не признали: им кто-то почти незаметно, но очень вовремя помогал. Проникаться уважением к Акасуне не хотелось. Это могло дорого им всем обойтись. Новостей, несмотря на длительность вылазки, его учителя почти не принесли. Зецу, растеряв основные свои фигуры, крепко вцепился в Нагато, и Джирайе даже не удалось к тому толком подобраться. Выглядел тот ужасно разочарованным. Наруто втайне радовался и надеялся, что это сбило его острую потребность самоубиться об бывшего ученика. — Он начал стремительно сдавать позиции, и попытался закончить всё одним точным ударом, — подвёл итоги Джирайя, — к счастью, моё нахождение в Амегакуре помешало ему разобраться с Обито, а детям удалось отбить Казекаге, устранив заодно членов Акацуки. — У него стало еще меньше людей, а лояльность большей части оставшихся сомнительна, — серьезно кивнула Цунаде, — Уверена, он тоже заметил, что вам помогали. Это сделает его подозрительнее. — Сейчас им даже не хватит людей, чтобы запечатать биджуу в статуе, — заметил заодно Обито. Все переглянулись, приходя к общей мысли. Озвучил её Джирайя: — Он затаится. Затаится и перегруппируется. «Незаметно» подслушивающие под окнами Наруто с Саске переглянулись тоже. Узумаки вздохнул. Его «знание» переставало хоть чего-то стоить. *** С другой стороны, им это тоже давало время. С каждым месяцем ледяные тиски, сжимающие легкие Наруто с тех самых пор, как у него случилось видение, разъезжались еще на миллиметр. Его друзья взрослели, все больше походя на тех, кого он помнил — сильнейших шиноби Конохи. Больше всех его радовала Сакура. Он боялся, что без ухода Саске та не будет прилагать столько усилий, и был рад, что ошибся. Старание и жажда превосходства просто были самой сутью девочки, теперь ему сложно было этого не замечать. От Учихи здесь ничего никогда не зависело. А больше всех удивляла — Хината. Когда-то, еще в Академии, они здорово сдружились; но сейчас пересекались всё реже и реже, причем, не по вине Наруто. Сейчас она все больше времени проводила внутри своего клана, с Нейджи и Ханаби. Походило, что клан Хьюга, наконец, оценил свою принцессу, и не собирался упускать снова… Наруто не мог понять, как он к этому относится. Если бы Хината выглядела недовольной, он бы воспротивился — но она не выглядела. Саске его, как обычно, пугал. Новой его навязчивой идеей было убийство всех старейшин Конохи. Обито пытался его отвлечь, забирая на тренировки все чаще, дольше и дальше от деревни, но становилось только хуже: тот был все больше уверен в своих силах и Наруто всерьез опасался, что однажды обычным беззаботным вечером просто проморгает атаку Учихи. Сам он тренировался с Джирайей — прямо как в тот раз; правда, не покидая Конохи. Повторял старое, удостоверяясь, что все еще способен на него в новом времени, и изучал новое. Эти пара лет проходили куда захватывающей. Гаара же… — Наруто потянулся к одному из редких писем, отцепляя его от жабы-курьера, — Гаару он почти не видел. Это было ожидаемо. Тот взвалил на свои плечи все обязанности Казекаге, плюс бодания с их местными старейшинами по поводу и без, плюс необходимые реформы, вроде открытия Академии шиноби… Наруто понимал. Он пробегал взглядом по письму с легкой улыбкой, читая полуотчет-полужалобу на очередные выходки стариков-старейшин, но насторожился на одной, словно пытающейся затеряться среди других строчке: «… и думал, ты захочешь знать: Акасуна Сасори (полностью амнистированный полгода назад) …» — Наруто ухмыльнулся. Гаара дописывал это каждый, каждый раз с тех самых пор, как смог добиться такого решения. Узумаки подозревал, что его друг тоже не лишен был той природной вредности, так ярко раскрывающейся у его сестры. Впрочем, ухмылка эта сразу померкла. Ни одна из причин, по которой Гаара бы завел такой разговор, ему не нравилась. — «…наконец, собирается нанести визит в Суну этим вечером». Наруто обессиленно уронил голову на стол. Затем чуть приподнял и стукнулся еще пару раз, для надёжности. Несмотря на тихие