Прийти к миру снова

«Отроем»? Наруто задумался. Они были сильными шиноби, но чьи техники могли бы подойти, чтобы рыть? Можно было попробовать расенган, от него остаются большие вмятины… Пока он думал, Гаара соорудил столб песка, и заставил его вращаться — пока неспешно, но он быстро разгонялся. Наруто рассматривал конструкцию с недоумением, пока песчаный джинчуурики не уменьшил нижнюю часть колонны, расширив верхнюю; и до Узумаки дошло. Это же бур! И это могло сработать! — Они должны быть там! — задал направление он, указывая, откуда чувствует чакру. Песчаный бур впился в землю; куски земли полетели во все стороны. Наруто блокировал несколько, сплёвывая пыль, но ухмыляясь: штуковина оказалась чертовски эффективной! Гаара пошатнулся, и Киллер Би подхватил его, подставив своё плечо для опоры. Улыбка сразу спала с лица Наруто: это должен был сделать он. Не вполне отдавая себе отчёт в том, зачем он это делает, он подошёл к ним с требовательным: — Я ему помогу. — Йоу, пацан, ты сам как не свой, я поддержу его, как никто другой… Это было худшее время для рэпа. — Я ему помогу, — чуть не прорычал он, и Би всё же отошёл. Посмотрел на него как на умалишенного, но отошёл. Вес Гаары, пришедшийся на его плечо, казался приятной тяжестью. Они зарывались в землю и дальше, прорывая тоннель с небольшим уклоном, и совсем скоро оказались под землей. Некоторое время свет с поверхности еще проникал, и, чтобы не стало совсем беспросветно, Гааре пришлось еще и выбить вертикально «окно» наверх — точнее, по мере их продвижения, несколько окон. Наруто это понемногу начинало нервировать. Тот был джинчуурики, и его запасы чакры были огромны — но не бесконечны. Подумаешь, прошли бы немного в темноте… Он не успел развить мысль, когда Гаара рассеял бур, хмыкнув: — Кажется, пришли. Толща земли закончилась, приведя их к горной породе. Узумаки чувствовал огоньки чакры совсем близко — оставалось только пробить стену. Он обернулся с немым вопросом: все ли были готовы? Ему ответили сосредоточенными кивками; и он пробил стену мощным расенганом. Нельзя было дать Нагато отозвать статую. У него было не так уж много времени, до того, как тот поймёт, что происходит. — Вперёд, Курама! Всю небольшую пещеру заволокло чакрой лиса, завершая трансформацию. В прошлый раз было проще: Обито сам вывел зверей наружу. Но сейчас он знает, как это делается; знает, что держит их внутри. Наруто полез в рот демонической статуи, раздирая лисьими лапами его челюсти. Краем глаза он заметил, как Би сразу схватился за чакру Гьюки, силясь перетянуть её из статуи обратно; а Кабуто и Гаара обратились к тем двум членам Акацуки, что были здесь в «живом» виде. Он распахнул пасть, собирая шар хвостатого у раскрытого рта, и выдохнул им в открытый рот Статуи — это должно было помешать ей откусить ему лапу, когда он… Он потянулся внутрь, в её горло, — пришлось залезать глубже, чем стоило бы, погружаясь внутрь по плечи, хвостами помогая оставлять челюсти Статуи раздвинутыми — и схватил что-то с загнутым рогом. — Сон Гоку, — позвал он наудачу, полагаясь на то, что, услышав своё имя, хвостатый доверится ему, — Помоги мне. Я друг. И потащил. Сначала тянулось легко, но потом резко стало совсем невозможно — будто цепь, до этого провисающая, натянулась. Вслепую, он другой рукой нашарил штырь; и в дикой тесноте напрягся, чтобы вытащить его из хвостатого. Получилось — выбило из него рваный вдох — у него получилось. Сон Гоку свободен. Осталось всего пятеро. И совсем не осталось времени. Пейн понял, что он замыслил, и начал отзывать Статую. — Не позволю, — проревел Наруто, снова зарываясь внутрь, надеясь успеть вытащить хоть кого-то еще, — Не дам! Руку обожгла чья-то шерсть. — Мататаби, — узнал он, — Пойдём. Статуя всё почему-то не исчезала, — почему так? — и он обернулся вовремя, чтобы хвостом отразить чужую атаку; и понял. Статуя исчезла. Он не заметил этого, потому что он исчез вместе с ней. Теперь он был в Амегакуре, один, против Шести Путей Пейна и Конан. Гаара его убьёт. *** Хотя, вообще, все же не