времена, как бы он был благодарен, если бы его друзья не пытались самоубиться самыми изощренными способами хотя бы неделю. *** Конечно, Наруто немедленно вынудил жаб переместить его в Суну. И теперь он очень старательно делал вид, что Ни Капли Не Волнуется. Он прекрасно знал, каких чудовищных усилий Гааре стоило заткнуть каждую глотку. Ему пришлось иметь дело со стариками, которые помнили Сасори и для которых убийство третьего Казекаге было чем-то личным, и с молодежью, которую воспитывали на страшных сказках о нем. Доказать им, что он не тупица; и понимает, что делает. Остановить потом поднявшуюся волну грязных слухов, что «два монстра спелись». По мнению Наруто, Акасуна не стоил таких усилий. Он понимал, что Сунагакуре — маленькая деревня, суровый климат которой существенно сдерживает её развитие, и горстке шиноби, воспитываемой в ней, приходится прилагать огромные усилия, чтобы отстаивать свою страну в многочисленных войнах. Кроме того, даймё страны начал урезать бюджет деревни, все больше полагаясь на наём шиноби из других стран, еще до рождения Гаары. Но… Ладно, он понимал. И не собирался быть для Гаары еще одной проблемой. Он просто… побудет здесь, и удостоверится, что все прошло гладко. Ничего такого. Наруто немного утешало, что он был не один. Темари и Канкуро занимались тем же самым, как можно ненавязчивее отираясь поблизости Гаары. Получалось у них не очень хорошо, и Узумаки был уверен, что сам справляется еще хуже. Казекаге, тем не менее, их терпел: или, скорее, предпочитал не замечать, вплотную занявшись бумагами. Остальные шиноби песка не были так тактичны. Неизвестный Наруто джонин ворвался к ним в начале седьмого, взволнованно докладывая: — Акасуна Сасори вошёл в деревню! Гаара сохранил внешнее спокойствие, отрываясь от бумаг, но Наруто заметил, как на короткую секунду взметнулся песок с пола — и опал обратно только будто с видимым усилием. — Господин Акасуна возвращается домой, Джуно-сан. Вы не обязаны докладывать мне о его передвижениях. Вернитесь к своему посту. Шиноби, сконфуженный, поспешил сбежать едва ли не быстрее, чем зашёл; и только когда за ним захлопнулась дверь Гаара позволил себе нахмуриться и сжать переносицу в задумчивости: — Странно. Темари и Канкуро отвлеклись от наброска очередного эскиза марионетки, обратив своё внимание на брата, и тот пояснил: — Сасори известен своей пунктуальностью. И он рано. Ответ они узнали вскоре, когда другой шиноби ворвался, чтобы несколько нерешительно доложить: — Акасуна направился в резиденцию Чиё-баа-сан. Скрывать раздражение Гааре давалось всё сложнее. — Это и его дом тоже, Танаки-сан. Вы хотите оскорбить его слежкой? Нарушая приказ за приказом, вы позорите меня перед иностранным гостём… Наруто удивленно вскинулся. Позорит? Его люди доверяют ему, как это вообще … Его сбил с мысли еще один ворвавшийся джонин: предыдущий еще даже не успел уйти. — Акасуна и Чиё-баа-сан вступили в схватку! Наруто вскочил. Надо было бежать!.. Его остановил резкий голос Гаары: — Кто атаковал первым? Джонины переглянулись. Наконец, тот, кто появился последним, чуть задумавшись, припомнил, сам удивляясь своим словам: — Старейшина Чиё. — Не вмешивайтесь и не позволяйте вмешиваться другим. Вы уже нарушили один приказ, надеюсь, в этот раз вы меня не подведёте. Свободны. Едва они покинули кабинет, Гаара позволил усталости отпечататься на своём лице: — У меня определенно есть вопросы к экзамену на джонина. Наруто был… шокирован. Когда он становился Хокаге, его авторитет героя войны и спасителя Конохи был непререкаем. Он знал, что Гааре приходится непросто, но до этого он плохо представлял, насколько. Но, кажется, тот справлялся. Не прошло и десятка секунд, как он провёл рукой по лицу, словно стирая усталость, и снова принялся за бумаги. Чудовищная выдержка. И она окупилась. Ровно в восемь вечера, как и было оговорено, Сасори Акасуна без стука отворил дверь кабинета. Наруто на несколько мгновений завороженно засмотрелся. Ничто во внешности вошедшего юноши не позволяло подумать, что это убийца сотен. Он выглядел таким… хрупким. Чувство неправильности, возникающее каждый раз при мысли об этом человеке, захлестнуло его с головой. Особенно не вязался со всем, что он знал, протектор деревни песка — не перечеркнутый — соседствующий с плащом Акацуки. Его взгляд зацепил полоску свежей крови, запекающейся на его рукаве — и на мгновение в нём успело вспыхнуть сочувствие к хрупкому юноше — — прежде чем он вспомнил что тот был куклой. У него не было крови. Это была не его кровь. Каким же он, блядь, был жутким. Сасори перехватил его взгляд и нахально усмехнулся. Он прекрасно знал, что был пугающим. Он знал даже, что само присутствие Наруто здесь обусловлено только тем, что одни слухи о нём заставляют не на шутку беспокоиться. И — что самое невыносимое — сам он, в центре деревни, каждый шиноби которой был готов ополчиться на него в любой момент, ничего не боялся. Наруто насупился, готовый драться, когда потребуется. — С возвращением, Акасуна-сан, — поприветствовал гостя Гаара, выступая вперёд, навстречу. У него получилось звучать бесстрашно и почти доброжелательно. Наруто от всего отвлекся, на секунду засмотревшись на его бледное, решительное лицо. Он знал много самоотверженных и смелых людей, но Гаара всегда был… Нахальная усмешка Сасори тоже потухла, чтобы через секунду смениться на другую, с легким оттенком одобрения. — Я приношу свои извинения за Старейшину Чиё. Она ослушалась приказа. Сасори склонил голову набок. Усмешки на его кукле получались очень правдоподобными, но этот жест словно нарочно выглядел каким-то ненастоящим. — Не стоит уделять такое внимание семейным ссорам, Казекаге-сама. Он что, выгораживает её? Неспешный разговор двинулся дальше. Наруто понемногу расслаблялся. Похоже, что всё было… не то, чтобы хорошо, но… У Гаары всё было под контролем. *** Ночью они с Гаарой забрались на крышу самого высокого здания в деревне — Резиденции Казекаге. Почти полная луна светила с безоблачного неба, делая ночь удивительно светлой. Было по-пустынному холодно, но нагретый за жаркий день камень еще отдавал тепло, не давая им замерзнуть. — Это было круто! — поделился Наруто впечатлениями о сегодняшнем вечере, и немного замешкался. «Круто». «Круто» явно не передавало всего того, что он чувствовал. Он попробовал еще раз: — Удивительно! — нет, все еще не то, — Ты удивительный! Гаара перевел взгляд с луны на него. — Ну, я думаю, что это ты удивительный. Наруто рассмеялся. Что-то такое Гаара говорил ему множество раз за обе жизни. Он отсмеялся, а Гаара всё смотрел на него с весельем и чем-то еще в глазах. Чем-то, что Наруто так часто видел, но до сих пор не понимал. Когда он увидел это впервые? — А я понял, почему тот я говорил, что ты его лучший друг. — Потому что я был его лучшим другом? — Хм. Это воспоминание совсем не помогало. Зато неожиданно помогло другое. «Ты удивительный, Наруто-кун». Так всегда смотрела на него Хината. Наруто моргнул. Этого… этого просто не могло было быть. Мужчины не чувствуют такого к мужчинам, разве нет? Гаара не может чувствовать такого к нему. Наверняка, он ошибается. Гаара окинул его своим цепким взглядом и тоже переменился в лице. — А, догадался, в конце концов, — и перевел взгляд обратно на луну, — Впрочем, я особенно никогда не скрывал. Он не ошибался. Наруто, напротив, не мог оторвать от него взгляда. — Гаара, я… — пришлось заставить себя сделать вдох, легкие почему-то сжало, — Я даже не знаю что сказать. — Тогда ничего не говори. Он казался таким спокойным. Таким… смирившимся? Наруто подумал, что мог бы обнять его сейчас. Мог бы поцеловать, и он бы ответил. Примерно так же он думал, когда узнал о чувствах Хинаты. Гаара вновь посмотрел на него, не выдержав его долгого взгляда. Его глаза, обычно болотного цвета, в тусклом ночном освещении казались непривычно темными. У Наруто почему-то в животе будто затянулся тугой узел. Такого… Такого рядом с Хинатой он никогда не чувствовал. Его