совсем один. Он успел достать Двуххвостую, и она, быстрее него сообразив, что к чему, уже зарывалась обратно в рот Статуи, спасая остальных. Наруто перевёл свой взгляд на мужчину и женщину, которые пока не торопились нападать — так были уверены, что смогут запихать всех обратно? Спокойный, решительный взгляд Конан и злое, упрямое выражение лица Нагато разбивали его сердце. Они не были плохими людьми. Он не хотел их убивать. — Вот ты, значит, какой: новый ученик Джирайи. Признаю, я тебя недооценивал. — Я хочу поговорить. «Мы недолго сможем поддерживать такую форму» — напомнил Курама изнутри, и Наруто вздохнул. Он знал. Но он всё равно хотел потратить драгоценное время на разговоры. Но они не хотели. Гигантская многоголовая собака напрыгнула на него из-за спины; Наруто без труда отразил атаку одним из хвостов, но намерения собеседников это прояснило. Ладно. Он побеждал их раньше, победит и сейчас. Правда, тогда их было пятеро, и не было Конан, и ему не нужно было оборонять Статую… Наруто сжал кулаки — неважно. Это не будет просто, но он справится. *** Очень скоро Узумаки понимает, что был слишком самонадеян. Он думал лишь о Пейне, о его Шести Путях, о том, как слаженно они работают в команде — и он чертовски недооценил Конан. Это был огромный просчёт. Наруто знал, что она первоклассная куноичи — но он никогда не встречался с ней в битве, и не осознавал, насколько. Кроме того, она оказалась неудобным противником лично для него. Была бы у него стихия огня или хотя бы воды — и всё было бы гораздо проще; но листы бумаги, развеиваемые и разрезаемые ветром, лишь собирались в целое вновь, чтобы обрушивать на него беспрерывный град атак, не давая сосредоточиться. Когда все звери оказываются на свободе, он командует им: — Бегите. Потому что всерьез опасается, что даже вместе они могут проиграть; и биджуу запрут вновь. Они слишком большие, слишком неповоротливые — слишком удобная мишень, особенно для пути Преты, поедающего чакру. Наруто и свой режим Лиса гасит до чакры, обволакивающей тело, вместо полноценного громадного вида. — Мы не можем бежать, малыш, — шепчет ему Двуххвостая, — Ты помог нам, мы хотим помочь тебе. — Тогда… На Кумо, и, должно быть, на Коноху и Суну напали. Поможете им — поможете мне. Хвостатая склоняет голову, и звери бросаются врассыпную в три разные стороны. Пейн недовольно цыкает — и Наруто понимает, что тот рассчитывал, что биджуу останутся; его берёт холодный пот — и он слишком поздно замечает мощный удар Пути Асуры, лишь частично сумев погасить его силу. Зато теперь тот достаточно близко, и другие не могут его защитить. Наруто щурится и всаживает ему биджуу-расенган в солнечное сплетение. Минус один. По крайней мере, пока Путь Нараки не восстановит его. Узумаки встаёт, вытирая ниточку крови, струящуюся из рта. Он поворачивается к бездыханному телу спиной, намереваясь не дать утащить его — и снова пропускает удар. Курама спасает его, частично сбив атаку проявившимся хвостом и залечивая раны, злится: — Осторожней, малец! Наруто вскидывается, почти не слушая его, всматриваясь в дымную завесу: что пошло не так? Он выбил Путь Асуры — он был в этом уверен, у того была дыра в животе в половину его. Увиденное ему не нравится. У Пути Асуры была дыра в животе в половину его, но он двигался так, будто её не было. Похоже, Нагато тоже времени даром не терял. Путь Нараки все равно поглощает Асуру, отправляя на восстановление — видимо, сражаться так всё же нежелательно, хоть и возможно. Узумаки хмурится, ведёт плечом. В таком случае, чтобы победить ему надо убить Нагато. Или вырубить. Или — это подходит больше всего — вымотать. Тот не сможет сражаться, если у него закончится чакра — и они смогут поговорить. «Ужасный план», — комментирует Курама, но не ворчливо: лис полон азарта. Он всегда был в восторге от ужасных планов. Наруто усмехается этой мировой константе, и создаёт десяток клонов. Числом его не возьмут. Он разбегается в разные стороны, но Нагато не ведётся, не разлучается вслед за ним. Вместо этого, он выбирает