будто силком тянуло к встревоженному юноше перед ним. Словно толкало в спину, под руку; ему приходилось прилагать усилия, чтобы сопротивляться этому, почти как при гендзюцу. В голове вихрем проносились тысячи мрачных мыслей о самом плохом. Они оба мужчины. Они никогда не смогут никому рассказать. У них не будет настоящей семьи. Они крепко привязаны к своим деревням. У их стран может быть конфликт интересов. Наруто кивнул всем этим мыслям, соглашаясь с ними, и поцеловал Гаару. Он почувствовал, как чужие сухие губы расползаются в улыбке, прежде чем ему, наконец, ответили. Песок накрыл их просторным куполом, пряча от любого, кто осмелился бы полюбопытствовать. Сразу стало темнее. И жарче — настолько, что это нельзя было списать лишь на отсутствие ветра. Наруто чувствовал, словно загорается изнутри — со смущением он обнаружил, что чувство не эфемерно: от него в самом деле начал валить пар, будто он был в форме лиса. Хотя он не был. Он перестал беспокоиться об этом сразу же, едва только Гаара притянул его ближе, углубляя поцелуй. Чужая ладонь касалась его скулы — и, ками-сама, какой же она была ледяной. Гаара всегда замерзал на крышах так сильно? Это было бы ужасно. Наруто накрыл её своей, чтобы поскорее согреть. Но ладонь — ладонь это была такая мелочь — он скользнул дальше по руке, к плечу, и остановился на лопатке. Замерзшим, всё было таким замерзшим — он не мог думать ни о чем, кроме того, чтобы немедленно его согреть. Он сгрёб Гаару в свои объятья, прижимая целиком к себе, и тому пришлось прервать поцелуй, чтобы усесться поудобнее — усесться поудобнее на нём, ками-сама. На несколько долгих секунд Наруто уткнулся в чужую ключицу, отчаянно зажмурившись, просто чтобы перевести дух; а когда вернулся к поцелую, ощутил довольную, сытую ухмылку. Это… ободряло. И совсем не помогало сдерживать его звериное, навязчиво горящее желание вскинуть бёдра и потереться о Гаару своим давно вставшим членом. Он снова прерывает поцелуй, чтобы, закусив щеку изнутри, сдержать это грязное, стыдное желание — но тут Гаара трётся об него сам. Это выбивает весь воздух из его легких. У Гаары тоже стоит, у Гаары тоже стоит на него — это, вроде, не должно удивлять? но он почему-то просто в восторге, он перехватывает его руку, и целует его восхитительные пальцы в нелепой попытке отвлечься — но только проваливается еще глубже. Они трутся друг о друга без какого-либо ритма — это так чертовски приятно, что Наруто почти не жалеет, что приходится снова разорвать поцелуй. Особенно, когда он обнаруживает, что может зацеловывать чужие скулы и шею, вдыхать полной грудью запах, утыкаясь носом в ямку над ключицей, крепко сжимать чужие бедра, выравнивая темп… Они оба очень быстро кончают — кажется, Наруто все-таки первый, но он ни за что не сможет вспомнить точно. Перед глазами расходятся яркие круги от избытка чувств, а в голове звенящая пустота. Это к лучшему: думать ему не хочется. После они лежат, обнявшись, на всё больше остывающей крыше. Наруто сжимает Гаару так сильно, словно это может помочь объяснить всё то, что он не в силах выразить словами. Гаара перебирает его волосы — и Наруто молится, чтобы тот продолжал улыбаться, как улыбался, но не может заставить себя посмотреть. Почему в некоторых вопросах он такой трус? Он хотел бы просто лежать так вечно, но чужой хриплый голос вскоре разрезает тишину: — Пошли… пошли в дом. Ночи в Суне холодные. *** На кухне — неожиданно для такого позднего часа — обнаружилась Темари, кипятящая воду у плиты. Оценив взлохмаченный, не оставляющий простора для воображения вид своего брата, она тут же бросила все свои дела, чтобы присвистнуть: — У-у! Кто-то хорошо отпраздновал очередную победу. Кто эта счаст— Не успев оценить ситуацию, вслед за ним на кухню ввалился Наруто. Темари посмотрела на него, на Гаару, снова него, и совершенно нехарактерно для себя ругнулась: — Ой, блять, — закрыла глаза, глубоко вдыхая, чтобы на выдохе выдать более осмысленное, — Ой бля-я-я-я-ять.