выслеживать его клонов по одному. Наруто фыркает: это ненадолго — и, разнюхав откуда веет еще чакрой, выслеживает настоящего Нагато — бросается к нему со всех сторон — и тот, наконец, разъединяется. Не то, чтобы он в самом деле хочет проникнуть в его укрытие — но это удобный шанс вынести самый неудобный путь — путь Преты. Тот подрывник смог поймать Гаару в ту же ловушку, что и в прошлый раз; и это даёт Наруто надежду, что и у него так получится. Спрятаться в расен-сюрикене, чтобы тот подпустил Узумаки близко, полагаясь на свою способность поглощать чакру… Но даже если это сработает, это сработает лишь раз. Путь Преты он должен вынести наверняка. Не дать и шанса на его восстановление. Расщепить до молекул. Он действует, как и задумал — и Прета действительно пропускает удар. Наруто всаживает ему кунай в горло — и пробует разнести его расенганом. Тот всё равно поглощает чакру; и клон, подошедший так близко, хлопается под ответным ударом. Чёрт. Эта хрень с не-убил-даже-если-убил делала один лишь Путь Преты… непобедимым. Недостижимый для атак из чакры, и игнорирующий физические. Наруто скалится. Он нашёл способ достать Обито; этот жалкий труп он уделает тем более. Он так давно не сражался со стоящим противником. Так давно не чувствовал себя совершающим что-то полезное, важное. Так давно не чувствовал себя настолько… собой. Он впадает в раж — в противоречие своим ощущениям, становясь больше лисом, чем Наруто Узумаки — и даже не замечает этого. *** Узумаки останавливается только, когда все тела Пейна разом падают замертво на землю. Острое непонимание заставляет развеяться чакру лиса вокруг него и дым в его голове. Конан тут же распадается на бумажный вихрь, устремляясь куда-то внутрь раскуроченного здания, и он, мгновенно придя в себя, спешит за ней. Они находят Нагато мертвым. Только тогда Наруто вспоминает, что тот мог использовать свои жизненные силы вместо чакры. И, видно, использовал — но не как в прошлый раз, поверив в него; а из последних сил пытаясь его убить. Они так и не поговорили, и Нагато умер несчастным. Как же он облажался. Конан смотрит на него, как на человека, который отобрал у неё последний смысл жизни — и он полностью заслуживает этот взгляд. Она слишком убита горем, чтобы нападать, и Наруто не знает, что ей сказать. То есть, конечно, знает. Он должен сказать, что ему нужно уничтожить проклятые глаза — но этого он сделать не может. — Я не хотел этого, — наконец вырывается у него. Это ничего не меняет. Ноги не держат его, и он садится на пол, только теперь осознавая, насколько выматывающим оказался бой. Конан не плачет — давно разучилась — а вот ему на глаза лезут слёзы. Наруто смаргивает влагу с глаз, опасаясь, что его сопли только оскорбят женщину. Она долго смотрит на него, а затем садится на пол тоже, устало прячет лицо в ладонях — но все еще не плачет. Они сидят в одной комнате с трупом, в нескольких метрах друг от друга; и не знают, что им делать дальше. — Я ненавижу тебя, — подаёт голос Конан спустя некоторое время, но он сух и полон горечи, а не ярости, — Я хочу тебя убить. — Мне так жаль. Молчание опять затягивается. — Ты хотел защитить своих друзей, — снова начинает она, безучастно рассматривая свои ногти. Наруто хотел бы ей все-все рассказать с самого начала до самого конца: и про Кагую, и про то, что в другом времени у Нагато могла быть менее дурацкая смерть — она заслуживала этого больше всех — но в тоже время, ей не было до этого никакого дела. Это ничего не поменяло бы, поэтому Наруто промолчал. Наверняка она чувствует себя, как он, когда была уничтожена Коноха. Только ей потерянное никто не вернёт. — Я хотел, — соглашается он, — Но как бы я хотел, чтобы всё было иначе. Какая глупость. У него и так был второй шанс. Просто он такой неисправимый идиот. — Я бы тоже хотела, — глухо отзывается она. Но время идёт, тяжесть момента проходит. Тело начинает отвлекать его на свои низменные позывы: холодно сидеть на полу, нога затекла. Он все еще обескуражен и подавлен, но теперь он находит силы сказать: — Я должен уничтожить проклятые глаза, чтобы никто больше не смог воспользоваться ими. Конан впервые поднимает на него свой взгляд: он холоден, но она слишком хорошая куноичи — и понимает важность того, чтобы говорить о деле даже в такие моменты. — Никто их не заберёт, — твердо говорит ему она, не прекращая смотреть, — И ты их не заберешь. Ему не стоит соглашаться, но он кивает. *** Такими их находит Гаара. Сон Гоку суёт свой огромный нос в комнату, вынюхав их по чакре, и ворчит куда-то взад: — Здесь твой Девятихвостый. И в следующее мгновение врывается Гаара; песок струится вокруг него, готовый к нападению. Ему требуется секунда на оценку обстановки — и песок опадает, а он дергает Наруто за плечи вверх. Выходит слишком грубо — песчанный джинчуурики все еще в своем ледяном состоянии, в которое вечно переходит во время боя — Наруто знает, что ему нужно время, чтобы оттаять, и не винит его. Кроме того, Гаара старается — принуждает себя чуть аккуратнее перехватить его плечи и вывести, а не вытолкать из комнаты. В двери Наруто все же противится, замирая. Оборачивается назад. Зовёт: — Конан. Женщина снова не смотрит на него. — Мир будет таким, как он хотел. Даю слово. Она не поднимает взгляд, но он замечает на её лице — нет, не улыбку; тень улыбки — но ему этого достаточно. Он позволяет Гааре себя увести. *** Они сидят на руинах высотных зданий под проливным дождём: торопиться им больше некуда. Гаара рассказывает ему о своих похождениях: как Би упросил Четыреххвостого докинуть его до Кумогакуре — оказавшись там, в итоге, быстрее, чем если бы проделал свой путь без встречи с Акацуки; и успешно, хоть и запоздало, отбил атаку. Как Гаара затем рванул на нём в Суну и в Коноху, предположив, что Пейн, как и в прошлый раз, атакует самостоятельно — но наткнулся лишь на других Акацуки, которых, к тому же, успешно сдерживали. Теперь его деревня не посмеет припоминать ему возвращение Сасори — их нового спасителя. Как затем появились другие хвостатые звери — до смерти напугав жителей, так и не понявших, какая гроза обошла их стороной. Но они принесли и новости; и Гаара, чуть повздорив с обезьяной, все же убедил зверя примчаться и сюда. А Наруто и рассказывать нечего; всё было слишком очевидно. Сон Гоку очень нелюбезно предлагает прекратить мокнуть под дурацким дождём и отправиться уже в деревни. Не смотря на показную грубость, это очень щедрое предложение — и Наруто поспешно соглашается, пока тот не передумал. Они вспрыгивают ему на мохнатую шею, и Курама смеется изнутри, что вот он-то никогда бы такого не позволил. Наруто слабо усмехается: этот-то конечно… Путь долог; и он утыкается носом в чужое плечо, вдыхая знакомый запах, усиленный дождём. Это и успокаивает, и раздражает напоминанием: Конан он лишил последней возможности найти утешение у дорогого человека. Мерная скачка все больше успокаивает его, словно убаюкивая. Наруто наконец позволяет себе тихую, постепенно разрастающуюся радость — всё закончилось, теперь всё закончилось. Он справился — нет — они справились. Узумаки хочется как-то сказать Гааре, насколько он его ценит — но сегодня прямо какая-то беда с нахождением нужных слов. Должен ли он сказать, что любит его? Выдать такие слова Гааре кажется чем-то нелепым и совершенно неподходящим; он не может даже сопоставить в воображении — их пару и такие нежно-романтические слова. Тем не менее, — понимает он, — это единственный способ сказать именно то, что он хочет, прояснить всё наверняка. Не просто ценен, не просто дорог, не просто желанен… Он вдыхает, набираясь решимости, и произносит: — Гаара, я люблю тебя. Звучит и правда ужасно. Гаара кидает на него озадаченный взгляд — он еще не до конца оттаял, — и хмурит свои бледные, почти невидимые брови в недоумении: — Я знаю, — думает, что-то перебирая внутри себя; наконец понимает, зачем слова были произнесены, слабо улыбается и произносит в ответ, — Я тоже люблю тебя, Наруто. Узумаки прячет красные от стыда щеки в чужом плече и искренне надеется, что им никогда не придется это повторять.